Божьим промыслом. Серебро и олово

⠀⠀ Глава 19 ⠀⠀

Отведя молодого человека в сторону, Волков спрашивает у него:

— Ваше Высочество, а вы ещё думаете о вояже в южные провинции Ребенрее?

— Конечно, барон, я о том всё время думаю, — убеждённо отвечал генералу принц.

— Может тогда нам немного повременить с устройством пирушек? Уж, не думается мне, что вашей матушке или отцу, они придутся по нраву, и я не уверен, что курфюрст, согласится вас отпустить в путешествие, коли вы будете так веселиться, — продолжал Волков.

— Вы полагаете? — начинает задумываться Георг Альберт.

— Полагаю? Да я в этом уверен, — твёрдо заявляет Волков. — Ваш отец подумает, что вырвавшись из-под его крыла, вы в каждом городе будете кутить подобным образом, и то несомненно нанесёт урон репутации всей семье. Или вам так не кажется, принц?

— Ах, как вы правы! — воскликнул молодой человек, убирая прядь волос со лба. До него дошло это противоречие. — Я о том и не подумал.

— А думать вам уже пора начинать, ваш отец необыкновенно умён, думаю, что это и у вас получится.

— Вы считаете мой отец умён? — ещё прибывая в некоторой растерянности после осознания ситуации, спрашивает принц.

— Иной раз умён до неприятного, — уверяет молодого человека генерал и уже меняя тон, продолжает: — И, кстати, если вы собираетесь посетить графство Мален, мне желательно бы знать точную дату вашего визита в город.

— Точную дату? — переспрашивает Георг Альберт.

— Конечно, я хочу подготовить бал к вашему приезду, а это за день или два не сделать, — говорит ему Волков.

— Ну, да… Ну, да… Но мы с де Вилькором ещё не назначили день отъезда. Ещё и не думали о том.

— Так надо уже думать, — почти назидательно произносит генерал. — Хочу вам напомнить, что вы не простой путешественник, вы — второе лицо земли Ребенрее, и все провинции и города, должны знать о вашем посещении, — тут генерал понизил голос, — во всяком случае до того момента, как ваша персона примет статус «инкогнито».

— Полагаете, пришло время идти разговаривать с отцом?

— Полагаю, пришло время определиться с желаниями, Ваше Высочество, — говорит молодому человеку Волков.

— Да, — соглашается принц, прибавляя себе решительности. — Пора уже определиться, сегодня же и пойду. Надеюсь, он даст мне согласие.

— Ваше Высочество, один совет, — говорит ему генерал.

— Да, барон, я слушаю, — сразу отзывается Георг Альберт.

— Перед серьёзным разговор с батюшкой, приведите себя в порядок.

— Разумеется, разумеется… — соглашается молодой герцог. — Я знаю, он терпеть не может расхлябанность и фривольность.

⠀⠀

⠀⠀

Генерал уходил с галереи, на которой оставалось много молодёжи, удовлетворённый. Во-первых, он продолжал сближаться с принцем. У них даже появилось общее дело и общая тайна, а как известно: ничего так не сближает людей, как общее, тайное дельце. Во-вторых же, за то время, что он провёл возле зала для игры в мяч, Клементина фон Сольмс, в письме назначившая ему там свидание, так и не появилась. И теперь он спокойно мог ей написать: ждал, но вы так и не пришли. Ему осталось лишь выбраться из дворца и уехать домой ужинать и смотреть, что там его суженая накупила себе на выданные деньги. Но у главного выхода он встретил ту, кого по-настоящему был рад увидеть. Амалия Цельвиг, как всегда, была в открытом платье… И очаровательна. Женщина вела непринуждённую беседу с парой людей, с мужчиной и дамой, и увидав генерала… Нет, не поспешила к нему, бросив собеседников, и даже не помахала ему рукой, а просто кивнула… Кивнула прохладно. И это удивило генерала: первый раз, на его памяти, красотка не улыбалась от всей души и не спешила к нему на встречу.

И тогда он остановился, и поклонился собеседникам Амалии, и те кланялись ему весьма учтиво, и лишь после этого, госпожа Цельвиг решила к нему подойти.

— Что же это вы, моя дорогая, не рады мне? — удивляется Волков.

— Рада… И готова вас порадовать, когда пожелаете, да вас теперь, всё больше другие радуют, — замечает ему госпожа Амалия с обидой в голосе.

— Ах, что за глупости? — говорит ей генерал. — Это вы про то… — Он не заканчивает фразы, но красотка и так всё понимает.

— Про то, про то… Про эту фон Сольмс.

— Амалия, я вас умоляю, — смеётся барон.

— Уж и нашли на кого польстится, обидно даже, — выговаривает ему женщина. — Уж кто бы другой был, так может и не обидно было, а эта потаскушка тонконогая… Её во дворце всякий муж уже отведал, она едва ли не лакеям даёт… — Женщина смотрит на него и качает головой с сожалением. — И вы туда же…

— Ах, да бросьте, дорогая моя Амалия, — Волков не хочет терять эту полезную, и главное, очень приятную даму, — то было после пира… Просто познакомился, да и всё тут. — И он лезет к себе в поясной кошель и сразу нащупывает там кольцо, вытаскивает его и протягивает женщине: — Вот, и не думайте, что я про вас не помню.

Тут взгляд милой госпожи сразу меняется, она неотрывно смотрит на кольцо, и генерал видит, что массивное золотое украшение женщине, безусловно, нравится. Но она не берёт украшение, а говорит генералу:

— Так эта распутница фон Сольмс хвасталась, что вы ей тоже кольцо подарили.

— Так то не ей, — почти шепчет барон, — то всё больше её отцу, обер-прокурору, а это — только вам, моя дорогая, — и он суёт колечко в руку красавицы. — Тонкая работа, правда размера вашего не знал.

И Амалия берёт кольцо, и сразу надевает его на свой пальчик. Кольцо отличное, у неё есть ещё парочка, но те оба явно дешевле нового. Оно чуть-чуть велико, но Амалия Цельвиг, кажется, оттаяла:

— А не дурное колечко, — госпожа разглядывает украшение на своей руке. И ей ещё ко всему, конечно, очень нравится, что кольцо это генерал подарил ей при свидетелях. Женщина улыбается.

— Да, кольцо красивое, — соглашается Волков, — думаю и баронесса от такого не отвернётся.

Больше Амалия Цельвиг на него не злится, а даже берёт его под руку и прижимается к его плечу:

— Эта потаскушка фон Сольмс смеялась над вами, говорила, что сказала вам, что у неё нет кареты и просила вас отвезти её домой, а у самой карета была. — Женщина, говоря это, не отрывает взгляда от украшения. И так повернёт ручку, и эдак, и всё ей нравится. — Ещё говорила, что вы поначалу упорствовали, но сдались её чарам уже в карете. Ах, как вас мужчин легко обманывать!

⠀⠀

⠀⠀

И опять он не встретился с фон Готтом во дворце. Не стал того дожидаться, а попрощался с Амалией, пообещав ей, что в ближайшие дни обязательно навестит её, уехал домой. А там барона, как он и предполагал, ожидала супруга с новым вещами и сообщением:

— Денег-то вы мне дали мало, пришлось у портного брать в долг.

— Да как же так? — удивился генерал. И в его удивлении благодушия не было вовсе. — Как же так? Я же дал вам как раз на новое платье, и вчера ещё давал денег. Неужто вы всё потратили, да ещё и в долг умудрились взять?

— Ах, что там за долги, — отмахнулась жена, — всего двадцать шесть талеров, зато смотрите… — она берёт из рук Ингрид платье из красивой материи. — Вот, в Малене такого нипочём не сыскать. А когда я ещё-то в столице буду? Когда? — Баронесса с вызовом смотрит на мужа. И потом победно заканчивает. — И что же мне, по вашей воле, в старье годами ходить? А может и тут ещё обновлю. Может нас кто ещё на ужин пригасит. — Она вздыхает мечтательно, а после смотрит на мужа с осуждением. — Жаль, что мы никого в наш убогий домишко пригласить не можем сами… Куда тут людей приглашать в эту тесноту? Тут и потанцевать негде… Музыкантов посадить некуда… А то я бы бал дала.

Волков молча лезет в кошель, у него нет никакого желания быть в должниках ещё и Вильбурге, он отсчитывает деньги и протягивает их Ингрид:

— Отнеси портному.

А сам думает, что жену нужно увозить из столицы побыстрее. Ничего тут для неё хорошего нет. Одни соблазны, на которые глупые жёны так падки.

Но пока что герцог его не отпускал, вот и должен он был сидеть тут вместе с нею и детьми.

— Больно вы щепетильны, — замечает ему супруга, разглядывая и гладя ладонью новое платье. — Куда торопиться, потом отдали бы…

— Должник — раб есть! — напоминает барон супруге прописную истину. И это он знает не понаслышке. Половине Малена должен.

«Как вовремя дом в Фёренбурге продался».

А потом он стал ждать своего оруженосца, ведь дело, которое тому надлежало исполнить, весьма волновало Волкова. А молодого человека всё не было и не было.

⠀⠀

⠀⠀

Фон Готт явился уже к ночи, и был он… Навеселе.

— И где же вы пропадали? — сразу поинтересовался у него генерал, который не раз уже раздражался за вечер, и не столько от жены и сыновей, как из-за пропадающего где-то оруженосца. — Я вас ждал, между прочим.

— Так всё делал, как вы мне и велели, — отвечает оруженосец. — Сначала письмо отправлял… Кстати, вы мне должны талер, — так как генерал ждёт объяснений, он продолжает: — Посыльный сказал, что ни один лакей во дворце и шагу не сделает без талера, и чтобы лакей передал ваше письмо Виттернауфу, мне пришлось дать посыльному монету. — Волков просто смотрит на оруженосца. — Думаете он врёт?

— Ну, а где вы были дальше?

— После писаря я вернулся домой, взял коня и поехал во дворец за вами. А вас там уже не было. Я кареты не нашёл.

— И вы решили там остаться, — продолжает расспросы Волков.

— А что же? Меня пригласили на обед, — улыбался фон Готт. — И я не смог отказаться. Господа звали меня и были учтивы.

— На том обеде была и Клементина, — догадался генерал.

— Колючка? Была, была… Какая же едкая девица… Ещё сердилась на вас, что вы её не дождались.

«И слава Богу, что не дождался».

— И принц был? — продолжает генерал.

— Нет, его не было, — отвечал оруженосец важно. — По-вашему только принцы приглашают достойных людей на обеды?

— Значит достойные люди потихонечку обзаводятся своими связями при дворе? — ухмыляется Волков.

— Ну, а что же… Может ещё те связи и пригодятся, — замечает оруженосец с некоторым самодовольством.

Барон узнал, кто был на том обеде, да о чём там говорили, после того отпустил оруженосца спать. А сам выпил лечебных капель и сонной микстуры, да сел ждать с книгой, пока она подействует. Он любил это время. Дети, монахиня, нянька уже угомонились, жена тоже рано ложилась и спала крепко, слуги улеглись, даже Гюнтера он отпустил. И в доме на кухне лишь Мария ещё суетилась, готовила что-то на утро, скорее всего, тесто для булок. И тут вдруг ему послышался стук со двора. Мария тут же появилась в проёме двери, фартук у неё в муке, а глаза испуганные:

— Господин, слышали?

— Слышал, — говорит генерал. Стуки не прекращались. Он откладывает книгу и встаёт. — Лампу и оружие мне принеси, иди разбуди фон Готта и конюхов.

Ключница бегом кидается выполнять его распоряжения. Сам же генерал идёт к двери дома и стоит возле, прислушивается, дожидается, пока Мария принесёт ему лампу и потом только открывает крепкую дверь и кричит громко, чтобы за воротами слышно было:

— Кто там?

И почти тут же из-за ворот доносится женский голос:

— Барон! Это я, — ему хватает этого, чтобы узнать кричавшую женщину, но та добавляе:. — Амалия Цельвиг. Я только что узнала важную вещь. Важную для вас…

— Я сейчас открою. Ждите, моя дорогая.

Но Волков не спешит, он настороже. Дожидается Марии с оружием, конюха с дубиной, и лишь тогда слегка приоткрывает дверь, что ведёт на улицу.

— Это я, — продолжает Амалия, протискиваясь во двор, за нею следом пытается пройти ещё и мужчина. Но конюх преграждает ему путь, и тогда госпожа Цельвиг и говорит: — Барон, это со мной. Это мой жених. Позвольте представить вам его. Вильгельм… Как ваше второе имя, дорогой мой?

— Пауль, — напоминает её молодой мужчина и, поклонившись Волкову, замечает: — Лучше звать меня Пауль, господин генерал, Вильгельмом меня зовёт только моя невеста.

— Да-да… Пауль Ландерс. — закончила придворная, а генерал видит на её пальчике кольцо, что подарил ей сегодня. — Уж и не знаю, господин барон, важно ли то, о чём он вам сейчас расскажет, но дело сие было велено держать в тайне, и оно касается ваших детей…

— Детей? — удивляется Волков, а тут ещё во двор спускается и фон Готт. Он в шлеме и не зашнурованной бригантине с клевцом и баклером в руках. А генерал и продолжает: — И что же за дело о моих детях?

— Вильгельм, расскажи барону, что ты узнал сегодня. Может ему будет то важно.

— Конечно, конечно… Мой приятель Юрген Куммерт, он писарь, и ведёт расходы по дворцу, сказал мне за обедом сегодня, что в левом флигеле, там, где сдержатся дворцовые недоросли, что обучаются при дворе, чистят и моют новую комнату, и велено из чуланов снести туда уже мебель. И велено сделать сие сегодня, так как жильцы в ту комнату поступят уже завтра. Но кастелян флигеля ему сказал, что простыней у него нет более ни одной. И что это ничего, что сыновья барона Рабенбурга из деревни, из глуши, им не привыкать, и поспят недельку или две и без простыней, а там, может, уже купят новые. И Юрген как раз жаловался мне за обедом, что дел у него много и так, что ему ещё теперь писать записку о том, что простыни в замке закончились. И ладно бы простыни кончились, но Юрген мне сказал, что это всё нужно держать в секрете. А я ещё подумал: ну кончились простыни, в чём же тут секрет? А потом, вечером, я пришёл домой… К себе в комнатку, а госпожа Цельвиг мне показала перстень и сказала, что его ей подарил барон Рабенбург. Я тут сразу и вспомнил про комнату и про ваших сыновей, и про простыни. И рассказал всю эту историю ей, и вот мы тут…

Волков выслушал всё это, не издав ни звука. И даже после того, как Пауль Ландерс закончил, он продолжал молчать…

— Господин барон, господин барон, — взывала к нему Амалия Цельвиг. — То для вас было важно? — Она, кажется, сомневалась в необходимости этой ночной прогулки. — А то ведь мы шли к вам через ночь, вас будили, а вдруг всё напрасно?

— Нет, не напрасно. Это важно для меня, — отвечает ей наконец генерал, а потом оборачивается к дому и видит там стоящую в дверях с лампой Марию. — Принеси мне кошель.

И пока та бегает за кошельком, он начинает спрашивать у писаря подробности, но тот почти ничего добавить не может. Простыни, комната во флигеле, сыновья барона Рабенбурга… А когда ключница принесла ему кошель он достал оттуда отлично отчеканенный, блестящий золотом, даже в тусклом свете лампы, флорин и вручил его Паулю, а не Амалии и сказал:

— Эта новость очень важна для меня. Спасибо вам, господин Вильгельм Пауль Ландерс, вы оказали мне услугу. — Потом он повернулся к конюху. — Запрягай лошадей, отвезёшь этих господ во дворец.

Он вернулся в дом, а там его ждала баронесса с младенцем на руках, тут же была и её верная товарка, старая монахиня. Они были встревожены:

— Что там, супруг мой? — Справлялась жена, видя его лицо и многое понимая по его виду.

— Вам надобно поутру уехать! — спокойно отвечал ей Волков.

— Уехать! — воскликнула Элеонора Августа. Да как же она могла уехать, если в кои-то веки муж позволил ей купить, самой выбрать, два платья кряду, а она уедет от двора, даже не покрасовавшись в них. И баронесса обиженно пищит тихонько, чтобы не разбудить своё чадо.

— Как это уехать?

— Вы с детьми возвращаетесь в Эшбахт. Нынче же.

— Но это же невозможно! — едва не плачет баронесса.

— Ваша карета, моя дорогая, должна выехать из города, едва на рассвете откроются городские ворота, — сухим и холодным тоном заканчивает этот разговор генерал. И добавляет: — Фон Готт, вы едете с баронессой.

— Ну, хорошо, — соглашается оруженосец. — Только посплю пред дрогой, мои-то вещи всегда собраны.

⠀⠀