— Пять глупых химбаронов судейство учинили, один в тюрьму попал и стало их четыре, — в большом зале, где по моему приказу собрались остальные, не имеющие отношения к покушению на мою жизнь, "мафиозные доны" нижнего города, на огромный стол в центре со звонким шлепком приземлилась обгоревшая до черноты голова первого "глупого химбарона". Но считалочку я пока не закончил. — Четыре химбарона купались до зари, один ко дну пошел и их осталось три, — еще одна черная бестолковка с тем же звуком приземлилась рядом. — Три глупых химбарона опомнились едва, но тут медведь пришел и их осталось два, — и еще одна. — Два маленьких химбарона грелись на солнцепеке, один сгорел и остался лишь жестокий, — и еще. Тут, кстати, игра слов, так как имя единственного мертвого барона, чья голова всё еще не на столе, звучит как Крул (cruel — жестокий). — Остался один химбарон, совсем одинок. В петлю он шагнул и погас его срок, — и последняя. Вернее, её половина. Вторая была раздавлена обвалившейся стеной.
Да, в тайне предварительно заложенные вместе с Джинкс взрывные закладки под убежищами каждого из химбаронов позволили сделать наш ответ быстрым и резким как неожиданный пон… Кхм… Неудачный пример. В общем, череда взрывов, прокатившаяся по Зауну тем же вечером, стала сюрпризом абсолютно для всех, кроме нас с мелкой синеволосой подельницей, которая, как я и обещал, дергала за каждый рычаг, что "поджигал нужный фитиль".
Как узнал, кто именно из "лишних" химбаронов организовал покушение? Всего лишь задал Вотчеру один единственный вопрос:
— Кто из наших дорогих "друзей по бизнесу" нынче безвылазно сидит в своем убежище окруженный толпой охраны?
А уже получив нужный ответ, я просто указывал Джинкс за какой именно рычаг надо дернуть.
— Итак, мои дорогие друзья, — закончив считалочку, продолжил я свою небольшую речь, обращенную к сидящим передо мной девяти оставшимся химбаронам, — как вы, наверное, уже догадались, меня очень расстроило вчерашнее покушение на собственную жизнь. Результат же моего недовольства сейчас вы имеете честь наблюдать перед собой, — указал открытой ладонью на всё также лежащие на столе отрезанные головы. Дав собравшимся несколько секунд "на полюбоваться" (отчего некоторые из них "слегка" побледнели, а у Смича на гриве кажется несколько седых волосков прибавилось), я продолжил. — Не буду многословен. Дела всегда кричат громче самых яростных речей. Единственное, что всё-таки скажу: Не советую вам когда-либо впредь меня расстраивать! Мы друг друга поняли?
В ответ раздалось согласное бурчание и лишь один из четверки "лишних" химбаронов (даже имена их не запоминаю, так как знаю, что все равно придется пускать в расход) с возмущением подскочил со своего места.
— Силко! Ты что нам угрожаешь?! — Ляпнул этот альтернативно одаренный. Если правильно помню, то это один из держателей борделей, через которого мы распространяем Мерцание в клубы верхнего города. Неужели из-за наличия связей себя неприкасаемым почувствовал?
— А что, мои слова прозвучали как комплимент? — С легким наклоном головы спросил я у этого дегенерата, сосредоточив на нем слегка сощуренный взгляд. Ну давай, начни возникать. Ранни за твоей спиной уже достала из чехла кинжал и только ждет команды.
— Нет, — сглотнул химбарон после того, как оценил диспозицию и сжался под моим пристальным немигающим взглядом, — не прозвучали… — И втянув голову в плечи сел обратно.
— Вот и замечательно, — произнес я жестом дав команду убрать со стола лишнее, — теперь поговорим о делах. Как вы могли догадаться, в связи с тем, что нас стало несколько меньше, появилась срочная необходимость распределить "внезапно" освободившиеся территории. Начать обсуждение предлагаю с припортовой зоны, проходящем там траффике контрабанды и мелких борделях для моряков…
***
Разбор полетов с химбаронами в конечном результате затянулся еще на три дня. Три дня споров, переговоров, уступок и всех этих других игр в дипломатию.
Может и вправду следовало сразу воспользоваться случаем и под шумок укоротить на голову не только "виноватых", но и вообще всех "лишних"? Ех… Все мы крепки задним умом.
С другой стороны, тогда я сознательно от этого отказался по причине понимания что несмотря на почти абсолютную верность "моих" баронов, ни они, ни я пока что не готовы совладать с настолько большим куском "общего пирога". Сначала нам надо всем чуток "подрасти" и нарастить побольше "жирка" на Линиях, а на это нужно время. Хотя бы несколько лет относительного спокойствия. И когда удастся договориться с контрабандистами Билджвотера — эти несколько лет у нас будут, но поскольку никак ускорить данный процесс я пока что не могу, то пришлось вливаться в относительно новую для себя рутину.
Сама же "рутина" стала выглядеть для меня следующе.
Утром я, Джинкс и Ранни занимаемся "физкультурой". И я и мелкая синевласка наконец достаточно подросли (она) и окрепли (я) чтобы начать полноценные тренировки, совмещенные с выстраиванием и корректировкой боевого стиля. По крайней мере, его начальные этапы. И тут сразу же вылезла первая проблема.
Маленькая Джинкс постоянно рискует. Слишком сильно рискует. Уклоняется от ударов буквально в считанные миллиметры. Идет на сближение там, где логичнее было бы дистанцию разорвать. Она будто каждую секунду боя пытается что-то самой себе доказать. Словно лишь хождение по самой грани заставляет её ощутить себя по настоящему живой.
Только вот, хотя с одной стороны это плохо, так как в некоторых случаях не оставляет ей пространства для маневра и делает несколько предсказуемой (по крайней мере для меня), но вот с другой — в этом вся Джинкс. Все в ней так и кричит о постоянном риске. Открытый и легкий стиль одежды, постоянные эксперименты со взрывчаткой, отсутствие поручней на лопастях пропеллера её "дома мечты"…
Когда мне в руки всё-таки попал достаточно надежный бронежилет скрытого ношения, без которого теперь вообще никуда не выхожу, я даже какое-то время пытался убедить девочку также начать носить подобный, но очень быстро оставил эту затею.
Джинкс — это Джинкс и у меня нет никакого желания переделывать её под себя. Помочь раскрыться и в полной мере реализовать собственный потенциал — это да, "перевоспитывать" и лепить что-то, соответствующее собственным несовершенным представлениям — ни за что.
После "утренней физкультуры", где-то около полудня, я обычно отправляюсь к своему кабинету в Последней Капле, где раздаю указания, общаюсь с Севикой, разбираюсь с бумагами и остальной срочной текучкой. Ранни в случае отсутствия других поручений идет за мной в след, а маленькая синевласка отправляется либо к Синджеду, либо в свою собственную мастерскую.
Затем, к сумеркам, последняя всегда приходит ко мне и рассказывает, что сделала за прошедшее время. Иногда, после мастерской, она приносит с собой чертежи или просто на ближайшей бумаге расписывает идею того, что ей хотелось бы создать. Помимо разнообразных придумок будущей техники (в основном — оружия), когда Джинкс в мастерской, она еще занимается изучением информации украденной из лаборатории Виктора и Джейса. Пока что в том направлении ничего интересного нет, но главное девочка начала понемногу разбираться в теме работы с нестабильными магическими кристаллами и уже сейчас размышляет о том, как их можно будет использовать в собственных изобретениях.
В таких разговорах с девочкой проходят наши вечера и часть ночи. Большая же часть последней у нас идет либо на сон, либо, если есть такая возможность, на очередной фото-тур в лабораторию двух гениев.
Кстати о последнем. Полный перенос всех записей ученых на фотоноситель занял у нас в конечном счете еще два месяца. Последующие же найденные записи были уже не так интересны в плане науки, так как просто содержали пространные размышления Виктора и Джейса о перспективах применения хекстека. В этот момент, имея в наличии еще несколько часов, мы с маленькой Джинкс позволили себе немного похулиганить.
Я начал писать на свободном месте в журнале "исследователей" то, что помнил об опасности злоупотребления Аркейном, без наличия врожденного дара к манипуляции им. А точнее — вред окружающей флоре, влияние на сознание тех, кто с ним соприкасается, неадекватная реакция на телесные жидкости живых существ, а в особенности на кровь… Даже немного стыдно стало за то, что так мало запомнил, но уже эта информация должна стать тревожным звоночком для этих двоих. В любом случае, я, как и обещал, их предупредил. Послушаются — молодцы, нет — земля, стекловата и далее по тексту.
Пока же я занимался написанием текста-предупреждения, моя маленькая спутница бродила по лаборатории в поисках всяких интересностей и, что неудивительно, таки их нашла. Нашла и, словив паническую атаку, едва не устроила погром.
А всё почему? А всё потому, что вид камушков с нестабильной магической энергией пробудил в ней не самые приятные воспоминания и её "невидимые спутники" вновь дали о себе знать, начав своими "комментариями" сводить девочку с ума. Еле утихомирил бедняжку…
Надо что-то делать с этими её приступами, но вот только что?
Хм… Может, съездить с ней куда-то? Обстановку, так сказать, сменить? Надо бы над этим хорошенько подумать.
Помимо наличия необходимости постоянного поиска решений на вечно возникающие тут и там вопросы, неделю назад моя ежедневная рутина обрела, для разнообразия и позитивный момент приправленный небольшой остринкой. Причиной же приятных перемен стала Ранни. А дело было так…
***
Три дня назад. Последняя Капля. Взгляд со стороны.
В полумраке кабинета Силко всегда таилась странная, даже несколько зловещая красота.
Днем и ночью тусклый свет ламп играет на поверхностях крепкого дерева, пробегает по полированной поверхности стола, цепляется за массивные стеклянные бутыли, наполненные янтарной жидкостью. Его переливы будто постоянно находятся в движении и словно пытаются поймать чьё-то несуществующее дыхание, спрятанное в густой тени.
Воздух здесь неизменно пропитан терпким запахом чернил, смешанным с горьким ароматом качественного табака и едва уловимым металлическим привкусом того, на чем построил собственную власть хозяин данного помещения.
Тяжёлые портьеры скрывают город за окнами, словно отгораживая этот мир от внешней суеты, но сквозь их складки иногда пробиваются отблески ярких огней Зауна, чье приглушённое сияние мерцает на стенах, отбрасывая полупрозрачные тени.
По центру, прямо перед столом, стоит величественное кресло, что словно манит усталого путника своими мягкими очертаниями, обещая при этом теплоту и уют. Но в его спинке скрыта непреклонность. Эта мебель не создана для тех, кто привык всю жизнь предаваться лени и праздности. Нет, восседающий на нем привык быть в курсе дел и приказывать, но никак не отдыхать и подчиняться.
В самом же центре этой темной симфонии — его фигура. Силко сидит, откинувшись в кресле, и его взгляд, подобный омуту, будто вбирает в себя даже сам свет. Многое можно увидеть в этих глазах. Обещание и угроза, страсть и лёд, искушение и безжалостность… Даже сам воздух в его присутствии словно становится гуще, а тишина — наполненной смыслом.
Этот кабинет не просто место. Это сердце его годами выстраиваемой преступной империи. Здесь плетутся нити судеб, здесь шёпот может значить больше, чем крик, а один легкий жест — кардинально изменить ход событий. И все же, среди всей этой тьмы, есть нечто завораживающее, почти гипнотическое, что манит, как последний шаг по краю пропасти.
Джинкс всегда нравилось это место.
Никогда еще не было такого, чтобы Силко, занятый делами, отмахивался от её присутствия или просил подождать времени, когда освободится. Даже посреди напряженных переговоров и жарких споров (по крайней мере, с некоторых его собеседников во время таких "разговоров" пот лился градом), он всегда, не взирая ни на что, уделял ей часть своего внимания. Иногда она даже специально баловалась чтобы прощупать "границы дозволенного", но никогда "великий, страшный и ужасный" Око Зауна не сделал ей по этому поводу ни единого замечания.
Кто-то мог бы принять это за безразличие, но Силко никогда не игнорировал попытки девочки привлечь его внимание. Каждый раз он с пугающей точностью указывал на истинную причину её, казалось бы, неподобающего поведения и всегда неизменно пытался всеми силами помочь. Когда советом, данным наедине, а когда просто присутствием рядом, часами держа синевласку в объятьях и выслушивая её забавное щебетание обо всем, что только приходило в голову.
Джинкс точно знает где всегда может найти совет и поддержку, а именно за этим она сейчас и направляется в его кабинет.
Идти основным коридором — долго и скучно, поэтому из своей "личной квартиры" в воздуховоде девочка привыкла пробираться к Силко через отдельную сеть тайных ходов, последний из которых, выходит прямо на деревянную балку под потолком нужного кабинета.
Идет Джинкс тихо. Силко лично учил её как нужно ступать таким образом, чтобы шаги издавали минимум звука. Джинкс не хочет, чтобы кто-то раньше времени узнал, что она здесь. В конце концов, баловство-баловством, но и без причины доставлять лишних беспокойств "любимому приемному папочке" ("Хехехе, вот бы Силко удивился узнав, что это именно я распространяю эти нелепые слухи о том, что он мой настоящий отец!") девочка не желает. Да и нравиться ей иногда незаметно подсматривать и подслушивать, чего уж тут скрывать.
Сегодня она идет к Силко с новой идеей.
Так уж случилось, что, изучая на днях фотографии лабораторных журналов, она наткнулась на мысль одного из ученых, что начинать работать надо с чем-то знакомым и привычным. Несколько дней эта мысль буквально жужжала у неё где-то на краю сознания, пока она наконец не смогла её полноценно оформить.
Джинкс прекрасно помнила, как легко и естественно ей было управляться с игрушечным пистолетом, которым она пользовалась в том старом тире, где они с сестрой и парнями, так любили зависать. Насколько просто было каждый раз попадать точно в цель и какое воодушевления она ощущала от осознания того, что никто из них не способен стрелять настолько же метко, как она.
Её захотелось сохранить это чувство. Оно вполне подходит Джинкс, хоть и принадлежало раньше Паудер, которая утонула в колодце ("Powder fell, down the well"). И чтобы сделать это, она решила спроектировать уже боевой пистолет взяв за основу внешнее оформление старой игрушки.
Она продумала всё. От исправления механизма взвода, до создания специфичного боеприпаса на основе энергии, выделяемой при определенной реакции топливного варианта Мерцания. Есть некоторые сомнения на счет подбора нужного сплава для корпуса, но это уже детали. Главное — основная идея готова, продумана, перенесена на бумагу и Джинкс очень сильно хочет, как можно скорее показать её Силко.
Только по прибытию она увидела, что Силко оказался занят. Причем не так, как обычно, а…
Девочке тяжело было точно определить, какие именно чувства всколыхнулись в её сердце при виде открывшейся картины. С одной стороны, явленный процесс вызвал в ней рвотный приступ отвращения, но вот с другой… С другой ей было любопытно. Очень любопытно.
Она знала, как это называется и не раз подслушивала разговоры об этом, особенно от завсегдатаев бара, что зарабатывают на жизнь работой в борделе, но видеть подобное лично ей пока еще не приходилось.
Силко сидел на своем обычном месте в кресле. Голова его откинута назад, единственный рабочий глаз прикрыт, а между широко расставленных ног совершала ритмичные движения голова Ранни. Сама же брюнетка, сидя перед ним на коленях, несмотря на собственную немоту довольно бодро работала ртом, иногда буквально глотая длинный крепкий "инструмент", что так подходит поджарой, благодаря тренировкам, фигуре своего владельца.
Ведомая любопытством и сама до конца не осознавая что делает, Джинкс подняла перед собой кулак с поднятым вверх большим пальцем и благодаря идеальному глазомеру определила, что при полном "заглоте", "мужественность" Силко достает Ранни где-то в район ключицы. Зачем ей сдалась эта информация, синевласка и сама толком понять не могла, но из-за интереса, охватившего её в отношении к неизвестной ранее области, уйти и прекратить подглядывать оказалась не способна.
В этот момент правая рука Силко опустилась на макушку брюнетки и начала легонькими поглаживаниями её направлять, задавая при этом идеальный темп. Сама девушка этому, кажется, только обрадовалась и запустив одну руку в собственные штаны, начала там неистово доводить себя до дрожи, ни на секунду не ослабляя собственного напора.
Вот в этот миг Джинкс наконец-то очень четко поняла, что именно чувствует относительно данной картины.
Зависть.
Эту тёмную, вкрадчиво растущую тень, что тисками сжимает сердце и затмевает разум. Она зреет в тишине, не давая покоя и словно жгучий огонь, который с каждым взглядом на чужое счастье лишь усиливается, превращает радость других в боль для себя.
Джинкс неистово завидовала и даже в некоторой степени чувствовала себя преданной!
Ни разу, НИ РАЗУ до этого она не видела, чтобы Силко так гладил кого-то, помимо неё! Почему?! Чем эта немая уродина заслужила от него ТАКИЕ знаки внимания!? Почему на её месте сейчас не она?!
На последней мысли Джинкс внезапно осеклась.
Нет, так думать нельзя. Не сейчас точно. Он не зря постоянно зовет её "маленькой". Несмотря ни на что, если девочка постарается сию же минуту "занять место" Ранни, то Силко явно не оценит такого её "рвения". А она не хочет расстраивать Силко. Он хороший. Он умный. У него успокаивающие объятья и он позволяет ей делать много взрывчатки. Расстраивать Силко нельзя.
Наверное, ему просто нужна "разрядка". Да. Джинкс как-то слышала, что некоторые мужчины без этого становятся очень злыми и раздражительными. А Джинкс не хочет, чтобы Силко был злым и раздражительным. Особенно рядом с ней.
Последняя мысль привела синевласку к неожиданному, даже для неё самой, выводу.
"Это что получается… Ранни… Она сейчас нашим хорошим отношениям с Силко способствует? Получается, я должна быть ей за это благодарна?"
После осознания последней мысли, девочка вновь посмотрел на творящееся внизу действо, но уже совсем другим взглядом.
"Да. Она помогает. Ранни — тоже хорошая. Ранни — молодец. Пусть помогает. Лучше я не буду им мешать. По крайней мере, пока не вырасту. А вот тогда…"
Вот что будет тогда, додумать мысль Джинкс не успела, так как действо внизу как раз достигло кульминации, о чем её оповестила легкая дрожь, что прошла по всему телу сначала Силко, а затем — его партнерши.
"Тихий, как всегда" с некоторой усмешкой в мыслях подумала Джинкс аккуратно двигаясь прочь, пока её не заметили. "Силко всегда на чеку. Силко всегда на стороже. Хех, если бы не знала точно, что именно у них там только что происходило, то вполне могла бы принять те тихие стоны за неосторожный скрип ножки кресла о деревянный пол!"