На следующий же день я принесла Вениамину Степановичу рецепт пилюль, который мне удалось переписать из книги.
— Так-так, — заинтересованно изучал мои записи Булыгин-младший. — Опилки кипарисового дерева, флорентийские ирисы, бутоны гвоздики, ароматический тростник, алоэ, лепестки четырёхсот красных роз… — зачитал он вслух и задумался.
Я недолго выждала, что он мне ответит, однако Вениамин молчал. При этом было заметно, что в голове у него происходит активная умственная деятельность.
В конце концов я не стерпела и задала вопрос:
— Каковы ваши мысли на данный счёт?
— В Аптекарском огороде имеются все необходимые составляющие, — пробормотал Булыгин то ли в ответ на спрошенное, то и рассуждая сам с собой.
— Так и есть, — с радостью подтвердила я. — Оттого и подумалось мне, что рецепт может пригодиться.
— Несомненно, — согласился Вениамин Степанович. — Я определённо должен попытаться воспроизвести данное снадобье. Кто знает, не вернётся ли хворь…
Меня немного задело, что он произнёс «я», но уже будто бы забыл о моём существовании, увлёкшись новой идеей.
И вдруг Булыгин воззрился на меня:
— Александра Ивановна, мне крайне неловко просить о подобном…
— Ну, что вы, — с какой-то робкой надеждой заверила я. — Мне радостно и гордо быть полезной вам.
— Спасибо, — скромно улыбнулся Вениамин Степанович. — Вы — исключительная женщина… Конечно, всякая женщина и мужчина по-своему исключительны… — тут он покосился на принесённые Груней пирожки, оставленные на столе. В голосе Булыгина-младшего робко зазвенела нежность. — И всё же, благодаря вашим особым качествам, которые не ускользнули от меня, я смею надеяться…
В этот момент я слегка напряглась. Нет, я ни разу не замечала со стороны Вениамина каких-либо двусмысленных намёков. Однако в силу его молодости и одиночества всяко могло случиться.
Он помолчал ещё немного, а затем порывисто выдал:
— Не откажете ли вы мне в милости стать моей… ассистенткой? — Вениамин Степанович поглядел мне в глаза с такой мольбой, будто и впрямь просил руки и сердца.
Но, полагаю, в парадигме мира Булыгина-младшего данная просьба была куда волнительней. Как и для меня.
— Разумеется, — ответила с готовностью. — Для меня это будет честью.
— Спасибо, Александра Ивановна, — выдохнул Вениамин. — Видите ли, у меня в данный момент немало различной работы. И ваша помощь станет совершенно неоценимой. Тем более, что я вижу ваш живой интерес к науке. Признаться, впервые встречаю подобную женщину. Разве что Ольга… — он осёкся и быстро отвернул взгляд.
— Ольга — это ваша невеста? — всё-таки любопытство во мне победило чувство такта.
— Бог с вами, Александра Ивановна! — зарделся Булыгин. — Никакой невесты у меня отродясь не бывало. Знаете ли, не до этого мне…
«Нужно будет невзначай сказать Груне, — подумалось мне. — То-то она обрадуется…»
— Нет-нет, — продолжал Вениамин Степанович. — Ольга была супругой Василия. Ныне покойной супругой. Впрочем, вам, должно быть, неинтересно подобное.
Как бы мне ни хотелось согласиться с ним, а интерес у меня всё же взыграл. Не знаю, для чего мне эта информация, но иногда ведь полезно узнать какие-то личные подробности о жизни людей, с которыми имеешь дело. Хотя бы просто для общей осведомлённости, не более…
— Выходит, Василий Степанович — вдовец, — я сделала вид, что прежде пребывала в неведении. — Ужасная трагедия. Такой мужчина в самом расцвете лет…
— Да-да, — сокрушённо кивнул Вениамин. — В скором времени Василий бы мог разжиться внуками… Всё-таки ж ему уже тридцать пять, а Наталье пятнадцатый год бы пошёл…* Да только жизнь зачастую коварна и жестока.
Наталья… Стало быть, так звали дочь Василия. Ольга и Наталья умерли, пока он находился в военном госпитале. Но тут мне вспомнилось, будто бы Груня упомянула, что Наталья являлась «старшей». А это значило…
— И что же? Василий Степанович ныне совершенно один? — мягко спросила я, стараясь придерживаться рамок приличия.
— Один, — печально ответил Вениамин. — Лишь в младшей дочери своей видит он единственный источник света… Агаточка — славная девочка. Умница и, верно, красавицей вырастет. Ликом пошла в мать свою Ольгу…
Может, мне бы и хотелось гадко пошутить на тему, что оно и к лучшему. Василий-то красотой не блистал. Но я внутренне одёрнула себя. Во-первых, глупо и жестоко судить о человеке по внешности, да и не по-христиански. Во-вторых, если бы не шрам на лице, Булыгин-старший выглядел бы куда привлекательнее. Если уж совсем начистоту, он был красивым мужчиной — именно суровой мужской красотой, с волевыми крупным чертами, порой резкими, которым только добавляли остроты черты его характера и поведения. Даже жаль, что Василий родился не в двадцать первом веке. В моё прошлое-будущее время с такими вещами успешно боролись при помощи лазера.
Впрочем… В народе говорят, что шрамы мужчину украшают. Я, конечно, не видела в увечье Булыгина никакого украшения, но почти готова была с натяжкой согласиться, что это могло бы стать элементом шарма, если бы Василий хоть немного проявил харизму.
— Ох, Александра Ивановна, наболтал я вам тут… — потряс головой Вениамин. — Наши семейные горести вам ни к чему. Дело прошлое. А жить надо с надеждой на будущее.
— Вы абсолютно правы, Вениамин Степанович.
— Рад слышать, что мы запросто находим общий язык, — улыбнулся он. Я уже собралась уходить, так как работу в оранжерее пока никто не отменял. Но внезапно Булыгин снова заговорил: — Александра Ивановна, могу ли я вас ещё кое о чём попросить?
— Разумеется. Просите, сколько угодно, если я в силах помочь вам.
— Спасибо… — он потупился, сделал глубокий вдох, а затем вытащил из тумбочки какую-то коробочку с голубой атласной лентой. — Не затруднит ли вас передать это Агриппине Никифоровне?
Вениамин снова глядел с умоляющей жалостью, а я еле сдержалась от улыбки.
— Конечно, передам. Мне нетрудно.
— Спасибо. Спасибо большое! — Булыгин тотчас воткнул мне в ладони подарок.
— Но почему бы вам не сделать это самому, Вениамин Степанович? — вполголоса предложила я.
Вениамин резко отвернулся. Лицо его запылало багрянцем.
— Нет-нет. Я… Мне… Очень нужно поработать сейчас. А вы… Вы всё равно сейчас встретитесь с Агриппиной Никифоровной…
— Не беспокойтесь, — поспешила я его заверить. — Я немедленно передам.
— Нет-нет! — спохватился он. — Немедленно не надо. Лучше… Лучше… как-нибудь потом… Впрочем, можно и сейчас…
Я всё-таки не сдержала улыбки:
— Постараюсь выбрать самый подходящий момент, Вениамин Степанович.
— Спасибо, — с облегчением выдохнул он. — Спасибо вам, Александра Ивановна.
—————————
* — тут следует сделать уточнение о возрастных понятиях того времени. «Тридцать пять» — это даже не совсем «в самом расцвете лет», а скорее уже вполне солидный возраст для мужчины. Его пятнадцатилетняя дочь вполне могла быть на выданье. Так что Вениамин Степанович рассуждает согласно представлениям своей эпохи.