Язык у меня моментально приклеился к нёбу. Я стояла, задрав голову и прижимая ладонь ко лбу. Что-то мне откровенно «везло» на черепно-мозговые травмы в последние пару дней, так и до серьёзного повреждения недалеко.
Меж тем нелицеприятный тип внимательно изучил меня с головы до пят, затем ткнул своей тростью в упавшую книгу, будто бы намереваясь её проткнуть.
— Здесь вроде бы не читальный зал, — заметил он издевательски.
— Я дожидалась аудиенции с Николаем Саввичем, — наконец, голос вернулся ко мне, и я гордо вытянулась по струнке перед грубияном. — А вы, сударь, должны немедленно извиниться за причинённый мне вред.
— Вы сами себе вред учиняете, — парировал он, тотчас отвернувшись. Но хотя бы кувалду свою убрал с моей книги. — Подслушивая чужие разговоры, многого не выгадаете.
— Да как вы смеете? — въелась я не на шутку, краснея до цвета спелой черешни. — Я только лишь ждала…
— Аудиенции с Николаем Саввичем, — перебил верзила. — Вы повторяетесь, сударыня. Что ж, передаю его в ваше полнейшее распоряжение. А сам откланиваюсь. Будьте здоровы, — с этими словами чудище поковылял на выход, попутно вколачивая в паркет свою тяжёлую трость.
Господин ректор и его секретарь, как стояли на своих местах, так и застыли с глазами-блюдцами и полуоткрытыми ртами. Похоже, они побаивались этого типа, что было совершенно не удивительно с учётом его отвратительных манер.
— Кто же этот господин? — пробормотала я, будто разговаривая сама с собой.
— Ох, прошу прощения! — подпрыгнул Михаил Владимирович и стал немедленно оправдываться: — Николай Саввич, к вам… к вам…
Возможно, с перепугу он забыл моё имя, и я решила воспользоваться неловкостью момента для собственного блага. Быстро протянула руку господину Тихонравову и сладко пропела:
— Александра Ивановна, премногоуважаемый господин ректор.
Николай Саввич ещё толком не успел прийти в себя, потому принял мою ладонь без тени сомнений.
— Очень рад, сударыня. Очень рад. Чем?..
— О, у нас с вами имеется одно весьма деликатное дело, — протянула я, снова переняв инициативу.
— Правда?.. — растерялся господин ректор и покосился на Горохина. Кажется, тот кивнул. — Ах, да, конечно. Прошу вас в мой кабинет, Александра…
— Ивановна, — подоспела с ремаркой и тотчас продолжила, двигаясь в направлении кабинета: — Надеюсь, визит этого господина не слишком расстроил вас, Николай Саввич? Вам непременно нужно беречь вашу драгоценную нервную систему. Ещё древнегреческие врачи Герофил и Эразистрат уделяли особое внимание именно этой составляющей человека…
Господин Тихонравов слушал меня внимательно и озадаченно. Мне удалось сработать на эффекте неожиданности, как и планировала, плюс недавний конфуз с тем хамоватым господином даже кое в чём помог. Ректор до сих пор не мог переключиться на аналитическую волну и просто впитывал, как губка, всё, что я заливала ему в уши. А этот бесценный навык был обретён мной ещё в студенческие годы, когда нужно было сдавать экзамены по гуманитарным предметам в ВУЗе: если не очень знаешь, что рассказывать по теме билета, то нужно просто говорить без умолку, хоть что-нибудь, главное — уверенно и без запинки. Надо же, некоторые вещи не теряли своей актуальности даже в совершенно новой жизни, а я вновь почувствовала себя немного студенткой.
— Александра Ивановна, — тактично прервал мой нескончаемый поток разрозненных знаний господин Тихонравов, — не желаю показаться грубым, но по какому же вопросу вы прибыли?
— Видите ли, Николай Саввич, — я элегантно уселась на стул, предложенный ректором, — дело щепетильное и требующее ваших особых добропорядочных качеств.
Тихонравов аккуратно прочистил горло и занял место напротив меня за своим рабочим столом.
— Конечно-конечно, — подтвердил он скомкано. — И о каком деле речь?
— Понимаете ли, — я осторожно вынула письмо с печатью из книги и невзначай махнула им перед лицом Тихонравова, — один наш общий знакомый крайне рекомендовал мне обратиться к вам…
Глаза господина ректора точно проследили за траекторией движения письма.
Мой расчёт был прост: если В. Б., как я полагала, действительно имеет связи в Университете, то его гербовую печать господин Тихонравов непременно знает. А если они знакомы лично, или, ещё лучше, состоят в дружбе, раз уж В. Б. забирал книги из библиотеки Университета, то вероятность того, что меня выслушают, повышается в разы. Вдобавок я была убеждена, что В. Б. дворянин, и вряд ли молодой студент. Уж больно «взрослыми» показались мне его письма.
Да, все эти догадки и выводы могли быть ложными. Я основывалась на воздухе и бестелесном ореоле тайн, которым В. Б. опутывал свои послания. Но это всё, что у меня было.
Господин ректор понимающе кивнул. Я так и не поняла, узнал ли он печать или не успел разглядеть толком, однако выражение его глаз стало более сосредоточенным.
— Вы желаете обратиться ко мне с некой просьбой? — вполголоса уточнил он, промокнув носовым платком взмокший лоб.
— Совершенно верно, — подтвердила я. — Понимаете, я хочу устроиться на работу…
Взгляд Тихонравова опять переменился. Теперь его брови поднимались всё выше, а глазные яблоки постепенно вылезали из орбит.
— Работу?.. Вы сказали… «работу»?..
— Совершенно верно, Николай Саввич, — с полным убеждением заверила я, хотя внутри прямо всё тряслось от страха. — Наш общий знакомый отзывался о вас, как о человеке прогрессивных взглядов. Я знаю, что у многих профессоров имеются ассистентки и помощницы. Мне бы тоже хотелось получить подобную должность. Уверена, с этим не будет никаких трудностей.
У господина ректора, возможно, дёрнулся глаз. Ну, или мне так показалось, поскольку он снова выглядел чрезвычайно растерянным и снова нервно потел.
— Александра Ивановна… — проговорил Тихонравов. — Вы упомянули нашего общего знакомого…
— Да-да, — торопливо подтвердила я и вновь махнула письмом, уже более смело. — В этом послании как раз и содержится рекомендация обратится к вам с данным вопросом. Думаю, мы оба пониманием, кто отправитель письма…
— Разумеется… — проронил Николай Саввич. — Но… позволите мне взглянуть?
Я медленно протянула ему письмо, но не дала завладеть им сразу. Немного придержала в руках, предупреждая вкрадчиво:
— Вы ведь понимаете, что дело тонкое и непростое, а послание строго конфиденциальное.
— Конечно, — согласился Тихонравов.
Только после этого я позволила бумажному прямоугольнику выскользнуть из моих пальцев. Господин ректор методично и дотошно разглядел и конверт без обратного адреса, и в особенности его заинтересовал оттиск печати на сургуче. Николай Саавич молчал долго. Слишком долго, что я уже стала терять уверенность и терпение.
— Простите… — наконец, подал голос Тихонравов и поднял ко мне глаза. — Но я решительно ничего не понимаю…