После Рене, ближе к вечеру, к нему явился и Роха. Трезвый, в чистой одежде, даже борода расчёсана. Видно, готовился к разговору.
— Ну? — интересуется генерал, после того как налил ему пива: — С чем пожаловал?
Сколько лет уже прошло, и всё вокруг изменилось, но Игнасио Роха меняться не хотел. И едва они остались одни, тот начал говорить с Волковым с своей панибратской манере:
— Слушай, Фолькоф. Тут, я смотрю, ребята стали суетиться, собирают народ… Ты ведь, опять какую-то затею придумал. Да?
— Да, — теперь барон начинает понимать, куда клонит старый приятель.
— А что же ты меня не приглашаешь? Ты меня никогда не берёшь на свои дела, а мне тоже пара лишних монет не помешала бы… Старуха моя мне бубнит всё время: вон как Брюнхвальды хорошо живут, как Дорфусы хорошо живут, как те живут, как эти, а мы, мол, живём, не лучше местных мужиков.
— Ну, ты не прибеднялся бы… — отвечает ему генерал и подумывает напомнить старому знакомцу, каким он встроил его в Ланне, несколько лет назад.
— Да, нет… Нет, я не прибедняюсь, — полковник покачал кудлатой головой, — просто, жена… В общем, Фолькоф, если у тебя есть возможность взять меня с собой, я был бы совсем не против.
«Совсем не против».
Полковничья порция в добыче не так уж и мала. А генерал, уж так складывались обстоятельства, не мог сейчас пренебречь даже парой сотен монет, и поэтому он решает отказать Рохе:
— Послушай меня, Игнасио, в то дело, которое затевается, я тебя уже взять не могу. Во-первых, мушкетёры мне там не очень-то нужны… А во-вторых… У меня только что был Рене. Я не собирался его брать, но он пришёл первый…
— А, ну понятно, родственник есть родственник, — кивает Роха.
— Да причём тут родственник!? — Волков даже раздражается немного. — Говорю же тебе: он пришёл первый, я его взял.
В общем Роха ушёл от него опечаленный.
Но он был не один такой, ещё до ужина к барону также пришёл капитан Нейман. С той же самой просьбой. Всем нужны были деньги. Всем. И Волков даже стал немного волноваться: все вокруг были в курсе каких-то приготовлений, конечно люди не знали, что именно он замышляет, но видели, что замысел есть. В общем, Нейману он тоже отказал: люди набраны.
⠀⠀
⠀⠀
На следующее утро барон поехал в Амбары. Устроил там предварительный совет. Туда Брюнхвальд направил телеги. У Карла, как всегда, всё было на совесть. Возы он отобрал лучшие, все под две лошади. Груз-то тащить не шуточный. Составил их на краю селения, выставил в ряд у дороги, также подобрал возниц и по два мерена на каждую телегу. Часть взял из конюшен барона, часть нанял вместе с возницами. Леманн и Дорфус отчитались о найме людей: в желающих учувствовать недостатка не было.
— Собрать людей — день! — подвёл итог майор Дорфус. — Все готовы.
Волков кивал: я понял. В принципе, можно было уже начинать, но он всё-таки хотел дождаться сведений от своего человека. Не зря же потратил на то золотой.
После того, как распрощался с офицерами, и перед тем, как поехать домой, он заехал в дом над рекой. Красивый дом, прибранный, в котором ещё не начала накапливаться на мебели пыль. Дом как будто ещё жил, как будто ждал людей. Но его шаги звучали там одиноко и печально. Вспоминания… Тоже были печальны. Особенно, как вспомнил он последнее свидание с дочерью. А печалиться генерал не хотел. Да и не было у него на то времени.
«К дьяволу всё! Дом надо продавать. И больше не вспоминать о тех, кто тут жил. Кстати, с учётом последних цен, дом стоит больше, чем двенадцать тысяч. Буду просить пятнадцать. Надо же покрывать уворованное».
⠀⠀
⠀⠀
Это был ловкий человек, что ни говори. Волков, на что уж имел цепкий взгляд, но тут бы не узнал его. Ну, никак Луиджи Грандезе скобливший бочки в Ланне, не походил на того Луиджи Грандезе, что приехал к нему в Эшбахт.
Этот был причёсан и отпускал аккуратную бородку. А ещё он был одет… Не то, чтобы богато… Скорее изыскано. Одет на тот южный манер, который на этой стороне от перевалов сразу бросается в глаза. А на пальцах у него было два золотых кольца. И ещё на небольшой шапочке перо, приколотое золотой брошкой. В общем, Грандезе теперь и близко не походил на подручного бондаря. Всякий увидевший его, скорее, решил бы, что перед ним купец средней руки. Он с интересом разглядывал внутреннее убранство дома барона, и Волкову показалось, что он удивлён его небогатой, деревенской обстановкой.
Видно, Грандезе видал дома и получше.
— Садись, — приглашает его генерал. — И рассказывай.
Луиджи уселся, поблагодарил за вино, и начал:
— Что же тут сказать, подворье то богато.
— Ты смог попасть внутрь?
— Смог, смог… Один из его управляющих, оказался моим земляком, зовут его Монци, он сам не из Туллингена, потому больших должностей там не получит, и он оказался зол на своего начальника Крумбайна. Стоило ему немного посочувствовать и многое рассказал. Этот Ханс Крумбайн заносчив, он из нобилей Туллингена, и всех остальных не жалует. А Монци был болтлив, я завёл разговор про доставку товаров от перевала, так они для того нанимают местных из Фринланда. И туллингенцы жаловались, что местные много берут у них за извоз. Я же справлялся о расценках за перевозку, выдавал себя за подрядчика, в общем, они меня пустили внутрь. И я там смог оглядеться.
— Олово видел? Много его?
— Видел, видел, — отвечает ловкач. — Много. Весь центр заставлен стопками из оловянных чушек. По моим подсчётам там не менее тысячи трёхсот пудов.
— Тысяча триста? — этого генералу было мало. — И всё? Или ещё где-то может быть?
— То, что я видел, именно тысяча триста пудов и было. Два дня я там пробыл, но сложенные чушки во дворе не убавлялись и не прибавлялись. Но там ещё я видел, как серебро прячут. Там небольшая дверь. Она прямо под конторой. Контора на втором этаже, а под нею казна за крепкой дверью.
— Значит под конторой. Но там внутри, как мне сказывали, есть ещё склады?
— Есть, много складов, и у многих тех складов были открыты двери, но там олова не было, — Волков его слушает и Луиджи продолжает: — Много сукна, сукно неплохое, видно из Нижних земель, хорошо прокрашенное, много скобяных товаров, гвозди, железная полоса… — И он качает головой: — но всё олово… Это то, что стояло в центре подворья в стопках. Но то, что его много проходит через подворье, в том сомнения нет. При мне, что я был внутри подворья, за пару часов было куплено три воза. Два воза ушло в Ланн, один воз купец повёз в Лейдениц. Но они даже не сгружали то олово на землю, сразу перегружали из прибывших телег в телеги покупателей.
— То есть, торговля у них идет? — спрашивает барон.
— Ещё как идёт, если за одну телегу платят целый мешок серебра. А тех телег за час купили три, — заверил его Грандезе. — Они там только и делают, что считают серебро.
— А золотом, там не платят, что ли?
— Думаю, платят, но я видел только серебро, а ещё тот купец, что вёз олово в Лейдениц, расплатился векселем, правда я не расслышал, какого дома тот вексель был.
И барон стал задавать вопрос за вопросом, и к своему удивлению, получал почти на всё обдуманные и небесполезные ответы. И про то, как устроено подворье, и где там контора, и сколько человек там работает, и сколько охраняет. И про телеги, и про обеды, и про тех, кто там главный. Как выяснилось, Луиджи Грандезе очень наблюдательный и неглупый человек. В общем именно такой, каким его и преподносил генералу Фриц Ламме. И тогда генерал просил служанку принести ему кошель, а из кошеля достал… четыре злотых. Один из них, сразу придвинул по столу ловкачу:
— Ты молодец, Луиджи, — И раскатывая на столе перед ним оставшиеся монеты, продолжал. — И у меня есть ещё для тебя одна работёнка.
— Что за работа, сеньор? — Грандезе сразу спрятал монету себе в кошелёк и готов был слушать.
— Работа… Она в Вильбурге. Ты бывал там?
— Нет, сеньор, я никогда там не был, ни разу ещё не заезжал так далеко на север.
— В общем, в Вильбурге есть один человек, а зовут его Франциск Гуту.
— Он из унгар или из эгемцев, — предполагает Грандезе.
— Он из людей воинских, я про него знаю, что у него рублены пальцы на левой руке, и близок этот Гуту к графу Вильбургу.
— И что же мне узнать про него, сеньор?
— Всё. Кто он, с кем живёт, с кем ходит по улицам. В общем, всё про него. Есть ли выезд, оруженосцы, с кем выходит на улицу. Там у меня на улице Кружевниц дом, можешь пожить в нём. Скажешь сторожу, что я дозволил. Я бы написал ему письмо, да он, кажется, грамоты не знает.
— Сеньор, — чуть заискивающе говорит ему Грандезе. Кажется ему немного неловко.
— Ну?
— Дело будет не быстрое… Можно ли мне в том вашем доме пожить с семьёй?
— От Ланна до Вильбурга четыре дня езды, потащишь семью в такую даль?
— Им лучше будет со мной, сеньор.
Волков кивает ему: ну, хорошо. Живите. И произносит:
— Там, при дворе герцога, есть одна госпожа… Зовут её Амалия Цельвиг. Это не глупая женщина. Если возникнет необходимость, найдёшь её, скажешь, что от меня. Она, по возможности, поможет. Вот только стоить то будет денег.
— Амалия Цельвиг, — повторяет Луиджи.
— Но без веского повода не беспокой её.
— Конечно, сеньор.
Когда ловкий человек Луиджи Грандезе ушёл, генерал сел за стол, ему нужно было собраться с мыслями. Вроде всё было готово… Но, Господь Вседержитель, как же ему не хотелось начинать это дело. Как не хотелось! Это снова доспех, седло, люди, которые в тебя верят и за которых надобно отвечать… И люди жаждут успеха, добычи… А другие люди будут тебя проклинать… Тут Волков вспоминал самого себя. Ещё пять-семь лет назад в нём буквально бушевала жажда денег, а от одной мысли, что горцы избили его товарища, там, на рыке, за рекою, он толком не мог ни есть ни спать, желая отомстить за нанесённое ему оскорбление. А сейчас… Никакого пламени, а желание только… Сидеть дома, да раздражаться от назойливости жены да бесконечных драк сыновей.
Как хорошо бы было просто взять давно уже купленные книги, велеть Гюнтеру сварить кофе, он варит его лучше, чем Мария, и с кофе и книгой, которую он никак не мог прочитать, усесться в кресло… И погрузиться в древний текст. Вот только… Всё это было для него… Невозможно. Замок, граф и графиня Малены, бесконечные враги, которые никогда не успокоятся, солдаты и офицеры его, которым всегда нужны деньги.
Деньги!
Нет, не было у него покоя, и повздыхав, он звал к себе Леманна. И когда тот пришёл, спросил у него:
— А что, фон Готт так и не явился?
— Нет, сеньор, — отвечал юноша.
— Тогда седлайте коня вы, скачите на Заставу к Жанзуану. Дорогу помните?
— Конечно.
— Пусть он найдёт лодку, что перевезёт вас на тот берег. Там, у Мелликона, прямо у реки стоит новый дом моего племянника Бруно. Найдёте его и передадите письмо, сейчас я напишу его, а на словах скажите, что дело поспело, и пусть готовит баржи и пирсы как уговаривались. Запомнили?
— Да, господин генерал: найти дом вашего племянника, сказать ему что дело поспело, и пусть он готовит баржи как вы уговаривались.
— Да, но перед тем, как поедешь к Жанзуану, заедешь к полковнику Брюнхвальду и майору Дорфусу. Скажешь, что пусть завтра начинают собирать людей и обоз.
А жена всё это слыша, интересуется лениво:
— Никак опять затеваете что-то? Опять свару какую-то задумали?
А Волков и говорит ей:
— Вы бы не рукоделием своим занимались, а начали бы Хайнца собирать на учение.
— А что там за учение-то? — теперь к этому баронесса отнеслась уже со вниманием.
— Говорил же вам, архиепископ берёт графа Малена в учение, в один известный монастырь, и нашего Хайнца готов туда же взять, пусть едет поучиться.
— И когда же вы думаете его отправить туда? — тут в голосе жены Волков улавливает беспокойство. И кажется ему, что мать не хочет расставаться с сыном.
— А что тянуть? — говорит генерал. — Пусть поучится у монахов. Ум ещё никому не мешал. Собирайте его.
— Собирать? — Элеоноре Августе явно не хочется этого делать. — А что же надумали про барона?
— А что про него можно надумать? Дурень, ему только в ремесло военное. На коня в будущем году посажу. Буду его потихоньку к железу приспосабливать.
— О, Господи! — всхлипывает супруга. — А кто же мне останется?
— У вас ещё третий есть, — успокаивает её супруг.
— Третий, — почти с обидой говорит она. — Уж лучше дочерей рожать.
— Нет, не лучше, — отвечает ей Волков, — дочерям приданое нужно. — И он смотрит на жену и добавляет: — У нас графского титула нет, нам без приданого дочерей за честных людей замуж не выдать.
Тут баронесса приходит в себя, больше плакать не думает и смотрит на мужа взглядом нехорошим, взглядом испепеляющим. И чтобы как-то успокоить жену, он и говорит ей:
— Пусть едет учиться, то ему в жизни большая помощь будет, а вы в Ланн будете наведываться. Проведывать его.
И эта мысль госпоже Эшбахта приходится по душе, она сразу начинает размышлять, и смотреть на потолок, что-то придумывать себе.
А генерал начинает думать, что он по этому поводу скажет герцогу, ведь тот не только узнает об отъезде среднего сына в Ланн, так ещё и спрашивать начнёт: почему мне детей не отправил? Но сегодня барону в голову ничего не приходит.
«Ладно, потом как-нибудь».
⠀⠀