И конечно же канцлер ему не соврал. Едва первые блюда закончились, барон фон Фезенклевер стал созывать господ покинуть стол и отойти в тень раскидистых деревьев. Пусть женщины болтают о своём, пока готовится смена блюд. Тогда они и начали. Стали говорить сначала о добрососедстве, словно убеждая генерала в нужности и приятности оного. На что Волков отвечал им, что он как раз за то, чтобы все соседи жили в любви и согласии. И что его отношения с горцами тому явный пример. И тогда Фердинанд фон Дениц говорит:
— А что же, господин барон: как вы посмотрите на то, что от моего замка положить дорогу до вашего Эшбахта?
— Да, да, — стали поддакивать иные господа. — Как вы на то посмотрите?
И тогда генерал отвечает им:
— Господа, если вы желаете возить пшеницу к моим пристаням — так я вовсе не против. Мало того, скажу вам, что готов по хорошей передать вам землю в аренду под склады, если вы того пожелаете. — И тут господа стали переглядываться: неужто он так сразу согласился, неужели получилось? А Волков им и говорит: — Вот только дорогу ту, до самого Эшбахта, вам придётся класть на свои деньги, ибо у меня сейчас есть только долги. Уж поверьте, господа, пиявки из Малена, все эти купчишки и менялы, выпивают из меня всю кровь до капли.
И господа всё прекрасно понимают, так как, наверное, все присутствующие сами в долгах перед горожанами. Они кивают ему: да уж мы знаем, что это такое.
— Совсем не поможете в строительстве? — немного расстроенно уточняет барон фон Фезенклевер.
И тогда Волков вздыхает и решается на снисхождение:
— Дотянете дорогу до Солдатских полей, а там уж до Эшбахта я сам потяну. — И чтобы господа поняли его жертву, добавляет. — У тех полей как раз половина расстояния от границы до Эшбахта будет.
И пока господа думали и переглядывались, господин Фердинанд Балль барон фон Дениц, через земли которого и должна была тянуться основанная дорога, и говорит:
— А что же, друзья мои, то предложение приемлемое. Мы же понимаем, что господин барон находится в крайне стеснённых обстоятельствах.
И тогда господа стали соглашаться, и видя это, фон Фезенклевер подытожил:
— До ваших Солдатских полей тянем дорогу мы в складчину, а уж от них до Эшбахта — вы сами… И землю под склады дадите на берегу.
— Ну, чего не сделаешь для хороших соседей, — смеётся Волков и добавляет: — Только вы купчишкам из Малена про землю не говорите, им-то я не даю, узнают, что вам дал — обижаться станут.
И все господа стали смеяться вместе с ним: понятное дело, они сеньоры, и Эшбахт сеньор вот им землю и дал. А купчишки кто? Никто! Сволочь! Без складов обойдутся.
— Ну, тогда, господа, вернёмся к столу, — приглашает радушный хозяин. — Договор надо отпраздновать.
И все сеньоры довольные пошли к своим местам и своим жёнам, рассказать им о событии. И обед продолжился. И кстати, жаркое с огня было вполне себе не плохим. Генерал, после придворных поваров, мог это сказать определённо.
А потом, когда жара понемногу стала отпускать, господа встали из-за столов, и Волков снова нашёл канцлера, и приятели пошли вдоль стены замка Фезенклевер прогуляться:
— Стареете, мой друг, — заметил канцлер, посмеиваясь.
— Это вы о чём? — не понял генерал.
— Я был уверен, что вы выторгуете у них всю дорогу, а вы им подарили изрядный кусок, кажется.
— А, вот вы о чём… Ничего, господам достанется ужасный кусок, после границы пойдут самые дебри, холмы и овраги, всё поросло непроходимыми кустами. Там надобен будет хороший инженер. Пока ехал, едва карету не поломал, а у меня четвёрка впряжена, поэтому и проехал. В общем, придётся им потратиться.
— Там как раз те места, где орудовал оборотень? — Вспоминает Фезенклевер.
— Два оборотня, — отвечает ему барон. Ему сейчас не хочется вспоминать ту историю с казнью рыцаря, и чтобы отойти от этой темы спрашивает: — Ну, а у вас как дела, чем думаете заниматься?
— А чем же мне заниматься, — пожимает плечами бывший канцлер. — Ничем. Вот месяц назад выдал одну из дочерей замуж.
— О, поздравляю вас. — Волков остановился. — Уверен, её избранник достойный человек.
— Более чем, более чем. Он взял её без приданого. Ну, почти.
— Вот как? — удивляется генерал. — Значит она у вас красавица.
— Редкая красавица и редкая умница, но у меня их ещё три осталось… — Фезенклевер смеётся. — И с ними такого счастливого казуса не приключится.
— Придётся давать приданное, — понимает барон.
— Ну, конечно. Беда в том, что всех моих сбережений, что я собирал долгие годы, хватит в лучшем случае на двух дочерей. Одна останется без приданного, а ещё у меня три сына, один наследник… Ему достанется поместье. Что делать с другими — пока не знаю. Думаю, — объясняет канцлер. — Одно время думал просить вас взять их в дело воинское, — он машет рукой. — Да вояки из них будут никчёмные.
— Если сыновья сами не стремятся идти в моё ремесло — не невольте. Только хуже будет, — говорит ему генерал. — Дело моё очень тяжёлое. А что за имение у вас?
— Малое совсем. Куменген, это на север от Хоккенхайма. Хорошо, что на реке, иначе совсем бедное было бы. А так хоть хлеб возить никуда не нужно и цены хорошие можно взять. В общем, свои шесть с половиной тысяч годовых имею.
— Не больно много, — замечает генерал.
— А вы знаете, барон, — канцлер усмехается, — если жить в деревне, да не держать себе выезда, да не платить за шелка и бархаты, а ходить в одежде простой, то вполне старику хватает. Жена моя ещё и откладывает немало. Мне бы только детей определить. А вот на это уже денег не предвидится. Подумываю даже дом в Вильбурге продать…
И тут в голову Волкова приходит мысль:
— Не спешите продавать дом. А как насчёт того, чтобы опять послужить высокому лицу?
— Какому высокому лицу? — Сразу заинтересовался канцлер. И потом сказал с заметной неприязнью. — Нашему, что ли?
— Нет-нет, — успокоил его генерал. — Иному.
И тогда господин Фезенклевер смотрит на него и в глазах канцлера так и светится вопрос: ну, а какому же высокому лицу, вы предлагаете мне послужить?
— Ну, например… Послужить в Швацце…
Фезенклевер ещё не верит:
— Принцессе?
— В тех местах её зовут инхаберин.
— Инхаберин — прекрасное слово. Хозяйка, владычица. И вы думаете, что там я ей могу пригодиться? — не очень-то верит в эту затею канцлер. — Там и своих безземельных господ хватает.
— Она вас возьмёт, — уверенно говорит ему барон. — Я за вас поручусь. И мне кажется, что инхаберин мне доверяет.
— Ну, после известных событий, я бы на её месте, тоже вам доверял, — соглашается Фезенклевер. — Ну, а какое же место мне соискать? Полагаю, что место канцлера или казначея там не вакантны.
— Правильно полагаете, — соглашается Волков. — За попытку усесться в те кресла можно и вина отравленного испить.
— В такаем случае, что вы мне предлагаете? — Канцлер усмехается. — Я не так беден, чтобы идти в кастеляны.
— А в секретари? — Спрашивает генерал.
— Вы смеётесь надо мной? — Фезенклевер смотрит на него серьёзно.
— Нисколько. А что зазорного в том, чтоб быть секретарём принцессы? — Волков ухмыляется. — Я, межу прочим, бывал её горничной.
— Ничего зазорного… Но мой возраст.
— Вы будете близким ей человеком, ей нужен умный муж, искушённый политик и знаток интриг. Да и вообще: не многим удаётся послужить двум высоким особам. Тем более, что она прекрасная, чистая, неискушенная женщина…
— Чистая и неискушённая? — не верит канцлер.
— Чистая, такое впечатление, что она росла не в дворце, а где-нибудь при монастыре, — уверенно говорит генерал. — И думаю, что вы смело можете рассчитывать на три тысячи годовых жалования.
Теодор Франк фон Фезенклевер, бывший канцлер герцога Ребенрее смотрит на барона фон Рабенбурга внимательно. Кажется, он всерьёз обдумывает предложение барона. И чтобы процесс пошёл побыстрее, генерал и говорит ему:
— А лучше я попрошу у принцессы для вас четыре тысячи талеров в год, тем более и талер Винцлау тяжелее нашего. Согласитесь, это будет неплохое жалование на секретарской должности.
Волков понимал, что говорил. По меркам Ребенрее, четыре тысячи — это было жалование канцлера.
— С нашим посольством в Винцлау поедут опытные люди… — начал было Фезенклевер, он всё ещё сомневался, но генерал нетерпеливо махнул рукой:
— Пока они приедут, вы уже будете понимать, из каких щелей тянет сквозняками в её доме, да и не сомневаюсь я в том, что вы быстро найдёте общий язык с принцессой. Ей нужны честные и надёжные люди. Своих людей у неё при её же дворе — нет. А вы будете. А возможно получите должность ещё и при новом маркграфе. Я с ним тоже беседовал, он разумный юноша.
— Да-да, — соглашается канцлер. — Граф Сигизмунд добрый и неглупый молодой человек. Я его знаю.
— Тем более, о чём тогда вы думаете? Три-четыре года при дворе Винцлау и все ваши дочери с приданным, а значит и замужем, да ещё, может статься и сыновей своих на должности пристроите.
Новые господа, новый двор, там будут нужны новые люди.
Этих аргументов было достаточно:
— Да… Да… — Фезенклевер кивает. — Возможно, вы правы. Надо и вправду будет съездить в Швацц. Вдруг маркграфиня меня примет?
— Примет, примет, — обещает ему Волков.
— Хорошо, но всё равно мне нужно будет заехать домой, отдать кое-какие распоряжения. Возможно, забрать жену. — Канцлер как будто готовится к важному шагу. — Потом я заеду к вам, и вы мне дадите письмо к принцессе. Ну, и тогда уже я поеду… В Винцлау.
— Прекрасный план, езжайте, и побыстрее, вам нужно приехать туда раньше нашего посольства, а инхаберин будет вам рада, в этом даже не сомневайтесь, — уверяет его Волков, — вот только письмо я напишу вам сейчас, возможно потом меня не будет дома. Давайте попросим у радушного хозяина писчие принадлежности.
— У меня всегда с собой свои, — отвечает ему Фезенклевер. — Пойдёмте в замок.
И Волков, уединившись с бывшим канцлером, написал письмо, в котором расхваливал своего протеже и просил маркграфиню принять того на должность. Он с удовольствием в письме указал тот факт, что Фезенклевер прослужил многие годы на посту канцлера у герцога, и что был вынужден покинуть пост лишь из-за интриг, а не из-за ошибок или воровства, и что он стоит тех денег, каких генерал у принцессы хочет для него.
— А не слишком ли вы для меня просите? — С некоторым сомнением интересовался Фезенклевер, забирая у приятеля важное письмо. Кажется, он стал думать, что принцесса откажет ему в месте как раз из-за денег.
— Когда вы разберётесь с её финансами, и принцесса поймёт, сколько у неё воровали, она сама вам ещё и прибавит, — заверил его генерал. А потом и добавил: — И прошу вас, друг мой, об этом никому не говорите. Даже вашему брату. Может, только наследнику, добавил бы ещё жену, но ведь вы её с собой собираетесь взять.
— Само собой разумеется. Я всё понимаю, — отвечал Фезенклевер. Человек, треть жизни занимавший высочайший пост, должен был уметь держать язык за зубами. И он тут же интересуется: — И что же это за секретарство, если мне надобно будет разбираться в финансовых делах принцессы?
— Дорогой мой, секретарство то лёгким не будет, да и где вы видели жалование в четыре тысячи талеров за простую работу? — Объясняет Волков, усмехаясь. — Скажу честно, местные сеньоры и вельможи вас там не ждут.
— Я уже это понял.
— Но вас там будет ждать маркграфиня, в этом я уверен.
⠀⠀
⠀⠀
Фон Рабенбурги откланялись, попрощались со всеми раньше других, так как дорога до Эшбахта была неблизка, а по темноте ехать через их неприглядные земли, в которых некогда водились оборотни — кому захочется? Все сеньоры пришли с ними прощаться, и баронесса с дамами прощалась так, как будто была с ними знакома многие годы:
— Прощайте, София, как закончим замок, так жду вас к себе. — Они соприкасаются щеками. — Прощайте, Анна, жду вас… — И так она распрощалась со всеми дамами.
А теперь, откинув голову назад и блаженно прикрыв глаза, баронесса говорила мужу:
— Ах, как я от них устала. Они так глупы…
— А по вашему виду, вы были счастливы, что обрели столько подруг.
— Обрела? Половину из них я уже знала. Бывали у нас на балах в Малене. Вот думаю, как бы и нам бал организовать? Когда вы там замок достроите? Вы, кажется, говорили, что скоро уже… — Она не дожидается его ответа и продолжает. — Столько посуды надобно будет купить хорошей. А сколько мебели…
Волков смотрит на своих, быстро заснувших сыновей, сорванцы умаялись, слишком много впечатлений за сегодня, на клюющую носом рядом с ними, Ингрид. И наконец он интересуется у баронессы:
— А где вы собираетесь брать деньги на мебель и на посуду?
Тут вся истома с госпожи Эшбахт слетела сразу, она поворачивается к супругу и с изумлением смотрит на него, а потом и говорит ему с претензией:
— Я вам сыновей здравых рожаю, вон они спят, а уж деньги, господин сердца моего, извольте изыскивать сами как-нибудь.
И на этот аргумент он контраргумента сыскать не может. И посему лишь кивает. Ну, хорошо, хорошо… Буду изыскивать. Сам же он был доволен сегодняшним днём. И новые связи с местными сеньорами были ему совсем не лишними, и дорога, как не крути — тоже не во вред. И супруга оказалась для местных дам почти столичной штучкой, в итоге владелец этой, ещё недавно дикой части большой земли, продолжал набирать вес в обществе.
И ещё он начал дело, на успех которого очень наделся. Ему хотелось, чтобы Фезенклевер побыстрее прибыл ко двору принцессы Оливии. Всё-таки Волков считал, что оставил женщину в непростой ситуации. Причём женщину очень хорошую, расположенную к нему. У него, конечно, были веские оправдания для скорого отъезда. Безусловно у него была причина: ему нужно было защищать ещё одну женщину, женщину очень важную для него и очень близкую — мать его сына, да и сына самого, и тем не менее, нехорошее чувство с привкусом вины, что он оставил Оливию в трудную для неё минуту, не покидало его. Может поэтому он, едва не силой, заставлял Ипполита ехать к ней. И радовался в душе, про себя, когда тот вернулся и сказал, что помог дочери принцессы. А теперь ещё и Фезенклевер. Волков был уверен, что умный человек, истинный царедворец и искусный интриган будет ей, несомненно, полезен.
«Лишь бы хитрец не передумал! А там уже и посольство из Ребенрее поспеет».
Ему хотелось верить, что у принцессы всё будет хорошо.
⠀⠀