Ветер перемен

==== Глава 17. Связующая нить ====

Сумерки легли на темный лес бархатным синим одеялом, толстым и теплым, стеганным серебристыми звездами. Из-за краешка мира любопытно выглянул тонкий рожок молодого месяца, и на глянцевую поверхность усталых от летнего зноя листьев легла мельчайшая сверкающая пыльца его света. Отворчал ветер, угомонившись где-то в высоких древесных кронах, прошуршав напоследок листьями, постучав друг о друга ветками, уснул на раскидистых ветвях старого дуба, подложив под голову ладошки плюща, укрывшись его теплым сплетением от ночного холодка. Застыли травы, замерли до утра, закрылись сладко пахнущие венчики цветов, толстые довольные шмели заснули в земляных норах. Дневные птицы и звери тоже ложились на покой до утра, прячась в дуплах и завалах палого леса, забиваясь в трещины в земле или свитые загодя гнезда. А на смену им пришли большеглазые молчаливые ночные охотники, чьи бесшумные тени скользили над головой Лиары на фоне бархатистого неба, пробегали на мягких лапах в стороне от лагеря, чутко прислушиваясь и принюхиваясь к незнакомому запаху эльфов и лошадей, посверкивая из темноты впитывающими свет плошками-глазами.

Ночь плыла вокруг, медленно и нежно обволакивая сонные старые стволы деревьев, ложась россыпью крохотных капелек влаги на пушистые венчики глубоких мхов, сгущаясь в стороне от костра и так же бесшумно и задумчиво разглядывая пришедших сюда из внешнего мира незваных гостей, как и все ее большеглазые осторожные дети. И Лиара смотрела этой ночи в глаза, пропуская ее через каждую пору своего тела, позволяя ей заполнить себя всю и вылиться через край, растекаясь вместе со всем ее существом вокруг, смешиваясь, превращаясь во что-то одно, извечное, звенящее и тонкое, нежнее дрожащей под лучами рассветного солнца паутинки с застывшими на ней крохотными капельками росы.

Земля под спиной была твердой и холодной, но при этом мягкой, гораздо мягче всех матрасов и перин, на которых ей только приходилось спать в жизни. Земля молчала, любуясь таким далеким, таким отделенным от нее небом, до которого не дотянуться, не докричаться, и в ответ ей оттуда медленно падал свет далеких звезд. Он летел и летел, пронзая бескрайние просторы пустоты, падая через предначальное пространство, в котором жизнь спала, крепко сомкнув свои глаза цвета первого весеннего ростка. Он падал вниз тысячи и тысячи лет в безнадежной попытке дотянуться до мягкой груди земли, примкнуть к ней, как дитя к матери, как любящий к возлюбленной, как ученик к стопам учителя. Он падал и падал, пронзая время и пространство, пронзая вечность и звездные дороги, которым не было конца. И Лиара знала: когда-нибудь, он преодолеет все и упадет, он дотянется до нее своей страждущей ладонью, и мир вспыхнет, ослепленный этой Нежностью и Силой бесконечной любви, побеждающей время и смерть.

Вот только это все равно было красиво. Бархатистое небо, полное звезд, мягкое и пушистое на ощупь, вышитое узорами небесных светил, мирно спало, разделяя мир смертных и мир Богов, две половинки, которые вечно стремились друг к другу и от этого только расходились все дальше и дальше. Интересно, когда же придет тот день, когда все станет наконец единым? Когда не будет больше ни земли, ни неба, но что-то новое? Она сонно улыбнулась этим мыслям. Как ребенок, что смотрит на звезды, задрав голову и открыв рот, и они отражаются на дне бездонных колодцев его глаз. А в груди его стучит и стучит один единственный вопрос, самый важный из всех вопросов, который он лишь чувствует, но даже не может облечь в слова. Когда-то ты и сама была такой же, помнишь? А может, такой и осталась.

Тихо потрескивали в костре сухие ветви, и сладковатый запах бересты мешался с горькой примесью осенних листьев. Оранжевые кругляши углей раскатились в стороны от основного пламени и загадочно мерцали, пульсируя в такт с далеким биением звезд на небе. Лиара прикрыла глаза, стараясь почувствовать этот ритм, эту странную пляску и танец мира, дыхание его ткани, самой его сути, медленно раскачивающиеся огромные легкие, вдох-выдох, вдох-выдох. Это было везде: в земле, истощенной за лето земле, которая жаждала поскорее уснуть, позволив снегам укрыть свою усталую грудь, в воздухе, в котором мешался и тек запах леса, дыма, звезд и лунной пыли, в горячих ревнивых языках пламени, вздымающихся к бездонному небу, бросающих вызов его холодной пустоте, в далеких ветрах, что носились сейчас между колючих звезд, гоняя пыль бескрайних небесных полей. А еще — в самой Лиаре, которая лежала на земле так ровно и тихо, боясь шевельнуться, боясь разрушить эту хрупкую сказку, эту тонкую нить, соединяющую ее с бесконечным Могуществом и Нежностью природы, с золотым сердцем мира, что билось сильно и размерено, каждым ударом своим отмеряя вечность. И где-то далеко-далеко в огромных песочных часах пересыпались из одной чаши в другую крохотные драгоценные песчинки. А когда чаша переполнялась, дракон в панцире червонного золота лениво бил по ней хвостом и переворачивал ее, и песчинки продолжали свой бесконечный танец, впервые и снова, такой непохожий на все предыдущие, и — тот же самый.

Лиара улыбнулась, чувствуя под подушечками пальцев мягкое прикосновение прохладных сонных трав. Она лежала на шерстяном одеяле в стороне от костра, и твердые корешки деревьев высовывали из-под земли любопытные носы, толкая ее в ребра и спину. Только это было ничего, она не первый раз уже отдыхала на земле, ведь у нее никогда не водилось лишней монеты, чтобы позволить себе комнату в душной, полной людского шума и толчеи таверне. И это было хорошо: какой дурак променял бы мягкий полог неба и подстилку из шелковой травы, убаюкивающий шепот ветра в листьях и светоч-месяц на облупившиеся стены и спертый воздух, на бугрящийся от старости тюфяк и крохотный оплывший закопченный огарок свечи? Уж точно не я.

Тихонько пофыркивали в темноте сонные кони, а издали из ночной тишины долетали едва слышные шорохи. Там, воровато прячась в тенях, кипела жизнь, не видимая ничьим глазам, кроме проказливого молодого месяца да далеких равнодушных звезд. Крохотные мыши шуршали листвой у корней деревьев, двигаясь дергано и быстро, то и дело осматриваясь, чтобы острые когти бесшумно скользящих в небе круглоглазых сов не настигли их. Переступали тонкими ногами олени, чутко поднимая острые длинные уши и пытаясь различить в тихой песне ночи поступь мягких лап подкрадывающихся волков. Рылись во влажной земле тупыми рылами кабаны, похрюкивая от наслаждения, когда попадался особенно сочный и сладкий корешок или беличий схрон желудей. Билось и билось огромное сердце мира, в котором каждому из них было место. Единая песня, состоящая из миллиардов голосов, ритм, разбившийся на ноты, образующие новый ритм.

— Лиара? — послышался рядом тихий голос Рады, и она вздрогнула, слишком резко выбираясь из объятий грез, которые уже начали медленно и ласково обволакивать все ее тело. — Лиара, ты спишь?

— Нет, — ее голос прошелестел едва слышно, и Лиара почувствовала, как сознание начинает возвращаться в тело. Сердце забилось быстрее, кровь запульсировала в венах, но обостренное восприятие все еще осталось где-то позади нее, за головой, как громадное озеро, в которое она падала спиной вперед, закрыв глаза и разбросав в стороны руки. — Нет, — повторила она погромче, привыкая к своему голосу. Он резал стоящую вокруг тишь, словно нож — мягкое масло. — Я слушаю.

— Слушаешь? Что?

— Песню мира.

Убедившись, что кровь уже пошла по венам, а сердце вернулось к обычному ритму, Лиара аккуратно оперлась локтями о свое одеяло и привстала. После глубокого погружения нельзя было двигаться резко: сознание слишком растекалось вокруг, и поймать его, вернуть в тело, было так же сложно, как ловить бабочек когтистой лапой, отчаянно выпрыгивая на пружинистых кошачьих лапах вверх.

В ответ Рада только закатила глаза, но от комментариев воздержалась. Лиара скорее почувствовала ее раздражение и недоверие, чем увидела его по лицу. Это пришло, как прикосновение шкурки к коже: трение, которое было неприятно теплым. Окончательно восстановив обычное зрение, Лиара взглянула на Черного Ветра.

Алеор куда-то ушел, и у костра сейчас они были вдвоем. Рада еще не ложилась, хотя час уже и был поздний. Она сидела у костра, обхватив колени и прижав их к груди. Рыжие отблески пламени играли на ее темных волосах, и было видно, как сквозь каштановую краску проступало ее собственное золото. В ее синих глазах плясало пламя костра, и она сама сейчас походила на эту ночь: тихая, задумчивая, чего-то ждущая. И очень красивая.

— Я хотела кое о чем спросить тебя, — проговорила Рада, не поворачивая головы и не глядя на присевшую рядом с ней на одеяло Лиару. Костер громко щелкнул, выстреливая искрами, и маленькие рыжие звездочки рассыпались по темно-зеленому, почти черному мху.

— О чем? — говорить было сложно. Мягкость мира прорастала сквозь грудь, обнимала со всех сторон, и тревожить ее нежное течение громким голосом не хотелось.

— О… — Рада замялась, подбирая слова, потом вдруг рассмеялась и покачала головой. Взметнулись рыже-золотые в отсветах костра короткие пряди, поймав на себя тонкую паутинку лунного света. — Даже не знаю, как и сказать. О твоем даре, что ли.

— Что бы ты хотела узнать? — Лиара аккуратно взглянула на нее из-под ресниц.

Она уже почти не боялась Черного Ветра, хоть иногда и вздрагивала от ее колких замечаний или насмешек. По сравнению с обществом Тваугебира, рядом с Радой было тихо и спокойно, и почти не страшно. Эта женщина была надежной как утес и теплой, будто первый день лета, и Лиаре казалось, что ничто в этом мире не смогло бы сломать или сдвинуть ее с места. Вот бы и мне однажды стать такой. Бесстрашной и смеющейся, как весенний ручеек, пробивающий себе дорогу сквозь равнодушные голубоватые льды и завалы снега. От этих мыслей стало неловко, и она отвела глаза, тоже подтягивая к груди колени, словно это могло спрятать ее.

Рада некоторое время молчала, потом осторожно взглянула на нее.

— Как ты?.. Ты же не помнишь ничего из своего детства. Так как ты тогда смогла не потерять этого своего чутья, о котором говоришь? Ведь тебя никто не учил все это время… — Рада запнулась, нахмурив брови и отвернувшись. Лиара чувствовала ее неловкость, как перепуганного ежа, растопырившего колючки во все стороны.

— Не знаю, — честно пожала она плечами, глядя в огонь. В его середине танцевали алые блики, а изогнутые, никогда не повторяющиеся языки превращались то в женские фигуры, то в длинноперых птиц, то в диковинных рыб, выбрасывающих к небу фонтаны лавы. — Я действительно не помню ничего до того момента, как оказалась в приюте. Но во мне всегда жило… что-то. Как чей-то тихий шепот, голос где-то за спиной, может, легкое прикосновение. И я научилась слушать его, чувствовать его, когда он становится особенно громким.

— Это не слишком-то помогло! — усмехнулась Рада, и в тенях под ее глазами Лиаре почудилась горечь. Неловко дернув плечом, Рада пояснила: — Просто… вы сегодня почувствовали врага, а я нет. Вот я и подумала, может, можно как-то этому научиться? Я ведь тоже эльф, значит, и во мне это тоже есть.

— Ты хочешь научиться? — Лиара удивленно взглянула на нее, широко распахнув глаза.

Невольная радость золотыми нитями засияла внутри. Эта женщина, так странно непохожая на всех встреченных ею ранее, несла в себе первозданную силу. Это чувствовалось даже на расстоянии, даже со стороны, словно мощь перекатывалась под ее кожей алыми волнами, грозя в любой миг вырваться наружу. Вот и сейчас Лиаре на миг почудился толчок энергии, словно ребенок, спящий глубоко в груди Рады и сделавший свое первое движение, ткнувший ножкой материнскую утробу, пробуя свою силу и просыпаясь от предначального сна.

Видимо, в голосе ее все-таки что-то проскользнуло, потому что Рада сразу же как-то стушевалась и безразлично пожала плечами:

— Ну, я подумала, а почему бы и нет? Если это есть во мне, значит, можно это как-то развить. Я же как-то научилась бегать быстрее всех, обращаться с мечом, хорошо стрелять… Тут, наверное, то же самое, да?

— И да, и нет, — Лиара говорила осторожно, подбирая слова. Рада сейчас чувствовалась настороженным диковатым псом, который сделал первый маленький шажок навстречу протянутой руке, навострив уши и внимательно наблюдая, в любой миг ожидая подвоха или неверного движения, чтобы сразу же сорваться с места и сбежать. А ей почему-то очень не хотелось, чтобы эта женщина сбегала. Очень. — Когда ты учишь тело — это просто. Чтобы быстро бегать, тебе нужно бегать как можно больше, приучая тело выдерживать нагрузки. Чтобы сражаться мечом, тебе нужно учить комбинации и удары до тех пор, пока тело не привыкнет к ним и не начнет само повторять их, уже без участия твоей головы, так?

— Так, — кивнула Рада. Лиара приободрилась и продолжила.

— В этом развитие дара очень схоже с развитием тела. Но есть и различия. Чтобы научить тело бежать, тебе нужно приказать ему бежать. Чтобы научиться чувствовать и использовать свои способности, нужно разрешить им использовать тебя.

— То есть как это? — нахмурилась сбитая с толку Рада, поворачиваясь и глядя на нее. — Как же я буду управлять способностями, если они при этом управляют мной?

— Ты и не будешь ими управлять. Тебе просто нужно позволить им работать через тебя, понимаешь? — вид у Рады стал еще более сконфуженным, и теперь она напоминала щенка, впервые в жизни увидевшего снег. Спрятав улыбку в тени ресниц, Лиара принялась объяснять: — Вот смотри. Если горный поток попадет в узкое ущелье, он же будет бурлить, станет шумным, сильным, понесется как бешеный, стиснутый камнем. А когда он разливается по равнине, то течет неспешно и медленно, почти что и не течет вовсе, так?

— Да, — согласилась Рада.

— И еще пример, — добавила Лиара. — Плотина на реке, перегораживающая течение. Вода может просачиваться сквозь нее очень медленно, по капле, тяжело и трудно. Но если эту плотину убрать, то она хлынет потоком.

— Ты думаешь, у меня где-то есть блок? — встрепенулась Черный Ветер, хмуря брови и часто моргая. — Как когда не можешь заставить себя прыгнуть с большой высоты?

Ну точно щенок. Очень нетерпеливый щенок. Лиара приказала себе не спешить и кивнула:

— Может быть, и есть. Но я тебе не столько о блоке говорю, сколько о другом. Ты должна стать широким руслом, чтобы поток смог пройти через тебя, понимаешь? Ты должна стать руслом реки, а не потоком. — Рада молча заморгала, глядя на нее, и Лиара попробовала еще раз. — Когда ты хочешь контролировать свой дар — ты пытаешься стать потоком и заставить его нестись вперед. Только поток зависит от русла и подчиняется его законам. Там, где узко, он будет бурным, там, где широко, мягким и спокойным. Русло контролирует реку, а не наоборот, Рада.

— Хорошо, боги с ним, с руслом, — нетерпеливо закивала та. — Ты мне лучше скажи, как мне врага-то почувствовать? Ты можешь мне это объяснить?

Лиара вновь удержала себя от того, чтобы тяжело вздохнуть. Рада была не из тех, кто слушает и дышит, а из тех, кто делает и борется. И работать с ней нужно было иначе. Наверное, все дело было в этой кипучей силе, что пылала в ее груди, бросая огненные отблески на дно темных зрачков. Ты попросила меня о помощи, и я помогу тебе. Точно так же, как ты когда-то помогла мне. Это все, чем я могу отблагодарить тебя за то, что ты сделала для меня. В груди стало тепло, и она улыбнулась, глядя в горящие нетерпением глаза Черного Ветра.

— Я могу тебя научить этому, но на это потребуется время. Как и с телом, когда ты училась управлять им. Ты согласишься дать мне время? Ты будешь учиться столько времени, сколько нужно будет для того, чтобы ты поняла?

— Ну не просто же так я тебя об этом попросила, — недовольно буркнула Рада. Потом, помолчав, добавила: — Только Алеору не говори. Иначе он меня окончательно изведет своими идиотскими шуточками.

— Хорошо, Рада, — как можно серьезнее ответила Лиара. — А теперь давай попробуем, согласна?

— Давай, — кивнула Черный Ветер и сразу же энергично спросила: — Что мне делать?

— Для начала ляг, так будет удобнее, — в ответ ей в синих глазах загорелся подозрительный огонек, и Лиара твердо добавила. — Ложись. Когда тело расслаблено, сознание гораздо легче ощутить.

— Ладно, — буркнула та, поднимаясь и раскатывая скатку одеяла, на которой сидела весь вечер.

Лиара пристроила свое одеяло поодаль от одеяла Черного Ветра и сама легла рядом. Рада долго укладывалась, ворча и заворачиваясь в свой плащ, чтобы было удобнее, передвигая под одеждой рукоятки спрятанных кинжалов, чтобы не мяли бока. Словно недовольный барсук в норе. Лиара позволила себе тихонько улыбнуться в бархатное небо, а потом, когда Рада рядом наконец-то ровно улеглась, заговорила:

— А теперь расслабься, все тело расслабь, каждую мышцу, начиная с пальцев ног и заканчивая головой. Если сложно, представь, что кто-то разминает их пальцами, одну за другой, и они распускаются, превращаются в желе…

— Ты это серьезно? — недоверчиво проговорила Рада, скосив на нее глаз.

— Серьезно, — кивнула Лиара. — Глаза закрой.

Рада подчинились, но лицо у нее было недовольное. Тихонько улыбнувшись под нос, Лиара продолжила:

— Расслабься. Настолько, насколько можешь, распусти все мышцы, растекись, как масло на сковороде. Не должно остаться ни одного кусочка, который был бы напряженным, тогда тебе будет гораздо легче.

Сама она повернула голову, наблюдая за Черным Ветром. Костер был как раз за ее головой, и ее сильный профиль четко вырисовывался на фоне танцующих языков огня. Прямой длинный нос, выпуклые дуги бровей, скулы, острые, как и у всех эльфов, едва заметные впадинки на щеках. И губы, мягкие, упрямо сжатые, словно от усилия. Лиара вновь улыбнулась: даже сейчас Рада оставалась Радой. Вместо того, чтобы расслабиться самой, она заставляла свое тело расслабиться, практически силой вынуждала его это делать.

— Дыши ровно, медленно и спокойно, так, чтобы вдохи и выдохи были равномерными. Почувствуй, как воздух проходит через нос и горло, как он наполняет легкие, как раздувает их, как вместе с кровью бежит по телу и пропитывает все его, наполняя жизнью. Почувствуй, как ты выдыхаешь, как опускается грудная клетка, и из тела прочь выходит уже отработанный воздух вместе со всеми шлаками, что до этого были в твоей крови. Почувствуй, как бьется твое сердце, медленно, сильно, неторопливо. Слушай его ритм.

Лицо Рады начало медленно-медленно расслабляться, буквально по чуть-чуть, однако брови все еще были упрямо сведены к переносице, а зубы — сжаты. Лиара видела, как золотится крохотный почти невидимый пушок на ее щеках под оранжевыми прикосновениями отсветов пламени, как движется горло, пропуская воздух и наполняя им грудь, а потом уходит назад. Транс медленно начал захватывать и ее саму, и зрение потихоньку менялось, становясь все тоньше и тоньше. Потом произошел толчок, и глаза будто бы вывернулись наизнанку, глядя с другой стороны головы.

Теперь мир стал иным. Лиара видела потоки энергий, серебристые тонкие нити звездного света, падающего вниз, густую голубую дымку, окутывающую деревья, темную, почти черную силу, расходящуюся над землей, разлетающуюся в стороны крохотными черными точечками, будто ветер, что поднимает вверх, закручивая водовороты, пыль и пепел. Алым танцевал огонь, разливаясь вокруг ярким свечением, живительным теплом, которое медленно оседало на них с Радой, на спящих лошадях, стволах деревьев и поникших листьях. Но было и еще что-то, чего Лиара увидеть здесь никак не ожидала, но всей душой надеялась.

Едва заметный на фоне яркого костра, в середине груди Рады разгорался огонек. Поначалу Лиара решила, что ей вообще почудилось, таким слабым и осторожным было мерцание крохотного солнечного зайчика, однако с каждой минутой он набирал силу, становясь ярче, сильнее, гуще. Крохотный золотой ежонок, примостившийся прямо между ее ребер, солнечная снежинка, рассыпающая вокруг золотые искры.

— Вот так, правильно. Дыши. — Говорить было сложно, губы Лиары шевелились, но голос звучал едва слышно.

Тело теперь чувствовалось чужим, инертным, вязким, будто застарелая патока. Она начала медленно проваливаться в грезы, или грезы проваливались прямо в нее звездопадами серебристых нитей, вот только уходить было нельзя. Да она и не могла бы сейчас уйти. В груди Рады пылало солнце, живое, золотое, сильное, пульсирующее солнце, и Лиара ощущала, как волны теплой энергии наплывают на нее, смешиваются с ее собственными, пропитывают ее насквозь. Лицо Рады совсем разгладилось, став отрешенным, светлым и спокойным, и лишь алые языки костра танцевали по самому абрису профиля, бросая загадочные тени под ее густые ресницы. Красивая. Красивая как время.

Руки почти не повиновались, но Лиаре некуда было спешить. Она заставила почувствовать себя свои собственные пальцы, и медленно, с трудом, подняла руку. Та чувствовалась совсем чужой, абсолютно бесчувственной, хоть иголками тыкай, все равно. Передвинув ее, Лиара осторожно положила свои пальцы на пальцы Рады, отчего Черный Ветер едва заметно вздрогнула.

— Я поведу тебя. Будет легче, если будет физический контакт. — Брови Рады слегка нахмурились, потом лоб вновь разгладился. Она все также дышала, и даже движения глаз под веками было не заметно. Лиара довольно кивнула: значит, она ушла достаточно глубоко. — А теперь почувствуй, это очень легко. Золото, что пылает в твоей груди, чувствуешь, как оно течет по венам? Этот невероятный подъем, эту легкость, будто кто-то огромный и добрый поднял тебя в ковш ладоней и укачивает где-то далеко-далеко за кучерявыми, напитанными рассветом облаками. Отдайся этому покою, откройся ему, позволь ему пропитать тебя всю. Что ты чувствуешь?

Несколько секунд Рада молчала, а потом ее губы медленно раскрылись, и Лиара услышала шелест ее голоса:

— Тепло. И тишина.

— Да, тишина, — согласилась она, призывая на себя всю силу, какую только могла сейчас взять из окружающего воздуха, и всей ей обволакивая Раду, заворачивая ее в энергию, как пеленают замерзающего младенца. — Тишина, но есть и еще что-то за ней, чувствуешь? Тихо-тихо, как волны, как прибой…

— Да.

— А теперь расслабься и впусти его в себя. Стань этим прибоем, стань этими золотыми волнами, стань этой силой, что течет через тебя.

Лиара закрыла глаза, чувствуя невыносимое давление на веки. И сразу же мир стал другим, рассыпался на больших серебристых мух, что медленно кружили вокруг нее, наплывали со всех сторон, отлетали прочь. И было в этой темноте что-то еще; краем глаза она видела золотое пульсирующее солнце совсем рядом, в груди Рады. Отсюда говорить было совсем сложно, она была далеко, и тело уже почти что не слышало ее голоса. Словно через вату, через все пространство мира она направляла свою волю, приказывая собственным губам шевелиться, горлу — напрягать связки, воздуху — проходить сквозь них. Золотая нить тянулась от Лиары к телу, и оно повиновалось, медленно, сложно, с трудом выговаривая слова и растягивая их на разбивающиеся серебристыми сполохами бесконечности вселенных.

— Это — сила, это — Великая Богиня Мать, что создала мир, это ее энергия течет сквозь тебя, и сейчас ты чувствуешь ее в себе, внутри. Она разлита везде, она образует весь мир в целом и каждую его часть, она соединяет все в одно целое и на своих бескрайних крыльях несет в вечность. По ее воле дуют ветра, в горных долинах рождаются облака, дышит море. По ее воле птицы летят на юг, когда приходят холода, а маленький жеребенок, едва родившийся на свет, поднимается на свои дрожащие ноги и делает первый шаг. По ее воле тянутся к небу исполины-дубы, разбрасывая в стороны свои мощные ветви, и соки текут в них, пропитывая их твердые тела. По ее воле звенят ручьи, пробивая себе путь в твердой породе, срываются с немыслимых круч водопады, ложатся туманы на влажный лес. По ее воле первое семя пробивает своими зелеными лепестками землю, и солнце кружит по небу изо дня в день, из года в год — тоже по ее воле. Все Боги неба — ее дети, склоняющиеся к ее искрящимся стопам, все расы, населяющие этот мир и миллионы миллионов миров на бескрайней громаде неба — все ее дети, все вскормлены ее грудью, и она течет в них, заставляя их сердца биться, заставляя их идти себе навстречу. Тысячи тысяч лет правит она землей и небом, тысячи тысяч путей заплетает она для Дракона Времени и крохотной букашки, копошащейся во мху, для каждого камня, растения, ветра, дерева, твари и человека. И есть лишь одна правда, одна истина, лежащая в ее мягких материнских руках, одна единственная чистая нота мира, соединяющая все в одно и заставляющая это петь. Ты дышишь Великой Матерью, она стучит в твоей груди, она и есть ты. — Лиара ощутила, как ее тело, кажущееся сейчас таким далеким, таким слабым и тупым, как это тело улыбается, само, не потому, что она приказала ему это делать, а само собой. Золотой свет и серебряные пылинки окружили ее со всех сторон, и она тихо позвала: — А теперь открой глаза, Рада, и смотри.

Поднять веки было тяжело, очень тяжело, словно на них навесили целые пуды чугуна, но Лиара приказала телу это сделать, и оно послушно ответило. Как и всегда после выхода из транса ощущение было странным: с одной стороны, она чувствовала, что ее тело онемело, почти перестало дышать, затихло и дремлет, с другой — оно стало таким мягким, таким чувствительным и податливым, и сказать, где кончалась ее кожа, а начинался весь окружающий мир, она бы сейчас не смогла.

Над ее головой был бесконечный бархат неба, который перечеркивали крохотные хвосты падающих звезд. Застыли на его фоне темные листья, недвижимые и ажурные, и можно было разглядеть каждый их изгиб, каждую прожилку. Костер подле них почти потух, продолжая слабо светиться малиновыми отблесками раскатившихся в стороны углей, и от него шло тепло, согревая начавший остывать к середине ночи воздух.

Лиара очень медленно повернула голову. Шея почти не двигалась, казалось, мышцы вообще забыли, как шевелиться. Сегодня она ушла очень глубоко, так глубоко, как у нее получалось крайне редко, и за это тоже нужно было поблагодарить Раду.

Черный Ветер лежала с открытыми глазами, не мигая и глядя в небо над головой. Ресницы ее едва заметно подрагивали, но она не издавала ни звука, только смотрела. Лиара заметила, как промелькнуло в ее черном зрачке отражение падающей над их головами звезды.

— Великая Мать поет в тебе, Рада, — тихо-тихо проговорила она. Сейчас это было особенно сложно и странно: она управляла телом напрямую, находясь прямо в нем, и ощущение было непривычным. — Я чувствую в тебе огромную силу, ее силу. И верю, что у тебя все получится.

Рада моргнула, потом еще раз, и так же медленно повернула голову, глядя Лиаре в глаза. В них еще не было удивления, Лиара знала — удивление придет позже. Сейчас же в них растекалась звездная тишь и размеренная поступь вселенных.

— Спасибо, — одними губами прошептала она.

— Пожалуйста, — тепло улыбнулась в ответ Лиара, чувствуя себя так, словно между ними не осталось никакой разницы, и все ее существо тонуло в бездонных глазах Черного Ветра, таких же глубоких, как колодцы межзвездной пустоты.

На то, чтобы прийти в себя и вернуться обратно, им обеим потребовалось время. Рада медленно поднялась, часто моргая и глядя перед собой пустыми глазами, потом механически подбросила в костер наломанных сухих веток, и пламя довольно затрещало, облизывая смолистую кору. Лиара тоже села, внимательно прислушиваясь к своему сердцу, которое начало потихоньку разгоняться, возвращая себе обычный ритм.

Несколько минут обе они молчали, слушая тихий шепот ночи. Рада первой разомкнула губы и нарушила эту тишину. Голос у нее был сипловатый.

— Вот так… вы чувствуете мир?

— Да, — просто кивнула Лиара.

— Все время?

— Все. Но чем глубже погружаешься, тем сильнее ощущения. Сегодня мы были очень глубоко.

Рада вновь помолчала. Она выглядела какой-то чересчур задумчивой и непривычно тихой, словно весь груз забот моментально свалился прочь с ее плеч.

— И так ты почувствовала чужое присутствие, да? От него идет какое-то… ощущение?

— Вибрация, — уточнила Лиара, подтягивая колени к груди. — Великий Ритм состоит из миллиардов вибраций, каждая из которых уникальна. Они есть у всех живых существ, у животных и растений, даже у стихии и камней. И по вибрации можно проследить, кто находится рядом с тобой или в стороне, что и где происходит.

— И какая же вибрация была у той птицы, что следила за нами? — в голосе Рады больше не было издевки или недоверия, только интерес, и от этого Лиаре стало тепло.

— Холодная, острая, темная. Очень неприятное ощущение, словно влип рукой в смолу или прогорклое масло, — Лиара поежилась. Даже воспоминание об этом было неприятным. — Я первый раз ощущала нечто подобное.

— Вот как. — Рада неуверенно взглянула на нее и сразу же отвела глаза. — А у меня… есть вибрация?

— Есть, — улыбнулась Лиара, вспоминая нежную золотую песню, перекатывающуюся под ребрами Рады. — И очень красивая, — добавила она, слегка смутившись.

Рада неуверенно шмыгнула носом, потом потянулась к дровам, чтобы подкинуть еще в костер. Лиара же тихонько улыбалась, сидя рядом. В этот вечер с ними обеими случилось что-то чудесное, что-то очень необычное, то, чего она никогда не чувствовала в жизни. И ее это почему-то не смущало. Интересно, так происходит со всеми эльфами, если они тянутся к силе вместе? Лиара поймала себя на мысли, что ей хочется верить, что в этот раз было что-то особенное. Волшебство лишь для них двоих.

— А тебе каждый раз надо расслабляться, чтобы почувствовать эту силу? — спросила Рада.

— Нет, только когда я хочу уйти в грезы. Обычно сила Великой Матери окружает меня постоянно, и мне нужно лишь затихнуть и прислушаться к ней, чтобы она пришла и наполнила собой все. — Рада нахмурилась, глядя в огонь, и Лиара добавила, осторожно коснувшись ладонью ее ноги. — Это приходит со временем, не торопись. Нужно научиться слышать Великую Мать, и это может занять очень долгое время. Особенно для тебя.

— Почему это? — вскинула голову Рада, и Лиара осеклась, поняв, что слова ее могли быть истолкованы превратно.

— Во-первых, ты никогда не училась этому, и сегодня у тебя был первый контакт. Должно пройти какое-то время, прежде чем сила уляжется, и твоя способность воспринимать ее станет острее. Во-вторых… — Лиара замялась, подбирая слова, а пристальный взгляд синих глаз подгонял ее, словно в спину пихал. — У Великой Матери есть четыре основных аспекта, Рада. Первый — Истина, лежащая в основе всех вещей, которая открывается тому, кто хочет и может ее видеть. Второй — Любовь, бесконечная Любовь, пронизывающая весь мир, лежащая в основе всего и заставляющая это жить. Третий — Совершенство, стремление к идеалу, кропотливая работа в каждой детали, благодаря которой и возник весь мир. И четвертый — Сила, первозданная мощь, двигающая мирами, немыслимый надрыв и стремление воли, ломающей все преграды. В каждом человеке эти аспекты перемешаны, однако, какой-то из них может преобладать. В тебе преобладает Сила, и это хорошо, это значит, что ты пойдешь вперед через все преграды, несмотря ни на что будешь бороться за свои идеалы, обретешь то, ради чего столько сражаешься. Однако, это имеет и обратную сторону. Ты упряма, Рада, ты стремишься сделать все рывком, сразу же, завоевать, подчинить. А с этим так нельзя, энергия неохотно дается тому, кто хочет ей владеть. Как и власть, она идеально ложится в руки лишь тому, кто ее не хочет.

— Ничего не понимаю, — нахмурившись, заморгала Рада. — Я первый раз слышу об этой силе и не знаю никого, кто хотел бы ей владеть. Так ни у кого из тех, кого я в жизни видела, ее и нет. Как же так получается?

— Это сложно объяснить, — Лиара задумалась, подбирая слова так, чтобы той было понятнее. — Ты не можешь заставить ее прийти, но если ты и не будешь тянуться к ней, то она, скорее всего, и не придет. Здесь должен быть баланс, очень выверенный баланс.

— Как с рекой! — Рада вдруг рассмеялась, и Лиаре показалось, что во все стороны от нее рассыпаются искорки света. Смешливый взгляд Черного Ветра обратился к ней. — В самом начале ты говорила мне про реку. Про то, что русло контролирует поток, но это не совсем так. Поток может сам пробить русло, изменить то, что уже есть. Поток идет туда, куда ему вздумается, и земля подстраивается под него, чтобы ему легче было идти. Я правильно поняла твои слова, искорка?

В ее голосе звучало что-то такое нежное, такое теплое и звонкое, что внутри у Лиары на миг все сжалось, сладко-больно ёкнув. Рада смотрела иначе, не так, как раньше, и эта нежность… Никто никогда так не говорил с ней за всю ее жизнь. Может быть, мы подружимся, Кану? Я бы очень этого хотела.

— Ты правильно поняла, — кивнула Лиара, улыбаясь в ответ. Рада довольно оскалилась, как пес, заработавший вкусную кость.

— А эта Великая Мать, о которой ты говоришь. Это божество эльфов? — с интересом спросила она.

— У эльфов нет божеств, — рассмеялась Лиара.

— Так как же тогда? Ты же говорила, что Великая Мать дает жизнь всему в этом мире? — брови Рады удивленно взлетели.

— Великая Мать — это Сила, непреложный закон, что создает миры. Ты же слышала, как мы говорили об Источниках, что один из них — Сознание, а другой — Сила? Великая Мать — это Сила, разлитая в мире, а тот, кого называют Создателем, — Сознание. Слившись в одно, они создали мир. Сила не может существовать без направляющей ее мысли, а мысль — ни на что не годна без силы. Вот так они сосуществуют вместе, слитые воедино и при этом противоположные. — Лиара взглянула в танцующее перед ними пламя. — Эльфы просто более чувствительны к этой Силе, чем люди, их сознание более растекшееся, что ли, более гибкое, способное воспринимать ее. Потому они и живут в гораздо более тесном контакте с ней.

— А жрецы? Все те, которые могут использовать Источники? — поинтересовалась Рада. — Я знаю, что эльфы не могут использовать Источники. Как это вообще может быть, если они гораздо ближе к Силе, чем все остальные существа?

— Ты задаешь очень интересные вопросы, — тихонько сообщила ей Лиара. — И очень правильные. Удивительно, что никто другой их не задает. — Рада ничего не ответила, только смотрела на нее, ожидая. — Эльфам не нужны Источники. Эльфы чувствуют эту Силу вокруг них, повсюду, они могут использовать ее где и как угодно. Именно благодаря этому они смогли найти путь через звездные тропы в Этлан. А люди не могут чувствовать также, им нужно что-то более естественное, что-то более физическое. Потому они используют Источники.

— Но это не одно и то же? Разве это не одна и та же Сила? — Рада недоуменно смотрела на нее, и в глазах ее был неподдельный интерес.

— Разве мы с тобой видим одну и ту же траву? — засмеялась Лиара. — Когда мы представляем дерево, мы видим одну и ту же породу дерева, или разные? Что видишь ты?

— Сосну, — сразу же ответила Рада.

— А я — ясень, — отозвалась Лиара. — И это несмотря на то, что мы с тобой одной расы. Все дело в Сознании, Рада. Сознания людей и эльфов отличаются друг от друга, это как два сита: мелкое и крупное, или как увеличительное стекло: если смотреть с одной стороны, все становится больше, если с другой — меньше. И тут то же самое.

— Нет, это все-таки пока сложновато для меня, — со смехом призналась Рада, взлохмачивая волосы на затылке и вновь становясь самой собой. Словно золотое солнышко в груди медленно укатилось обратно в клеть из ребер, уснув там до своего часа. Лиара ощутила легкую грусть и разочарование от прощания, но ничего не сказала. Черный Ветер полезла за пазуху, выуживая оттуда трубку. — Но у меня есть последний на сегодня вопрос. Можно?

— Можно, — улыбнулась Лиара.

— Ты иногда шепчешь имя Кану Защитницы. А она ведь из числа Молодых Богов. Почему же тогда ты зовешь ее, а не Великую Мать?

— А почему ты спишь по ночам? — Лиара не удержалась от смеха, взглянув на вытянувшееся от недоумения лицо Рады. — Мы обе росли в Мелонии, Рада. Здесь почитают Молодых Богов, и Кану Защитница — самое близкое из всех божеств к тому, как я вижу Великую Мать. Потому я и зову ее, потому и обращаюсь к ней. Когда у них есть имена, они ближе к нам.

— Проклятье, ты слишком умна для такой молодой девчонки! — проворчала Рада под нос, но в глазах у нее тоже сверкали искорки смеха. — Кажется, на сегодня с меня вполне хватит, голова почти что трещит по швам. И спасибо тебе за все, что ты мне сегодня рассказала, Лиара! И показала тоже. — Рада покачала головой, и глаза у нее вновь затянуло тонкой дымкой серебристой звездной пыли. — Это было самое необыкновенное из всего, что я когда-либо чувствовала в жизни.

— Не за что, Рада. Тебе спасибо за этот опыт. Я никогда еще не была так глубоко, — честно призналась Лиара. — И мне хотелось бы, чтобы мы и дальше работали вместе, если ты все еще хочешь учиться.

— А то! — хмыкнула Черный Ветер. — За версту чуять своего врага! Да кто бы от такого отказался?

Только за напускной веселостью ее тона Лиара ощущала что-то большее, гораздо большее, и от этого внутри всколыхнулась робким первым ростком надежда. Еще одна крохотная ниточка протянулась между ними, переплетая их дороги, и это было славно.

Она отвернулась и задумчиво взглянула в алое пламя, бросающее длинные отсветы на свернувшуюся вокруг них ночь. Спасибо тебе за этот свет, Великая Мать. И за то, что привела меня в Латр. К ней. На все Воля Твоя.