Ветер перемен

==== Глава 15. Скрытые способности ====

Гулкое эхо бродило по пустым закоулкам, отскакивая от стен и дробясь, прыгая мячиком в розовое рассветное небо. Первые золотые лучи уже брызнули в мир, заливая своим светом просыпающийся город, пустые пыльные проспекты, отяжелевшую листву деревьев, проржавевшие крыши и водосточные трубы, за ночь обросшие мелкой россыпью росы. Последние коты, допевшие свои песни и доделавшие все ночные дела, разбредались спать по подвалам домов. Позевывая, захлопывали свои окна усталые шлюхи, смывая с лица пудру и краску, сворачивались под теплыми одеялами и засыпали долгим тихим сном. Расползались по темным углам контрабандисты и наемники, воры и картежники, а им на смену за те же самые столы таверн садились купцы и работяги, чтобы выпить первую кружку бодрящего чая и начать новый день. Утро сменяло долгую ночь, город полностью менял свое лицо, протирая заспанные глаза-окна, распахивая руки-двери, и по венам его дорог кровью потекли первые путники, торговцы, горожане, стражники…

Рада чувствовала себя странно пустой, как валяющаяся возле грязной стены старая жестяная банка, в которой собралось немного росы. Или как водосточная труба, на самом краю которой набухала большая капля воды, все не решаясь капнуть вниз и ослепительно сверкая на солнце. Для нее сейчас тоже начиналось что-то новое, и ощущение это было совсем странным, таким непривычным, что она оробела.

Никогда еще ее жизнь не переворачивалась с ног на голову так быстро, как теперь. Перемены пришли, словно северные ветра, с лютой злобой, ревом и яростью набрасываясь на нее со всех сторон, сдирая своими когтистыми ледяными пальцами все лишнее, что было на ней: ее имя, ее семью, ее прошлое. Только этого оказалось мало, и ветра набросились на нее еще злее, еще больнее, и следом за тем, в чем она на самом-то деле и не нуждалась, отняли то, что было ей по-настоящему дорого.

Огромные синие глаза сына, глядящие на нее с такой силой, с такой надеждой, с такой мольбой. Он только что обрел ее после долгих лет ожидания, он так тянулся к ней, так хотел быть с ней, так стремился наверстать все, что было упущено между ними за эти годы, все, что было недоделано и недосказано. И Рада хотела этого также сильно, только не могла. Как и всегда, когда что-то было ей дорого, до самой глубины сердца дорого, кто-то жестокосердный, саркастически улыбаясь, отрывал это от нее и с интересом наблюдал за тем, как она корчится, пытаясь зализать рваные раны в груди. И каждый раз Рада проклинала его, грозя однажды найти и отомстить за каждую потерю, за каждую слезу, за каждую крохотную капельку боли, которую этот кто-то причинил ей и ее близким. Только вот его было не найти. Или, может, она просто не там искала?

Ты сама делаешь все это с собой. Ты сама всю жизнь идешь не туда, врешь, изворачиваешься. Ты позволяешь другим людям решать за себя, ты боишься, что своими поступками и своим выбором причинишь кому-то боль, и в итоге так и получается, но не потому, что ты сделала что-то, а потому, что ты не сделала ровным счетом ничего. И Далан пострадал только из-за тебя. Из-за того, что ты согласилась на идиотское предложение Ленара вернуться в город, из-за того, что в свое время ты не держала язык за зубами и не спускала Гелату с Аспаром ничего, настойчиво стремясь к тому, чтобы ткнуть их обоих носами в их же ошибки и просчеты. А еще из-за того, что ты вообще согласилась остаться в Латре и выйти за Ленара, а не уехала из этой страны много лет назад, когда у тебя еще был шанс.

Сердце тянуло и тянуло, и Рада, морщась, рассеяно потерла ладонью грудь. Конечно же, она знала, что боль эта не физическая, и что ее не вылечит прикосновение руки, но ничего другого она придумать не смогла. Тоскливо вздохнув, она подняла глаза, глядя на зажатые между крыш домов золотистые облака, купающиеся в розово-малиновом небе. С этим покончено. Я больше не буду врать и изворачиваться, чтобы понравиться другим. Я больше не буду ни под кого подстраиваться. Я буду делать лишь то, что укажет мне сердце. Только глупое сердце шептало ей немедленно развернуть коня и вернуться к сыну, и Рада криво ухмыльнулась, понимая, что нарушила свое обещание в тот же самый миг, как и дала его.

Алеор вел их по пустым переулкам, по проходным дворам, вдоль складов и полуразвалившихся лачуг, где, набросав на себя все имеющиеся в наличие обноски, ежились от утреннего холода бездомные. Вонь здесь стояла невыносимая, а грязные стены и забитые окна говорили лишь об одном — полнейшей нищете, царящей в этой части города. И это тоже было символично. Рада покидала Латр не со стороны квартала князей, где от золота резало глаза, а отсюда, из самой бедной и грязной его части, куда не рисковала соваться даже городская стража, где не было ни закона, ни правил, ни чести. Что заслужила, то и получила. И нечего нос воротить.

Впрочем, насчет стражи она все-таки ошиблась. Когда они в очередной раз пересекали узкую улочку, зажатую между двумя высокими доходными домами, почти что касаясь коленями стен, навстречу из-за угла выехали три стражника.

Вид у всех троих был не то что не уверенный, а почти что истерический: лица напряженные, брови хмурятся, глаза мечутся вокруг, словно в любой момент из ниоткуда может появиться какой-нибудь наемник с мечом, только и мечтающий о том, чтобы свести их коней или перерезать глотки им самим. Грязно-рыжая форма городской стражи под кожаными коричневыми жилетами делала их похожими на трех упитанных домашних котов, которые впервые в жизни вылезли на помойку и увидели своих дальних родственников с драными ушами, тощими боками и скверным характером, и теперь пытались любым способом убраться поскорее с их пути.

Заметив в конце переулка троих всадников, стражники на миг застыли в недоумении. Переулок был слишком узким — две лошади не разойдутся, — да и выглядел отряд во главе с Алеором явно подозрительно. Их командир, лопоухий паренек с побитым оспой лицом, которому не посчастливилось первым въехать в это бутылочное горлышко, на миг замялся, неуверенно оглядываясь через плечо на своих людей, потом вновь развернулся навстречу Алеору и, приосанившись, прикрикнул:

— Дорогу городской страже! Посторонитесь!

Впрочем, на последнем слове он дал петуха, и глаза его расширились от страха, а кадык нервно дернулся. Рада знала, почему это: Алеор приподнял голову, и из-под чернильной тьмы капюшона блеснули его темно-синие, ледяные глаза. Обычно, одного его присутствия было достаточно для того, чтобы люди начинали нервничать и дергаться, даже не зная, кто он, а этому стражнику не повезло еще и приказывать эльфу что делать.

Только ситуация не располагала к сопротивлению, им нужно было покинуть город как можно быстрее и тише. Потому Алеор, заставив капитана стражи попотеть несколько секунд от страха, все же слегка склонил голову в знак согласия и приглушенно бросил через плечо:

— Сдавайте назад. Пропустим стражников.

Рада обернулась, также тихо передавая его приказ Лиаре, и глаза той, расширились от тревоги. Ей-то стражу видно не было: спины Рады и Алеора перекрывали обзор. Она подобрала поводья, дергая свою гнедую кобылу за уздечку и заставляя пятиться, а сама во все глаза смотрела на Раду, и лицо у нее было едва ли не таким же перепуганным, как у рябого капитана стражи. Рада только поморщилась. Все это было не очень хорошо. Люди, испытывающие страх, были больше всего склонны к идиотским необдуманным поступкам, а им нужно было выехать из города без шума и как можно быстрее, пока никто из этих остолопов не додумался, что она может попробовать изменить внешность.

Злыдень заартачился, не желая сдавать назад, Рада мысленно покрыла его всеми известными ей добрыми словами и изо всех сил дернула уздечку. Храпя и высоко взбрасывая черную морду, конь попятился-таки, но Рада все равно не ослабляла хватки, пока упрямая скотина не вышла из узкого переулка. В любой момент Злыдень мог начать бить задом, или попытаться укусить ее, или сделать еще что-нибудь назло ей. Проклятая скотина! Тебя, должно быть, изрыгнула бездна мхира, не иначе! Силой Рада отволокла его подальше от проулка и увесисто похлопала по шее, чуть сильнее, чем надо было. Конь настороженно поднял уши и покосился на нее, не понимая, то ли она его успокаивает, то ли бьет. Рада широко оскалилась в недовольный карий глаз. А вот теперь поломай себе голову над этим, бхара чернозадая! Посмотрим, додумаешься ли ты до чего-то или нет!

Лиара рядом сжалась в седле, опустив глаза и ни на кого не глядя. Вид у нее был перепуганный, но глаз она не поднимала, и то было хорошо. Стражники чуяли страх как звери, начиная опасаться и подозревать недоброе, а уж когда видели этот страх в глазах, сразу же превращались в свору разъяренных брешущих псов. Алеор, правда, на их фоне смотрелся голодным бешеным волком, и Рада надеялась, что этот трясущийся рябой капитан все-таки не захочет ввязываться в свалку и пропустит их с миром.

Эльф аккуратно вывел своего вышколенного боевого жеребца из проулка и пристроил его рядом со Злыднем. Следом за ним выехали и стражники, пристально разглядывая троих всадников и комкая в руках поводья своих лошадей. Спокойно выпрямившись в седле, Алеор опустил руки с поводьями и взглянул в ответ. Капитан стражи дернулся, но все же открыл рот и заговорил:

— Кто вы такие, и почему в такую рань покидаете город?

— А на каком основании вы задаете мне эти вопросы? — без тени угрозы в голосе спросил эльф, и глаза стражника лихорадочно забегали по лицам всех троих путников. — Насколько я знаю, в городе можно двигаться беспрепятственно в любое время дня и ночи без того, чтобы сообщать о своих передвижениях страже. Или в Латре стало небезопасно?

— Стража охраняет покой города, — кадык капитана вновь дернулся, но он все еще держался, стараясь не ударить в грязь лицом на глазах своих подчиненных. Тем, впрочем, судя по их виду, больше всего на свете хотелось как можно быстрее убраться отсюда. Один комкал поводья так, что лошадь под ним затанцевала на месте, не понимая, чего хочет от нее всадник. Второй тяжело сглотнул и воровато обернулся через плечо, словно кто-то мог следить за ним. — Времена сейчас неспокойные, король и Лорд-Протектор мертвы. Поэтому мы должны знать, кто вы и куда едете.

Рада почти физически ощутила, как сжалась в седле Лиара, вжимая голову в плечи, и ее движение привлекло внимание стражников. Рябой капитан выпрямился в седле и вытянул шею, пытаясь заглянуть ей в лицо, но тут Алеор спокойно откинул с головы капюшон плаща. Все трое стражников конвульсивно дернулись назад, самый молодой из них, тот, что оглядывался, даже охнул и непроизвольно схватился за рукоять меча. Может, в лицо Алеора они и не знали, но всему Этлану было известно, что в мире есть всего один черноволосый эльф, и он последний, с кем бы им хотелось встретиться на пустой дороге.

Алеор не сделал больше ничего, он просто сидел в седле и смотрел на стражников до тех пор, пока рябой капитан, лицо которого стало землистого цвета, не склонился перед ним в поклоне, хрипло проговорив:

— Милорд Ренон, прошу прощения за причиненные неудобства. Я не хотел показаться навязчивым, но времена тяжелые…

— Все в порядке, капитан, — спокойно отозвался эльф, но стражник все равно вздрогнул так, будто тот его ударил. — Так у вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?

— Нет, милорд Ренон. Счастливого вам пути. Да укроет вас в своей длани Грозар.

— И вам доброго дня и Света Громовержца, — проговорил Алеор, трогая коленями бока жеребца.

Стражники так и оставались согнутыми в три погибели, пока они проезжали мимо, и Рада, взглянув в лицо Алеора, заметила на нем слабую мимолетную улыбку. Осторожно скосив взгляд через плечо, она успела увидеть лишь хвост лошади последнего стражника: как только Алеор отвернулся, все трое поспешили ретироваться настолько быстро, насколько могли.

— Это не создаст нам трудностей, Алеор? — негромко поинтересовалась она, подъезжая вплотную к эльфу. — Кто-то может услышать, что ты покинул город, и сложить одно с другим.

— Да какая разница? — дернул плечом тот. — Кому из них хватит отваги на то, чтобы попытаться преследовать меня и узнавать, кем были мои спутницы? А даже если герой и найдется, вряд ли ему удастся надолго задержать нас.

— Я не хотела бы покидать страну, оставляя за собой горы трупов, — сухо заметила Рада, поглядывая на него.

— Я бы тоже много чего не хотел, — спокойно сообщил эльф, взглянул на нее и улыбнулся: — только ведь ты сама знаешь, Радушка, как говорят. «Пока Молодуха плетет, Старуха рвет». Так что все теперь зависит от Марн.

Рада только закатила глаза. Естественно, проще всего было все спихнуть на Марн, Плетельщиц Судьбы, Алеор обычно так и делал, когда у него начинался голод. Она наблюдала это не первый раз уже, вот только за последними событиями ей было как-то не слишком ко времени следить за тем, как выглядит Ренон. Сейчас же Рада пригляделась: зрачки у эльфа сжались в маковую росинку, на щеках проступили желваки, он слегка клонил голову в сторону и улыбался все время самым краешком губ чему-то своему. Рада помрачнела. Судя по всему, эльф был очень голоден, а это объясняло все: и его повышенную раздражительность и ядовитость в последние дни, и агрессивное поведение, и то, как от него шарахались люди. Он всегда наводил ужас на окружающих, но когда Тваугебир начинал шевелиться у него под сердцем, бывало особенно плохо. Ну что же все так не вовремя-то, Грозар? Почему именно сейчас ему надо было захотеть крови? — Рада поморщилась, бросая косые взгляды на эльфа. Иногда мне кажется, что ты специально все это подстраиваешь, чтобы осложнить мне жизнь. Видимо, учишь чему-то. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Громовержец, а еще лучше будет, если растолкуешь поточнее, потому что ученица у тебя, откровенно говоря, туповатая.

Алеор повел коня вперед, по неширокой улице, на этот раз уже не накидывая капюшон на голову. Словно чувствуя его настроение, прохожие еще задолго до встречи с путниками сворачивали в другие переулки, а горожане, что выходили из своих домов на улицу, замирали на пороге, глядя на Алеора, и поспешно возвращались в подъезды, захлопывая за собой двери. Каким-то странным образом на улице, по которой они ехали, не осталось ни одного человека, и губы Алеора вновь раздвинулись в улыбке, уже пошире, чем раньше.

— Ты давно на просушке? — приглушенно спросила Рада, глядя на эльфа.

— Достаточно, — кратко отозвался он.

— Хорошо, тогда по-другому спрошу, — терпеливо кивнула Рада. — Сколько еще тебе времени осталось до того, как это станет критичным?

— Дней десять-двенадцать, — прикинул в уме эльф. — Но я надеюсь, что критично не станет. Должен же хоть кто-то тебя преследовать, тогда у меня и появится шанс поправиться.

— А если нет? — Рада тревожно взглянула на него, и Алеор поморщился в ответ:

— Да не нуди ты, Рада! Все в порядке будет. Я как-нибудь справлюсь. Не впервой же.

— Мне это твое «как-нибудь справлюсь» очень не нравится, — она выразительно взглянула на него. — Твое «как-нибудь справлюсь» обычно плохо кончается для всех окружающих.

— Слушай, ты же сама со мной поехала, помнишь? — Алеор улыбался ей, но глаза у него были холодные, а в голосе клокотало раздражение. — Я предложил тебе добровольный выбор, и ты его сделала. Так что будь добра, не читай мне нотаций. А то, боюсь, ситуация может обостриться и раньше.

Несколько секунд Рада холодно смотрела в его начинающие затуманиваться безумием глаза, но все же кивнула, решив не спорить. В конце концов, матерью она ему не была, и учить его жизни ей явно не стоило. Да и в любом случае, они с Лиарой могут просто уехать вперед, если дела станут совсем плохи, а Алеор, поправившись, потом догонит их.

Имя «Тваугебир», которым окрестили его люди много веков назад, означало не только Убийцу Тварей. У этого старого эльфийского слова, звучащего на самом деле как «таугевире», было и другое чтение — «тот, кто сдерживает тварь», «тот, кто борется с тварью». И это толкование было гораздо ближе к истине. Под сердцем у Алеора жил демон, охочий до крови монстр, проклятье его рода, передавшееся ему от самого Ирантира, и время от времени он вырывался наружу.

Собственными глазами Рада никогда не видела того, как это происходит, но Алеор скупо рассказал ей, что именно с ним творится во время таких приступов, когда они ночь напролет пили ром пару лет назад после штурма Ламелле. Она не все помнила из его рассказа, не все поняла из-за крепкого рома и лютой усталости после почти что трехдневного беспрерывного боя, но ясно усекла для себя одно: если эльф долго не убивал, в голове у него что-то переключалось, и вместо Алеора в мир выходил монстр без тени осознания, крушащий и уничтожающий все вокруг себя, утихомирить которого невозможно было никаким способом. Тваугебир уходил лишь тогда, когда напивался крови вдоволь, практически купался в ней. После этого глаза Алеора потухали, становясь задумчивыми и холодными, он замыкался в себе, почти переставал разговаривать и вполне мирно уживался с окружающими до наступления следующего кризиса. И, учитывая его яд и едкость в последние дни, этот кризис действительно был близко.

Хоть эльф и говорил, что все будет в порядке, но Рада все равно крепко призадумалась. Чтобы удержать Тваугебира, Алеору придется убить в ближайшие несколько дней, а дермаков, порождений Сети’Агона, на которых он обычно охотился в Хмурых Землях, в Мелонии не было, что означало, что он постарается нарваться на драку. Люди не слишком-то спешили обычно вступать в конфликт с величайшим наемником Этлана, прекрасно понимая, чем это кончится лично для них. А значит, Алеору нужен был очень весомый повод, чтобы разозлить их.

Внезапно она охнула, округлив глаза и глядя на своего старого приятеля. Части мозаики моментально сложились в одно целое, едва не ослепив ее вспышкой осознания, а раздражение поднялось внутри раскаленной волной.

— Ах ты скотина! — рявкнула Рада, пихая его в плечо, отчего Алеор покачнулся в седле и удивленно взглянул на нее. — Так вот почему ты позвал меня с собой на запад! Вот почему не хотел, чтобы я стриглась и меняла внешность! Ты хочешь использовать меня как повод для драки, чтобы перерезать пару глоток и сдерживать Тваугебира!

— Ну и что? — пожал плечами эльф, насмешливо глядя на нее. — Ты из-за этого чувствуешь себя некомфортно?

— Да! — у Рады от возмущения даже дыхание перехватило. — Невинные люди погибнут!

— Эти невинные люди вздернули бы тебя без суда и следствия, если бы ты им в руки попала, Рада, — осклабился Алеор, глядя на нее. — И поверь мне, невинных людей не бывает. Бывают только те, кому повезло вывернуться.

— Но так нельзя!.. — вновь попыталась она, только эльф рубанул ладонью воздух, останавливая ее.

— Или твои преследователи, или крестьяне, когда я уже не смогу сдерживаться. Выбирай, Рада. Кого тебе жалко меньше?

— Солдаты всего лишь выполняют приказ, — проворчала она, понимая, что на этот раз он прав, и она действительно не может ничего изменить.

— За это я и не люблю солдат, — Алеор скривился и сплюнул в пыль под копытами своего коня. — Не могут думать собственной башкой, поэтому и гибнут по приказу других идиотов. Но на это их воля. — Он помолчал, бросил на нее короткий взгляд и добавил: — Если тебе будет от этого легче, то молись, чтобы они послали за тобой наемников, а не регулярную армию. Эти хотя бы представляют, на что и зачем идут. Да и среди них нет никого, кто уже как минимум двадцать раз не заслужил бы виселицы.

Утешение было не слишком уж хорошим, но другого у Рады не было. Она лишь тяжело вздохнула и кивнула Алеору, чувствуя себя еще гаже, чем утром. Однако, он был прав во всем: она сама выбрала свой путь, сама знала, на что шла, а потому и платить тоже должна была сама. Что же касается тех, кого пошлют по ее следам, то оставалось лишь молиться, чтобы на это подписались только наемники.

Алеор замолчал, внимательно осматриваясь по сторонам, да Рада и не имела никакого желания сейчас разговаривать с ним. Она полуобернулась через плечо и наткнулась на огромные, полные настоящего ужаса глаза Лиары. Девочка смотрела так, словно видела перед собой бешеное животное, и, наверное, была права в этом. Рада постаралась улыбнуться ей как можно теплее, чтобы подбодрить, но это произвело обратный эффект. Лицо Лиары побелело, и она потупилась в гриву своего коня, изо всех сил сжимая поводья. Отвернувшись, Рада только тяжело вздохнула. Наверное, она-то из нас двоих как раз и права. Она-то воспринимает Алеора так, как его и надо воспринимать, — чудовище во плоти, от которого в любой момент можно ждать беды. А я настолько очерствела за все эти годы, что согласна позволить ему убивать невинных людей вместо того, чтобы снести ему голову и раз и навсегда избавить мир от его присутствия. Вот так, Грозар. Думаю, учить меня тебе придется еще очень-очень долго.

На запад из Латра вела всего одна дорога, Восточный караванный путь, пересекающий половину страны и в районе Онера сливающийся с Северным трактом на Алькаранк. Естественно, что на выезде из города должны были дежурить и стражники, в задачу которых входило выловить ее до того, как она покинет пределы столицы. Только у Латра не было внешней крепостной стены — город считался доменом короля, и на доходы от него содержался весь королевский двор, потому никому из поднимающих восстание Лордов Страны за всю историю Мелонии не приходило в голову его сжигать, и стену возводить не стали. А это означало, что выбраться из него можно было через любой квартал городской бедноты, и дальше, проскользнув между поместьями мелких дворян, затеряться в окружающих его полях. Именно этот путь и выбрал Алеор, добрый час пропетляв по узким городским улочкам и выехав на Золотую Объездную с юго-запада.

Народу здесь сейчас было не слишком много: несколько телег, груженых дровами и сеном, да молодой парнишка-гонец, пронесшийся мимо них на полном скаку, не глядя по сторонам. Внимательно осмотревшись и убедившись, что стражи нигде не видно, они пересекли дорогу и нырнули в заросший травой закоулок между заборами двух дворянских поместий.

Теперь ехать нужно было гуськом, и Алеор возглавил отряд. Его широкая спина закрывала обзор впереди, и Рада от нечего делать разглядывала сквозь железные прутья ажурных решеток с двух сторон регулярные парки, разбитые вокруг поместий дворян. Кое-кто из садовников сейчас копался на клумбах, подготавливая многолетние растения к наступающей зиме. Всадников заметили, и слуги прервали работу, замерев и внимательно разглядывая их перепуганными глазами. Один из них даже бросился звать стражу, но на его вопли из дома никто не вышел. Да оно и неудивительно: вчера перебили столько народу, включая высшее руководство страны, что мелкие дворяне до смерти боялись за свои жалкие жизни, укрывшись за надежными стенами своих родовых гнезд и окружив себя вооруженной до зубов охраной. Рада только фыркнула и отвернулась. Когда человека по-настоящему хотели убить, он умирал все равно, даже окруженный всей стражей, которую мог собрать на все свои деньги. И вчерашняя смерть Гелата с Аспаром это только доказывала.

Потом забор кончился, и, продравшись сквозь густой кустарник, они уперлись в сточную канаву. Злыдень попытался было заартачиться и отказаться прыгать через нее, но вконец потерявшая терпение Рада так ткнула его пятками в ребра, что конь резво прыгнул с места, как заяц, едва не сбросив ее при этом на землю. Еще несколько метров сквозь кустарник и траву, и все.

Рада вздохнула полной грудью, глядя на расстилающееся перед ней поле. Густую зеленую траву выглаживал теплыми ладонями ветер, и она клонилась к земле, отливая стальным блеском под косыми лучами утреннего солнца. Небо было таким огромным, таким высоким, что на миг у Рады закружилась голова. Она прикрыла глаза, запрокидывая лицо и подставляя его солнцу, позволяя ветру играть с ее короткими волосами, отчего голове было непривычно холодно. Теперь вокруг нее был лишь воздух и огромное небо, в котором больше не будет вони отбросов, пыли старых портьер, колючего запаха отполированного золота и натертых до блеска лакированных паркетов. Она наконец-то свободна.

— Ну, и чего застряла? — проворчал за ее спиной Алеор, легко обгоняя ее и пуская своего жеребца рысью. — Ждешь, когда наши приятели спохватятся и решать поиграть с нами в догонялки?

Рада не обратила на его замечание абсолютно никакого внимания. Впервые за долгие-долгие годы она просто дышала, чувствуя, как опрокидывается на ее голову рассветное небо, и она сама тонет в нем, ныряя все глубже и глубже в бесконечную синь, на дне которой где-то далеко-далеко спали звезды, укрывшись пушистыми хвостами комет. Пахло травой, землей, прохладой, облаками и толстыми шмелями, которые уже гудели над покрытыми росистыми капельками соцветиями полевых трав. И ей почему-то стало смешно.

Смех родился в груди золотым комочком, еще одним маленьким шмелем с толстой мохнатой спинкой, заворочался в клети из ребер, поднялся вверх к горлу, и Рада поняла, что улыбается. Так и должно было быть с самого начала, и это было так просто, так по-настоящему, без масок, без притворства, без вечной усталости от того, чтобы угодить другим, быть правильной, делать то, что должно… Плевать было на долг маленьким черным ласточкам, которые разрезали своими треугольными крылышками бесконечные небесные дороги, подчиняясь лишь одним им слышимой песне, которую нашептывал в густых травах восточный ветер. Плевать было и мышкующему в поле коту, поднявшему голову из высокой травы и круглыми глазами разглядывающему всадников, что проезжали мимо него. Плевать было и мухам, что назойливо жужжали вокруг лошадей, и полевым цветам, на лепестках которых медленно высыхала алмазная россыпь росы, и встающему солнцу, что, резвясь, протыкало своими лучами белоснежные облака. И это было так хорошо, так весело и просто, что Рада вновь рассмеялась, когда роса на высоких травах, что доставали ей до колен, промочила насквозь штаны, и коленки озябли под ветром, покрывшись под одеждой маленькими пупырками мурашек.

Здесь была простота и чистота извечной песни мира, здесь, буквально в двух шагах от душного пыльного города, удавливающего самого себя кольцами своих Золотых дорог, утопающего в собственной грязи, разрушающегося от собственной жажды стать больше, поглотить все больше места, разрастись. Здесь тихо пел мир, и город не замечал его задумчивого мурлыканья за собственным тысячеголосым ежеминутным криком. И на миг Раде показалось, что она тоже слышит эту легкую, золотую, солнечную песню земли, усталой от долгого лета и мирно ожидающей первых холодных ветров, которые принесут дожди и смоют с нее всю пыль и усталость, а потом укроют теплым пушистым белым одеялом снега, послав ей своей вьюжной песней спокойные сны.

— Как хорошо, — тихонько прошелестел голос Лиары за ее спиной, и Рада полуобернулась в седле.

Эльфийка ехала, прикрыв глаза и чему-то тихонько улыбаясь. Солнечный свет обнимал ее со всех сторон, золотыми капельками скатывался по пушистым кудряшкам волос, дрожал на самых кончиках длинных ресниц, и Раде вдруг почудилось, что солнце пропивает все ее тело насквозь, заставляя кожу светиться изнутри. Как когда смотришь на спелую желтую сливу, пронизанную солнцем. Золотистая тонкая мякоть, а внутри оранжево-рыжая косточка.

Внутри зашевелилось какое-то странное чувство, словно маленький червячок, назойливо щекочущий ее в груди. Рада прислушалась к себе, пытаясь понять, что это. Чувство было совсем тонким, тоньше волоса, прохладно-золотистым, но при этом от него возникало ощущение слабости в теле. А еще — зуд между лопаток, заставивший ее передернуть плечами. И что это такое? Она еще раз обернулась, взглянув на Лиару. Вид у той был донельзя мирным, однако Рада все равно засомневалась. Она же Первопришедшая, а от них можно ждать чего угодно. Может, она как-то воздействует на меня при помощи своих сил? Но как? И чего она хочет добиться?

Почувствовав ее взгляд, Лиара открыла глаза, слегка перепугано заморгала и сразу же потупилась, сжалась, будто хотела спрятаться. Рада засомневалась, стоит ли сейчас заговаривать с ней, но назойливая слабость в груди уже пропала, и ей стало любопытно. Можно постараться как-нибудь аккуратно выяснить, что она может, а чего нет. Просто для того, чтобы быть готовой.

Поле тянулось без конца до самого горизонта, на котором тонкой зеленой полосой растянулся Ваэрнский лес. Алеор ехал впереди, вновь накинув капюшон на голову и внимательно оглядываясь по сторонам, и весь его вид говорил о том, что общаться он сейчас не расположен. Решив, что это даже и хорошо, Рада придержала Злыдня, дожидаясь Лиару.

Эльфийка вопросительно взглянула на нее и неуверенно улыбнулась, будто не знала, как себя вести. Покрутив в голове, как можно начать этот разговор, и так и не придумав ни одного дипломатичного варианта, Рада махнула на это рукой. В конце концов, она никогда не отличалась дипломатическими способностями, так чего тогда думать об этом? Потому она просто взглянула на Лиару и спросила:

— Слушай, я давно пытаюсь понять и все никак не могу. А чем Первопришедшие отличаются от Высоких?

Лиара заморгала, круглыми глазами глядя на нее, совершенно сбитая с толку. Спереди донесся смешок Алеора; видимо, не настолько уж сильно он был погружен в себя и занят обследованием окрестностей. Но Раде было плевать на его реакцию, и потому она лишь ждала ответа от Лиары.

Та подумала немного, нахмурив свои темные брови, отчего на глаза легла тень, и они стали цвета штормового моря в рассветных сумерках, и заговорила:

— Ну… Во-первых, своим происхождением. Первопришедшие — это те эльфы, которые пришли из-за Кругов Мира вместе с эльфийскими Владыками сразу же после творения, когда мир был еще совсем пуст и чист, когда в нем не было ни растений, ни животных, ни людей. Именно они помогали Молодым Богам создавать тот облик Этлана, который мы видим сейчас. Позже Молодые Боги создали и другие расы, в том числе людей. Часть Первых Людей начала заключать браки с Первопришедшими, кровь смертных и бессмертных, кровь Этлана и того, что за его пределами, перемешалась, и в мире появились Высокие эльфы.

— То есть, Высокие — это потомки Первопришедших? — уточнила Рада, изо всех сил стараясь уловить мысль. — А понижение уровня их способностей — следствие смешения крови со смертными?

— Не совсем так… — Лиара потерла лоб, хмурясь и часто моргая, будто у нее болела голова. — Я не помню, откуда знаю это, однако… Мне кто-то объяснял, что тут дело в сознании. Первопришедшие обладали сознанием иного мира, иной ткани реальности, иной энергии и природы, и это сознание вошло в конфликт с сознанием Этлана. Это как если масло вылить в воду: оно не начнет растворяться, оно пленкой покроет воду сверху, но дальше ему дороги не будет. Может, очень медленно какие-то слои и перемешаются, но этого будет недостаточно, это все равно конфликт.

— Эээ… То есть Первопришедщие были умнее тех, кого создали Молодые Боги? — заморгала Рада, глядя на нее.

— Не умнее, — покачала головой Лиара. — Ум — это то, что можно развить, совершенствовать… Нет, так не пойдет. — Она сосредоточенно нахмурилась, потом снова заговорила: — Ум — это инструмент, как рука или нога, ум — это часть тела, не более того. А есть еще и сознание, которое и отличает живое от неживого: если сознание есть, есть жизнь, если нет, то и жизни нет.

— Как человек и камень, например? — предположила Рада.

— Нннет, — протянула Лиара, бросая на нее задумчивые взгляды. — У камней есть сознание, просто очень, очень инертное. Как и у земли, как и у растений. Разве ты не чувствуешь этого? Ты ведь Высокая, вам доступен тонкий мир.

— Она как бревно, — приглушенно сообщил Алеор, ехавший впереди. — Не чувствует ровным счетом ничего. Пережитки человеческого воспитания, я полагаю.

— Слушай, займись своим Тваугебиром, а? Он у тебя, кажется, на волю рвался, нет? — обиженно прикрикнула на него Рада и взглянула на Лиару. Говорить об этом было странно: ей никогда в жизни не приходилось еще бывать в компании двух эльфов, обладающих способностями, куда превышающими ее собственные. И теперь она чувствовала себя сконфуженно. — Меня воспитывали люди, и никто из них не объяснял мне, что и как делать.

— Поэтому ты спишь по ночам, да? — в глазах Лиары промелькнуло понимание.

— А ты что, не спишь? — удивленно вскинула брови Рада.

— Мне не нужен сон, у меня есть грезы, — пожала плечами Лиара и вдруг улыбнулась, отчего лицо ее просветлело, будто рассветное небо. — И это тоже, говоря о сознании. Ты, когда засыпаешь, ничего не помнишь, так? Отключаешься и уходишь в себя, видишь сны, но, когда просыпаешься, помнишь очень мало. Это — свойство сознания свертываться внутрь, чтобы дать отдохнуть телу. Я же не отключаюсь, не свертываю сознание, я его утончаю, растекаюсь над своим телом, давая ему возможность отдыхать, но при этом не теряя связи с реальностью. Понимаешь?

— Нет, — честно призналась Рада. — Но об этом можно и потом. Ты мне лучше про Первопришедших расскажи.

— Тебе бы сначала о Высоких хоть что-нибудь узнать, — опять возвысил голос Алеор. — А то ты как ребенок: еще ходить не научилась, а уже бегать рвешься.

Рада бросила ему в спину испепеляющий взгляд, и Лиара поспешно заговорила, словно пыталась отвлечь ее мысли от хамства эльфа:

— В общем, Первопришедшие были совершенно иными существами, кардинально отличающимися от всех, созданных внутри Этлана. Постепенно из-за потери связи с той реальностью, которую они покинули, чтобы прийти сюда, они начали терять и свои способности. Пошел процесс размывания, который приобрел колоссальные масштабы после того, как начались контакты с людьми. Общий уровень сознания расы понизился, и тогда и выяснилось, что дети Первопришедших, могут потерять свою силу не только из-за смертной крови в их жилах. Оказалось, что достаточно трех поколений Первопришедших, родивших в Этлане, чтобы у их потомков уже отсутствовало то изначальное чувствование мира, та сила и мощь, которая была у самых первых эльфов, спустившихся вместе с Владыками в Этлан. И тогда Первопришедшие приняли решение отделить себя от всего остального мира, создав нечто, называемое ими Мембраной, — энергетическую прослойку, за которую не мог проникнуть никто, кроме них самих. Укрывшись Мембраной, Первопришедшие отделились от всего остального мира, а их потомков стали называть Высокими эльфами, и именно их сейчас можно встретить не только на территории Лесного Дома, но и в человеческих государствах Этлана.

Рада внимательно слушала, стараясь уложить все это в голове и запомнить в деталях, однако у нее все равно было чувство, будто Лиара не ответила на ее вопрос. Или ответила, только Рада ничего не поняла из ее слов. Или же сама Рада поставила вопрос так глупо, что Лиара ответила, но не на него. Грозар, у меня сейчас просто голова треснет!

— Так, а с силами-то что? — она выразительно взглянула на Лиару. — Чем они отличаются-то друг от друга?

Спереди послышался громкий хохоток Алеора, но на этот раз Рада решила его игнорировать. Лиара удивленно вскинула брови, глядя на нее как-то странно.

— Ты хочешь услышать, что конкретно могут Первопришедшие и чего не могут Высокие?

— Ну да, — кивнула Рада, чувствуя облегчение. Кажется, на этот раз ей удалось четко донести свою мысль, и то хорошо.

— Первопришедшие могут гораздо больше, — Лиара покачала головой, глядя перед собой и подбирая слова. — Здесь очень много различий, я даже не знаю, с чего начать… Ну, например, Первопришедшие могут проходить сквозь пространство, менять очертания своего тела, управлять погодой, ветрами, стихиями. Самые сильные из них способны контролировать мысли других людей, управлять ими, вынуждая к тем или иным поступкам, и человек даже не будет знать об этом. Рада, этих способностей так много, что я и перечесть не смогу всего.

— А ты что умеешь? — Рада постаралась принять самый невинный вид из всех, что только могла, задавая этот вопрос, но Лиара все равно взглянула на нее неуверенно и заколебалась перед тем, как отвечать.

— Все понемногу. Все эти способности заложены в нас с кровью наших матерей, и вопрос лишь в том, развиваем мы их или нет. Есть какие-то врожденные предрасположенности к тому или другому, как у людей, когда одни дети, например, хорошо рисуют, а другие могут складывать стихи или писать музыку. Все зависит от желания развивать их, от возраста эльфа, от того, как долго и упорно он занимается саморазвитием. Так что индивидуальный уровень сильно колеблется.

— Вот оно как, — протянула Рада, стараясь ничем не выдать себя. Так она может контролировать мысли людей! Тогда понятно, почему я себя иногда так странно чувствую в ее обществе! Тогда все понятно. Надо будет попросить Алеора, чтобы он научил меня защищаться от ее влияния. Уж он-то должен уметь это делать. Вот только видимо, какие-то мысли все-таки отразились на ее лице, уж больно внимательно и пристально смотрела на нее Лиара, словно гадая, о чем Рада думает. А что будет, если она догадается, что я догадалась? Рада лихорадочно попыталась придумать какую-нибудь тему разговора, чтобы отвлечь внимание от своих мыслей, а потому брякнула первое попавшееся: — Ты поэтому так хорошо на арфе играешь? Это тоже эльфийский талант?

Тут уж Алеор не удержался и заржал в голос, запрокинув голову, а затем обернулся к Раде и с насмешкой сообщил:

— Ну конечно, Рада! Так все и происходит! Коли ты эльф, то еще в колыбельке уже можешь играть на арфе или пилить на скрипке. Если родился человеком, то тоже ничего: тебе подойдет гитара или, там, барабаны какие-нибудь для тех, кто поглупее. А вот гном просто обязан шпарить на какой-нибудь громадной трубе больше его самого с таким противным-противным звуком. Остается лишь вопрос: на чем будет играть дермак?

— Ты идиот! — проворчала Рада, глядя на него. — Я тут пытаюсь что-то понять для себя, а ты надо мной смеешься!

— Дермак будет играть на свирельке, — внезапно сказала Лиара, и они с Алеором одновременно молча уставились на нее. Эльфийка смущенно пояснила: — Это самый простой инструмент, там особого умения не надо.

— Боги, да вы просто нашли друг друга! — хмыкнул Алеор, качая головой и оглядывая их обеих. — Конечно, лапушка ты моя, дермак будет играть на свирельке! Как же может быть иначе?

Лиара сконфуженно замолчала, опуская глаза, а Рада вдруг тоже хмыкнула, присоединяясь к смеху эльфа. И внутри стало тепло и очень светло. Они уезжали прочь от Латра, все дальше и дальше от его душных стен, от всей его лжи и фальши, и теплые лучи солнца грели спины сквозь одежду, а огромное небо встречало их бескрайней синью. И Рада должна была признаться себе, что все это — превосходное начало для новой жизни. Я свободна. Наконец-то я принадлежу сама себе и могу делать, что угодно, не думая о том, что это принесет кому-то боль. И хвала тебе за это, Грозар!