Аптекарский огород попаданки

Глава 10.

Господи!.. Господи!.. Господи!.. Это точно сон! Точно сон!..

Может, я и заработала инвалидность в той злосчастной аварии, но голова-то уцелела! Иначе б меня на должность педагога ни за что не приняли.

А что, если травма была скрытой и проявилась только сейчас?.. Ну, нет, мне же МРТ делали. А если чего-то всё-таки не разглядели? Опухоль там… Или…

Нет, тоже вряд ли. Остаётся только один вариант — сон.

Я подскочила со стула и начала вышагивать по комнате, уже не обращая внимания на почти потерявшую сознание Груню. Взгляд зацепился за металлический предмет на столе — нож для бумаг с красивой резной ручкой в виде двуглавого орла. Металл напоминал серебро, а края изделия были аккуратно скруглены, дабы не пораниться. Разрезать что-то таким ножом практически невозможно, но разделить слипшиеся страницы в книге или аккуратно вскрыть конверт с посланием вполне можно. Так что я понимала, что ничего мне не сделается, когда схватила вещицу и ткнула себе в ладонь.

— Матушка, пощади! — тут же бросилась на колени Груня и вцепилась в подол моего платья. — Что удумала-то?! Что удумала?!

А я тем временем еле подавила вскрик и уставилась на покрасневшую кожу. Новой травмы я себе, к счастью, не нанесла. Но последовавшая реакция оказалась вовсе не той, на которую я рассчитывала. Сон не исчез, вокруг ничего не изменилось, кроме психического состояния Груни.

— Коли так противитесь папенькиной воле, то и не ходите в замуж! Бог с вами! Да убиваться-то так почто?!

— Груня… Груня… — тихо позвала, глядя не на девушку, а на свою ладонь. — Груня, всё хорошо. Ты не переживай. Я больше так не буду.

— Ой, Александра Ивановна… Родненькая, неужто така тяжесть вам на сердце, что вы в окошко кинулись, а теперь уж и ножичком тычитесь?..

— Груня, ну, вставай, пожалуйста.

Еле поняла её с колен. И ощутимая тяжесть в который раз убедила в абсолютной реальности происходящего. Ну, не бывают сны настолько детальными. Не бывают. Но ведь и иного объяснения пока не нашлось. А между тем голова моя только сильнее пухла и звенела.

Я всё-таки заставила Груню подняться на ноги, а сама вновь присела на тот же стул. Нехорошо мне стало, ох, и нехорошо…

Мысли ползли то слишком медленно, то чересчур быстро. Сменяли друг друга беспорядочно. Что-то вспыхивало в памяти, но тут же перебивалось другой картинкой, третьей, четвёртой, двадцатой, сотой…

Такое ощущение, что я забралась на крутилку и не рассчитала силы. Ну, у всех же были во дворе такие металлические штуки с двумя сидениями и колесом по середине? Думаю, многие пробовали на такой шайтан-машине повертеться, а потом пройтись по ровной линии. Может, космонавтам данный финт и удавался после сотни часов тренировок, а у обычных людей вестибулярный аппарат отправлялся в космос и ещё долго не возвращался обратно.

Нечто подобное происходило и сейчас. В какой-то момент я даже перестала слышать жалобные завывания Груни и полностью ушла в адскую карусель в своей голове.

Вот я бегу по полю… На мне платье с рюшами… Зову какого-то мальчишку: «Николаша! Николаша, стой!..», и знаю точно, что это мой братик.

А вот Николаша уже одет по-военному, стоит навытяжку, гордый и серьёзный, а я почему-то плачу, и девушка рядом… её зовут Софья, она сестра моя… тоже почему-то плачет…

А вот письмо с красивой печатью, которую я вскрываю тем самым ножом, трогаю шершавые желтоватые страницы, любовно приглаживаю пальцем каллиграфические буквы с размашистыми завитками — «В. Б.»…

Что это?.. Мои воспоминания?.. Или не мои?..

Осколки чьей-то жизни впивались в моё сознание иглами. Я не могла ни остановить это, ни каким-либо иным способом препятствовать. Меня всё кружило и мотало. Карусель вертелась безостановочно, быстрее и быстрее, быстрее и быстрее… Неслась, скручивала до предела, заставляя мозг нагреваться до немыслимых температур…

Похоже, я повторно лишилась чувств. Потому что, вновь открыв глаза, опять обнаружила себя лежащей. На сей раз — на полу. Груня обмахивала меня платком, тараторила молитву и, разумеется, ревела.

— Груня… — позвала я и встретилась с ней взглядами, отныне взирая на бедную девушку совсем иначе.

— Что, барышня? Плохо всё-таки? Плохо? Антипа-то звать надо, чтоб за дохтором гнал…

— Не надо… Антипа… — простонала, пытаясь оторвать голову от дубового паркета. Груня помогла мне сесть. — Я вспомнила…

— Что вспомнили, барышня? — она посмотрела на меня с надеждой и смятением.

— Всё, — выдохнула обречённо. — Я вспомнила всё.