Божьим промыслом. Серебро и олово

⠀⠀ Глава 5 ⠀⠀

Здесь, уже заканчивая и без того затянувшийся разговор, герцог спрашивает у него:

— Барон, так как вы считаете, что же нам надобно предпринять в сложившейся, мягко говоря, непростой ситуации?

— А что же я могу вам сказать, сеньор? — Волков да, был там, многое увидал, многое понял, но вот чего точно он не хотел, так это давать герцогу советы по этой «непростой ситуации». Вот так дашь совет, а потом, если вдруг, что не сложится, тебя ещё и виновным назначат. При таком-то обер-прокуроре. — Я же в делах геральдических и высоких марьяжах смыслю мало.

— Стоит ли нам ускорить отъезд свадебного посольства? — пояснил вопрос герцога фон Виттернауф, — или подождать пока всё будет готово? Есть ли у нас время ждать?

И тут генерал даёт совет:

— Уж и не знаю, что там в свадебном посольстве надобно готовить до рождества, но если так тянуть надобно, то я бы с тем посольством, а лучше вперёд него, послал бы в Винцлау отряд в пару тысяч человек при толковом командире.

Барон фон Виттернауф лишь смеётся над этими его словами, а граф Вильбург с кислой миной говорит:

— Генералу нашему, лишь бы солдат позволили нанять, да потом пустили его в землю, что побогаче, а уж там на него никакой управы не будет. Он нам там и войну сразу устроит, и главное, обернёт всё так, что будет та война во славу герба Ребенрее. — И так как герцог, да и другие господа, смотрят на обер-прокурора с непониманием, тот и поясняет: — Генерал Фолькоф с одни малым отрядом разорил целую провинцию, вывез сокровищ возы, чуть не подрался с городом Туллингеном, едва принцессу не потерял. А что будет если ему большой отряд дать?

— Не нужен мне никакой отряд, — сразу парирует Волков, — у меня своих дел в Эшбахте и Малене полно, я в награду, — тут он глядит на курфюрста, — хочу просить лишь об одной милости…

— О чём же вы хотите просить меня, друг мой? — сразу интересуется Его Высочество.

— Об отдыхе, сеньор, — отвечает барон. — Прошу вас хоть об одном годе покоя, чтобы все свои дела домашние завершить, хоть немного с долгами своими разобраться. — После чего он кланяется. Судя по лицу, у герцога на его счёт планы были несколько иные, а фон Виттернауф их ещё и озвучил тут же:

— Так значит вы не хотите, барон, возглавить отряд гвардии, охрану нашего свадебного посольства и жениха Её Высочества принцессы Винцлау?

— То большая честь для любого, — и в этом случае Волков абсолютно не кривил душой, это и вправду была большая честь. По сути, человек, возглавлявший охрану следующего маркграфа, мог считаться человеком ближайшего круга высшей знати огромной и богатой земли. Вот только… Барон действительно хотел хоть как-то утрясти ситуацию с Брунхильдой и юным графом Маленом, хотел разобраться со своими нескончаемыми долгами и мечтал оживить разграбленный графский дом в Малене, и наконец… Наконец, достроить замок! Какие ему ещё посольства, какие отряды и путешествия, если у него на реке опять разбойничал родственничек герцога? И посему он закончил вполне твёрдо: — Я всё-таки прошу, сеньор, позволить мне уделить некоторое время себе, моим личным делам. Ибо они прибывают в большим расстройстве. А также делам ваших южных земель, Ваше Высочество, в которых гнусные преступления и откровенные разбои, увы, остаются безнаказанными. — В этом месте граф Вильбург с презрением усмехнулся, выражая свое полное пренебрежение эдаким ловким посылам барона. Но Волков и не думал обращать на него внимания и продолжал: — Тем более, что у Его Высочества, найдутся люди более достойные для подобной миссии.

— Вы уверены, барон? — а вот герцог явно не был доволен этим его пожеланием остаться от посольства в стороне. Он снова тарабанил пальцами по подлокотнику кресла. — Напомню вам, дорогой мой, сама маркграфиня Винцлау просила меня, чтобы я прислал к её двору именно вас.

«… маркграфиня просила… прислать именно вас».

Несомненно! Несомненно прозвучало это двусмысленно, ну, во всяком смысле, для тех, кто умел искать иные подоплёки. И тут Волков подумал, что герцог знает про его «тёплую дружбу» с маркграфиней. Знает, знает… А как иначе? Не зря же умный и улыбчивой барон фон Виттернауф содержит огромный штат всяких мерзавцев-шпионов во всех соседних землях, да и внутри самой Ребенрее. Нет, не зря он тратит на них сундуки серебра. Барон был столько лет в фаворе у прижимистого курфюрста, видно непросто так министр «свой хлеб ест». Не может быть такого, что чьи-то внимательные глаза во дворце не видели их поздних ужинов с принцессой, и не могли умные люди не писать о том министру, а тот, в свою очередь, не доложил бы герцогу, что принцесса за своё удивительное освобождение расплатилась с своим рыцарем-освободителем сполна. А может расплачивалась ещё и с радостью. Кто знает, может и это имел в виде герцог, уговаривая его и произнеся своё многозначительное:

«Вы уверены, барон?»

Но барон как раз был уверен. Конечно, что уж там говорить, принцесса была прекрасной женщиной, но тем не менее возвращаться в Винцлау… Волкову подумалось, что сие будет сродни добровольному погружению себя… В чан с ядовитыми змеями, которые только о том и мечтают, как бы поглубже загнать ему в и так не самую здоровую плоть, свои ядовитые зубы.

Нет, пусть те, кто ищет возвышений, берут на себя смелость участвовать в подобных делах, а с меня довольно. Хорошо, что из того замка вышел, на этот раз, со шкурой не пробитой, хорошо, что городскому быдлу драться было лень на жаре, и хорошо, что во дворце не отравили…

«Довольно с меня чанов со змеями. У меня этих змей и вокруг Эшбахта в избытке. Что ни замок — то клубок. С ними бы управиться».

И уже после всех этих мыслей твёрдо отвечает своему сеньору:

— Ваше Высочество, дома у меня дел накопилось много. И дела те — безотлагательны. Посему прошу меня от высокой чести, быть при свадебном посольстве, освободить.

Естественно, сеньор не доволен просьбой вассала, но отказать ему никак не может. Что ни говори, а вассал проводит в услужении у него много больше времени, чем требует вассальный обет. И тогда герцог соглашается:

— Господа, вы всё слышали, нам придётся найти другого достойного для охраны посольства. — Потом он обращается к Волкову — Барон, мы более не будем злоупотреблять вашим временем. У меня есть и другие вопросы, но их я приберегу для ужина.

Волков встал, поклонился Его Высочеству, ещё раз всем присутствующим вельможам и покинул кабинет. Он и подумать не мог, что следом за ним из залы выскочит молодой наследный принц:

— Барон, прошу вас, подождите.

Генерал остановился:

— Да, Ваше Высочество?

Молодой принц, долговязый и чуть нескладный, немного волнуется:

— Вы же так и не сказали, согласны ли вы прийти завтра на ужин.

Этот ужин с мальчишками был ему абсолютно не интересен, эти титулованные баловни были ему скучны. Но Волков опять вспомнил, что сеньор не вечен, и может так статься, что ему придётся давать вассальную клятву тому самому человеку, который сейчас стоит перед ним и заискивающе интересуется насчёт ужина.

— Конечно же, Ваше Высочество, — отвечает он, и улыбается, — глупо отвергать приглашения тех, кто желает слушать твои старческие россказни. Может быть… Когда банкиры пустят меня по миру, мне придётся своими байками зарабатывать семье на пропитание.

Принц начал, было, что-то говорить ему. Но двери в кабинет курфюрста распахнулись и в приёмной появился статс-секретарь Кайсель, он, поискав кого-то глазами, объявил довольно громко:

— Господин Шеленброк!

И тогда со стула у стены, где сидели многие ожидающие господа, встал один человек. Был он лет средних, и выглядел… Средне. Не бедным, ни богатым. Конечно же Волков видел его не единожды во дворце, и часто в компании со старым канцлером Фезенклевером, но вот не подумал бы уж точно, что это будущий всесильный канцлер Ребенрее.

— Господин Шеленброк, — продолжал статс-секретарь, он делает пригласительный жест к распахнутой двери, — проходите, совет ожидает вас.

Георг Альберт даже и не взглянул в сторону нового возможного канцлера, а барон, проводив Шеленброка взглядом, снова вернулся к разговору с молодым принцем. И обещал тому непременно быть на званом ужине. А принц обещал сообщить уже на ужине сегодняшнем, где будет приходить ужин завтрашний.

Фон Готт, дожидавшийся его, не преминул напомнить:

— Время уже обедать, сеньор. А между прочим, я, и люди ваши сегодня ещё не завтракали!

— Не вы одни, мой друг, не вы одни, — ответил ему генерал, садясь в карету. — И как сатисфакция за сегодняшний завтрак… Завтра возьму вас с собой на ужин.

— И что это за ужин? — заинтересовался оруженосец, закрывая за сеньором дверцу кареты.

— Меня пригласил молодой принц, чтобы я рассказал ему и его дружкам, как было дело в замке Тельвисов.

— Ну, уж рассказывать-то вы мастер! — заметил фон Готт с несвойственной ему иронией.

— Будете зубоскалить — не возьму, — обещает ему генерал, — а ужин намечается богатый. И с музыкой.

— С музыкой? — значит и с танцами. — Тогда больше не буду зубоскалить. Может и девы какие будут из благородных семей?

— Может и будут, — соглашается барон. — А вы что же, фон Готт, собираетесь, никак, жениться?

— А у меня всего два пути, — замечает оруженосец. — Либо я женюсь на девице с приданым, — и он добавляет мечтательно, — хорошо бы если то была землица с мужичками, — тут он возвращается из мечтаний в реальный мир и продолжает уже сумрачно: — либо мне проломят голову в очередной вашей затее. — И пока Волков смотрит на него с укором, заканчивает свою мысль: — Уж лучше жениться.

— То вовсе не факт, — не соглашается генерал. Просит кучера трогать, и они с оруженосцем едут в трактир «Жирный фазан» пообедать, а заодно посмотреть, как там.

⠀⠀

⠀⠀

А дома шум: сыновья, уехав от учителя, празднуют свободу, дерутся во дворе. Молодой барон Карл Георг хотел выйти со двора, стал толкать на запертые после отъезда кареты отца ворота, но средний, Генрих Альберт, кажется, более умный, позвал няньку, та барона успела за руку схватить и на улицу не выпустила, за что он потом со средним рассчитался кулаками. А самый младший сын — Оттон Фердинанд кричал в голос. Это удивило генерала, из трёх сыновей то был самый тихий. На удивление спокойный мальчик. А тут вдруг ор на весь дом.

— Что с ребёнком? — сразу насторожился отец, едва заходя в дом.

— Да ничего страшного, господин барон, всё как должно, всё как должно, — успокаивала мать Амалия, она как раз выносит из комнаты кучу пелёнок в стирку.

— Не страшно? — не верит ей генерал. Он проходит в детскую. — Отчего же ребёнок кричит?

— Живот у него крутит, — сообщает ему жена. — Не волнуйтесь, мой господин, ребёнок не хвор. — И она успокаивает то ли мужа, то ли сына. — Ничего, ничего… Сейчас всё уляжется…

— Но живот же крутит. От чего сие?

— Растёт. Кушать стал много, — поясняет ему супруга, укачивая плачущего сына, — у кормилицы молока не хватает, вот добавили в докорм молока коровьего, а чрево-то не привыкло… Вот привыкает, как обвыкнет, так и перестанет плакать.

— А я говорила вам, — кричит из коридора монахиня. — На козьем, на козьем надобно докорм начинать.

Теперь, когда всё прояснилось, и он понял, что опасности для чада нет, то сразу теряет интерес ко всему происходящему и уходит из детской, напомнив супруге:

— Вы не забывайте, нам сегодня к принцу на ужин.

И идёт наверх, в спальню: раздеться желает, отдохнуть немного после обеда. Но жена, сбагрив младенца то ли монахине, то ли кормилице, уже стучит каблуками за ним по лестнице:

— Господин мой, господин мой!

— Ну, что вам, сердце моё?! — лениво интересуется генерал, останавливаясь возле кресла и Гюнтер начинает ему помогать разоблачаться от одежды.

— Я не пойму, отчего вы раздеваетесь? — с укором спрашивает супруга.

— Как отчего? — удивляется барон. — Утомил меня государственный совет. Долго шёл. Вот и хочу полежать немого. Думаю, что и ужин продлится до ночи.

— А что же, мы за новым платьем не поедем, что ли? — почти с возмущением кричит ему супруга.

— Сердце моё, платье вам уже куплено! — отвечает супруге генерал. — И денег, пока что, на новые наряды у меня нет.

— И как же мне быть? — баронесса, кажется, убита горем.

— Но мы же ещё утром всё обсудили! — напоминает ей муж. Он садится в кресло, и слуга помогает ему разуться. — Я же сказал вам, что лишних денег у меня нет. У меня много долгов, замок стоит недостроен, ваш высокий родственник опять пытался мне устроить новую затею, даже не подумав вознаградить меня за прежнюю, из которой я живой едва ушёл.

— Господи, да за что же?! — восклицает женщина. И Волкова удивляет, что вопрошает она Бога вполне искренне. Нет, сия жена не потеряла мужа, и дети её целы, но в голосе баронессы звучит истинная печаль. Печаль женщины… — Что же мне, на званый ужин идти в старом платье?

— Помилуйте, душа моя, — удивляется барон. — Вашему новому платью и трёх дней нет. Вы были в нём лишь в церкви, да у герцогини на ужине!

— Вот именно, — чуть не плача кричит ему супруга. — Я уже была в нём у герцогини, и что, опять в нём идти?

— Я в одном и том колете по дворцу годами хожу, и что же? — Парирует ей супруг, да ещё посмеивается над несчастной.

⠀⠀