Божьим промыслом. Серебро и олово

⠀⠀ Глава 26 ⠀⠀

Дорогие товары его племянник завозил не в Амбары. Там, на пристанях, сновали чиновники Его Высочества, и всё привезенное или увозимое тут же обкладывали пошлинами. Пусть и не большими. Но на хорошем обороте, даже при таких пошлинах денег терялось количество изрядное. Оливковое масло, вино, бронзу, свинец, цветную стеклянную посуду, мёд, сахар и прочее, Бруно вёз на небольшую пристань Застава, где по-прежнему командовал сержант Жанзуан. Теперь старик стал совсем седой, растолстел и вид имел скорее купеческий, чем солдатский, хотя тесак на поясе, и сержантскую ленту над левым локтем всё ещё носил. По одежде было видно, что торговая жизнь шла ему на пользу. Как и Заставе, которая из военного поселения с бараком и частоколом, выросшего на месте рыбацких шалашей и хижин, превратилась в аккуратную деревеньку на три десятка неплохих домиков с огородами, со складами возле пристани, с курами и козами вокруг. А ещё с постоялым двором, в котором ночевали и хозяева лодок с баржами, и возницы тягловых лошадей, что тащили баржи вверх по реке. Женщины здесь были опрятны, а дети многочисленны. В общем, селение выглядело хорошо.

Денег с проплывающих плотов из брёвен сержант уже не собирал. В последнем договоре этот сбор был упразднён, за право всех купцов Волкова беспошлинно торговать в Рюммиконе и Мелликоне, а также иметь там свои склады и лавки. Конечно, нескончаемые плоты отличного леса, сплавляемые горцами по реке на север, приносили ему весьма неплохие сборы, но барон пошёл на уступки ради хороших отношений с кантоном Брегген. А ещё потому, что о том его лично просил свёкр Бруно Клаус Райхерд. Он хоть давно уже не являлся ландаманом, но всё ещё в горной земле слыл человеком первым среди равных. И представлял интересы самых важных владетельных семей Бреггена. А племянник Бруно Фолькоф, зять Райхерда, возмужав и заведя троих детей, на той стороне реки уже принимался всеми почти как свой. Как тут было отказать. Пришлось пойти на уступки. Тем не менее хорошие отношения с кантоном были ему, безусловно, выгодны. Лес, древесный уголь, дёготь, кожа из горной земли, нескончаемым потоком шли в Амбары. А обратно из графства Мален шло железо во всех видах. И оружие в том числе. А если прибавить к тому, что по реке к нему приплывали товары с севера, а через перевалы Фринланда товары с юга, чувствовал себя барон уверенно. Он не сомневался, что и замок достроит и с долгами со временем рассчитается. Со временем. Вот только тревожился генерал немного: будет ли у него то время?

Он давно не был на Заставе, вот и решил навестить старого сержанта. В поездку барон взял с собой фон Готта и старшего сына одного из своих офицеров Леманна Томаса. Капитан неоднократно просил Волкова взять недоросля в оруженосцы, в учение. Теперь тому шёл уже пятнадцатый год. Но генерал отказывался. И говорил тому:

"Нет, капитан, на дело брать не буду, не взыщите. Хватит с меня мёртвых мальчишек, буду брать тех, кто постарше и кто сам выбрал свой путь".

А случай с фон Флюгеном как раз и подтверждал его убеждённость. И был к тем отказам ещё один повод: как там не крути, а господа оруженосцы, как и всякий выезд любого господина, стоил немалых денег. Кони должны быть под господами оруженосцами хорошие, одежда, доспех тоже. А ещё содержание, хоть какое-то, а надобно для них. И в дороге, им и покои, и стол, и вино — всё, как и себе подавай. Ну, покои, конечно, можно было и попроще… Но всё отдельное — как себе. Это всё-таки не слуги, не лакеи. Да и добычу с ним делить дорого, каждому офицерскую порцию отдай.

Впрочем, держать молодого человека «при дворе», на посылках, или в поездках по своей земле Волков согласился.

Пока доехал, понял, что дорога от Эшбахта до заставы — плоха. Разъезжена донельзя. Это сейчас, в сушь, по ней ещё как-то можно тащить большую подводу, а осенью и зимой, когда в глубокие колеи наберётся вода, по скользкой глине никто никуда не проедет, тем более что от Заставы дорога всё время шла вверх. А ещё кое-какие мостики через длинные овраги приходили в негодность. Кусты нужно было прореживать, уж больно нависали над дорогой.

«Надо будет сказать Ёгану, чтобы мужиков, как закончат ров у замка, на барщину гнал сюда. Чтобы до осенних дождей, хоть самые трудные места подровняли, чтобы зиму пережить. А то придётся всё под пошлину на Амбары везти. А весной, если деньги будут, надо инженера приглашать».

Доехав до деревеньки, он убедился, что у Жанзуана всё, по его же словам, хорошо. Сержант рассказал, что господин Бруно до осени отправит к нему ещё двенадцать барж со всяким ценным, и что он их ждёт. Телеги он ремонтирует, а лошадей откармливает. Так что склады в Эшбахте до осени не опустеют. И вино, и главное, хорошее сукно из нижних земель, купчишки развезут по всему Малену. Хотя на дороги возницы Жанзуана, естественно, жаловались. Но с этим генерал уже всё для себя решил.

Надо было барону переговорить ещё с Бруно насчёт торговых дел. А так, всё, вроде, шло своим чередом.

После барон свернул на восток и поехал вверх по реке к своему замку, по пути, протоптанному бурлаками и их тягловыми лошадями. Он ехал и подмечал, как изменилась его, некогда пустая, бесплодная земля, с тех пор как он привёл сюда крестьян. Везде по реке стояли рыбные шалаши, тут и там в воде виднелись колья сетей и верешей. Он разрешил крестьянам ловить рыбу. А ближе к повороту реки, стали попадаться ямы, из которых мужики добывали глину. Глины в Эшбахте было полно и за неё он со своих крестьян тоже ничего не брал. Многие поэтому завели себе гончарни, а так как уголь был дёшев, то в Эшбахте в избытке появилась простая, недорогая посуда, которой мужички приторговывали понемногу, хоть в том же Рюммиконе, хоть в Лейденице, только реку переплыви. В общем тот, кто не ленился, в его земле не только с голоду не умирал, но мог даже неплохо поживать.

Так и доехал барон до юго-восточного угла своих владений, того угла, что омывает полноводная Марта, и над которым высится его красавец замок Рабенбург. Волков объехал замок по периметру, осмотрел стены и ров. Ёган, не давал мужикам работать спустя рукава, ров был и глубок, и широк, как и положено по плану. У въезда в замок высились ровные стопки кирпича.

И тут из ворот появился сторож Браун. Старый солдат, что в деле против горцев потерял кисть левой руки, и стал сильно хромать. Заслуженный вояка имел большую семью, два сына его числились в мушкетёрах. Сам же он землю пахать или работать не мог, Волков тогда и взял его в сторожа.

— Доброго здоровья, господин, — кланялся старый солдат.

— Здравствуй, Браун. Ну, как у тебя тут дела?

— Ох, господин, оплошал, на прошлой неделе жена приехала, говорит, поехали в церковь, померших детей помянуть и всё такое, ну я и отлучился… Так поворовали, сволочи, пять дюжин штук вон с той стопки. — Он указал рукой в сторону сложенных кирпичей. Вид у строжа был расстроенный. — Как будто сидели в кустах и знали, что я в то воскресение в церковь отлучусь.

— Ладно, но ты в следующий раз оставляй кого, если уезжаешь.

— Так всегда в церковь уезжал, никто не воровал, а тут… — объясняется старый солдат. — Так может господин коннетабль разыщет вора? Чтобы иных отвадить.

Волков машет рукой: Бог с ним. Только суету разводить, а если Сыч найдёт — так нужно будет наказать примерно. Мужики опять озлобятся, а он только порадовался вчера, что давно никто не бежал от него. Высечешь за эти жалкие кирпичи вора, так они опять побегут.

Он уже хотел поехать домой, но тут Браун его остановил:

— Господин, а вы знаете, что к замку приезжали люди от герцога?

— Что? — Волков даже поначалу не понял, что говорит его старый солдат. — Приезжали к нашему замку?

— К нашему, к нашему, — отвечает ему Браун и для верности указывает на замок за своей спиной. — Четверо. Двое по виду ремесла воинского, двое ещё какие-то, они рисовали.

— Рисовали? — ещё больше удивляется барон.

— Рисовали, — кивает сторож. — Очень хорошо нарисовали, очень похоже, один рисовал замок со стороны севера, второй со стороны заката, а первые двое так вокруг замка ходили, ров смотрели, стены. Просили дозволения пустить их внутрь. Но я сказал: уж увольте, вот господин барон позволит, так заходите пожалуйста. Они тогда денег посулили, но я отказался. Нет, говорю, господа хорошие, так не пойдёт… Не пойдёт! Без Эшбахта я вас своей волей внутрь не допущу. На то я тут поставлен сторожем. Они и отстали.

— Так значит, ров смотрели? — Барон приходит в себя после удивления.

— Смотрели, а ещё ходили считали шагами, сколько будет от воды до рва, до восточной стены замка, сколько будет от воды до южной стены, считали и писали потом, — рассказывает Браун.

— Ах, ублюдки! — выругался фон Готт. Он оборачивается к Волкову: — Что же это такое? — А потом спрашивает у сторожа. — А имена? Они представились тебе?

— Имена не сказали, — отвечает Браун. — А когда я сказал, что сейчас за коннетаблем пошлю, так один из них сказал, что посылать никуда не надо, что ничего им наш коннетабль не сделает, так как они люди Ребенрее, а ваш господин, мол, его вассал.

— Надо было не болтать, — зло говорит барон, его уже начинала разбирать ярость, — а послать за коннетаблем.

— Так это… Господин, мне посылать-то особо и некого… — объясняется сторож. — Один я здесь. А когда на следующий день сюда приехал господин Ёган, так я ему про всё рассказал.

«А этот дурень старый забыл, ничего не вспомнил».

— И когда же это было? — Интересуется генерал.

— Э… — сторож вспоминает… — Три дня как.

«Люди Ребенрее! Мерзавец! Хитрец! Держал меня в Вильбурге, а сам сюда присылал инженеров, мой замок смотреть».

— Долго они тут были? — продолжает барон, хотя этот вопрос, по большому счёту, ничего уже не значил.

— С утра до полудня, — ответил Браун.

Больше говорить было не о чем, тем более, что солнце давно уже катилось к востоку.

— Следи, чтобы кирпич у тебя не воровали, — говорит барон и едет на север к Эшбахту.

— Это зачем же ему наш замок зарисовывать? — интересуется фон Готт, когда они от замка поднялись вверх по реке и поехали по дороге, вдоль последних осушаемых Ёганом лугов и первых домов селившихся на возвышенностях мужиков.

— А как вы думаете? — холодно спрашивает у него Волков.

— Думаю, не доверяет он нам, — резюмирует оруженосец.

«Сыновей хотел взять к себе во дворец… В „обучение“… — Генерал невесело усмехается. — Теперь вот замком моим интересуется… Это точно… Не доверяет мне мой сеньор. Впрочем, как и я ему!»

А фон Гот тут и говорит:

— А вообще… Нелегко быть большим сеньором.

Волков смотрит на своего оруженосца с удивлением:

— Это вы к чему?

— Да, к тому, что герцогу нелегко быть с такими как вы. Вот как таких как вы держать в узде? Это вы ещё барон, и то вон как сильны, а как ему держать какого-нибудь упрямца и гордеца, если он ещё и граф, к примеру. Представляете, у вас было бы целое графство с парой городов, и мужиков у вас тысяч пять, не считая вольных. Герцогу и с нами-то, случись война, помучаться придётся, а замок закончим, пусть ещё попробует кто его взять. А если у человека пять таких замков, да ещё соседи будут ему подсоблять против сеньора. — Фон Готт качает головой. — Лучше, конечно, иметь вассалов мелких. Никчёмных. Без спеси. Чтобы и не думали голову поднимать. Так любому сеньору спокойнее.

Оруженосец смотрит на Волкова, и ждёт от него ответа, а тот и говорит ему:

— Поэтому сеньор и берёт к своему двору детей сильных вассалов. На всякий случай.

— А, знаете, — усмехается фон Готт, — я раньше думал — то из чести.

— Из чести, из чести, — соглашается с ним генерал. И больше ничего не говорит, а косится на мальчишку Леманна. Тот слушает их разговор с большим вниманием. И молчит. Он всю дорогу молчит и слушает. Может умным будет. И Волков замолкает, устал — весь день в седле, нога уже ноет, и проголодался давно, а до Амбаров ещё два часа езды.

«Плохо без кареты».

⠀⠀

⠀⠀

Пока ужинал, отчитал Ёгана, за то, что не рассказал о людях герцога, которые рисовали и обмеряли его замок.

— А ты знаешь зачем это они делали? — интересовался генерал, глядя как служанка накладывала ему фасоль со свининой в хлебном соусе.

— Э-э… — кряхтел тот, напрягая свои мозги. — Не знаю, господин.

— Мой замок они рисовали, чтобы понять, где его слабые места, где размещать пушки.

— Да ну? — ужаснулся староста. — Неужели войну против нас удумывают?

— Пока ещё нет, но хотят быть готовым к тому, — спокойно отвечает ему Волков. — А ты даже мне про них не рассказал!

— Господин, видит Господь, замотался в конец. — Он даже приложил руку к сердцу. — Совсем из головы вон…

— Ты поглядывай на чужих, нечего их туда пускать… — распоряжается генерал.

— Господин, кабы вы мне лет восемь назад это сказали… Тут тогда всякий новый в диковинку был, а сейчас у нас в Эшбахте проходной двор. У нас тут только трактиров четыре штуки, да ещё и местные на постой людишек пускают, а ещё те, что в Амбары едут, не останавливаясь… Разве тут кого заметишь в такой толчее-то? — Разумно рассуждает Ёган.

И барону нечего ему возразить. С тех пор как город проложил хорошую дорогу до его владений, а он поставил пристани, Эшбахт и вправду стал многолюдным. Купцы, мастера, что не имели в городе прав, всякий работный люд, подёнщики, возницы и приказчики, даже путешествующие господа, всех теперь в городе хватало, особенно по осени, когда начинался урожай. Тогда наступала истинная сутолока, да такая, что телеги иной раз стояли ночью вдоль главной дороги от въезда и до выезда из Эшбахта.

— Ты всё равно поглядывай, — говорит старосте Волков, а после и продолжает: — Ты дорогу на Заставу, когда последний раз видел?

— Так на той неделе до Жанзуана ездил. — Отвечает старый слуга.

— Ну, и что скажешь?

— Так там инженер с мастерами нужен, — рассуждает Ёган. — Мостки через некоторые овраги положить… Уж больно глубоки. Сами не сможем. Там опоры надо.

— Ну, посмотрим насчёт инженера, — соглашается с ним барон. — Но ты давай, как с замком закончишь, берись за дорогу, там такие колеи… Через месяц дожди пойдут и телеги встанут, а там хорошие товары должны прийти. В общем, посмотри, что можно сделать, но дорога должна работать.

Очень уж не хотелось генералу отправлять дорогие товары в Амбары под ввозные пошлины.

Когда Ёган ушёл, а он с фон Готом и младшим Леманном принялись за еду, появился Гюнтер и сообщил:

— Господа Дорфус и Мильке пожаловали, прикажете пригласить или пусть подождут?

— Приглашай, — отвечает генерал и добавляет: — И скажи Марии, чтобы поставила два прибора.

⠀⠀