Аптекарский огород попаданки

Глава 73.

Июль 1877 года, с. Воронино, имение Булыгина под Санкт-Петербургом

——————————

Солнечный свет лился с безоблачного неба чистым золотом, и тени от яблонь ложились на траву причудливыми узорами. Я сидела на расстеленном покрывале рядом с Агатой, чьи маленькие пальчики крепко сжимали плетёную корзинку. Мы играли в «травяной поиск» — забаву, которую я придумала на ходу, вдохновившись Аптекарским огородом и своим неуёмным желанием учиться, учить и делиться знаниями о мире, который так любила. Правила были просты: я называла растение — лаванду, ромашку или мяту, — а Агата, весело подпрыгивая, бежала к клумбам, чтобы отыскать его и принести веточку или листок в нашу корзинку. Если выбор был верным, я рассказывала ей что-нибудь интересное о целебных свойствах растения, вплетая в рассказ истории о древних лекарях или далёких странах. Если же она ошибалась, то заливисто хохотала и требовала подсказку, а её глаза сияли от восторга.

— Мята! — объявила я, наблюдая, как подол Агатиного платьица колышется, пока она мчится к зарослям душистых трав.

Она вернулась, гордо размахивая веточкой перечной мяты, от которой исходил свежий, резковатый аромат.

— Правильно, Сашенька? — спросила она, протягивая мне добычу.

— Совершенно верно, — улыбнулась я, бережно укладывая веточку в корзинку. — А знаешь ли ты, что в Древней Греции мяту использовали, чтобы успокоить боль в животе? Говорят, даже воины перед битвой жевали её листья, чтобы стать храбрее.

Агата захлопала в ладоши, её щёчки порозовели от удовольствия.

— А ещё что? Расскажи ещё!

Я рассмеялась, убирая выбившуюся прядь её волос за ухо.

— Ещё? Ну, хорошо. В Египте мята считалась даром богов, и её клали в... — я запнулась, вспомнив, что рассказывать ребёнку о погребальных обрядах, пожалуй, не стоит. — В общем, её очень ценили. А теперь твоя очередь. Назови растение!

Агата задумалась, наморщив лобик, а затем выпалила:

— Ромашка!

Я кивнула, и она снова умчалась, её лёгкие шаги шуршали по траве. Смотрела я на неё, и сердце моё сжималось от нежности. Эта девочка, такая хрупкая и такая живая, стала мне дороже, чем я могла себе позволить. Каждый её смех, каждая доверчивая улыбка вплетались в мою душу, как те самые травы в нашу корзинку. Но я не мать ей, напомнила я себе. У меня есть цель — стать врачом, найти В.Б., спасти людей. А привязанность... привязанность только усложняет всё. И всё же, глядя на Агату, я не могла не чувствовать, как она заполняет пустоту, которую я так долго старалась игнорировать.

— Вот! — Агата вернулась, протягивая мне пучок ромашек, их белые лепестки трепетали на ветру. — Теперь твоя очередь рассказывать!

— Молодец, — похвалила я, вдыхая тонкий аромат цветов. — Ромашка — удивительное растение. Её заваривали в чай, чтобы успокоить нервы или помочь уснуть. А ещё, говорят, она приносит удачу тем, кто влюблён.

— Сашенька? — тихонько позвала Агата, усаживаясь рядом и прижимаясь ко мне.

— Да?..

— Я тебя очень люблю.

Я замерла. Горло перехватило. Эти слова, такие искренние, такие тёплые, были словно бальзам на рану, о которой я старалась не думать, и в то же время бередили её слишком сильно. Я обняла Агату, прижимая её к себе, и прошептала:

— И я тебя люблю, моя девочка.

В глубине души я, конечно, знала: я не могу остаться. Моя мечта звала меня вперёд. И всё же мысль о том, чтобы оставить Агату, резала сердце, как острый шип розы.

— Смотри, кто идёт! — вдруг воскликнула Агата, указывая на тропинку.

Я обернулась и увидела Груню, спешащую к нам с сияющей улыбкой. Её щёки пылали, а в руках она держала ещё одну корзинку, явно намереваясь присоединиться к нашей игре.

— Сашенька, Агатушка! — крикнула она, подбегая. — Что это вы тут затеяли? Травки собираете? Ох, до чего ж хорошо в саду! Прямо как в Москве будет, в Аптекарском огороде. Вениамин Степанович говорит, там такие цветы, такие травы! Я уж и не чаю, как поскорее туда уехать!

Она плюхнулась на покрывало рядом с нами, её глаза блестели от предвкушения.

— Вот приедем с Вениамином Степановичем, и я буду помогать ему в лаборатории! Представляешь, Саш, я, может, тоже учёной стану!

— Станешь, Груня, — улыбнулась я, стараясь скрыть тень грусти в голосе. — Ты уже и сейчас умница.

Груня засмеялась, подхватила корзинку и тут же включилась в игру.

— А ну-ка, Агата, найди мне... лаванду! — скомандовала она, и девочка, хихикая, снова умчалась к клумбам.

Пока Агата искала растение, Груня придвинулась ближе и зашептала:

— Сашенька, только подумать, какая жизнь меня ждёт! Вениамин Степанович такой добрый, такой умный! Я уж и чемодан себе собрала. Дождаться бы только! А вы... вы, Сашенька, ведь с нами, правда?

Я молчала, поджимая губы.

О моей затее знал пока лишь Булыгин. Даже Груне я ни о чём не рассказывала. Однако ответ от общины сестёр милосердия до сих пор не пришёл. И тревога с каждый днём грызла меня только сильнее. Хотелось мне поделиться с Груней, хотелось. Но, как было ей рассказать о том, что я, возможно, уеду туда, где пули свистят над головой? Как оставить Агату, которая смотрит на меня, как на старшую сестру или даже... мать?

— Смотри, лаванда! — Агата вернулась, гордо демонстрируя пурпурные цветы. — Груня, теперь твоя очередь рассказывать!

Груня захлопала в ладоши.

— Ох, лаванда! Её, поди, для духов берут? Или в чай кладут? Вениамин Степанович говорил, что в Аптекарском огороде её целые грядки! Вот приедем туда, я сама её выращивать буду!

Агата засмеялась, но вдруг её личико стало серьёзным. Она повернулась ко мне, взяла мою руку и крепко сжала её.

— Сашенька, ну ты же никуда не уедешь? — спросила она, глядя мне прямо в глаза.

Я замерла. Её слова, такие простые и такие тяжёлые, повисли в воздухе. Я открыла было рот, чтобы ответить, но тут заметила движение у края сада. Василий Степанович шёл к нам, его трость мягко постукивала по тропинке. Лицо, как всегда, было строгим, но в глазах чувствовалось напряжение. Кажется, Василий явился не с пустыми руками.

— Александра Ивановна, — произнёс он, остановившись в нескольких шагах. — Мне нужно с вами поговорить.

Агата всё ещё держала мою руку, её пальчики сжимали мои так крепко, будто боялись, что я исчезну. Груня замолчала, переводя взгляд с меня на Василия. А я... я почувствовала, как моё сердце разрывается между привязанностью к этой девочке, к Груней, и долгом перед собой — перед мечтой, которая вела меня через время и пространство.

— Конечно, Василий Степанович, — ответила я, стараясь, чтобы голос не выдал моего волнения. — Агата, Груня, поиграйте пока без меня.

Я поднялась, отряхивая платье, и пошла навстречу Василию, чувствуя, как каждый шаг приближает меня к развилке судьбы. Что бы он ни сказал, я знала: этот разговор изменит всё.