Ветер перемен

==== Глава 53. Поток памяти ====

Почти сразу же, как они вошли в Иллидар, Лиаре стало жарко. Здесь правила весна: теплая, щедрая, густая весна с медовым запахом цветущих деревьев, с теплым игривым ветром, чьи легкие прикосновения несли с собой обещание скорого лета. Под ногами тихо шуршали россыпи уже опавших разноцветных лепестков деревьев, в воздухе кружился ветер, разбрасывая вокруг себя полные пригоршни лепестков, и они путались в кудряшках Лиары, падали ей на плечи, спадали вниз по одежде. Уже совсем скоро она скинула и свой собственный теплый плащ, в котором путешествовала по реке, а следом расстегнула и куртку, купленную в Алькаранке.

Все здесь казалось таким странным, особенно на контрасте с царящей за границами Иллидара осенью. Буквально несколько минут назад холодные капли дождя насквозь пропитывали ее одежду, ветер бил в лицо, по небу ползли низкие тревожные облака. Деревья угрюмо клонили головы к воде, подставляя макушки под безжалостную барабанную дробь ледяных капель, и вот-вот уже должен был выпасть первый снег, белым одеялом накрывающий весь мир до весны. Здесь же все было настолько иначе, что Лиара буквально задыхалась и от удивления, и от жары, пропитывающей воздух.

Даже солнце стояло высоко-высоко над головой, при том, что за границей Мембраны оно едва ползло над самыми макушками деревьев, цепляя за них холодным тусклым краем. Лиара в замешательстве взглянула на небо, пытаясь понять, почему так. Она могла представить, что Мембрана определенным образом действует на погоду, что эльфы в состоянии растягивать по желанию время и продлевать сезоны на период дольше, чем им отвела природа, но разве могли они что-то сделать с солнцем, ползущим по небу изо дня в день, солнцем, которому не было никакого дела до того, как живут под его лучами все живые существа?

Бросив аккуратный взгляд на Латаана, Лиара засомневалась, стоит ли спрашивать. Эльф шагал рядом, невозмутимый и спокойный, как зимний пруд. Он скорее походил на ее конвоира, чем на сопровождающего, и это было неприятно. Однако любопытство победило, и Лиара все-таки решилась.

— Скажите… — негромко начала она. Латаан взглянул на нее ничего не выражающим взглядом. — Как вы заставляете солнце стоять так высоко? Я понимаю, как можно управлять погодой, но солнце… — Лиара только неверяще покачала головой.

— Разве сам феномен солнечного света отличается чем-то от феномена бури, шторма или грозы? — усмехнулся эльф. — Или вы считаете, что до солнца труднее докричаться, чем до тех же облаков?

— Нет, но… — Лиара смешалась, сама не зная, что думать и как реагировать на его слова.

Эльф взглянул на нее и решил ответить, слегка смягчившись:

— Время здесь течет иначе, чем за границей Мембраны, и это открывает нам некоторые… возможности. В месте контакта Мембраны и привычной физической реальности все процессы физического мира несколько меняются. Это похоже на различие между Гранью и физическим миром. Вам что-то говорит название Грань?

— Да, — кивнула Лиара. Эльф усмехнулся и продолжил:

— Тогда, вы, наверное, знаете, что существа, живущие за Гранью, во всяком случае, самые могущественные из них, могут некоторым образом влиять на события физического мира. Грань — более тонкий слой луковицы, которой люди именуют привычную им реальность, но и более высокий слой. Все, что рано или поздно должно материализоваться в физическом мире, присутствует за Гранью в качестве потенциальности. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Достаточно, — голос Лиары был резче, чем ей бы хотелось, но этот эльф разговаривал с ней будто с несмышленым ребенком, и это раздражало. Впрочем, смысл его слов доходил до нее медленнее, чем на них была дана первая реакция. Судя по всему, Латаан имел в виду, что Грань каким-то образом предшествует физическому миру, но Лиара не совсем понимала, как так может быть, что вещи, уже существующие за Гранью, могут еще не существовать в обыкновенной реальности.

— Все дело в плотности миров, — словно не заметив ее тона и прочитав ее мысли, продолжил Латаан. — Грань — менее плотна, чем физическая реальность, а потому более проницаема. Для того, чтобы какие-то вещи реализовались там, нужно меньше времени, чем для того же процесса в физическом мире. На этом и построен эффект Мембраны. Фактически, Мембрана является местом искажения пространственно-временного потока, если можно так выразиться. А это дает нам, Первопришедшим эльфам, чье сознание достаточно сильно для непосредственного влияния на окружающий мир, гораздо больше возможностей для преобразования реальности. Мембрана — лишь катализатор наших способностей, некое место, в котором наша мощь возрастает, потому что истончаются непреложные законы физического бытия.

— Но вы же сами можете создать это место, разве нет? — Лиара нахмурила брови, непонимающе глядя на Латаана. — То есть катализатором вашей силы становится вещь, которую вы же сами и создали? Как такое может быть? В этом нет логики.

— Почему же? — спокойно улыбнулся Латаан. — Вспомните, например, Фаишаль. Он тоже был создан из камня, однако позже он стал катализатором невероятной силы, с помощью которого началось коренное преобразование мира, и пример тому — ильтонец, что путешествует вместе с вами. Почему же тогда причина и следствие в определенный промежуток времени не могут существовать одновременно? Или лучше сказать иначе: есть промежуток времени, в который они существуют одновременно, и этот промежуток — точка творения. Фактически, в точке творения, как в семени дерева, уже заложено все последующее движение и развитие феномена, только в свернутом виде. Я не вижу здесь противоречия, Лиара Морин.

Ей было очень любопытно его слушать: никто из встреченных ею за всю жизнь людей не рассуждал подобным образом. Но при этом Латаан говорил таким тоном, словно насмехался над ней, отчего внутри поднималось жгучее раздражение, и все желание беседовать с ним и дальше пропадало. Лиара лишь кивнула, таким образом, показывая, что с нее объяснений достаточно, и Латаан замолчал. А в ее голове осталось гораздо больше вопросов, чем ответов, вопросов, казавшихся ей очень важными, тех, что требовалось обдумать позже.

Вот только все в этом городе было любопытно, настолько необычно и странно, что у нее буквально не было возможности задержаться на какой-то мысли, как сразу же возникали новые и новые вопросы. Они проходили по просторным широким улицам, по бревенчатому настилу под ногами, усыпанному цветами, и Лиара крутила головой по сторонам, рассматривая город.

Здания вокруг были не слишком высокими, не больше двух этажей, приземистыми и широкими. Их стены под стрехами украшала затейливая резьба с незнакомыми Лиаре символами, плавно изгибающимися, мягкими, будто множество перетекающих друг в друга капель. Стены домов, казалось, по большей части состояли из этих странных бумажных раздвижных панелей, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что несущей конструкции, укрепленной толстыми, гладко отполированными деревянными столбами, тоже достаточно. Эти окна-двери располагались довольно высоко над уровнем настила городских улиц, и часто дома опоясывали неширокие длинные балконы как раз на уровне окон.

Во многих домах окна были раздвинуты целиком или частично, и сквозь них просматривались внутренние помещения. Лиара с интересом заглянула туда, стараясь сделать это так, чтобы не было видно Латаану. Внутренние помещения были сильно приподняты над уровнем земли, видимо, так жители спасались от речной сырости и сквозняков. Полы устилали толстые циновки из ароматных трав, а в комнатах практически ничего не было: лишь невысокие столики, плетеная мебель, кое-где — разноцветные подушки. Облокотившись на эти подушки, отдыхали хозяева домов: высокие, стройные, равнодушные ко всему эльфы. Кто читал книгу, кто негромко наигрывал на музыкальных инструментах, кто пил чай или рисовал акварелью. Лиаре вдруг подумалось: если все жители этого города проводят весь день в праздности, то на что же живет Иллидар? Вряд ли Речному Дому было что продавать: он расположился посреди реки, отрезанный от всего остального мира Мембраной, и ничего на продажу, кроме рыбы в реке под ним у него просто физически быть не могло. За счет чего же тогда существовали его жители?

Но этот вопрос задавать Латаану она не стала. Во-первых, больше не хотела выслушивать его покровительственный тон, во-вторых, сам по себе вопрос запросто можно было счесть грубостью, особенно от чужачки, которую пограничник явно подозревал в связях с наследником Лесного Дома. Потому свои вопросы она оставила при себе.

Навстречу им шли и другие жители города. По большей части все они выглядели так, будто просто гуляют, наслаждаясь цветением весенних деревьев. Во всяком случае, никто никуда не спешил, да и в руках у них не было таких привычных для людских городов узелков с вещами или сумок. Заложив руки за спину, одетые в легкие светлых цветов одежды Первопришедшие, прогуливались по тонущим в лепестках улицам, с таким видом, словно ничто кроме этих самых лепестков их больше не интересовало. Женщины носили странные платья-накидки, струящиеся с их тела множеством складок и тонких слоев ткани, которые длинными шлейфами волочились за ними по земле. Лиара вдруг тихонько охнула, приглядевшись: одежда на их плечах слегка меняла цвет сама по себе, словно световая рябь бежала по ткани.

На небольшом перекрестке, к которому они подошли, в самом его центре росло приземистое, все искривленное дерево. Его ветви почти непроницаемой для света плоской крышей оплели всю площадь, с них свисало множество длинных странных нитей бледно-лилового цвета, образующих почти что лабиринт вокруг толстого ствола дерева, едва просматривающегося из-за них. На свету все эти нити переливались фиолетово-розовыми сполохами, загадочно мерцали, и у Лиары дух захватило от такой красоты. Рядом с деревом стояла эльфийская женщина. Она была высокой и стройной, с длинными распущенными пепельными волосами и глазами точно в цвет фиолетовых нитей дерева. Женщина улыбалась и тянула к ним руки, медленно водя пальцами по нитям, словно лаская их. И ее одежда странным образом прямо на глазах Лиары изменила цвет, став сначала розоватой, затем молочно-золотой, такой мягкой, что от нее буквально исходило сияние. Заслышав их шаги, женщина обернулась, и ее брови удивленно взлетели, а платье вдруг резко стало густо-зеленым, как травы в самой середине лета. Лиара только покачала головой: таких чудес от эльфов она уж точно не ждала. Если даже ткани они смогли придать индивидуальный характер…

Все обитатели Иллидара реагировали на Лиару подобным образом. Она представляла себе, насколько сильно бросается в глаза издали в своей простой коричневой куртке из шерсти и точно таких же штанах. Рядом с ней шагал Латаан в мягком сером камзоле, клиньями спускающемся до середины бедра. У камзола был ворот стоечкой, плавно переходящий в широкие отвороты бортов на груди, аккуратно скрепленные пуговицами. Штаны на нем были чуть темнее камзола, тоже серыми, узкими, а ноги эльфа до колен обтягивали тонкие сапоги из мягкой кожи на высокой шнуровке. Также были одеты и многие встреченные ими мужчины, разве что цвета камзолов варьировались от песочного до светло-зеленого. И ни у одного из них одежда не меняла цвет, как у женщин.

Первопришедшие смотрели на Лиару странно. В их глазах было удивление, смешанное с непониманием и замешательством, никакой агрессии, скорее интерес к диковинному зверю, которого они никогда раньше не видели. Этот взгляд было не так сложно выдерживать, как полные настороженности и внутренней готовности к атаке взгляды людей, однако она все равно ощущала себя очень неловко. Возможно, даже более неловко, чем когда смотрели люди. Потому что здесь она чувствовала себя именно редким животным, выставленным напоказ, а не живым существом. К тому же, никто из Первопришедших ничего не спрашивал у провожающего ее Латаана. Они просто замирали на месте и следили за ней, совершенно беспардонно, разглядывая ее с ног до головы. И хорошего настроения это уж точно никак не прибавляло.

Потерпи. Еще немного, ты дойдешь до дворца, найдешь мать, узнаешь у нее все, что тебе так хотелось знать, и уйдешь отсюда к Раде. Странным образом все ее нетерпение и жгучее желание наконец-то увидеть родную мать, о которой она так тосковала все эти годы, просто улетучилось, сменившись стремлением поскорее покинуть Иллидар. Теперь Лиару гораздо больше интересовал один вопрос: кто такая Великая Мать, и как связано с этим то, что она была оставлена в мелонском приюте. Почему-то теперь все ее переживания и тяга к семье были перечеркнуты этим простым интересом, и ее собственная мать казалась совершенно чужой, незнакомой, просто женщиной, что подарила ей жизнь. Может быть, это было связано с отношением Первопришедших к ней, которого с сегодняшнего утра она уже насмотрелась достаточно. Может быть, благодаря Раде, Алеору, Улыбашке и Каю одиночество, что терзало ее долгие годы, наконец-то отпустило ее, и она обрела уют в кругу людей, которых считала своими друзьями. Может, дело было и в чем-то другом, но Лиаре не слишком-то хотелось думать об этом. Сейчас ее за пятки кусало время: каждая минута, проведенная здесь, равнялась пяти минутам за границей Мембраны. И где-то там, возле покрытого дождем окна, в сырой унылой осени при свете зажженной даже днем лампы ее ждала Рада. Рада, которая любила ее, которая целовала ее, которая наконец-то сказала ей об этом.

В груди опять стало жарко, и Лиара рассеяно улыбнулась, прекратив обращать внимание на взгляды встреченных эльфов. Все ее самые заветные мечты сбывались, сбывались рядом с этой необыкновенной, совершенно невозможной, неописуемой женщиной, состоящей из одних противоречий, но при этом такой цельной и живой, каких она никогда не встречала и не видела. Весь мир лежал в чаше ее ладоней, и Рада подносила его ей со своей вечной чуть лукавой улыбкой и бесконечной нежностью на дне синих глаз. Она подарила мне все, и мне теперь ничто не страшно. У меня есть за что бороться, у меня есть ради чего жить. Ради ее улыбки и ее смеха, ради лучиков солнца в прохладных колодцах ее зрачков. Разве нужно человеку что-то еще?

Впереди над чуть закругленными коньками черепичных крыш вырастал дворец. Солнце нестерпимо блестело на выбеленных стенах его четырех уровней, поднимающихся к самому небу. Он вовсе не походил на все те постройки, что называли дворцами в людских селениях. И в нем не было ничего, что напоминало бы крепость, что, на первый взгляд, было удивительно для нее. Лиара привыкла к тому, что дворцы знати всегда окружала толстая и высокая стена, что сами дворцы изобиловали узкими прорезями бойниц и густой сетью переходов, способных запутать любого осаждающего. Здесь же не было ничего подобного: лишь раздвижные окна-двери, легкие подвесные балконы с ажурной резьбой на колоннах, изящные линии изогнутых крыш. Война никогда не ступала в Иллидар, и ему не нужно было защищаться от всего остального мира. Может быть, поэтому Первопришедшие с такой бдительной тщательностью и берегли свой город от любого проникновения извне.

Наконец, они с Латааном вышли на небольшую площадь перед дворцом. Со всех сторон дворец окружали пушистые купы цветущих деревьев, и он словно вырастал из мягкого основания их крон. Лиара во все глаза смотрела на стены, не веря тому, что видела. Все пространство древесного каркаса, выбеленного так, что глазам больно было смотреть, покрывала тончайшая резьба по дереву. При порывах ветра цветущие деревья слегка колыхались, и тень бежала по резьбе, создавая эффект объема и движения. Казалось, что листья, вырезанные на толстых бревнах стен, колеблются под ветром, а птички перелетают с ветки на ветку.

Вход во дворец — большие ворота из небесно-голубого дерева, испещренные резьбой и сейчас закрытые, — охраняли двое высоких Первопришедших. Их грудь закрывали длинные легкие кольчуги из металла столь тонкого, что он казался прозрачным, на головах лежали обручи с широкой носовой стрелкой. В руках стражники держали нагинаты, почти что мечи с односторонней заточкой, насаженные на длинную рукоять, хотя здесь это оружие казалось излишним. Ничто не угрожало покою Иллидара, и Лиара подумала, что нагинаты — скорее, дань традиции, чем насущная необходимость.

Глаза обоих стражей моментально впились в Лиару, и на лицах их тоже промелькнуло удивление, сменившееся такой привычной маской холодной неэмоциональности. Однако она сразу же ощутила странную волну содрогающегося пространства, на миг окружившую стражей и опавшую. Видимо, они послали сигнал куда-то внутрь дворца, и ей оставалось лишь гадать, что это был за сигнал.

Площадь перед дворцом была достаточно широкой, пересекали они ее долго, а взгляды стражей буквально пронзали Лиару насквозь. Смотреть на них было неприятно, и она бросила еще один взгляд на стены, едва не споткнувшись на ходу. Пляска резьбы на каркасе дворца вовсе не была плодом ее воображения или эффектом от танцующей на стенах тени деревьев. Листья действительно легонько трепетали под задувающим с востока ветром, и птички действительно перепрыгивали с места на место. Большой камышовый кот с длинным хвостом приподнял уши, глядя на Лиару, вновь плавно двинулся по вырезанным на поверхности дерева лозам и скрылся за углом здания. Лиара даже помотала головой, пытаясь понять, не чудится ли ей все это. Такого не могло быть, резьба не могла оживать под порывами ветра. И все же — она жила.

Тем временем Латаан остановился напротив входа во дворец и слегка кивнул преграждающим его стражам:

— Я привел женщину, называющую себя Лиара Морин. Она утверждает, что ищет свою мать, имени которой не помнит. Возможно, на нее захочет взглянуть госпожа Элморен.

Глаза обоих стражей вновь впились в Лиару, и она почти что силой заставила себя стоять прямо и смотреть им в ответ. От этих тяжелых взглядов веяло зимней стужей и хотелось спрятаться, но деваться ей было некуда. К тому же, стражи выглядели так, как будто знают больше того, что рассказал Латаан. Конечно! На пристани был второй эльф, который сразу же направился в Иллидар, когда мы причалили. Наверное, он уже доложил о прибытии Алеора, а это значит, что они знают, что я путешествую с ним. На коже проступил едва заметный зуд: желание отмыться от всех этих домыслов и подозрений, в которые ее насильно втягивали Первопришедшие, и Лиара инстинктивно потерла руки. Ее движение не укрылось от глаз стражей, и взгляды их стали еще холоднее, хотя казалось, что такого уже просто не может быть.

Стражи молчали, словно ожидая чего-то еще. Молчал и Латаан, спокойно глядя на них. Лиара затопталась на месте, не понимая, что происходит, не нужно ли ей тоже что-то сказать. Взгляд сам собой то и дело сползал на живые стены дворца, по которым порхали бабочки, перепрыгивали птички, ползали какие-то маленькие ящерки. Это постоянное движение на краю зрения начало нервировать ее.

Потом из глубины дворца вновь пришла странная рябь, от которой бесшумно содрогнулось пространство, и один из стражей кивнул головой, отступая в сторону и распахивая левую створку дверей.

— Вы можете пройти. Вас ожидают.

Лиара поспешила следом за Латааном, стараясь не обращать внимания ни на взгляды стражи, ни на странное движение на стенах дворца.

Внутри дворец оказался еще более диковинным, чем снаружи. Большое помещение со всех сторон окружали раздвижные панели из полупрозрачной бумаги. Однако зал все равно оставался достаточно просторным, чтобы в нем одновременно разместилось до полусотни людей, не испытывая никакого дискомфорта. Здесь ровным счетом ничего не было: лишь несколько шелковых ширм были отодвинуты к прозрачным стенам. Лиара загляделась на эти ширмы: изображения на них представляли собой пейзажи, вытканные тончайшим шелком. На одной на фоне синеющих в отдалении горных склонов качался на ветру крохотный голубой цветочек горечавки, на другом — по напитанной солнцем воде заводи, казавшейся золотой, медленно плыли белые кувшинки.

Полы зала покрывала все та же мягкая циновка, полностью скрывающая шаги вошедших. Потолок же заплетали ползучие растения и цветы. Лиара заморгала, разглядывая большие разноцветные соцветия диковинных цветов, разбросавших во все стороны нежные бархатистые лепестки и источающих сладковатый аромат. В этом зале цветы были по большей части белыми и светло-розовыми, хоть встречались и бледно-лиловые оттенки. Таких цветов она никогда не видела и названия их тоже не знала.

Странным образом в зале было светло, несмотря на отсутствие светильников и перекрывающие обзор бумажные стены. Впрочем, стены эти буквально светились от солнца, и Лиара предположила, что скрытые за ними помещения хорошо освещаются, потому и здесь тоже не темно. Слева от Лиары по бумажным стенам скользнула высокая тень, потом из-за них вышел еще один эльф, безмолвно направившись им навстречу. Возраст по его лицу определить было невозможно, но при взгляде в его глубокие, бесстрастные глаза Лиаре вдруг подумалось, что он должен быть гораздо старше Латаана. Возможно, даже старше Алеора.

Эльф был одет в белоснежные одежды, очень похожие на женские, которые она уже сегодня видела, но цвета не меняющие. При этом на нем эти одежды смотрелись как-то более сдержано, чем на гуляющих по улицам Иллидара женщинах. Оглядев их своими прозрачно-зелеными глазами, эльф негромко проговорил:

— Госпожа Элморен ожидает вас в своих покоях. Следуйте за мной.

Лиара двинулась за уже развернувшимся и зашагавшим вперед провожатым, и только потом поняла, что Латаан направился в противоположную сторону. Он не сказал ей ни слова, не подал ни одного знака, даже не обернулся на прощание. Просто вышел через входную дверь и плотно прикрыл ее за собой.

Странным образом его уход одновременно принес Лиаре облегчение и новые тревоги. В его обществе она хотя бы не чувствовала себя настолько чужой здесь. Латаан встретил ее еще в Рамаэле, и он словно бы был тоненькой ниточкой обратно, в привычный ей мир людей, и теперь эта ниточка оборвалась захлопнувшейся за его спиной дверью. Но и хорошее в этом нашлось: больше никто не буравил ей спину своими холодными глазами, никто не говорил с ней так, будто она совершила что-то дурное.

Ее новый проводник не произнес ни единого слова. Он лишь шел впереди, не оборачиваясь, будто ему было совершенно безразлично, следует она за ним или нет. Но Лиара почему-то была абсолютно уверена: если она решит развернуться и дать деру, ее проводник отреагирует с быстротой гадюки, и ее сразу же схватят. И тогда уже разговор с ней будет совершенно иным. Впрочем, особой охоты сбегать у нее не было, она мечтала лишь о том, как бы поскорее и без проблем покинуть этот странный край.

За одной из прозрачных стен оказался узкий коридор между точно такими же стенами. Проводник повел ее туда, потом свернул вправо. Лиара тихонько выдохнула, увидев, наконец, вполне обычную несущую стену с толстыми балками, обитую тонкими панелями из светлого дерева. До этого ей казалось, что внутренняя часть дворца держится вообще ни на чем, и никаких колонн или крепежей для нее она не увидит, только эти бумажные раздвижные стены. В дальнем конце коридора виднелась широкая изящная лестница, плавно изгибающаяся вверх. Судя по всему, лестница была винтовой. Лиара попыталась себе представить ее расположение, но сделать это было очень сложно из-за огромного количества бумажных перегородок, мешающих сориентироваться. По ее прикидкам, она должна была находиться в самом центре нижнего этажа, но это могло быть и не так.

Следом за проводником она поднялась по плавно изгибающимся ступеням, придерживаясь рукой за тонкие перила из темного дерева. Глядя в его спину, Лиара все гадала: мог ли проводник наврать и вести ее прямиком в ловушку? Слишком просто все складывалось, слишком легко она попала на аудиенцию к этой госпоже Элморен, которую Латаан посчитал возможной кандидатурой в матери Лиары. С другой стороны, не просто же так он это сделал? Значит, у него должны были быть причины так считать? И вряд ли к этим причинам можно было отнести лишь ее внешность.

Мысли лихорадочно метались в голове Лиары, словно пойманные в ловушку птицы. В этом дворце стояла полная тишина, лишь изредка прерываемая приглушенными голосами, которые доносились откуда-то издалека, но откуда именно, понять было невозможно из-за перегораживающих все бумажных стен, в которых звук мешался и путался. Если бы здесь играла музыка, если бы смеялись дети, если бы кряхтели усталые слуги или топали сапогами стражники, Лиаре было бы гораздо легче. Тут же не происходило ровным счетом ничего, и тишина нервировала ее, такая непривычная и странная.

Вскоре лестница вывела их на второй этаж. Изящные повороты бежали выше, но проводник шагнул сюда, и Лиара поспешила следом за ним. Здесь полы тоже устилали циновки, но бумажных стен было уже не так много. Теперь они стали элементом декора, изящно вписанные через равные промежутки в деревянные стены из светлого дерева. Со всех сторон лестницу окружало открытое пространство, и она уходила вверх, казалось, просто вися в воздухе. Со всех сторон виднелись коридоры, и в один из них проводник кивком головы позвал за собой Лиару.

Тревога еще больше усилилась, и она внутренне собралась в кулак. Здесь тоже стояла тишина, приглушенный свет проникал, казалось, отовсюду и ниоткуда сразу. Почему-то Лиаре пришло в голову сравнение с Гранью; во всяком случае, ей думалось, что мир за ней должен выглядеть также странно и непривычно. А потом проводник остановился перед одной из бумажных панелей и замер. Вновь пространство поколебала волна, сразу же с другой стороны ей пришла ответная. Аккуратно взявшись пальцами за край рамы, проводник беззвучно отодвинул ее в сторону и указал Лиаре войти внутрь. Глубоко вздохнув, она шагнула в помещение.

Здесь все было совсем иначе. Большая комната была ярко освещена весенним солнцем за окном, чьи лучи беспрепятственно лились внутрь сквозь балкон и распахнутые наружные двери. Вдоль стен стояли расписные ширмы, изукрашенные затейливыми мелкими узорами птичек и цветов, у окна виднелся приземистый гладко отполированный стол из темного дерева, тоже застеленный циновками. Все стены были из дерева, и по ним кое-где взбирались тонкие гирлянды мелких белых цветочков, таких же как внизу, но совсем крохотных. А на странном приземистом кресле без ножек, почти как постаменте, у стола сидела женщина. Она вскинула глаза на Лиару и застыла, и время для них обеих остановилось.

Лиара едва слышала, как тихо за ее спиной задвинулась на место входная дверь. Звуки приглушенных голосов, долетающие снизу, с городских улиц, смех, шум ветра в деревьях, — все это ушло прочь. Женщина смотрела на нее и в нее, и в ее глазах было что-то такое, такое знакомое… Два штормовых моря, перетекающие под густой сенью ресниц, древних моря, в которых волнами была вечность, и солнечные ветра гнали и гнали эту вечность вдаль.

Что-то изменилось, что-то сместилось внутри самой Лиары, что-то накренилось так, что она пошатнулась, роняя на пол свои вещи. Сквозь толстый слой пыли, что лежал на всех ее воспоминаниях из детства, протиснулась первая густая капля расплавленного золота, обжигая ее изнутри. Серые глаза-море, улыбка теплых губ, две руки, что сажают ее в седло высокого-высокого коня… Лиара с трудом удержалась на ногах, приложив руку к лицу, словно это могло как-то помочь. Иллидар, залитый лучами закатного солнца. Повсюду глубокие сугробы, из которых прорастают тонкие серебристые цветы, словно звезды, мерцающие в темноте. Ночь Зимы, доченька…

Ноги подломились, и Лиара тяжело рухнула на мягкие циновки, не в силах стоять. Одна капля за другой все быстрее и быстрее протискивались через плотные барьеры ее сознания, похожие на грязный войлок. Ладьи под голубыми парусами, что разрезают усыпанные лепестками воды могучей реки… Хоровод золотых огней в небе — день рождения наследника трона — придворные Садовники устроили ему праздник… Белоснежные лебеди, которым обвивают венками из цветов тонкие шеи и отпускают их в небо в праздник первого дня осени… Мать, смеющаяся мать, обнимает ее за плечи и подает ей венок, руки Лиары не слушаются, они маленькие и толстенькие, с непослушными пальчиками и перетяжками на запястьях. Она хохочет и роняет венок в воду, а отец со смехом наклоняется со ступеней пристани и достает его оттуда…

— Что происходит? — язык едва ворочался во рту, а мысли расползались в стороны, как разбегающиеся муравьи, и Лиаре никак не удавалось собрать их. — Что со мной?..

— Так возвращается память, — прозвучал рядом такой знакомый голос, такой знакомый, что в этот момент плотину внутри Лиары прорвало, и все хлынуло водопадом, обрушилось на нее горным потоком, становясь на место и распускаясь перед внутренним взором, словно бутон цветка.

Она вспомнила все. Она сидела на полу комнаты своей матери, в той самой комнате, что когда-то так любила, в комнате, где так часто играла. Она помнила свое детство, отца, что всегда улыбался ей и целовал ее в маленький нос-конопушку, помнила мать, которая обнимала ее и читала ей сказки на этом балконе. Она помнила лицо Владыки Себана, который приходился ей дальним-дальним родственником, настолько дальним, что к наследованию трона она отношения не имела, однако должна была жить во дворце. Помнила она долгие зимние ночи, когда сквозь пушистый снег цвели цветы и плодоносили деревья, помнила весну, яркую и солнечную, как сейчас, свои игры с теми совсем немногочисленными детьми, что еще были в то время в Иллидаре.

А еще Лиара вспомнила свой отъезд. Сумрачное лицо отца, то, как он запахивал ее в свой плащ, чтобы стражи не заметили, как он выносит ее в ночь. Помнила, как он шагал сквозь пространство, прижимая ее к груди, и все вокруг нее текло прочь, и сама она растекалась в ослепительном сиянии света. Помнила мать, что приняла ее из рук отца и посадила в седло высокого серого жеребца, как отец в последний раз поднял руку на прощание, и лицо его исказилось от тоски. Помнила, как отмеряли длинные ноги жеребца километры, и как леса неслись мимо, сливаясь в одно пятно. И как мать, рыдая, отдавала ее в руки подозрительно косящихся на нее женщин в забытом Богами городке Деран в самой глуши Мелонии.

— Зачем? — выдохнула Лиара, чувствуя, как слезы сами собой хлынули из глаз. Воспоминания вернулись резко, перетрясли ее всю с ног до головы, и теперь она с невероятным трудом формулировала даже такой простой вопрос. Казалось, что тело было измождено до предела, будто она не была в грезах как минимум несколько недель. Лиара вскинула на свою мать глаза, всем телом переживая и ее, и свою собственную тоску от того расставания, и вновь повторила, едва дыша: — Зачем?

Мать была точно такой же, какой Лиара помнила ее в детстве, и — немного иной. Годы печали и разлуки наложили на нее свой отпечаток: покрыли сеточкой тонких морщин уголки глаз, затемнили лицо, иссушили тело. Теперь она выглядела более худой, чем раньше: щеки глубоко ввалились, на лице острее прорезались скулы и подбородок. Но она все же была и точно такой же. Спадала на плечи густая грива длинных каштановых кудрей, таких редких среди эльфов, кудрей, в которые отец Лиары так любил вплетать первые весенние цветы. Глаза-море смотрели из-под тонких с легким изломом бровей, глаза, благодаря которым Лиаре так нравились морские волны, благодаря которым она так мечтала однажды увидеть северное море, и Рада подарила ей это. Мать улыбалась ей печально и так светло, и в глазах ее застыли крохотной россыпью росы слезы. На ее плечах был темно-серый наряд, не менявший своего цвета, — Лиара смутно помнила, что так одевали женщин, которые по законам Иллидара считались преступницами. Руки матери сжали самый край ее одежды, сжали до белизны костяшек, словно она из последних сил сдерживала себя.

— Прости меня, доченька! — с трудом выговорили губы матери, сломавшиеся от горя, и она вдруг согнулась пополам, спрятав лицо в ладонях и содрогаясь всем телом в рыданиях.

Координация движений после резко снятого с памяти блока еще не восстановилась до конца, и двигать руками и ногами было странно тяжело. Но Лиара все равно поползла по циновкам к матери, изо всех сил заставляя свое тело повиноваться. Воспоминание о мягких циновках под коленями было таким странно знакомым: словно случилось с ней буквально вчера. Вспоминала не Лиара, а само ее тело, впитывая ощущения, как губка. И при этом плотной стеной Лиару отделяло от этого времени прошлое.

Неслушающимися руками она неловко обняла мать, и та обняла ее в ответ. Так они и сидели вдвоем, прижавшись друг к другу как можно плотнее, обнимая друг друга как когда-то давно, много лет назад. Для нее же прошло всего два года, вдруг мелькнуло в голове у Лиары, и эта мысль отчего-то согрела ее. Даже за эти два года мать осунулась и не постарела — эльфы никогда не старели, — но выглядела изможденной и потерявшей все свои силы и надежду.

— Матушка, — негромко проговорила она, — где отец, матушка?

— Артаин за морем, дочка, — сквозь слезы с трудом проговорила мать. Лиаре пришло в голову, что она, наверное, очень долго сдерживала свои чувства, не давая им воли, и теперь все это прорвалось наружу неостановимым водопадом слез. — Из-за того, что мы сделали, Себан выслал его во внешний мир подумать на четыре десятилетия. Отправил его на север Тарна. Письма оттуда почти не доходят…

— Из-за того, что вы сделали? — сморгнула Лиара. — То есть отца наказали за то, что вы вывезли меня из Мембраны?

— Да, и за то, что отказались говорить Себану о том, где именно мы укрыли тебя, почему мы это сделали, — мать кивнула, слегка приходя в себя и осторожно ладонями стирая слезы со своих щек. — Ты была слишком маленькой и не знала этого, но детям Первопришедших запрещено покидать Эллагаин. Во внешнем мире они растут гораздо быстрее, они забывают, кто они, перестают быть Первопришедшими в душе и образе мыслей.

— Чушь какая! — фыркнула Лиара.

Мать удивленно взглянула на нее, потом вдруг лицо ее осветилось. Две ладони, такие долгожданные, такие любимые ладони коснулись ее щек и аккуратно обняли ее лицо. Губы матери дрожали, а в глазах ее отражались яркие лучи весеннего солнца. Она не только постарела, с тревогой отметила Лиара. Одиночество подломило когда-то одну из самых красивых женщин Эллагаина Аваиль Элморен, и тень Тоски легла на ее прекрасные черты. Пока еще это была лишь едва заметная тень, но Лиара нахмурилась. Только самые сильные эльфы были в состоянии побороть Тоску совсем, а мать всегда была мягкой, спокойной, нерешительной, во всяком случае, Лиара помнила ее такой. Она во всем полагалась на отца, а сейчас отца услали за море, и она осталась совсем одна. Неужели Себан не видит, в каком она состоянии? И если видит, то почему ничего не делает? — нахмурилась Лиара.

Руки матери дрожали на ее щеках, сухие и чуть-чуть шершавые, а полные любви глаза все выискивали и выискивали что-то на ее лице.

— Как ты выросла, моя девочка! — тихонько заговорила мать, с дрожащей нежностью оглаживая кончиками пальцев ее лицо. — Какой красавицей ты стала! Всего два года назад я оставила в Мелонии маленькую девочку, худющую, с огромными глазами и торчащими коленками, и вот ты вернулась ко мне красивой молодой женщиной. Я не смогла увидеть, как ты растешь, пропустила, как ты развиваешься, как учишься. Святая Владычица, сколько всего важного я пропустила в твоей жизни, сколько раз меня не было рядом, когда я была нужна тебе! — голос ее вновь сорвался, но на этот раз мать справилась с собой и вновь через силу улыбнулась ей, отчего лицо ее на миг осветилось. — Но, доченька моя, как же хорошо видеть тебя сейчас! Какой же красивой ты стала! Какой взрослой, сильной и мудрой! Как жаль, что отец не видит тебя!..

— Мама, но зачем все это нужно было? — Лиара подалась вперед, глядя ей в глаза настойчиво и требовательно. — Зачем вы прятали меня в Мелонии? Почему пошли на такой риск, ради чего?

Несколько секунд мать молчала, вглядываясь ей в лицо, потом тяжело вздохнула и покачала головой:

— Думаю, теперь уже не имеет никакого смысла молчать об этом, раз ты вернулась в обществе князя Ренона. — Лиара недоверчиво вздернула бровь, глядя на нее и не совсем понимая, что мать имеет в виду. — Ты помнишь Ильвадана, доченька?

Лиара покопалась во вновь обретенной памяти. Сейчас это уже было не так странно, как поначалу. Воспоминания отстоялись в ее голове, словно взбаламученная вода, почти все заняло свои места, хоть теперь старые воспоминания из ее детства здесь, в Эллагаине, казались ярче тех, что относились к мелонскому периоду. Но Лиара думала, что со временем и это придет в норму.

Буквально из глубины выплыл образ какого-то смешливого молодого эльфа, что часто поднимал ее на руках, подкармливал всякими сладостями, подолгу что-то ей рассказывал. Лиара не помнила, в чем там именно дело, но ей казалось, что остальные эльфы не слишком любили Ильвадана, только она никак не могла взять в толк почему. Взглянув на мать, Лиара негромко спросила:

— Я помню, что Ильвадан проводил со мной много времени, но я не помню, кто он.

— Ильвадан — троюродный брат твоего отца, но не это важно, — мать смотрела на нее настойчиво, просяще, словно от того, как Лиара воспримет ее слова, зависела ее жизнь. Тоска гораздо сильнее взяла ее, чем я думала вначале. Себан должен был вмешаться! Лиара решила, что с этим разберется позже. Сейчас важно было другое. — Самое важное в том, что у Ильвадана есть дар читать в нитях Марн. И он увидел кое-что о тебе. — Мать понизила голос, склоняясь к самому уху Лиары и едва слышно прошептала туда: — Он увидел, что если я не отвезу ребенка в Мелонию и не оставлю там, это приведет к катастрофическим разрушениям и непредсказуемым последствиям для всего мира. Мы думали, что ты Аватара, девочка моя, — Лиара вздрогнула всем телом: слова матери буквально повторяли ее собственные мысли. Мать отстранилась, и голос ее вновь стал громким и веселым: — Но это, очевидно, не так. И раз ты вернулась вместе с Алеором Реноном, значит, все сложилось именно так, как и должно было! Себан, правда, не слишком доволен сложившейся ситуацией, но против он не встанет, ведь ему это тоже выгодно. И я очень рада за тебя, моя девочка! — Мать искренне улыбнулась ничего не понимающей Лиаре. — Хоть его кровь не так чиста, как наша, но я думаю, что он хорош душой и телом и подойдет тебе! Наверное, в этом и был смысл пророчества Ильвадана — чтобы вы встретились и полюбили друг друга.

— Мы с Алеором?! — Лиара поняла, что голос сорвался на фальцет. Лицо матери вытянулось.

— Разве нет? Разве не как своего жениха ты привезла его в Эллагаин, доченька? Как же тогда ты вообще встретила его, как оказалась здесь?

Лиара смотрела на свою мать, лихорадочно соображая. Все происходило совершенно не так, как она планировала, как задумывала. Вот она удивится-то, когда узнает про Раду! Эта мысль вызвала у нее тихий нервный смешок, и Лиара ощутила себя еще более изможденной, чем раньше. Все происходило слишком быстро, все складывалось совершенно не так, как она ожидала, и теперь ей предстояло каким-то образом выпутаться из всего этого. Самое главное я теперь знаю точно. Меня отправили в Мелонию, чтобы я встретила Раду, и на этом настояли Марны, иначе быть просто не может. Но зачем им это нужно было от меня? Здесь оставалось слишком много вопросов, но теперь у Лиары была возможность узнать ответы на большую их часть. По крайней мере, она совершенно точно помнила, что Ильвадан никогда не покидал Иллидара, а это означало, что она легко отыщет его. Следовало также решить вопрос с отцом и матерью, поговорить с Себаном, узнать, кто такая Великая Мать… И убедить всех, что она не собирается замуж за Алеора Ренона.

Тяжело вздохнув, Лиара прикрыла глаза, давая себе возможность немного прийти в себя. В этот день случилось слишком много того, к чему она была совершенно не готова.