Октябрь 1878 года, Москва
—————————————
Осенний воздух был прохладен, но солнце, золотое и щедрое, заливало улицы Москвы мягким светом. Я шагала по Моховой, чувствуя, как скрипят под ногами опавшие листья, а в груди разливается тепло от мысли, что я возвращаюсь домой. Домой — слово, которое ещё не так давно казалось мне далёким, почти чужим, а теперь звучало как самая сладкая мелодия. В руках я сжимала потрёпанную сумку, набитую конспектами и книгами, а в сердце — предвкушение встречи с теми, кто стал для меня всем.
Московские высшие женские курсы, где я теперь училась, были для меня не просто местом знаний, но и символом победы. Когда я впервые переступила порог здания на Волхонке, где в 1872 году профессор Герье открыл эти курсы, мне казалось, что я ступаю на неизведанную землю. Женщины в Российской Империи редко получали доступ к высшему образованию, и эти курсы являлись скорее исключением, чем правилом. Но я знала, что медицина — моя судьба. Поначалу я записалась на лекции по гигиене и естественным наукам, которые читали профессора Московского университета. Плата в 30 рублей за год была посильной благодаря Василию Степановичу, а вступительные экзамены я сдала, полагаясь на знания, которые принесла из своего прошлого мира, и на книги, что он присылал мне под таинственными инициалами В.Б.
Можно было поступить на курсы в Санкт-Петербурге — они имели более высокий статус, и относились напрямую к медицине. Однако я решила, что хочу ещё немного пожить в Москве — там, где живут близкие моему сердцу люди.
Теперь, спустя полгода, я добилась большего: с позволения педагогического совета мне разрешили посещать занятия в новом анатомическом корпусе медицинского факультета, построенном всего два года назад. Это было неофициально, конечно — женщинам путь в медицину всё ещё преграждали законы и предрассудки. Но профессора, видя мою настойчивость и умение отвечать на их каверзные вопросы, закрывали глаза на моё присутствие.
Я сидела в задних рядах, делала заметки, впитывала каждое слово о строении человеческого тела, о болезнях и их лечении. Иногда я ловила на себе удивлённые взгляды студентов-мужчин, но чаще — уважительные. Я доказывала, что моё место здесь, и это чувство было дороже любых наград.
Сегодняшняя лекция о применении растительных экстрактов в лечении лихорадок заставила меня задуматься о прошлом. Я вспомнила, как в Аптекарском огороде, работая с Вениамином, изучала тысячелистник и лаванду, как читала о розовых пилюлях и чесночных настоях, что спасали от чумы. Тогда я ещё не знала, что эти знания помогут мне исцелить Агату, а теперь понимала, что каждый шаг вёл меня к этому моменту — к жизни, где я могу быть собой.
Я свернула на Большую Никитскую, где в просторном доме, принадлежавшем Василию Степановичу, теперь жила наша семья. Дом был старым, но уютным, с высокими потолками, дубовыми полами и большими окнами, через которые лился свет. Василий купил его ещё до войны, но редко жил здесь, предпочитая своё поместье под Петербургом. Теперь же он привёз сюда нас с Агатой, и дом ожил: в комнатах звучали голоса, пахло свежей выпечкой, а в саду, пусть и небольшом, Агата любила играть, собирая последние осенние цветы.
Подойдя к воротам, я услышала звонкий смех. Дверь распахнулась, и на крыльцо выбежала Агата, её кудряшки подпрыгивали, а щёки пылали от радости.
— Сашенька! — крикнула она, бросаясь ко мне.
Я опустила сумку и раскрыла объятия, чувствуя, как её маленькие ручки обнимают меня. Сердце сжалось от нежности.
Агата была моим чудом, моим светом. За эти полгода она стала мне родной, как дочь, хотя я никогда не торопила её, не просила называть меня мамой. Но иногда, в самые тихие моменты, когда она засыпала у меня на коленях или делилась своими детскими секретами, это слово срывалось с её губ — робкое, тихое.
— Мама… — сказала она вдруг, уткнувшись мне в плечо, и тут же спрятала лицо, будто смутившись.
Я замерла, боясь спугнуть этот миг. Мои глаза увлажнились, но я улыбнулась, погладив её по голове.
— Моя девочка, — прошептала я. — Как ты сегодня? Не скучала?
Агата подняла голову, её глаза сияли.
— Папа сказал, что вечером будет пир! И Груня с Вениамином придут, и… и ещё кто-то! Но это секрет!
Я засмеялась, подхватив её на руки, хотя она уже была тяжёлой для своих семи лет.
— Секрет, говоришь? Ну, я у папы всё выведаю!
Мы вошли в дом, и я сразу почувствовала тепло очага и запах свежего хлеба. В прихожей появился Василий Степанович, его трость тихо стукнула по полу. Он был в своём обычном тёмном сюртуке, а лицо его смягчилось, едва он увидел нас. Его взгляд, тёмный и глубокий, нашёл мои глаза, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее.
— Александра Ивановна, — сказал он с лёгкой улыбкой, шагнув ближе. — Или, лучше сказать, княгиня Александра?
Я улыбнулась в ответ.
После венчания, что состоялось три месяца назад в небольшой церкви на Пречистенке, я взяла его фамилию. Булыгина. И стала княжной. Это звучало так естественно, так правильно, будто я всегда была ею. Венчание было скромным, но полным любви: Груня плакала, Вениамин неловко теребил платок, а Агата, в белом платьице, держала нас за руки, сияя от счастья.
— Василий Степанович, — ответила я с притворной строгостью, — вы опять дразните меня?
Он шагнул ещё ближе, его рука коснулась моей щеки, и, не обращая внимания на Агату, которая хихикала, он наклонился и поцеловал меня — нежно, но с той страстью, что всегда скрывалась за его сдержанностью. Я ответила, чувствуя, как тепло его губ разгоняет осенний холод.
— Папа, ну хватит! — возмутилась Агата, дёргая его за рукав. — Сашенька только пришла, а ты её уже целуешь!
Василий засмеялся — редкий, глубокий смех, который я так любила.
— Прости, моя принцесса, — сказал он, подхватывая Агату на руки. — Но твоя мама слишком красива, чтобы я мог устоять.
Я покраснела, отводя взгляд.
Мама... Это слово, произнесённое им, звучало как музыка.
— Идёмте, — сказал Василий, ставя Агату на пол. — Ужин скоро, а у нас сегодня гости.
Я кивнула, чувствуя, как предвкушение смешивается с лёгкой тревогой.
Сегодня был мой день рождения — двадцать третий, если считать по этому миру, или тридцать третий, если вспомнить мою прошлую жизнь. Я старалась не думать о прошлом, но иногда оно накатывало волной, напоминая о том, через что я прошла, чтобы оказаться здесь.
Вскоре гостиной было уже шумно. Груня, в простом, но аккуратном платье, качала на руках своего сына, маленького Мишу, которому едва исполнилось пять месяцев. Рядом стоял Вениамин, её муж, с гордой улыбкой глядя на жену и ребёнка.
Их свадьба состоялась в июле, вскоре после того, как они вернулись из Воронино. Вениамин, с его любовью к науке и мягким нравом, оказался для Груни идеальной парой. Я вспомнила, как она краснела, когда он впервые пригласил её на прогулку в Аптекарском огороде, и как я подтрунивала над ней, пока она не призналась, что влюблена.
— Сашенька! — воскликнула Груня, заметив меня. — С днём рождения, сударыня моя!
Она передала Мишу Вениамину и бросилась меня обнимать. Я засмеялась, чувствуя её тепло.
— Груня, ты как всегда буря! — сказала я, обнимая её в ответ. — Как мой крестник?
— Ох, шалун растёт! — пожаловалась Груня, но глаза её сияли. — Весь в отца — всё ему надобно попробовать, всё потрогать!
Вениамин, услышав это, смущённо кашлянул.
— Агриппина Никифоровна, не наговаривайте на Михаила Вениаминовича, — сказал он с улыбкой. — Он просто любознательный.
Я улыбнулась, глядя на малыша, который смотрел на меня большими серыми глазами. Миша был чудом, и я, как крёстная, чувствовала за него ответственность. Взяла его на руки и начала укачивать, напевая тихо колыбельную, что пела мне когда-то мама в той, другой жизни.
— Сашенька, любо-дорого на тебя смотреть. Молюсь, чтобы ты тоже маменькой стала скорее, — шепнула Груня, наклонившись ко мне.
Я улыбнулась, но в груди что-то шевельнулось. Маменька... Это слово теперь было не только про Агату, но и про что-то ещё, о чём я пока не решалась говорить.
Василий, стоявший неподалёку, перехватил мой взгляд. Его брови чуть приподнялись, и я поняла, что он заметил наш шёпот. Он подошёл.
— Александра Ивановна, — сказал он с лёгкой насмешкой, — вы с Груней что-то замышляете?
Я покраснела, отводя взгляд.
— Ничего мы не замышляем, — ответила, стараясь звучать беспечно. — Просто… мамские дела.
Груня хихикнула, забирая Мишу, а Василий посмотрел на меня внимательнее.
— Пойдёмте, — сказал он тихо, кивая в сторону кабинета. — Хочу с вами поговорить.
Я кивнула, чувствуя, как сердце забилось быстрее. Мы прошли в его кабинет, где пахло кожей переплётов и табаком. Василий закрыл дверь, повернулся ко мне, и его взгляд стал серьёзным.
— Александра, — начал он, опираясь на трость. — Вы что-то скрываете. Я вижу. Не хотите ли мне сказать?
Я сглотнула, чувствуя, как щёки горят. Я знала, что не смогу долго держать это в тайне, но всё же медлила.
Как сказать? Как найти слова, чтобы он понял, что это не просто новость, а поворот всей нашей жизни?
— Василий Степанович… — начала я, но запнулась. — Я… я не знаю, как правильно…
Он шагнул ближе, его рука коснулась моей.
— Скажите, как есть, — тихо попросил он. — Вы знаете, я приму всё, что вы скажете.
Я посмотрела в его глаза, такие тёмные, такие родные, и решилась.
— Я… я жду ребёнка, — прошептала я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. — Нашего ребёнка.
На миг в комнате повисла тишина. Василий смотрел на меня, и я видела, как его лицо меняется — от удивления к неверию, а затем к такой радости, что я задохнулась. Он уронил трость, шагнул ко мне, обнимая так крепко, что я почувствовала, как дрожат его руки.
— Александра… — прошептал он, уткнувшись в мои волосы. — Моя Александра… Это правда?
Я кивнула, прижимаясь к нему всем телом.
— Правда, — сказала я, смеясь сквозь слёзы. — Узнала две недели назад. Хотела сказать сегодня… в день рождения.
Он отстранился, глядя на меня, и его глаза тоже блестели от слёз. Он взял моё лицо в ладони, его пальцы были тёплыми и надёжными.
— Вы делаете меня самым счастливым человеком, — сказал он хрипло. — Я… я не думал, что могу быть так счастлив.
Я улыбнулась, чувствуя, как тепло его слов заполняет меня.
— Но, Василий Степанович, — добавила я, стараясь звучать твёрдо, — я не брошу учёбу. Я буду матерью, но останусь врачом. Это моё предназначение.
Он кивнул, его взгляд был полон гордости.
— Иного и не ждал, — сказал он. — Вы будете лучшей матерью и лучшим врачом, Александра. А я… я сделаю всё, чтобы вы могли идти своим путём.
Я обняла его, чувствуя, как любовь, надежда и счастье переполняют меня. Мы стояли так, в тишине кабинета, и я знала, что этот момент — начало новой главы нашей жизни.
Сейчас я вспоминала всё, через что прошла, чтобы оказаться здесь. Мою прошлую жизнь, где я была Александрой Михайловной, врачом, потерявшей всё — здоровье, семью, надежду. Аварию, что сломала моё тело, предательство мужа, одиночество, что едва не поглотило меня. И затем — чудо, что забросило меня сюда, в 19 век, в тело княжны Александры Демидовой.
Вспомнила страх, когда поняла, что оказалась в чужом мире, отчаяние, когда отец настаивал на свадьбе со Ставрогиным, решимость, с которой сбежала в Москву. Встречу с Василием в университете, его суровый взгляд, что скрывал столько боли и любви. Работу в Аптекарском огороде, где я нашла себя, спасение Агаты, поиски Николая, что привели меня в Самарканд. И любовь — ту, что росла медленно, но стала сильнее всего, что я знала.
Зачем же я всё-таки здесь?..
Этот вопрос мучил меня долго. Я думала, моё предназначение — лечить людей, стать врачом, изменить мир. Но теперь я понимала, что оно шире, глубже. Я здесь, чтобы любить. Чтобы быть женой, матерью, сестрой, дочерью. Чтобы дать жизнь, надежду, тепло тем, кто рядом. Моя семья — Василий, Агата, наш будущий ребёнок, Николаша, Груня, Вениамин, папенька — это и есть мой мир. И я счастлива. По-настоящему счастлива.
Раздался стук в дверь, и голос Груни прервал мои мысли.
— Сашенька, Василий Степанович, гости пришли!
Я улыбнулась, взяла Василия за руку, и мы вышли в гостиную. Там уже собрались все. Мой папенька, Иван Ипатиевич, стоял у камина, ворча, как обычно.
— Александра, — начал он, увидев меня, — всё учишься? Не дело это, девке в книгах копаться. Замужняя теперь, дитё скоро…
— Папенька, — мягко перебила я, — я учусь, чтобы помогать людям. И Василий Степанович меня поддерживает.
Николаша, стоявший рядом, улыбнулся. Его память почти вернулась, хотя некоторые моменты всё ещё были в тумане. Но он был здесь, мой брат, живой, и это уже было чудом.
— Саша права, отец, — сказал он. — Она всегда знала, чего хочет. И я ею горжусь.
Иван Ипатиевич фыркнул, но я видела, что он смягчился. После того, как Василий взял на себя его долги, отец стал спокойнее.
А Ставрогин, чьё имя когда-то пугало меня, теперь стал лишь тенью прошлого. Я слышала, что его тяжело ранил рабочий на его заводе — ножом в живот. Сейчас он лежал в больнице, и, хотя я не желала ему смерти, верила, что это его бумеранг. Бог всё видит.
Груня подала мне бокал с морсом, и я подняла его, глядя на всех.
— Спасибо вам, — сказала я, чувствуя, как голос дрожит. — За то, что вы моя семья. За то, что вы со мной. Сегодня мой день рождения, но я праздную не только его, а нашу жизнь. Нашу любовь.
Василий обнял меня, его рука была тёплой, надёжной. Он улыбнулся и громогласно заявил:
— Шампанского! Празднуем новую жизнь!
Все засмеялись, и комната наполнилась теплом, голосами, счастьем. Я смотрела на своих близких и знала: всё именно так, как должно быть. Я дома.
—————————————————————————
Дорогие читатели!
Вот и завершилась моя книга! Большое спасибо всем тем, кто был со мной в процессе написания! Вы очень помогали мне, как минимум морально! Люблю вас и ценю!
А напоследок приглашаю вас в другие книги литмоба «Доктор-попаданка»!
Вас ждут 13 удивительных историй от разных авторов о смелых девушках-врачах, попавших в другие миры.
https:// /shrt/9l2f
—————————————————————————
ПРИЯТНОГО ВАМ ЧТЕНИЯ!