Я отвернула лицо, пряча вспыхнувший румянец.
— Глупости какие… — пробормотала себе под нос. — Из какого же ещё мира я могу быть, как не из этого?
— Да-да, вы правы, — быстро согласился Вениамин. — Просто неловко выразился. Знаете ли с красноречием у меня не всё гладко.
— Ну, тут уж вы однозначно преуспели больше вашего брата, — решила я поскорее увести тему в другую колею, заодно сделать комплимент Булыгину-младшему.
Однако он мои старания, кажется, не оценил.
— О, нет-нет, Александра Ивановна, — вздохнул Вениамин Степанович. — Василий — человек особого ума. У него дар к прекрасному и непостижимому.
Я очень постаралась скрыть недоумение и просто промолчала на эту реплику. Дар к прекрасному у Василия? Ну-ну. Может, старший из Булыгиных и был одарён чем-то, но вряд ли это могло быть связано с прекрасным.
Меж тем Вениамин продолжал:
— С раннего детства мой брат тяготел к поэзии. Вы себе представить не можете, Александра Ивановна, какие очаровательные стихи и поэмы он сочинял.
Ну, тут Вениамин Степанович нисколько не ошибся — представить себе подобное я абсолютно не могла.
— Знаете, я ужасно завидовал ему, — совсем разоткровенничался Вениамин. — Василий так запросто находил общий язык с душами прочих людей. А я умел разве что книжки читать. Хотя премудростям общения они меня так и не научили. А уж что до стихов, то и вовсе у меня к тому способностей не обнаружилось…
Я проглотила и это заявление, хоть и показалось мне, что в данный момент Булыгин-младший слегка бредит. Ну, какой общий язык умел находить Василий? У него что ни слово, так сквозь зубы!
— Вениамин Степанович, — аккуратно заметила я, — чтобы научиться общению, достаточно просто побольше общаться. С теми, кто вам интересен, разумеется.
— Вы думаете? — уставился он на меня неестественно огромными глазами из-под очков.
— Уверена.
— То есть… — Вениамин откашлялся. — Вы полагаете, следует решиться и заговорить… с человеком, приятным мне?
— Ну, разумеется, — тактично ответила я, удивляясь, как могут быть непонятны столь очевидные вещи.
— Очень занимательно…
Булыгин-младший увёл взгляд в окно, из которого открывался вид на часть территории Аптекарского огорода. Как раз в этот момент Груня несла большое ведро, видимо, с опилками или подкормкой.
— То же самое касается и стихов, — продолжала я рассуждать вслух. — Нужна практика. Пробовать писать, редактировать, браться за новое…
Вениамин резко вперился в меня глазами:
— В самом деле? — удивлённо переспросил он.
— В самом деле, Вениамин Степанович, — деликатно заверила я.
Булыгин о чём-то задумался. С минуту он просто молчал и не шевелился, будто бы оцепенев. И вдруг обратился ко мне с неожиданной горячностью:
— А вот послушайте, Александра Ивановна! — выпалил, как в порыве гнева, однако лицо его не было гневным — оно пылало, но от каких-то иных чувств. Вениамин Степанович затараторил:
— О, как прекрасны ваши очи!
И взор ваш томный снится мне!
Молюсь о яви, не о сне!
Чтоб вашу длань не опорочить!
Прикосновением извне…
Булыгин замолчал и поглядел на меня умоляюще. А я пребывала в таком шоке, что едва ли могла ему что-то ответить.
Не дождавшись реакции Вениамин спросил шёпотом:
— Ну, как?.. — в этом тихом и доверчивом вопросе звучал осколок чистой надежды.
— Мне кажется… — выдохнула я нервно. — Очень… Очень… завораживающе.
— Правда? — брови у Булыгина подлетели почти к самым корням волос. — Вам действительно нравится, Александра Ивановна?
— Д..да, — неуверенно кивнула. — Мне нравится.
— Ох… — вздохнул Вениамин Степанович с нереальным облегчением, а затем вновь резко перешёл на громкие интонации: — Спасибо! Спасибо вам, сударыня!
Он схватил мою руку, порывисто поцеловал, после чего пулей вылетел из кабинета, только пятки успели сверкнуть.