Божьим промыслом. Серебро и олово

⠀⠀ Глава 38 ⠀⠀

Дела, дела, дела… Думал он, когда ехал в прекрасный Ланн, что будет тешить себя роскошным телом Брунхильды, вечером ложиться с нею в постель, и утром просыпаться с нею, так же, как было когда-то давным-давно. Или найдёт своих бывших оруженосцев, и как в прошлые времена пойдёт с ними в превосходные ланнские купальни, где белый мрамор и горячая вода, хорошие повара. Где юные девы и молодые жёны, алчные до подарков и золота готовы восседать за столами полностью обнажённые. Прекрасные, смешливые, хмельные и доступные. Но нет, он не успел выпроводить архитектора, с которым просидел за разговорами о замке не менее получаса, как явилась «племянница». Зашла по своему обыкновению без разрешения, без доклада, Кляйбер только проводил её удивлённым взглядом.

— Доброго вам дня, дядюшка. Готовы вы?

Волков позвал Гюнтера и велел ему нести чистую одежду. Так пока он одевался, Агнес не вышла, а уселась беспардонно на стул и не отводя от «дядюшки» взгляда, стала рассказывать о семье жениха. А когда он надел синий шёлковый колет со множеством пуговиц, так, к удивлению Гюнтера, она встала, оттеснила слугу: отойди, и принялась своими ловкими пальцами сама те маленькие пуговицы у барона на груди застёгивать. Волков тому не противился. Молодая женщина, надо сказать, привлекательная, вела себя как близкая ему. Как родственница. Она будто подчёркивала это перед всеми его людьми и слугами. И поехала не в своей карете, а села к нему. От неё пахло розами… И ещё чем-то. Мылом, что ли, каким-то неприятным, или зельем…

— Я к ним ненадолго, — предупредил он её.

— Я помню, помню, дядюшка… — соглашается «племянница». — Никаких посиделок, выпьем вина, они вам поклонятся, скажете им пару слов и всего-то.

— У меня ещё много дел, — поясняет он.

— Я знаю, графиня сказала, что вы до отъезда хотите с нею побыть, — говорит дева. И это слово "побыть" в её устах звучит просто и обыденно. Волков косится на неё, а Агнес и говорит ему:

— И она того ждет. Но в доме у неё за нею же и следят. А к вам в трактир ездить графине не по чину, опять же болтать будут.

— Мне нужно, чтобы она на письмо герцога ответила, — вспоминает генерал. — Мне это письмо надобно.

— Напишем письмо, напишем… — говорит «племянница», и в этом девичьем «напишем» чувствуется полное её участие в его делах. Но он почти не знает эту молодую женщину, она совсем уже не та, что была раньше, Волков не понимает:

— Неужели ты заняла такое место в городе и при дворе лишь благодаря своим зельям?

— Во многом, — отвечает Агнес. — Но путь свой я начала, как ваша племянница. Фамилия Фолькоф поначалу отворяла мне двери. А дальше уже я сама. Своим умом… Хотя, конечно, о ваших войнах и подвигах вести в город прилетали. И как вы свершите что-то: то еретиков побьёте где-то, то ещё что… Так меня снова все на обеды и ужины разрывали, не знала куда ехать, чтобы про вас последние сплетни послушать. А уж как графиня с графом в Ланне появилась, так мне проходу не дают: приведи её на ужин, да приведи… Ею стали все просто восхищаться. Дурень один, поэтишко местный, стихи ей посвящал… Какая она мужественная, да какая красавица… А молодые дураки стали носить шарфы в её цветах. — Агнес смеётся. — Аж бесит. И граф ещё… — Она качает главой. — Все ему умиляются. Думаю… Вырастет — умнее вас станется.

Да, это всё было хорошо, но…

— Следи за нею, как бы она тут глупостей не наделала, — говорит генерал.

— Слежу, — отвечает Агнес. — Вот придумываем с нею, как из Цумеринга для неё поместье какое добыть.

— У отца Родерика и поместья имеются? — удивляется барон.

— Имеются, у него, всё что только захочешь, имеется, — заверяет его «племянница». — Уж очень ловок до денег. Всегда таким был, а теперь, когда сан покинул, так и вовсе не стесняется в делах. Процветает. Вот мы и думаем, как графине землицы хорошей от него добыть. И то письмо от герцога Ребенрее, что вы привезли, как раз нам кстати.

— Уж вы поосторожнее будьте, — говорит ей генерал.

— О том не волнуйтесь, мы в фаворе у архиепископа. Графа он привечает на обеды, два раза его приглашал. И вас он ценит. Очень. Говорит, таких как вы людей, мало.

— Каких «таких»?

— Несгибаемых и душою пламенеющих.

— Пламенеющих? — не понимает барон.

— Это его слова, — отвечает Агнес. И выглядывает в окно, а потом и говорит: — Господин фон Готт, приехали! Вон к тому дому надобно…

Семейство Штайнов собралось видимо всё, включая братьев и сестер главы семьи с их женами и детьми. Волков не стал даже и считать всех. Три десятка разных нарядных горожан собрались его встретить. Генерал, признаться, давно уже привык к почитанию персоны своей, к уважению к себе, но здесь, в этом большом и хорошо устроенном доме, он чувствовал себя персоной очень значимой. Ему долго представляли мужей и дам этой фамилии, и он со всеми с ними был вежлив, ко всем благосклонен, в общем терпелив. А потом и представили жениха… Вернее его вывела сама Агнес за руку. И тут генерал, признаться, удивился. Отец Леонарда, был ростом низок, и братья его не высоки, а сам жених вырос изрядно, едва ли не дорос до роста самого генерала. Притом, что и телосложением молодой человек выделился.

«Неужто таков молодец и красавец… И вдруг склонности такие… странные… имеет? — Это несоответствие вида молодого человека, и того, что он о нём слыхал, подивило генерала. Но архиепископ был, несомненно, прав, когда говорил, что Агнес надобен муж, хоть и для вида. А Агнес говорила о нём, что он будет ей передан. — Ладно, так тому и быть».

— Ну, что же, — говорит генерал. — Красотой и статью — вышел… Хоть в гвардию его бери. — Он глядит на Агнес: — Хорош, что тут сказать, твой выбор меня теперь не удивляет.

Больше ничего и не сказал. Но и эти его слова у всех собравшихся вызвали радость и даже восторг, а генерал протягивает Леонарду руку для рукопожатия, но тот вдруг хватает её, и упав на колено, целует, и Агнес к нему тут же присоединятся.

— Полно, полно вам, — говорит барон и отбирает от «племянницы» длань. — Вставайте. А мне пора уже. Извините, дорогие господа, — Волков вежливо кланяется всем. — Но меня ждут дела. Позвольте проститься.

Дольше он тут задерживаться не собирался, а хозяин дома тут же сделал жест слуге: давай сюда, да побыстрее. И получив от того что-то, с поклоном подбегает к генералу:

— Господин барон. Уж не откажите… Примите… — Он снова клянется и притягивает ему продолговатую шкатулку из красивого шлифованного дерева.

— Что же это? — Волков глядит на ларь, но не торопится брать его в руки.

И тут к нему подбегает Агнес и шепчет:

— Дядюшка, возьмите это подношение, это вам от дома Штайнов.

И тогда барон соглашается, и кивнув Штайну берёт у него шкатулку и удивляется её тяжести. Он отрывает её. А там выложенные на ребро в ряд золотые монеты.

«Тут их… Полсотни! Не меньше! — Это приятный сюрприз. Но барон при том думает: — Решил подарить мне золото, когда я не стал возражать на счёт брака Агнес. — Он едва уловимо усмехается. — А если бы мне этот молодец не понравился, так придержал бы золотишко. Купчишки есть купчишки».

— Мы слышали, что вы заканчиваете строительство замка, — говорит ему мукомол. — Думаю, баронесса найдёт этим золотым должное применение. На обстановку или ещё на что.

— О, уж в этом не сомневайтесь, баронессе только того дозволь. — Волков смеётся и все смеются вместе с ним. — Благодарю вас, друг мой, — похлопывает барон мукомола по плечу. — Сие золото мне придётся как раз ко времени.

Когда генерал покидал дом, он видел, как Леонард Штайн, не больно-то теперь прячась, поцеловал Агнес. Поцеловал хоть и быстро, почти мельком, но прямо в губы. И та не отстранилась, и не закрылась, а ещё и сама потянулась к нему перед тем. А потом они вышли из дома на улицу. Теперь она в его карету садиться не стала:

— Как стемнеет, приезжайте на Овсяную площадь.

— А там что?

— Там монастырь святой Бернадеты. Я туда графиню вам привезу. Там вам никто не помешает, — говорит Агнес. — Там и ответ для герцога напишете.

— Пустят ли? — на всякий случай интересуется Волков. Хотя понимает, что у Агнес всё оговорено, и что она не будет так просто предлагать.

— Пустят вас, пустят, — заверяет его «племянница». — Ждать будут. И там никому на глаза не попадётесь. Только поужинайте где-нибудь, на ваш вкус монахиням не угодить. А вино хорошее я найду.

— Хорошо, — отвечает генерал, и прежде, чем «племянница» уходит, спрашивает у неё: — Так ты довольна?

— Довольна? Визитом вашим? — Она не сразу понимает. — Он же преподнёс вам…

— Женихом своим, — объясняет Волков. Он помнит об их мимолётном, но взаиможеланном поцелуе.

И Агнес отвечает ему просто:

— А что же, мил он мне. Красив, любит меня, и пусть любит, послушен будет. Что нам ещё надо?

«Нам».

Она опять не отделала своих дел от Волкова. Ну, он и не стал её отделать от себя. Как там не крути, а сейчас для всех она Фолькоф, так же, как и он сам.

⠀⠀

⠀⠀

То место было бедное. Трёхэтажные, замызганные, давно не белёные фахверки, у самой южной стены, над обмелевшим от жары ручьём. Мостовые плохо мощёные, а иной раз дороги и вовсе без камня. Мусор и грязь местные вываливают просто в ручей. Множество плохо одетых золотушных детей. В подобных местах нужно быть осторожным, уж очень просто здесь раздобыть вшей или чесотку, с которой потом будешь маяться.

— А кого мы тут ищем-то? — интересовался фон Готт, не очень-то довольный этим местом.

— Я же вам уже сказал: Грандезе, Луиджи Грандезе. Его ищите, он должен где-то здесь жить, — Поясняет барон.

— Да, мудрёное имечко больно, сразу не запомнишь, — оправдывается оруженосец.

Он и Леманн уходят, а Волков остаётся прохаживаться у кареты, разминать ноги, и радоваться подарку семейки мукомолов. И Фома Леманн появляется уже скоро, он идёт к карете, а за ним идёт не старая ещё женщина. Брюнетка, и одета плохо, на руках у неё малый ребёнок, а за нею семенит ещё один чумазый мальчонка.

— Сеньор, вот, — говорит Леманн останавливаясь. — Она жена его. Генерал легко узнает в женщине южанку и переходит на ламбрийский:

— Здравствуй, женщина. Луиджи Грандезе твой муж?

— Да, сеньор, — отвечает она. И быстро делает книксен. — Он ушёл работать. Он работает тут недалеко, у бондаря Гоблинга. Если вам надобно, я могу сбегать за ним. Скоблит бочки, пока руки не заболят. — Она начинает болтать: — Ах, какая там у него работа…

Разве это работа для учёного человека…

«У бондаря? Скоблит бочки? Впрочем, это не удивительно, судя по одежде его жены они не роскошествуют. Вот он видно, и берётся за любую работу».

Кажется, у неё ещё есть что ему сказать, но генерал перебивает женщину:

— Да, да, он мне нужен, сходи за ним, скажи, что его ждёт барон Рабенбург.

— Барон!? Я сейчас же схожу… Святая дева Мария, как я рада, что вы приехали, сеньор барон, — затараторила женщина. — Он говорил про вас, он ездил к вам, но не мог вас найти… Не застал, он будет так рад… И если вы…

— Хватит, — Волков прерывает её жестом. — Иди уже за мужем. — И добавляет: — Леманн, сходите с нею. Я буду ждать тут.

Ему пришлось подождать на жаре не менее получаса, пока наконец появился Леманн, за ним шёл просто одетый человек, а с ним, перекладывая младенца с руки на руку, семенила жена, без конца что-то говоря ему.

Наконец они приблизить к Волкову.

— Господин барон, — Грандезе, человек средних лет — волосы до плеч, крепкий, грязная, мокрая от пота рубаха, панталоны с чулками, деревянные башмаки, не так уж часто встречающиеся в городах, кланяется ему.

— Грандезе, — генерал кивает ему в ответ.

— Ну, вот, а ты не верил, что к тебе приехал барон, — болтает жена.

— Скажи своей доброй жене, чтобы шла домой, — на ламбрийском говорит Волков.

И Луиджи отправляет супругу домой, в словах весьма бесцеремонных. Но та не уходит, а отходит на десяток шагов и начинает укачивать проснувшегося младенца, а заодно глазеть на важного человека, что приехал к её мужу.

— Ты ездил в Эшбах, проезжал ли через Эвельрат? — Сразу переходит к делу генерал.

— В этот раз нет, сеньор, но я бывал в Эвельрате, — отвечает Луиджи.

— Там есть торговое подворье Туллингена, — продолжает Волков.

— Туллинген… Знаю такой город. Кажется, купчишки тамошние хорошо торгуют бронзой, — вспоминает Грандезе. — Или ещё чем-то таким… Сейчас и не вспомню, чем славен тот город.

— Оловом они торгуют, — говорит генерал. — Мне нужно узнать, много ли у купцов этого олова на складах в Эвельрате. Много ли денег у них там в сундуках, хотя это узнать непросто. Выяснить кто там у них заправляет.

— Всё это можно сделать, господин барон, — сразу отвечает Грандезе. — А насчёт денег в сундуках… — Он на секунду задумывается. — Можно посчитать, сколько они продают в день… И тогда прикинуть… Хоть приблизительно.

Да, этот человек ему нравится. Он и вправду не глуп, как и говаривал про него Сыч. И тогда Волков достаёт пару золотых. Это, конечно, немало, но у Волкова кое-какие на этого южанина есть планы. И задание про Туллинген, лишь новая проверка способностей этого малого. Достаёт два, но протягивает Луиджи всего один гульден, другой так и держит в руке:

— Но тебе лучше туда приехать в хорошей одежде.

— Разумеется, сеньор, у меня есть хорошая одежда, а это моя одежда — она от нужды. Не смотрите на неё. — Грандезе с поклоном принимает деньги. А жена его тянет шею, пытаясь понять, сколько денег дали мужу. — У меня и одежда хорошая есть, и неплохую повозку с коньком найду.

— Прекрасно, я к тому времени буду уже в Эшбахте, или в Малене, — говорит генерал. — Если справишься, получишь и второй. — С этими словами он прячет золотой обратно в кошель на поясе. — Только не тяни с этим, дело не терпит.

— Сеньор, я завтра же отправляюсь в Эвельрат, — обещает Луиджи и кланяется.

⠀⠀