Оставшаяся часть пути прошла относительно спокойно. Уже на следующей пересменке мы пересели в почтовую карету и стали двигаться значительно быстрее и с меньшим количеством остановок. Уже к вечеру пятого дня путешествия мы были на месте.
К тому моменту я почти забыла о крошечном инциденте в ночь первого постоя и всё больше думала о другом: ну, вот мы доберёмся в имение Булыгина — а что дальше? Когда я смогу безопасно вернуться в Москву и продолжить хотя бы ту работу в Аптекарском огороде, которая у меня была?
Ответ неумолимо и безжалостно напрашивался сам собой — никогда. Никогда не наступит такого момента, чтобы Ставрогин оставил меня в покое. Он, может, и передумает на мне жениться, но запросто распрощаться с местью — ни за что. Полагаю, Арсений был оскорблён по полной программе, а он совершенно точно был не из тех людей, кто милосердно прощает и отпускает на все четыре стороны своих врагов. Отныне я сделалась его злейшим врагом — тут не имелось никаких сомнений.
В то же время наши отношения с Василием немного потеплели, если такое определение в принципе уместно по отношению к данному мужчине. Нет, он вовсе не стал милым, белым и пушистым, но ворчал чуть реже и даже принимал мою помощь, почти не метая при этом искры. Впрочем, как и раньше, старался он обходиться без оной, самостоятельно.
Я не переставала поражаться его то ли стойкости, то ли глупости. Если уж нам с Груней — молодым и здоровым девушкам — эти пять дней дались не просто (то колени гудели, то спину ломило, то, простите за подробности, попа ныла самым страшным образом), то, каково приходилось Булыгину с его массой, габаритами и особенностями нижних конечностей, просто боюсь представить. Однако ни намёка на жалобы из его уст не прозвучало. Он поддерживал разговор достаточно вежливый, достаточно спокойный и расслабленный, чтобы я успела усомниться, а действительно ли он настолько несносен, как я всегда о нём помышляла.
Проще говоря, дорожные тяготы в некоторой степени сплотили нас. Но скрывать не буду: путешествие в карете в течение пяти дней по дорогам девятнадцатого века — удовольствие, по сравнению с которым дорога в плацкарте века двадцать первого века покажется лёгкой увеселительной прогулкой. Короче, всё познаётся в сравнении, господа.
Но наконец этот миг настал. Карета остановилась у кованых ворот. Василий Степанович вышел первым и поочерёдно подал нам с Груней руку. Я выбралась последней, и Булыгин перехватил мою ладонь покрепче, когда я вдруг слегка покачнулась на топкой весенней грязи.
— Осторожнее, Александра Ивановна.
— Благодарю, но я бы удержалась. Вы зря беспокоились.
— Некоторые вещи становятся нам привычны помимо нашей воли, — невозмутимо отозвался Василий Степанович и указал на вход своё имение, не дожидаясь моей реакции: — Прошу.
Встречать нас вышел дворецкий — сухощавый, полностью седой мужчина, зато с идеальной осанкой, глубоко посаженными серыми глазами, в которых не находилось ни капли заискивания или раболепства.
— Добрый день, Василий Степанович, — поздоровался он с Булыгиным, отчего у меня произошло лёгкое замешательство: не «барин», не «сударь», не «ваша светлость», а просто по имени и фамилии. Это была первая странность и первое удивительное открытие в новом доме.
— Добрый день, Архип Кузьмич. Что слышно в моё отсутствие?
— Неблагонадёжных вестей не поступало. А корреспонденция ваша собрана, как положено, в кабинете. Последним пришло послание из сестринской общины. Даже два, если память мне не изменяет. Должно быть, желают вас видеть, — степенно докладывал Архип, не забывая при этом методично и ненавязчиво изучать нас с Груней в полглаза. — Полагаю, ужин уже можно подавать?
— Да. Подавай. И вели подготовить две гостевые спальни.
— Разумеется. Вениамин Степанович опять весь в делах?
— И он пожалует. Никуда не денется, — бросил Булыгин, заходя в дверь.
Архип дождался, когда мы с Груней зайдём следом, после чего бесшумно прикрыл за нами дверь и пошёл выполнять распоряжения.
Я едва успела окинуть первым взглядом представший передо мной дом, как в вестибюль выскочила девочка, лет восьми в прехорошеньком кремовом платьице.
— Папа! — она понеслась со всех ног к Василию.
И у меня снова случилась несостыковка времени, места и нравов. По идее, девочке полагалось встречать отца по этикету — спокойно и учтиво. Однако маленькая княжна полностью пренебрегла любыми формальностями. Подхватила юбки, задрав их до колен, и полетела навстречу Булыгину.
Я посмотрела на Василия, и уже в третий раз последние пять минут буквально провалилась в шок. Булыгин… улыбался. Светло и открыто. Он подхватил девчушку и взвил над полом.
— Папочка! — захохотала малышка, высоко паря в сильных отцовских руках. Булыгин прижал девочку к себе, она обвила его за шею и сомлела в его объятьях. — Папочка, я так скучала.
— Я тоже скучал по моей принцессе, — тепло проговорил Василий. Я даже голос его едва узнала. Затем он повернулся к нам с Груней: — Познакомься, Агата, это мои добрые подруги — Александра и Агриппина. Они пока погостят у нас. Ты не возражаешь?
Агата замотала головой:
— Не возражаю! — девочка устремила на меня ясный голубой взор и совершенно непосредственно выдала: — Здравствуйте! Меня Агата зовут.
— А меня Саша, — как-то тихо ответила я, разглядывая её ангельское личико.
— А меня Груня, — поспешила представиться моя названная сестрица.
— А вы будете со мной играть? В салки!
— Конечно, — я улыбнулась. — Мне нравится играть в салки. И в прятки.
— И мне, — подтвердила Груня.
Агата повернулась к отцу:
— Если они будут играть со мной в салки, то пусть всегда-всегда с нами живут!