Пока протискивалась по узкой лестнице, разозлилась только больше. А когда увидела абсолютно равнодушные рыбьи глаза Минина, чуть не перешла мгновенно на крик. Однако благородные манеры княжны Александры, похоже, были вшиты на генетическом уровне. Я сумела совладать с эмоциями и произнесла строго, но без истерики:
— Каллистрат Андреевич, разрешите узнать, кто заходил в нашу комнату?
— В вашу? — его редкие, почти невидимые брови медленно двинулись вверх по лбу.
— В мою, в мою, — подтвердила я, приблизившись к хозяину постоялого двора вплотную.
Теперь нас разделяла только хлипкая стойка, на которой Каллистрат Андреевич что-то вечно записывал, почти не покидая своего поста.
— Из комнаты пропали ценные вещи, — добивала я, так и не получив никакой реакции.
— Насколько же ценные? — равнодушно уточнил Минин.
— Да какое это имеет значение? Я говорю — вещи пропали…
— Отношение это имеет самое прямое, сударыня, — лениво протянул Каллистрат Андреевич и вновь что-то чирканул в большой потрёпанной книге для записей. — Знаете ли, у постояльцев вечно что-нибудь пропадает…
— То есть это уже не первый случай? — и как я не заорала в тот момент…
— Коль уж вам угодно, не первый и не последний. То ложечки пропадут, то, случается, ботинок чей-нибудь сгинет. А вот на прошлой неделе у Севастьяна Фёдоровича, что со второго этажа, портки с постирочной пропали.
— Какие портки? Вы что мне зубы заговариваете? — моё терпение в любую секунду могло лопнуть. — У нас были в номере дорожные сумки с ценными вещами. А теперь их нет.
— Кого нет? Сумок? Али вещей?
Я так и не поняла, издевался он или вправду не понимал.
— И того, и другого, — отчеканила на последнем пределе сил.
— Прискорбно, — резюмировал Каллистрат Андреевич и снова уткнулся в исписанные страницы, потеряв ко мне всякий интерес.
И тут я не выдержала. Выхватила перо из рук господина Минина и заставила вновь обратить внимание к моей проблеме.
— И это всё, что вы имеете сказать? — возмутилась, уже не скрывая сердитых нот в голосе. — Немедленно признавайтесь, кто был в нашей комнате!
Хозяин постоялого двора вытянулся в лице. Что ж, это уже было хоть какой-то живой реакцией на случившееся.
— Позвольте, сударыня, — теперь его несуществующие брови устремились к переносице, — по какому праву вы выдвигаете мне претензии? Комната ваша, ключ у вас…
— Ключ пропал! — вырвалось у меня. — Его стащили…
Минин не дал мне договорить:
— А вот это уже серьёзный прецедент! — тотчас взбеленился он. — Потеря ключа — наказуемое преступление, за которое вам придётся расплатиться!
— Вы что, оглохли? Ключ своровали! Как и мои вещи.
— А вот это вы уже городовому расскажете-с!
— Городовому?!
— Городовому!
— Прекрасно! Зовите городового! Сейчас разберёмся, кто тут виноватый!