Ветер перемен

==== Глава 40. Шторм ====

Гамак раскачивался слишком сильно, гораздо сильнее обычного, но Гардан упрямо держался за теплую дрему, окутавшую его со всех сторон. Некоторое время ему удавалось игнорировать качку, проваливаясь обратно в мягкий полусон, однако в конце концов, его тряхнуло так, что наемник едва не вывалился из гамака и был вынужден открыть глаза.

Спросонья в первый миг Гардан даже не понял, где находится. Все вокруг него ходило ходуном, а гамак трясло так, словно кто-то специально дергал его с двух сторон за крепежи, пытаясь выбросить из него сонного наемника. И только через несколько мгновений он услышал рев, однотонный яростный рев, заполняющий все вокруг, сквозь который едва пробивались слабые человеческие голоса, кажущиеся такими тонкими и отчаянными в этом рычании. Карид был прав, шторм пришел.

С трудом выбравшись из парусины, Гардан сразу же едва не упал на пол, когда корабль немилосердно тряхнуло, поднимая нос высоко вверх. С грохотом прокатился мимо него по дощатому полу его собственный меч в ножнах, который он укладывал перед сном прямо под собой. Видимо, это была его главная ошибка. Все, что было не прикреплено к полу, перекатывалось из конца вконец по нижней палубе, на которой было темно, как в плотно закупоренной бочке.

Оскальзываясь, спотыкаясь, почти падая и держась руками за пустые гамаки остальных моряков, Гардан скорее на ощупь нашарил грохочущий по полу меч и поковылял в сторону трапа наверх, пытаясь при этом удержать равновесие. Корабль швыряло из стороны в сторону, словно ореховую скорлупку в водовороте, и палуба меняла наклон буквально каждые несколько секунд, почти что сбрасывая его с ног.

Как только Гардан откинул прикрытый люк на верхнюю палубу, в лицо ударил штормовой ветер и целое ведро брызг, отчего он задохнулся и охнул, моментально приходя в себя и хватая ртом воздух с непривычки. Вокруг бушевало что-то ужасающее, и наемник просто не мог поверить собственным глазам. Буквально пару часов назад он выходил на палубу, и небо над головой было чистым и прозрачным, а волны хоть и сильными, но вполне мирными. Теперь же все происходящее напоминало бездну мхира, и иначе это назвать язык не поворачивался.

Гигантские валы едва ли не выше, чем их корабль, бушевали вокруг, с ревом обрушиваясь вниз. Над головой кипело небо, то и дело разрываемое серебристыми вспышками молний, которые на миг высвечивали картину всего происходящего. Гардан даже не мог бы сказать: уже рассвело, или стояла темная ночь, настолько черными были над головой тучи. Мимо него по мокрой и скользкой палубе метались матросы, хватая какие-то канаты, карабкаясь вверх по мачтам и отчаянно ругаясь. Море с шипением набрасывалось на борта корабля, словно громадная кошка, когтистой лапой пытающаяся загрести мышь, и белая пена перекатывалась под ногами, вылизывая палубу и уходя прочь с недовольным урчанием и свистом.

Гардан повернулся вперед, туда, куда был обращен нос корабля, резко вздернувшийся высоко вверх. Молодой юнга Мартан как раз в этот миг поскользнулся на мокрой палубе и кубарем покатился вниз, прямо на Гардана. Тот инстинктивно сжался и выставил руки, ловя паренька, и в следующий миг тело встретило жесткий удар чужой костлявой спины. Юнга заорал, а Гардан, ругаясь последними словами, с трудом удержал его от падения еще дальше. А в следующий миг корабль дрогнул, выпрыгивая на самый гребень волны, и камнем ухнул вниз, заныривая носом почти вертикально.

На этот раз уже самому Гардану пришлось изо всей силы держаться за крышку от люка на нижнюю палубу. Вопящий, мокрый, перепуганный насмерть юнга вцепился в него как кот ногами и руками, и теперь Гардан удерживал от падения двойной вес. На миг в свете высверкнувшей молнии прямо внизу под ними мелькнуло бурлящее, будто котел над огнем море, и Гардан ощутил, как от ледяного ужаса замерло сердце, и следом за этим жуткое падение кончилось, нос корабля вновь пошел вверх, вскарабкиваясь на следующую волну.

Боги, это и есть шторм?!

В лицо ударило целое ведро холодной воды, и это отрезвило Гардана. Собравшись, он стряхнул с себя юнгу, ухватил того покрепче за плечо и прокричал ему в лицо, пытаясь заглушить отчаянный рев разбушевавшегося моря:

— Где Равенна?!

— У штурвала! Она у штурвала! — крикнул в ответ юнга, обдирая горло и указывая рукой в сторону кормы. Кивнув, Гардан выпустил его, выбрался из трюма и побежал в указанном направлении.

Теперь ему стало понятно, почему в открытом море моряки предпочитали расхаживать по палубе босяком даже в особенно холодные дни. Палуба была скользкой, словно натертое маслом стекло, и каблуки сапог плясали на ней, ноги разъезжались в стороны, а сам Гардан все никак не мог поймать равновесие. К тому же, корабль вновь взбирался на волну, и нос все стремительнее пошел вверх, а палуба так сильно накренилась, что Гардан почти что поехал по ней, как по льду. Потом сильный удар прямо в днище корабля сотряс палубу, и она ушла из-под ног Гардана.

Он понял, что стремительно катится вперед, прямо на окованное стальными листами основание центральной мачты, и сжался в комок, готовясь к удару. Его приложило хорошо, но меньше, чем могло бы: корабль как раз влез на волну, застыл на ней на миг, пошел вниз, все стремительнее и стремительнее.

Грозар, убереги!

Руками и ногами вцепившись в какие-то канаты, обвивающие мачту, Гардан повис на ней, держась изо всех сил. Корабль падал в бездну медленно, словно секунды растянулись в один невероятно долгий миг, а затем его вновь резко бросило вверх. Под руками по толстенной мачте, за которую он держался, прошла ощутимая дрожь, и даже сквозь разъяренный рев бури Гардан услышал стон и оглушительный свист. Он поднял голову, чтобы посмотреть, что случилось, и ощутил, как ледяной пот моментально проступает на теле прямо сквозь промокшую от морской воды одежду. Паруса, надутые ветром, трещали по швам, увлекая корабль вперед под бешеным натиском урагана и волн. Эта ненормальная не сняла паруса! Не сняла!

Гардан вывернул голову, пытаясь отыскать глазами Равенну, и разглядел ее в ослепительной вспышке молнии. Пиратка стояла у штурвала, широко расставив ноги и налегая на него изо всех сил, не давая кораблю сбиться с курса или попасть сбоку от волны.

Боги, это же верная смерть! Один порыв ветра посильнее, и нас опрокинет!

Он не знал, откуда взялись силы, но подхватился на ноги и бросился к мокрому и скользкому трапу на корму. Волны ревели, словно крутящийся на месте разъяренный зверь, и корабль швыряло из стороны в сторону, а шипящая вода лилась, казалось, со всех сторон сразу. Разве что дождя почему-то не было, но Гардан уже был не в состоянии реагировать на странности.

Еще один невыносимо долгий подъем на волну, во время которого ему пришлось скорчиться на трапе, обхватив скользкие ступени и срывая ногти, чтобы не снесло за борт, потом рывок вперед, пока корабль стоял на гребне, всего лишь доли секунды до падения в бездну. Гардан почти успел: в последний миг ноги поехали, он распластался на мокрой палубе, успев ухватиться за основание штурвала и повиснуть прямо у ног Равенны, намертво вцепившейся в рулевое колесо.

Молнии выхватили из бушующей стихии ее лицо, и на миг Гардан остолбенел, глядя прямо в ее глаза, спокойные, сосредоточенные и холодные глаза, в которых не было ни тени сомнения. С таким взглядом она могла бы читать книгу или рассматривать горизонт, она могла бы точить меч или пробовать стряпню кока, но не стоять на палубе корабля с поднятыми парусами во время шторма, падая прямо в бездну с гребня гигантской волны. Я схожу с ума, Марна? Может, мне это мерещится?

Падение резко прекратилось, палубу швырнуло вверх, и Гардан, используя эти мгновения, вскочил на ноги и бросился к Равенне. Да так и застыл, не зная, что ему делать. Как управлять кораблем, он не знал, не был уверен, что если сейчас вместе с ней возьмется держать штурвал, не сделает что-то не то, и вся эта махина по его вине не опрокинется в кипящий океан. И в лице Равенны было столько силы, спокойной, уверенной мощи, которой он совершенно не ждал увидеть, что Гардан внезапно понял: ему просто нечего сказать.

— Сапоги сними, щербатый! — прокричала пиратка, оскалившись навстречу буре. В ее зрачках отражались серебристые копья молний, бьющие прямо в черные пенящиеся валы вокруг них. — Иначе пойдешь на корм рыбам раньше, чем мы догоним Давьялу!

— Надо снять паруса, Равенна! — заорал Гардан, перекрикивая шторм, когда ледяная вода плеснула в лицо, и он мгновенно пришел в себя. Чтобы не свалиться, ему пришлось вцепиться в кормовой планширь за спиной у Равенны, и прямо ему в затылок плевало разъяренной пеной ледяное море. — Мачта трещит как спичка! В любой миг мы можем перевернуться!

— Не перевернемся! — прорычала пиратка, налегая на штурвал всем телом. Гардан разглядел вздувшиеся мышцы ее плеч и спины, когда молния вновь вырвала у ночи одно слепяще-белое мгновение. — Привяжись к борту! Толку от тебя никакого!

— Что ты делаешь, женщина? — заорал Гардан, когда корабль резко пошел вверх, взбираясь на волну. При одном взгляде на мачту и паруса, надувшиеся так, что корабль кренило вперед, ему становилось дурно. — Ты вконец обезумела?! Если мы утонем здесь, не будет никакой Давьялы!

— Будет! — прорычала та, налегая на штурвал. — Смотри вперед, щербатый! Еще немного, и мы хорошенько так ткнемся ей в прямо зад!

«Гадюка» как раз со скрежетом и стоном взбиралась на очередную волну, и в котле бурлящих водяных валов Гардан увидел метрах в трехстах впереди другой корабль. Он был шире, больше и приземистее брига Равенны, и держался на волнах устойчивее, возможно потому, что его команда додумалась-таки снять паруса. Молния выхватила из темноты фигурки людей, мечущихся по палубе, карабкающихся по мачтам, суетящихся у канатов и узлов вдоль бортов.

— Вон она, бхара! — торжествующе заорала Равенна, и Гардан тоже разглядел маленькую фигурку, стоящую у штурвала корабля. — Ну подожди! Осталось чуть-чуть!

— Что ты собираешься делать? — закричал ей Гардан, изо всех сил держась за борт, когда бриг ухнул вниз с волны, и гигантская стена воды впереди перекрыла обзор на вражеский корабль.

— Таранить эту тварь! — отозвалась пиратка, не отрывая глаз от горизонта.

— Как?! — почти что взвизгнул Гардан. — Как можно сражаться при такой качке?! «Гадюка» разобьется в щепки!

— Ну и бес с ней! Возьмем ее корабль! Все равно на нашем всех рабов не увезти!

Целый ледяной шквал окатил Гардана, и удар был таким сильным, что его едва не сбило с ног. Отчаянно цепляясь за планширь, он кое-как восстановил равновесие, глядя широко открытыми глазами на Равенну, которая уверенно держала штурвал, ведя бриг прямо на вражеский корабль. Ветра рвали паруса, снасти гудели так глухо и протяжно, что в любой миг готовы были лопнуть, палуба дрожала под ударами волн, из последних сил скрепя, и наемнику казалось, что в любой миг она может просто развалиться на куски. Но этой женщине было плевать на все. И на миг, глядя на ее напряженную мокрую спину, Гардан ощутил настоящий суеверный ужас. Не ты ли это, Марна Дева, вершащая свой же приказ? Разве человек может сделать то, что делает сейчас она?

Корабль вновь взлетел на волну, и впереди мелькнуло вражеское судно. Теперь оно было гораздо ближе, и Гардан прекрасно понимал, почему. Ветер бил им в корму и паруса с такой мощью, что они летели на пределе возможностей для любого судна, и их так и так ждало неминуемое крушение в пучине. Стоило лишь на миг измениться порывам ветра или дрогнуть руке Равенны, на одно единственное сердцебиение, и «Гадюка» переломится пополам, развалится на куски и утонет в этом жутком водовороте.

Гардан сглотнул, ощущая пришедшую откуда-то из глубины его существа решимость. Равенна прекрасно осознавала, что она делает, и что с поднятыми парусами они все равно что мертвецы. И теперь им нужно было только дотянуть до корабля Давьялы. Только дотянуть еще последние несколько десятков метров, а потом все, начнется бой. А это означало, что он должен был любой ценой помочь Равенне преодолеть эти проклятые метры так, чтобы их не опрокинуло и не разбило на куски раньше времени.

— Что мне делать? — крикнул Гардан, собирая всю свою решимость и приказывая себе успокоиться. Море бушевало вокруг, и хоть в первый миг он и убоялся его, но, в конце-то концов, не все ли равно, где умирать? Он помнил, как сражался плечом к плечу с Радой, когда они брали Ламелле, и там тоже вокруг бушевало море: разъяренная человеческая пучина, ощетинившаяся каленым железом, охочая до крови, ревущая ему в лицо одним голодным, полным ненависти ртом. И тогда-то он нашел в себе силы противостоять этому, так почему не мог найти их сейчас?

— Иди на нос! — рявкнула Равенна. — Готовьтесь! Как только я протрублю атаку, на абордаж!

Корабль вновь пошел вверх, и Гардан, держась за планширь, как мог быстро поковылял в указанном Равенной направлении.

Холодная вода окатывала его, плеская через борта корабля и с шипением уходя прочь. Матросы вокруг довязывали последние узлы, крепя паруса и мачты, и тоже ползли на нос, вытаскивая заготовленные мечи, булавы и дубины. Они не выглядели такими перепуганными, как показались Гардану поначалу. На всех лицах была хмурая решимость, разве что пара совсем молодых юнг, что работали чаще всего на нижней палубе и в трюме, огромными глазами пялились на волны и молнии, трясясь и шепча молитвы. Возможно, они, как и Гардан, тоже впервые видели шторм. Только эти щенки как минимум в два раза младше тебя. Так что негоже тебе так же хвост поджимать! Это всего лишь море, просто вода и ветер, а Равенна прекрасно знает, что с ними делать. Сейчас-то он наконец-то понял, что имел в виду бернардинец, говоря, что не имеет значения, кто именно управляет кораблем в шторм. Этому кому-то нужно было просто доверять, и тогда все получится.

Очередная волна с ревом вскинула их вверх, и за спиной Гардана протяженно застонала мачта. Он стиснул зубы, приказывая себе не оборачиваться и смотреть только вперед, на вражеский корабль, до которого им осталось всего несколько десятков метров. Недаром Марна завела их так далеко, не только для того, чтобы просто потопить в ледяных водах. И коли Равенна была ей так мила, что Дева позволила ей это безумие с парусами, то она точно справится, и у них все получится.

На корабле Давьялы их тоже заметили. В блеснувшей вспышке молнии Гардан увидел собравшихся на корме матросов. Они шатались как пьяные из-за бешеной качки, но во всех руках поблескивало оружие, и вид у этих ребят был явно боевой.

«Гадюка» резко ушла вниз, а корабль Давьялы взлетел вверх на волне прямо перед ними. Еще одна волна! Гардан намертво вцепился рукой в канат у левого борта, другой рукой нашаривая на поясе кинжал. Рядом с ним собрались остальные матросы, тоже держась за что придется и сжимая оружие. Потом корабль Давьялы исчез из виду за гребнем, а «Гадюка» начала стремительно взбираться вверх по волне.

Нос корабля рвануло вперед, и Гардан вновь на миг затрясся от ужаса, когда носовая мачта зарылась в волну, протыкая ее насквозь будто копье. Мелькнуло разъяренное, кипящее от туч и молний небо, бриг тряхнуло так, что Гардан едва не скатился за борт. Замерев на миг на самом гребне волны, «Гадюка» протяжно застонала и упала вниз.

Время застыло, и сквозь него Гардан широко открытыми глазами смотрел на то, с какой бешеной скоростью несется носовая мачта «Гадюки», направляясь прямо в корму скачущего на воде в каких-то метрах впереди корабля Давьялы. Мелькнули перекошенные лица вражеской команды, с шипением плеснула в лицо вода, а потом страшный удар сотряс все вокруг, и Гардана дернуло так, что рука, которой он держался за канат, едва не вырвалась из сустава.

Треск, грохот, рев, наполнил все. Во все стороны полетели щепки от переломавшейся о корму вражеского корабля носовой мачты. Ее обломок глубоко вошел в корпус корабля Давьялы и застрял в нем, словно ржавый гвоздь в деревяшке. «Гадюку» ощутимо дернуло, и Гардан упал наотмашь на палубу, продолжая изо всех сил сжимать в руке канат. «Гадюку» повело в бок, сначала медленно, потом все сильнее, сильнее. И вслед за этим ночь разрезал отдаленный сигнал боевого рога.

«КОГДА ПРОТРУБИТ РОГ, ОБЕРНИСЬ НАЗАД». Он скорее по наитию сделал это, или это сделали за него. Ощущение было странным, словно шея сама повернулась в чьих-то ладонях, и Гардан застыл, как пришпиленная к листу бумаги иголкой бьющая крылышками бабочка.

Громадная мачта «Гадюки» с оглушительным треском переломилась пополам и падала вперед. Паруса с нее сняты не были, а потому прямо на Гардана летела толстенная мачта, облепленная тяжелой мокрой холстиной. Он не думал, а просто дернулся в сторону, словно загнанное в угол животное в последней попытке уйти от смерти. Только борта рядом не оказалось: от удара о корабль Давьялы носовая мачта переломилась вместе с планширем. Гардан просто перекатился через то место, где раньше был борт, и ухнул вниз.

На миг он завис над ревущей бездной штормового моря далеко внизу, и сердце пропустило удар. А потом пальцы стиснулись на канате, который все еще был в его руке, только теперь лопнувший и размотавшийся после столкновения. Отчаянно вцепившись в него, Гардан повис над водой, а потом сильно ударился лицом прямо об обшивку «Гадюки», когда канат под его весом спружинил в сторону.

От удара он едва не потерял сознание, но ледяные потоки воды, хлещущие со всех сторон, моментально вернули его обратно в себя. Вцепившись руками и ногами в мокрый канат, Гардан позволил себе одно мгновение, чтобы оглядеться. Он болтался на веревке над бездной, которая рычала, бурлила и поднималась, выбрасывая клочья пены. Буквально в нескольких метрах впереди был борт вражеского корабля, а над головой все укрывал громадный упавший парус «Гадюки», и что там происходит, понять было невозможно.

Волна властно подкинула их вверх, словно крохотный камушек на сильной ладони. Послышался треск, грохот такой силы, что уши наемника моментально оглохли. Гардана вместе с канатом швырнуло вбок, и он вновь ударился, теперь уже о борт корабля Давьялы. Какая сила подсказала это сделать, он не знал, только руки сами перехватились за какую-то веревку, перевесившуюся через борт, и Гардан повис на ней, болтаясь уже под брюхом чужого корабля, а не «Гадюки».

В рычании и яростном грохоте волна подбросила их вверх, и Гардан на миг ощутил себя в свободном полете. В следующий миг со страшным треском носовая мачта «Гадюки» окончательно обломилась вместе с куском борта, а сам корабль внезапно исчез из его поля зрения. То ли течением унесло в сторону, то ли волна захлестнула исковерканные борта, наемник не знал. Он изо всех сил вцепился в веревку, на которой висел, и принялся карабкаться вверх.

Ладони скользили по мокрому канату, зато на этот раз сапоги помогли. Он цеплялся за канат как мог и выталкивал себя вверх, а волны немилосердно швыряли корабль из стороны в сторону, едва не закручивая на месте, и Гардана поминутно било о твердый мокрый борт. От боли и страха перед глазами все перемешалось, и он даже сам не понял, когда костяшки пальцев ударились во что-то твердое, а следом за этим ладонь ухватилась за планширь. В этот момент корабль снова накренился, и Гардан последним рывком втянул себя наверх и перевалился через планширь.

Он покатился по мокрой и скользкой палубе, на которой мотались обрывки парусов «Гадюки», какие-то канаты, щепки, расколотое дерево, и сразу же ударился во что-то мягкое, но твердое. Это было искореженное тело какого-то моряка, которого задело при падении мачты. Не давая себе ни мига на раздумья, Гардан вскочил на ноги и выхватил меч из ножен, кое-как хватаясь рукой за планширь, чтобы не упасть, и оглядываясь по сторонам.

«Гадюки» уже не было: громадные волны поглотили ее или унесли в сторону, этого он не знал. Упавшая мачта произвела значительные разрушения в кормовой части корабля Давьялы: палуба была проломана в нескольких местах, и доски горбились во все стороны острыми расщепами. На кормовой мачте виднелась здоровенная проплешина, где падающими спицами стесало верхний слой дерева. Задней части планширя и вовсе не было, он сохранился лишь по левому и правому бортам, да рулевое колесо каким-то чудом уцелело, но подойти к нему из-за пролома в палубе возможности не было. Чье-то тело безвольно болталось на штурвале, проткнутое насквозь здоровенной деревянной щепой, и только из-за этого мертвого груза колесо еще не могло беспорядочно крутиться, отнимая у них последнюю возможность выжить в этом шторме.

Посреди всего этого разгрома яростно дрались люди. Все они были мокрые насквозь и в темноте выглядели совершенно одинаково. В свете молний взгляд выхватывал лишь блестящую сталь, то и дело взлетающие окованные железом дубинки, да белые от ярости и страха глаза людей. Взгляд Гардана жадно впился в толпу и нашел то, что искал: посреди хаоса сражающихся тел ясно виднелась рыжая копна волос. Равенна уцелела.

Он слишком зазевался и едва успел уклониться от удара какого-то моряка, обрушившего шипастую киянку прямо на планширь возле его головы. Руки сами нашарили кинжал, и Гардан поднырнул под руку врага, пытаясь ткнуть его в живот. Только вот в этот момент корабль ощутимо пошел вниз, и Гардана резко отклонило назад, а нападавший на него моряк с криком опрокинулся и покатился по палубе в сторону носа.

Глаза Гардана сами метнулись к штурвалу, на котором продолжал висеть труп. Его трясло и трясло сильно, и мертвое тело потихоньку сползало с него, грозя соскользнуть в любой миг.

Я не умею управлять кораблем!

Если ты этого не сделаешь, мы погибнем!

Корабль тяжело ухнул под волну, и Гардан отцепился от планширя. Он почти упал, больно ударившись одним коленом о доски палубы, и то ли пополз, то ли побежал вперед, в ту сторону, где за расщепленной палубой торчал штурвал. Доски под ним протестующе заскрипели, и наемник ощутил, как поддается надломанное, пошедшее трещинами дерево. Ему еще хватило сил на то, чтобы оттолкнуться и прыгнуть.

Огромный пролом в палубе, ощетинившийся острыми осколками разломанных досок, мелькнул прямо под ним, и наемник понял, что ему повезло, когда нос корабля поднялся и пошел вверх на волну, а штурвал с мертвым телом на нем двинулся ему навстречу. Сам он бы не достал, просто не был бы в состоянии это сделать, но на этот раз само море ринулось ему навстречу, и в следующий миг грудь больно ударилась о палубу у основания штурвала.

Гардан врезался лицом под колени трупу, ногами — в край разлома, и заорал, когда острые обломанные доски разорвали ткань штанов и мясо под ними. Он лихорадочно дернулся вперед и уцепился за основание штурвала, вися на самом краю пролома и чувствуя собственную горячую кровь, текущую вниз по ногам. У него было еще несколько мгновений до того, как корабль ухнет вниз, насадив его на расщепы досок, и наемник каким-то чудом умудрился воспользоваться ими и целиком выбраться из дыры в полу. В этот момент корабль с треском и стоном полетел вниз, а Гардана швырнуло вперед, прямо на штурвал и висящий на нем труп.

Солнечным сплетением он врезался в осколок мачты, торчащий из спины мертвеца, и перед глазами моментально потемнело. Удар был не такой силы, чтобы проткнуть и самого Гардана, но достаточным, чтобы на несколько секунд лишиться зрения. Хватая ртом воздух и силясь вздохнуть, он с трудом оттолкнулся от трупа, и попытался встать поустойчивее. Каблуки немилосердно скользили по палубе, а прямо за спиной поджидал пролом, ведущий в трюм, и Гардан в который раз за последние несколько минут уже проклял свои сапоги. Корабль, подняв тучу брызг, ухнул носом в волны и плавно пошел вверх, начав взбираться на следующую волну.

Он был изможден до предела, но все-таки смог стащить мертвеца с рулевого колеса и оттолкнуть его прочь. Руки легли на штурвал, и Гардан моментально ощутил рывок такой мощи, что ему понадобилась вся сила, что только еще осталась в его избитом и выдохшемся теле, чтобы не дать штурвалу вырваться и завертеться по собственной воле. И как только Равенна его держала? Но для мыслей сейчас у него времени не было.

Сквозь мокрые рукоятки штурвала Гардан почти физически чувствовал рулевое весло, расположенное где-то глубоко под ним, в самом брюхе корабля, и сильные толчки волн, которые били в это весло с такой яростью, что оставалось только гадать, как оно до сих пор оставалось целым. Весь корабль трясло, мощнейшая вибрация сотрясала через штурвал и самого Гардана, которому пришлось навалиться на проклятую деревяшку всем телом, словно он сам был тем мертвецом, удерживающим эту махину. И чувство это было таким странным, таким непривычным. Громадный деревянный ящик, неповоротливый, тяжелый, управляющийся с помощью крохотной планочки, такой маленькой по сравнению с его размером. Ящик, несущийся вперед через стремнину, который неохотно, медленно, недовольно покорялся рукам Гардана. Грозар, молю тебя, помоги!

Он не знал, что ему делать, он понятия не имел, как правильно нужно править, как заходить на волну и уворачиваться от тех волн, что бьют в борта, и никто сейчас не мог ему объяснить этого. А корабль, будто свободолюбивый зверь, поворчал-поворчал, а потом отдался в его руки, и штурвал стал немного легче, словно громадный плавучий гроб смирился с Гарданом и отдавал управление по своей воле. Не лучше ли было вообще не трогать штурвал? Может, тогда у нас было бы больше шансов, чтобы выжить?

В следующий миг чья-то рука обхватила его глотку, резко рванув назад, и Гардан захрипел, поскальзываясь от неожиданности и боли. Штурвал моментально повело, а наемник, у которого перед глазами заплясали темные круги, закинул руку за голову, пытаясь понять, кто душит его. Пальцы хватанули только пустоту, а следом за ней пришел четкий и быстрый удар кулаком в почку, заставивший его окончательно выпустить штурвал и обмякнуть от жуткой боли. Гардан закричал, оскальзываясь и пытаясь нашарить кинжал на поясе, чтобы вслепую ткнуть им нападающего, но в это мгновение штурвал свободно закрутился в сторону, и нос корабля пошел вбок.

Потом был удар, сбивший с ног и Гардана, и напавшего на него моряка. Громадная волна, на которую они должны были вскарабкаться, теперь била им прямо в правый борт, и деревянная махина накренилась, издавая тяжелый, протяжный стон. Все, кто был на палубе, кубарем покатились к левому борту, а корабль все задирался, задирался вверх.

Гардан каким-то чудом умудрился зацепиться за самый край переломанной палубы. Одна из несущих балок надломилась и торчала под углом прямо вверх, и за нее-то он и удержался, сам не зная как. Прямо на его глазах вода с жадностью хлестнула через борт, вылизывая громадным языком палубные доски, а мачты накренились так сильно, что еще чуть-чуть и начали бы скрести по воде.

Рука сама потянулась к поясу, Гардан вытащил оставшийся у него кинжал и с трудом вбил его между досок палубы и подтянулся на рукояти. Корабль сотрясала дрожь, и волны одна за одной беспрестанно колотили ему в брюхо, как озверевшие волки, валящие лося. Пальцы скользили по мокрой палубе, зацепиться было не за что, и Гардан на миг почувствовал себя поднимающимся по мокрой крыше котом. Потом нога нашла-таки опору, он смог вытащить свой кинжал и вбить его еще выше, стремясь добраться до штурвала. До него и оставалось-то всего ничего, какой-то метр.

Последние силы ушли на то, чтобы ухватиться дрожащими пальцами за основание штурвала. Гардан кое-как взобрался на ноги, вися на рулевом колесе, как тряпка, уперся носками сапог в доски и навалился на штурвал.

Тот был каменным и не собирался поворачиваться, будто там, внизу, под толщей воды, здоровенный спрут стиснул своими острыми челюстями дерево и намертво держал его. Гардан зарычал, давя и давя, наваливаясь так, что перед глазами потемнело, ощущая жесткую дрожь в крепком рулевом весле, пронзающем корабль насквозь до самого низа. Очень-очень медленно штурвал подался.

Сначала на волосок, потом еще чуть дальше. Гардан толкнул сильнее, и ручки сместились на расстояние в палец толщиной. Рыча, он давил и давил, ни на миг не ослабляя хватку, и крайне медленно, неохотно, едва-едва, руль начал проворачиваться. И внезапно штурвал резко и легко выровнялся.

Гардана швырнуло вправо вместе с кораблем, который пробкой вернулся в вертикальное положение. Через борта хлынула вода, и кое-как держащиеся за планширь моряки, свои и чужие, с дружным криком покатились обратно в центр палубы. А сам наемник на дрожащих ногах утвердился возле штурвала, держа его так крепко, как только мог. Корабль вновь шел носом вперед, медленно взбираясь на волны и опадая с них вниз, но по ощущениям, доходящим через штурвал, рулевое весло заняло правильное положение, и угрожающая тряска где-то под килем прекратилась.

Только вот когда корабль резко распрямлялся, средняя из трех мачт все-таки не выдержала напряжения и болтания туда-сюда. Видимо, не прошел даром и удар, полученный от «Гадюки», — зацепивший не только кормовую, но и центральную мачту корабля Давьялы. Прямо на глазах Гардана мачта зашаталась, послышался громкий треск, и вся эта махина медленно начала заваливаться вбок, повиснув на держащих ее канатах и грозя в любой момент переломить и остальные мачты.

— Скорее! — долетел откуда-то издали принесенный ветром рев Равенны. — Рубите канаты! Иначе нам конец!

Судя по всему, на этот раз все: и атакующие, и обороняющиеся поняли опасность ситуации. Прекратив кататься по палубе, словно свора голодных псов над одной костью, матросы проворно кинулись к мачтам. Засверкали топоры, ножи и короткие мечи, но на этот раз обрубая канаты, удерживающие мачту, и она с громким стоном обвалилась на борт.

Конец мачты воткнулся прямо в волну, и в тот же миг Гардан ощутил страшнейший рывок. Каким-то чудом ему удалось удержать штурвал ровно, когда разъяренная волна, не сумевшая потопить корабль, изо всей силы дернула за торчащую сбоку мачту. Та со скрипом обломалась у самого основания и со скрежетом заскользила по палубе, все набирая и набирая скорость. С хрустом на клочки разбился планширь, улетая куда-то в ночь, а следом за ним исчезла и мачта, и корабль сразу же лег в руки Гардана мягко и плавно, будто растекшийся как масло толстый кот.

Только сейчас наемник позволил себе выдохнуть и обернуться. Драка на корме за его спиной прекратилась. Там еще стонали раненые, зажимая порезы и потирая синяки, но гораздо больше виднелось бездыханных недвижимых тел: тем, кому не повезло попасть под падающую мачту или схватить сталь в живот. Остальные моряки перебрались в центр корабля к обломку мачты, но и там веселье, судя по всему, подходило к концу. Во всяком случае, моряки Равенны, которых уцелело больше, окружили моряков Давьялы со всех сторон, и те, поколебавшись, были вынуждены бросить оружие.

Сама Равенна уже направлялась в его сторону, сильно хромая на правую ногу и придерживаясь рукой за что придется, когда корабль кидало вверх-вниз на стальных волнах. На лице ее сверкала ослепительная улыбка, которую не портили даже окровавленные десны. Судя по всему, кто-то ударил ее в лицо, потому что губы у нее были разбиты, а нос слегка свернут набок, но пиратке это не слишком-то мешало.

Гардан внезапно понял, что корабль ходит на волнах уже не так жутко, как раньше, да и сам он видит лучше. Поморгав, наемник только сейчас осознал, что молнии перестали бить одна за другой, срываясь с неба и пронзая морскую гладь, волны подуспокоились, а небо просветлело, медленно наливаясь серым цветом раннего утра. Неужто шторм отступает? Гардан чувствовал себя настолько отупевшим от усталости, что эта мысль даже не принесла ему никакой радости, только удивление.

Равенна вскарабкалась по остаткам разбитого трапа к нему на корму, аккуратно обошла по краю яму, балансируя на обломках досок, втиснулась на тот единственный клочок свободного пространства, где сейчас стоял Гардан, и легонько подтолкнула его в сторону.

— Так, щербатый, отдай-ка ты штурвал мне. Ты уже свою работу сделал и сделал хорошо, так что иди, отдыхай.

— Где Давьяла? — язык едва ворочался во рту, но Гардан заставил себя спросить это.

Равенна в ответ только пожала плечами:

— Наверное, уже кормит морских бесов. Ее смыло за борт почти сразу же, как только «Гадюка» протаранила этот фрегат.

Гардан тупо кивнул, чувствуя себя усталым до крайней степени изнеможения, и уступил Равенне штурвал. Ноги под ним дрожали будто желе, а все тело было слабым, как у котенка. Ему еще достало сил, чтобы по самому краю обойти пролом в палубе и без сил рухнуть на верхнюю ступеньку трапа, изрядно поломанного, покрытого щепой и чужой кровью. Перед глазами все кружилось и ходило ходуном.

— Ты молодец, щербатый! — послышался из-за спины голос Равенны. — Если бы ты не удержал штурвал, мы бы сейчас разделили участь Давьялы.

В ответ Гардан только устало кивнул головой, чувствуя, что языком пошевелить и хоть что-то сказать он уже просто не может.

— Будешь у меня рулевым, — удовлетворенно сообщила Равенна за его спиной, и голос ее звучал деловито и энергично. — Карид хорош, но он больше брюзжит на погоду, чем держит колесо, к тому же, он слишком осторожен и не любит рисковать. А ты, судя по всему, вообще лишен каких-либо мозгов, даже намека на них, так что нам с тобой просто на роду написано работать в команде. Что скажешь?

Гардан и хотел бы рассмеяться, только даже на это у него уже сил не было. Он только тяжело кивнул, облизал разбитые губы и потянулся к фляге с ромом у себя на поясе, которая каким-то чудом уцелела во всем этом безумии. Вот и все, Марна. Кажется, я нашел себе новую работу.

Волны постепенно успокаивались, становясь все ниже и тяжелее, откатывался вдаль утробный рев стихии, как тяжелая болезнь, отступающая прочь медленно и зло. На востоке сквозь разрывы в тучах показалось белесое свечение раннего утра, и Гардан только тяжело вздохнул, щуря глаза и глядя туда. Я сделал твою работу, Дева, выполнил твой проклятый приказ. Надеюсь, ты дашь мне хотя бы недельку отдохнуть перед тем, как вновь пинать меня, будто бестолкового мула? Марна не ответила ему, но первый луч солнца, пробившийся сквозь быстро расходящиеся в стороны тучи, упал прямо на отломанную мачту, что продолжала подскакивать на волнах недалеко от гадюки. И болталась эта мачта в юго-западном направлении. Я понял, Марна, еще не все. Но, может, хоть шторма не будет в следующий раз?