Ветер перемен

==== Глава 51. Город на реке ====

«Быстрый» оказался гораздо меньше и тесней «Блудницы», а его капитан Марон Вилней — совершенно не похожим на Равенну. Заросший густыми бакенбардами и пышными усами, коренастый мужчина с выдающимся брюшком не выпускал изо рта вечно дымящейся трубки и постоянно бродил по палубе, заложив руки за спину и подозрительным взглядом оглядывая трудящихся матросов. Походка у него была неровная: Вилней подпрыгивал на правой ноге, с которой у него, судя по всему, были большие проблемы, и она почти что и не сгибалась. Кай вежливо представился в качестве Черного Жреца Церкви и предложил капитану свою помощь, но тот только недовольно проворчал что-то под нос и отказался, неодобрительно покачивая головой и насуплено глядя на ильтонца, словно тот собирался его ограбить.

В Аластар капитан прибыл для продажи последней партии зерна в этом году, и теперь возвращался на зимовку в порты Ишмаила. По большому счету ему еще очень повезло, что он умудрился на обратном пути взять попутчиков, щедро оплативших проезд золотом, но их присутствие на борту «Быстрого» его не слишком-то радовало. Грузовой трюм он гостям не выделил, заявив, что это место для грузов, а не для скота, а потому лошадей пришлось вести на палубе в специально огороженном для них веревками загоне. Из-за этого свободного пространства на корабле стало еще меньше, матросы вполголоса ругались, перебираясь с носа на корму и обратно по своим делам, вынужденные обходить импровизированный загон, а пятерым путникам почти что и не осталось места, чтобы коротать долгие дни путешествия. Только у левого борта еще можно было постоять, глядя на воду, все остальное пространство принадлежало работающим матросам.

На нижней палубе располагались всего две узкие и полутемные каюты на случай нежданных пассажиров, да отсек, где жила команда. Каюты отдали пассажирам, и это было единственной приятной вещью за все путешествие. По крайней мере, теперь Лиара спала в кровати, а не в том ужасном гамаке, подвешенном едва ли не под самым потолком нижней палубы «Блудницы», куда каждый раз приходилось с трудом карабкаться. А еще, в каюте было всего две кровати, узких койки, прикрученных к стенам, и им втроем приходилось как-то умещаться на них. Улыбашка, решительно отказавшись делить койку с кем-либо, взгромоздилась на свои одеяла и заняла ее целиком, сладко ворча о том, как хорошо спать в кровати. А вторая койка досталась им с Радой.

Это было так волнительно, так непривычно, так странно. Теперь Лиаре не нужно было повода, чтобы коснуться ее, а ее так неумолимо тянуло это сделать. Теперь каждый вечер они молчаливо ложились вдвоем под одно одеяло, прижимаясь друг к другу разгоряченными телами. Кровать была очень узкой и дарила им повод обнимать друг друга всю ночь, чтобы уместиться на ней. И эти ночи стали для Лиары самыми сладкими в ее жизни и при этом — самыми тяжелыми.

Тело Рады было таким сильным, гибким, плавным, так, что рука могла бы скользить и скользить по ее мягким линиям и нежной коже. Лиара поражалась этой его мягкости и одновременно с этим — твердости, упругим жгутам мышц, плоскому жесткому животу, стальным ногам и при этом — мягкой, горячей груди, и это сводило ее с ума. Каждый вечер она вынуждена была почти что язык прикусывать себе, чтобы остановить руки и не дать им начать оглаживать все ее тело, каждый его изгиб. Каждую ночь она подолгу не могла уйти в грезы, чувствуя затылком горячее дыхание Рады, а иногда — легкие прикосновения ее губ, когда во сне голова Черного Ветра склонялась вперед по подушке и утыкалась в ее волосы.

Больше того, Лиара чувствовала, что это точно так же мучительно и сладко и для Рады, не только дня нее одной. Ее тяжелая сильная рука, обнимающая Лиару, всегда была твердой как камень от напряжения, пока Рада не засыпала и не расслаблялась. От ее кожи буквально валил жар, охватывающий всю девушку, и Лиара, закусывая губы от невыносимого желания повернуться и поцеловать ее, чувствовала, как влажнеет от этого жара кожа на груди Рады, чувствовала спиной, даже через ткань ночных рубашек, в которых они спали. Она слышала сердце Рады, что колотилось, как безумное, едва не вырываясь из груди, когда окаменевшая Рада лежала за ее спиной, обнимая ее на ночь и уткнувшись лицом в ее кудри. А еще она чувствовала невыносимое желание, невероятное, горячее, требовательное, сводящее с ума желание, поднимающееся откуда-то снизу и захватывающее всю ее с головы до ног. И знала, что то же самое чувствует Рада.

Тело просило ее рук, ее губ, ее горячих поцелуев и дыхания, тело ныло, как безумное, не успокаиваясь ни на миг, покрываясь мурашками от каждого движения ладони Рады, покоящейся на ее талии, пока они отдыхали. Рваное дыхание заполняло легкие, безумный ритм сердца глухо забивал уши, и Лиара напрягалась, как туго натянутая тетива, изо всех сил держа себя в руках и моля богов только о том, чтобы Рада не услышала, как прерывается ее дыхание.

Только все это она слышала. На соседней кровати раздавался громогласный храп Улыбашки, похожий на звук вгрызающейся в сырое дерево ржавой тупой пилы, а они с Радой лежали в мертвенной тишине, боясь издать хотя бы звук, боясь даже мимолетным движением разжечь первую искру, готового вспыхнуть в любой миг пожара. Они обе знали, что с ними происходит, и обе боялись шелохнуться, чтобы все это наконец-то произошло.

Кану Защитница, твоя непутевая дочь — развратница! Лиара в отчаяние кусала губы почти до рассвета, когда измученная горящим между ними пламенем Рада уже давно спала. Лиара изо всех сил шептала себе о том, насколько все это нехорошо, неправильно, что ей нельзя так думать и так чувствовать, только все эти слова были пылью на ветру, а внутренний голос насмехался над ней. Тебе говорили, что в сказаниях прекрасные девицы ложатся в постель к молодцам только после свадьбы? Так она не молодец, и свадьбы никакой у вас не будет. Она женщина, как и ты, и ты хочешь ее, хоть это и противоречит всему тому, чему тебя учили. Но тебе плевать на это, не правда ли? Так может быть, просто обернуться к ней? Ты же знаешь, что она тоже хочет этого, ты видишь, ты чувствуешь. Просто обернись к ней. Вас никто не услышит: Улыбашка спит, как убитая и храпит так, что и полк солдат бы не разбудил ее, вопя над ее головой. Просто обернись.

Но одна мысль о том, чтобы все это случилось здесь, так, приводила Лиару в ужас. Она упрямо твердила себе, что она не скатится до уровня портовых потаскух, которым нет дела до того, где и при ком их лапают, что она слишком любит Раду для этого. И это хоть немного помогало, во всяком случае, она была в состоянии дождаться, пока Рада уснет, и потом уже лежать и широко открытыми глазами пялиться в темноту до тех пор, пока грезы, наконец, не спасали ее от иссушающего все тело жара. Но долго так продолжаться не могло, не могло и все. Всему был какой-то предел, и силы Лиары тоже постепенно кончались.

«Быстрый» хоть в чем-то оправдывал свое название: по речным водам он действительно двигался бодро, разрезая носом зелено-серые волны Тонила. Могучая река разливалась широко, течение было спокойным, однако матросы все равно каждый день, ближе к вечеру, садились за весла и гребли, выталкивая корабль вперед быстрее, чем надутые ветром паруса. Равномерный скрип весел в уключинах навевал дремоту, Рада то и дело широко зевала и уходила подремать в их каюту, и Лиара даже не знала радоваться ей или нет. Ей-то грез хватало, а вот Рада явно не высыпалась по ночам, не в силах заснуть, когда они были так близко друг к другу. Ей нужен был сон и отдых, вот только Лиара чувствовала себя такой одинокой, когда ее рядом не было, что просто выть хотелось.

Спутники сидели по своим каютам. Матросы поглядывали на них не слишком дружелюбно, ворча что-то под нос, наверное, из-за лошадей, которые перегородили половину палубы. Особенно, на Кая, хоть это и было странно. Княжество Ишмаил было одним из двух протекторатов Церкви на юге, правил им Первый Жрец Белой Руки, и Лиаре казалось, что это должно было расположить матросов к еще одному церковнику, плывшему на их борту. Однако, на деле все обстояло как раз наоборот. Да и не только на Кая косились. Алеор почти что и не выходил из своей каюты, по крайней мере, в светлое время суток, но Лиара видела, как вздрагивали матросы при его появлении, как хмурились их брови, а руки сами ползли к засунутым за кушаки ножам. Чуть менее враждебно смотрели на них с Радой и Улыбашку, может, оттого что они были женщинами, может, отчего-то другого, она не знала. Только вот все время на этом судне у нее было такое чувство, будто она что-то сделала не так, в чем-то провинилась, и Лиара все никак не могла понять, в чем же тут дело.

В конце концов, она решилась и тихонько спросила об этом Раду. Черный Ветер в эти дни тоже была осторожна, частенько аккуратно наблюдала за матросами, но стоять рядом с Лиарой у борта и обнимать ее за талию при этом не перестала. На вопрос Лиары, чем же так они не полюбились матросам, Рада только жестко усмехнулась.

— Мы бессмертные, искорка.

— Ну и что? — удивленно заморгала та. — Когда мы плыли на корабле Равенны, такого отношения к нам не было. Там все было по-другому, ты же сама помнишь.

— Пираты — перелетные птицы. Они только и делают, что без конца бороздят волны, видят сотни разных берегов, разных народов и разных обычаев. Они привыкли ко всему и понимают, что нет смысла ненавидеть чужаков, ведь они сами чужаки для всех, кто не живет в море. К тому же, большая часть из них — авантюристы, ищущие возможности поживиться, любители острых ощущений, от которых кипит кровь. Естественно, что общество бессмертных, не так уж и часто покидающих свои государства, для них любопытно. Тем более, если среди этих бессмертных есть Тваугебир. Здесь же, — Рада хмуро огляделась. Матросы вокруг них выполняли свою обычную работу, стараясь не замечать нежданных попутчиков, но вид у них был кислым, а лица какими-то недовольными. — Понимаешь, искорка, Ишмаил терпеть не может чужаков. Первый Жрец крепко правит там, устанавливая церковный закон, как основной закон этой земли. А Старшие Расы чужды вере Молодых Богов.

— Но это же не так! — удивленно вскинула брови Лиара. — Гномы чтут Загриена, бога гор и глубин, Грозара, Кану. Кай не раз поминал Молодых Богов, которым он служит. Ты взываешь к Грозару, как и я. Молодые Боги точно так же важны и для Старших Рас!

— Искорка, ты это понимаешь, потому что росла в Мелонии, среди людей, — Рада немного понизила голос, чтобы их разговор невозможно было расслышать с расстояния ближе пары шагов. — Эльфы, например, не придерживаются веры в Церковь Молодых Богов. На протяжении всей истории они считали себя если не равными Молодым Богам по силе, то не более, чем одной ступенькой ниже них. Ты же знаешь, что они помогали Богам при создании Этлана, в конце концов, именно они разбудили из камня ильтонцев, последнюю из рас. Тебя никогда не удивлял тот факт, что ильтонцев тоже относят к Старшим Расам, хоть они и появились позже всех?

— Удивлял, — кивнула Лиара, стараясь разложить все это в своей голове по полочкам. Странность была в том, что головой-то она все это понимала, а вот сердцем — нет, никак. Это было так откровенно глупо, что просто невозможно было поверить в то, что люди действительно могли так заблуждаться.

— Старшие Расы отличаются от людей лишь тем, что живут дольше них. Это обстоятельство вызывает их зависть и ненависть такие сильные, что, имей они возможность, они бы вырезали нас всех, — мрачно проговорила Рада, разглядывая проплывающие мимо берега. — Да вот только нас многовато слишком для этого, к тому же, некоторые из нас чтут Молодых Богов, что не оставляет Церкви возможности провозгласить Священный поход против неверных. Ну, а к эльфам они не сунутся, потому что боятся их. Вот и остается им только кусать локти и ненавидеть издали. Так что не удивляйся тому приему, что будет ждать тебя в людских государствах. Мелония в этом плане — едва ли не лучший край для проживания эльфов, по крайней мере, отношение к ним лучше, чем в других странах.

Лиара даже содрогнулась, вспомнив все те взгляды, которые ловила на себе в детстве в провинции Карамон, отношение местных и пришлых к ней. Если это было лучшим из всего, что можно получить…

— А как же Бреготт? — буквально вцепилась она в последнюю надежду. — Сказания говорят, что Бреготт всегда был союзником бессмертных.

В последнее время, правда, большая часть того, что она слышала из сказаний, оказалась не соответствующей действительности, но Лиара упрямо верила в то, что хоть что-то должно было быть в них правдой. На этот раз Рада одобрительно кивнула, хоть во взгляде ее и было недоверие.

— Бреготт — совсем другое дело. Все эти долгие века они стоят одни против Хмурых Земель и Темной Страны, и другие людские государства не слишком-то стремятся им помогать. Пограничные заставы Мелонии — одно название, там дермаков не видели со времен Танца Хаоса, если не раньше. Зато Бреготту помогают гномы на юге, ильтонцы юго-запада, те же лесные эльфы, с которыми у них союз. Бреготт еще держится старых договоров, чтит данные обещания, но кроме них больше никого и нет. Остальные — под пятой Церкви, и влияние ее все больше разрастается, — Рада поморщилась. — Я верую в Грозара, но то, что творят его жрецы — отвратительно.

— Да, — тихо кивнула Лиара, придвигаясь к ней поближе, когда проходящий мимо матрос бросил на них тяжелый взгляд, пробурчал что-то себе под нос и отвернулся.

Тяжелая рука Рады слегка сжала ее бок и придвинула ее к себе чуть ближе, а тихий голос проговорил прямо куда-то ей в висок:

— Не бойся ничего, искорка. По одному — они лишь стая трусливых псов, а сбиться вместе и попытаться наброситься на нас им не позволит страх перед Алеором. Мы здесь в безопасности, и я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя. Так что не беспокойся об этом.

Но Лиара все равно беспокоилась. Все эти взгляды нервировали ее, и она совершенно не понимала, чем же вызвала к себе такое отношение. Знала, но не понимала. И на палубе этого корабля ей совсем не хотелось доставать из чехла арфу и петь хоть одну, даже самую простенькую человеческую песню.

Чем дальше они плыли на юг, тем сильнее становилась и тревога в ее груди. Все то время, что присутствие Рады не заставляло кипеть кровь в ее жилах, она думала о том, что ждет ее впереди, в Иллидаре. Городе речных эльфов, укрытом от смертных Мембраной, городе, куда не пускали никого, кроме Первопришедших, и городе, куда ей нужно будет идти совсем одной, потому что никто из спутников не сможет переступить через эту преграду. И это тоже казалось ей смутно неправильным.

Почему Первопришедшие так отгораживались от всего остального мира, не позволяя ему приближаться к себе? Ведь Высокие в Лесном Доме этого не делали, а там тоже была Мембрана, но проницаемая для смертных. Можно было списать все на ненависть людей к Первопришедшим, но ведь ненависть не рождалась на пустом месте, а взаимная подозрительность имела свойство лишь усиливаться со временем. Так неужели же такие мудрые бессмертные существа, как Первопришедшие, видевшие мир еще до прихода людей, участвовавшие в его создании и формировании, были не в состоянии договориться со смертными и решить с ними какие-то проблемные вопросы? Ведь это было не так сложно, и примером тому могла служить, например, многолетняя дружба Рады с Гарданом.

Чем дольше Лиара думала об этом, тем больше страшил ее Иллидар. В детстве, когда она старательно собирала каждую ниточку, каждый обрывок песни или сказки про великие государства эльфов, с чего и началась ее любовь к музыке, эти государства казались ей прекрасными и волшебными садами, где все цветет, а жители добры и приветливы, где ее обязательно ждут и бесконечно любят. Но чем больше она узнавала об эльфах, тем меньше ей хотелось иметь с ними дело. Алеор и Рада в счет не шли — они явно были чем-то вроде изгоев среди своего народа, которых соплеменники были вынуждены терпеть из-за их имен и происхождения. А вот остальные эльфы вызывали в ней поначалу настороженность, а теперь и некоторое желание держаться подальше от них. И что будет, если Лиара найдет там свою мать? Какой эта мать окажется? Такой же надменной, холодной и чопорной, как все остальные Первопришедшие, не желающей и слышать о мире за границей Мембраны? Воображение Лиары рисовало ее самые добрые руки, самые теплые глаза, самый уютный дом где-то на краю мира, и теперь ей стало по-настоящему страшно, что это все — могло быть лишь ее воображением и ничем больше. И с каждой милей, что отмерял корабль на пути на юг, этот страх становился все сильнее.

Даже Рада почувствовала его в ней, как-то раз нахмурившись и долго пристально разглядывая ее. В конце концов, она негромко спросила:

— Что-то происходит, искорка? День ото дня ты как будто темнеешь.

— Я просто… — говорить об этом было тяжело, но Рада была единственным человеком, кому Лиара могла бы сказать все, даже самое сокровенное. Потому она собралась с силами и едва слышно призналась: — Я просто боюсь не найти в Иллидаре своей матери. А еще больше боюсь найти ее.

— Почему? — нахмурились брови Рады.

В груди теснило. Все это было очень трудно объяснить, так сложно облечь в слова десятки этих совершенно разных чувств, тревог и страхов, но Лиара постаралась это сделать, почти что утыкаясь носом Раде в плечо и пряча лицо в ее теплой шерстяной куртке.

— А что, если моя мать окажется такой же надменной и холодной, как Алеор в те моменты, когда он говорит со смертными? Она ведь Первопришедшая, она же может быть такой.

Некоторое время Рада молчала, явно подбирая слова, а Лиара лишь наблюдала за тем, как тянутся мимо борта корабля длинные побуревшие берега, поросшие прошлогодней травой. Пустынные равнины Лонтрона под стальным тяжелым небом навевали уныние, но смотреть здесь просто было больше не на что.

— Послушай, искорка, эльфы — такие, какие они есть, и изменить их ты уж точно не сможешь, — зазвучал, наконец, голос Рады над ее головой. — И все же, рано гадать об этом, пока еще ничего не случилось, правда? Может, твоя мать и такая, а может, и нет. Я все думаю о том, почему она оставила тебя в Мелонии одну, в приюте, при том, что ты — чистокровная. Для этого у нее должна была быть очень веская причина, ведь обычно Первопришедшие до безумия дорожат своими детьми. Я думаю, это было сделано для твоей безопасности, и явно потому, что она любила тебя. Разве может быть другая достаточно веская причина для такого поступка? Тебе просто нужно пойти туда, найти ее и поговорить с ней. И не гадать о том, что тебя там ждет, ведь это не приносит тебе ничего, кроме тревоги. Так что не переживай ни о чем. Скоро мы причалим в Рамаэле, и ты пойдешь на ее поиски. И все выяснится. Не рви себе сердце раньше времени.

Ее тихий голос успокаивал, и Лиаре очень-очень хотелось верить ей, верить, что так оно и будет. Но сомнения все равно пробивались сорной травой со дна ее души, и ничего поделать с ними она никак не могла.

Полторы недели день и ночь под полными ветра парусами и на веслах «Быстрый» упорно карабкался вверх по течению Тонила со всей возможной скоростью, на которую был способен. С присутствием на борту пассажиров эта спешка была связана ровно в той же степени, в которой капитан Вилней хотел поскорее избавиться от их общества. Но подгоняли его не только они. Подступала зима, и ветры с востока день ото дня становились все более злыми, недовольными, холодными. Облака все ниже и ниже нависали над равнинами вокруг, полные тяжелых дождевых капель, а, возможно, и первого снега. По ночам ветер становился таким пронзительным, что от воя снастей, похожего на голодный волчий плач, Лиару пробирала дрожь. Подмораживало, и на утро палуба была покрыта тонким слоем инея, который первым же делом принимались счищать матросы, вовсю кляня погоду. Берега стояли замерзшие, унылые, покорные судьбе и ветрам, а река в них ворчала, недовольно плеская стальными волнами и плюясь белой пеной. Все выглядело так, будто вот-вот должны были уже ударить морозы, и Лиара начинала нервничать, успеют ли они добраться до Рамаэля, пока река не встанет, или нет? Впрочем, кроме нее никто об этом, похоже, не волновался. Разве что Улыбашка начала прикашливать и возить носом, то и дело ворча о сквозняках и «проклятущем бхарском ветродуе».

А еще Лиара все гадала: коли пришла зима, то каким образом Алеор собирался перевалить через горы? Ведь бездна мхира лежала там, за Эрванским кряжем, который отсюда еще даже и видно не было, и горы эти недаром назвали Первой Преградой, недаром возле них никто не селился, и за все эти долгие тысячи лет после Первой Войны и заселения Срединного Материка дороги через них в Западный Этлан до сих пор проложено не было. Говорили, что горы эти непроходимы даже летом, в теплую спокойную погоду, а теперь приближались первые морозы, и Лиара даже думать не хотела, что их ждет там, на заснеженных поднебесных перевалах. Или эльф хотел зимовать в Рамаэле?

Впрочем, спрашивать об этом у него самого она не рискнула. Алеор не часто высовывал нос из своей каюты, а если и выходил наверх, вид у него был крайне раздраженным, полным какого-то странного ожидания, почти собачьей тоски. То ли ему уже до смерти наскучило проводить дни на палубе корабля, то ли в печенках сидело отношение команды, то ли он тоже думал о грядущей перспективе зимовать в городе Первопришедших, но в любом случае не выглядел расположенным к разговору. Рада тоже ничего не знала, лишь пожав плечами на заданный Лиарой вопрос. Зато Улыбашка расплылась в широченной улыбке и подмигнула Лиаре в ответ.

— Зачем, ты думаешь, светозарная, он нас-то с Каем с собой взял? Не просто же на прогулку ножки размять. Горы — наша стихия, так что доверься нам, мы дорогу отыщем.

К этому она ничего не прибавила, так что Лиара так для себя и не поняла: пойдут ли они верхом через перевалы, или гномиха с ильтонцем поведут их другими, лишь им одним известными тропами в сердце горы.

Одиннадцатый день пути встретил их проливным дождем со снегом и таким промозглым ветром, что выходить на палубу они не решились. Завернувшись в пледы, Рада с Лиарой кое-как умостились на узкой койке возле крохотного круглого окошка, а Улыбашка сидела напротив них, скрестив толстые короткие ноги, разложив на койке перед собой свои ножи и тщательно затачивая их куском точильного камня. Между койками оставалось место лишь на узкий откидной столик, на котором сейчас были расставлены дымящиеся парком кружки с горячим чаем. Стряпня кока «Быстрого» была получше чем то, чем кормил своих людей Вакита на «Блуднице», а в такую мерзкую погоду запас кипятка у кока просто не иссякал.

Лиара задумчиво смотрела в окно, когда вдруг наверху послышались громкие крики, топот ног матросов, какая-то беготня. Прозвучал приглушенный толстой палубой и шумом дождя голос капитана, корабль начал медленно разворачиваться носом вправо.

— Чего это они там? — недовольно заворчала Улыбашка, хмуро поглядывая на потолок каюты, словно могла сквозь него увидеть то, что творилось на палубе. — Решили к берегу приставать что ли?

— Пойду посмотрю, — отозвалась Рада, накидывая на голову плед и поднимаясь с койки.

Дверь за ней закрылась, а Лиара выглянула в маленькое окошко, пытаясь разглядеть хоть что-то за вереницами капель, сбегающими по нему вниз. Через мутное стекло с разводами воды было видно разве что стальные волны, сегодня особенно высокие из-за ветра, да правый берег Тонила, который теперь быстро приближался.

— Не дай Грозар, этот ишмаилец решил пристать к берегу и переждать дождь. У меня уже в печенках сидит его проклятый корабль! Ни минуты лишней на его борту проводить не хочу! — забурчала под нос Улыбашка.

В этом Лиара была с ней полностью согласна. Не то, чтобы она была против того, чтобы и дальше делить одну койку с Радой, но путешествие по воде явно затянулось. Чего стоили только долгие недели, проведенные на борту «Блудницы», а ведь там на обратном пути у нее была возможность быть рядом с Радой, да и места там было больше, и команда приятная. А здесь сидеть было уже просто невмоготу.

Из-за двери в каюту послышался громкий топот, и Рада нырнула обратно, плотно прикрывая за собой дверь от сквозняка. Плед на ее голове и плечах был мокрым, но при этом она широко и довольно улыбалась.

— Все! Приехали, считай! Сейчас обходим Иллидар: он прямо посреди реки расположился, но Мембрана не пропускает корабли. В трех километрах выше по течению — Рамаэль, капитан надеется причалить там уже после полудня.

— Слава тебе, Загриен Каменоступый! Наконец-то уже я слезу с этой проклятой плавучей доски! — Улыбашка вздохнула и принялась аккуратно прятать наточенные ножи в ножны на поясе и внутренние карманы одежды.

С каждой минутой ожидание становилось все более невыносимым. Они собрали свои нехитрые пожитки, подготовили теплые плащи, учитывая непогоду за окнами, и принялись ждать. Теперь, когда пристань была уже так близко, Лиара буквально не могла усидеть на одном месте, то и дело ерзая и поглядывая в мокрое окно. Только видно там ничего не было, и ей казалось, что корабль ползет медленно, будто улитка, словно Вилней специально решил напоследок еще помучить их ожиданием.

Да и тревога в груди стала еще сильнее. Буквально несколько часов, и она отправится в Иллидар, одна, на поиски своей матери. Лиаре даже не верилось, что это наконец-то случится. Столько лет она ждала, что мать заберет ее из забытого богами приюта в глуши Мелонии, столько молилась о том, чтобы хоть одним глазком увидеть ее. И вот теперь до нее оставалось буквально несколько часов и какие-то три километра пространства, и Лиара все гадала, какой она увидит ее? Расчетливой и холодной? Доброй и мягкой? Узнает ли ее собственная мать? Или ее уже давно нет в живых? Все эти вопросы теснились в груди, и неторопливое движение речного корабля лишь только подстрекало ее нетерпение.

В конце концов, когда наверху послышались крики матросов, а ход корабля замедлился, Лиара уже была не в состоянии терпеть.

— Я пойду на палубу, — негромко сообщила она, накидывая на голову глубокий капюшон купленного в Алькаранке шерстяного плаща.

— Я с тобой, — кивнула Рада, подхватывая вещи и пропуская Лиару мимо себя к двери.

— Да там же дождь проливной, куда вы поперлись-то? — удивленно вскинула брови Улыбашка. — Вы сейчас за три минуты промокните до нитки и будете еще час топтаться на борту, пока они сгрузят наших лошадей и скинут сходни.

— Я уже не могу тут сидеть! — поморщилась Рада. — Так что предпочитаю мокнуть.

— Ну смотри, белобрысая, твое дело, — беззлобно пожала плечами Улыбашка.

Гномиха оказалась права во всем, кроме дождя. Он стал поменьше, теперь накрапывая бесконечной чередой мелких ледяных капелек, которые все-таки через полчаса промочили насквозь теплый плащ Лиары, заставив ее обхватить себя руками, чтобы сберечь последние остатки тепла. Только все это с лихвой компенсировалось видом, открывшемся их глазам сразу по левому борту «Быстрого».

Странный город раскинулся вдоль по берегу Тонила, и Лиара все смотрела и смотрела на него, и никак не могла взять в толк: то ли город это, то ли просто длинная пристань. Берег реки был искусственно углублен внутрь, образуя глубокую чашу, по краю которой шла полукругом длинная деревянная пристань, сложенная из ровных бревен, аккуратно подогнанных друг к другу. Возле нее были пришвартованы странные ладьи, совершенно не похожие на людские корабли, к которым привыкла Лиара. Они были узкими, длинными и легкими, с крутыми бортами, больше похожими на борта морских кораблей, с треугольным парусом на одной единственной мачте в центре, с небольшой постройкой для команды на корме. Виднелось здесь и несколько людских речных кораблей, выглядящих странно громоздкими и неповоротливыми на фоне изящных ладей.

Вдоль всей пристани шел ряд высоких шестов, на каждом из которых висел большой масляный фонарь. Они горели даже сейчас, несмотря на то, что время только шло к обеду, но с реки наползало густое марево воды, и издали пристань можно было рассмотреть лишь по этим фонарям.

За пристанью расположились здания, сложенные из белого камня с изящными высокими двускатными кровлями. В каждом из них было не больше двух этажей, каждый стоял на небольшом расстоянии от другого, чтобы не возникало ощущение давки и тесноты. Напротив центральной части пристани располагалось большое здание из все того же белого камня. В нескольких окошках на верхнем этаже даже днем теплился свет, а над высоким крыльцом с кованными ажурными перилами по бокам лестницы болталась какая-то табличка. Лиара напрягла глаза и прочитала надпись: «На околице». Судя по всему, это тоже была гостиница, а название говорило о характере ее содержателя даже больше, чем вид. Естественно, околицей здесь могли называть Рамаэль лишь по сравнению с Иллидаром, а значит, гостиницу содержал Первопришедший.

Лиара пригляделась, но никаких приземистых зданий складов или городских кварталов не разглядела. Лишь пристань, несколько одиноко стоящих двухэтажных домиков и здание гостиницы. Все это тонуло в тени длинных ветвей плакучих ив, которые были здесь такими огромными и старыми, что буквально прятали под своими лапами дома и город. На одну такую иву, растущую у левого конца пристани, Лиара загляделась, не в силах отвести глаза. Дерево было столь огромным, что под густым куполом его кроны запросто поместился бы весь «Быстрый»; длинные ветви, сейчас безлистые, полоскались в бурных водах поднявшейся осенней реки.

Больше всего этот город походил на деревню или на пограничную заставу, но никак не на порт целого государства, ведущего активную торговлю с соседями вверх и вниз по реке.

— Нда, — хмуро протянула стоящая рядом с Лиарой Рада. Глаза ее шарили по берегу в поисках чего-нибудь привычного и ассоциирующегося с понятием «порт», но ничего не находили. — Интересно, у них хоть выпивка-то в этой гостинице есть? — только уверенности в ее голосе было гораздо меньше, чем сомнений.

Пристань стояла вымершей, пока «Быстрый» медленно и аккуратно подходил к ней по волнующейся из-за дождя реке. Никакой беготни матросов, никаких портовых грузчиков, купцов или попрошаек. Только когда «Быстрый» уже почти что вплотную причалил к толстым бревнам, из крайнего к реке двухэтажного дома вышли двое высоких Первопришедших в темных плащах, полностью скрывающих их фигуры, и направились к пристани. Лиара с любопытством разглядывала их. Эльфы были худыми, стройными, с непроницаемыми чертами вытянутых тонких лиц, волосами цвета покрытой изморосью пшеницы, концы которых выбивались из-под глубоких капюшонов. У самого борта корабля они разделились: один пошел в сторону носа, другой к корме. Перехватив брошенные людьми канаты, бессмертные с видимой легкостью подтянули корабль к берегу и укрепили канаты вокруг двух тяжелых чугунных тумб.

С отгрузкой лошадей возникла заминка. Пристань была устроена достаточно низко, чтобы удобно было приставать легким эльфийским ладьям, лебедок нигде видно не было, а достаточно длинных сходней для лошадей у Вилнея на судне не имелось. В конце концов, недовольно кривя тонкие губы, эльфы принесли откуда-то сходни, и путники смогли свести лошадей по ним на деревянный настил пристани. Не проронив на прощанье ни слова, капитан развернулся к ним спиной и велел отчаливать.

После долгого времени, проведенного на борту, сушу под Лиарой странно покачивало, словно ноги искали и не находили постоянного танца волн под бревнами. Улыбашка за ее спиной позеленела, но всеми силами пыталась скрыть это, натянув на лицо маску безразличия. Рада тоже хмурилась и крепко сжимала зубы. Видимо, мутило здесь не одну Лиару.

Эльфы, что помогали швартоваться, двинулись навстречу Алеору. Один молча заложил руки за спину, разглядывая путников, другой негромко представился:

— Мое имя — Даэнор Латаан. Добро пожаловать в порт Рамаэль, князь Ренон, господа. — Его ничего не выражающий взгляд обежал их всех, не останавливаясь ни на ком, но подмечая все детали и раскладывая их в уме по полочкам. Лиаре показалось, что на ней его взгляд задержался чуть дольше обычного, но, возможно, это было и не так. — Могу ли я узнать, надолго ли милорд собирается задержаться в Рамаэле? Нужны ли ему комнаты и припасы?

— Мне нужны комнаты, — кивнул Алеор. Держал он себя сковано и точно так же неэмоционально, как Латаан. — Как минимум, на пять дней. Что касается остального, то я дам распоряжения позже.

— Как угодно будет князю, — кивнул тот, разворачиваясь к гостинице. — Прошу вас следовать за мной.

Под непрекращающимся мелким дождем он повел путников по мокрым бревнам пристани к гостинице. Второй эльф, бросив на них долгий взгляд, направился куда-то в сторону эльфийских ладей, и Улыбашка, не спуская с него глаз, негромко проворчала:

— Смотри-ка, докладывать побежал, кто приехал.

— Естественно. Визит князя Ренона — достаточное событие, чтобы об этом немедленно было доложено Владыке Себану, — не поворачивая головы, сообщил идущий впереди Латаан.

Улыбашка удивленно округлила глаза, да и Лиара поежилась, разглядывая широкую спину эльфа. У нее-то самой слух был прекрасный, но Улыбашка говорила достаточно тихо, чтобы даже на расстоянии одного шага услышать ее можно было с трудом. Хорошо еще, хоть крепкого словца не прибавила, — подумалось ей. Алеор обернулся через плечо и бросил на гномиху выразительный взгляд, в ответ она тяжело вздохнула и насупилась.

В общей зале гостиницы было сухо и тепло. И тихо, так тихо, что слышно было, как тикают над камином большие настенные часы. Слегка пахло травами и цветами, которых здесь было превеликое множество: в горшках и ящиках с землей вдоль стен были расставлены самые разнообразные цветы и плющи, множества из которых Лиара ни разу в жизни и в глаза не видела. Плющи карабкались по стенам, обшитым панелями из светлого дерева, распускали разноцветные бутоны, источающие нежный аромат даже в такую погоду. Уютно потрескивало пламя в камине, на круглых столиках из светлого дерева стояли большие масляные лампы, с разноцветными стеклышками, преломляя исходящий оттуда свет и пятная столешницы мазками алого, синего, зеленого, желтого. Сейчас в общей зале сидел лишь один угрюмый мужчина, уткнувшийся в большую кружку и бросивший короткий взгляд на вошедших.

Лиаре вдруг подумалось, что в этом городе, должно быть, и жителей-то было всего человек двадцать, не больше. Слишком уж тихим он выглядел, слишком крохотным для большего количества.

Латаан прошел напрямик через зал, отбрасывая с головы намокший от дождя капюшон. Ничего не произошло, он не издал ни звука, но Лиара ощутила что-то: словно бы невидимую волну в воздухе, дрожание самого пространства. Через несколько мгновений дверь в глубине помещения открылась, и оттуда вышел еще один эльф, одетый в мягкий серый бархатный камзол, спускающийся почти что до его колен двумя тонкими свободными клиньями. У этого эльфа были пепельные волосы и спокойные серые глаза. Зрачки его лишь на миг расширились, когда он взглянул на Алеора и его компанию, но больше никак своих чувств он не выдал, спокойно направляясь навстречу Латаану. Лиаре подумалось, что та странная рябь пространства была, скорее всего, чем-то вроде сигнала, что хозяина требуют в общей зале.

— Доброго дня, князь Ренон, господа и дамы, — хозяин гостиницы лишь едва заметно склонил голову в качестве приветствия. — Добро пожаловать в гостиницу «На околице». Мое имя Элавин Гиэлат, и я готов предоставить вам кров, горячую еду и лучшие вина по вашему выбору.

— Благодарю, — коротко бросил Алеор. Ни его голос, ни его лицо не выражало ни единой эмоции. — Мне нужно пять комнат для меня и моих спутников, горячая ванна и ужин. Мы планируем задержаться здесь как минимум на пять дней. О своих дальнейших планах я сообщу вам завтра утром.

— Князь посетил нас с дипломатическим визитом? — глаза Гиэлата на миг сверкнули, когда он буквально мазнул взглядом по Лиаре, но она почувствовала, что речь идет о ней. Каким образом она со всем этим связана, Лиара не поняла, однако речь совершенно точно шла о ней.

— Нет, я здесь как частное лицо, — сухо ответил Алеор.

— Что ж, тогда прошу за мной, князь, господа и дамы, я покажу вам ваши комнаты, — Гиэлат слегка отступил на шаг, указывая на витую деревянную лестницу в углу помещения, ведущую на второй этаж.

— Со своей стороны, князь, прошу вас известить меня, как только вы достаточно отдохнете, чтобы решить, когда и куда собираетесь поехать, — проговорил Латаан, и Лиара почти физически ощутила напряжение Алеора.

— Непременно, — процедил он сквозь зубы и первым зашагал следом за Гиэлатом к витой лестнице.