Ветер перемен

==== Глава 48. Новое ====

На нижней палубе было темновато, тяжело пахло моряцким духом, сыростью и пылью. Рада спустилась по трапу и часто заморгала, пока глаза привыкали к темноте. В большом помещении впереди с потолка свисало множество гамаков, в которых обычно спали моряки. Сейчас из них было занято лишь с полдюжины у самого дальнего конца помещения, откуда доносился душераздирающий храп отсыпающихся с ночной смены.

А в гамаке недалеко от трапа на верхнюю палубу, сбоку, чтобы ее не побеспокоили пробегающие мимо матросы, но при этом было достаточно свежего воздуха, лежала Лиара. Глаза ее были открыты, и она улыбалась Раде. Встречать ее взгляд после долгих дней, когда искорка пребывало глубоко в своих грезах, было так странно, так интенсивно и при этом так желанно, что Рада буквально вздрогнула всем телом, сбилась с шага, но направилась в ее сторону.

Боги, какая же ты красивая!..

Лиара лежала в своем гамаке, откинув голову на полотняную основу. Ее кучеряшки рассыпались вокруг головы, словно перепутанные листочки ярко-зеленого вьюнка, и двумя большими полуночными цветами горели глаза. Сейчас они были даже темнее обычного, почти черные, густые, как патока, и Раде показалось, что она видит в них крохотные серебристые вспышки, как будто звездочки, подмигивающие сквозь пелену туч, то появляясь, то вновь исчезая.

Ноги моментально стали каменными, а сердце заколотилось в груди, как бешеное, посылая по телу волны слабости и жара. И что-то обезумевшее билось и билось в ее груди, словно мотылек в стекло фонаря, билось наружу, прямо к Лиаре. А та смотрела и улыбалась в ответ, так мягко, так тихо, как розоватое свечение вечерней зари, затухающей над самым краешком неба.

— Как ты? — горло неожиданно охрипло, и Рада кашлянула, чтобы вернуть себе обычный голос. — Ты так долго спала, что мы уже начали переживать.

Она встала возле самого гамака, почти вплотную, и пальцы легли на край ткани, будто могли таким образом украсть хоть крохотную частичку ее тепла. Гамаки были подвешены высоковато, специально на мужской рост и так, чтобы в случае необходимости быстро выбраться из трюма, под ними, пригнувшись, можно было пробежать. Так что теперь лицо Лиары было на уровне груди Рады, и ее глаза смотрели снизу вверх, такие доверчивые, такие открытые, мягкие, словно теплая летняя ночь. Боги, я сейчас просто с ума сойду!

— Хорошо, — тихонько ответила она, едва заметно кивая. Голос у нее был слабым, но глаза лучились счастьем, и на миг Рада задрожала, представив, какая теплая у нее сейчас со сна кожа, и как волосы ее пахнут чем-то сладковато терпким. — Как ты? Как твои раны?

— Видишь? Их уже нет, — Рада улыбнулась самой беззаботной из своих улыбок и пожала плечами, изо всех сил пытаясь удержать рвущееся к горлу сердце, колотящееся уже буквально во всем теле и мешающее говорить. — Я не совсем понимаю, что случилось там, на палубе, но Великая Мать пришла ко мне и залечила все мои раны.

— Это так хорошо, — глаза Лиары осветились такой нежностью, что Раде стало физически жарко стоять перед ней. — Так хорошо!..

Ее ладонь медленно-медленно приподнялась над тканью гамака и поползла навстречу рукам Рады. Позабыв обо всем на свете, движимая лишь плавящей все ее существо нежностью в груди, Рада аккуратно заключила ее ладошку в ковш своих ладоней, удерживая, будто едва родившегося птенчика, нагнулась и принялась покрывать ее невесомыми поцелуями, лишь едва касаясь губами.

Что же ты делаешь?! Что ты делаешь?! — истерически кричал какой-то голосок за самой гранью сознания, но на этот раз Рада не стала его слушать и просто отпихнула прочь, как назойливое насекомое. Ладошка Лиары была совсем маленькой и тонкой, она почти что ничего и не весила, особенно теперь, после стольких дней, проведенных искоркой в грезах. Косточки у нее были тонкие-тонкие, будто хрупкие веточки, и сквозь бледную теплую кожу проглядывала голубоватая сеточка вен. Рада прижалась губами к этим венам, закрывая глаза и без слов молясь, прося за нее, прося для нее всего того золотого, светлого, покойного, что хранилось в щедрых руках Великой Матери. Я бы никогда не узнала об этом без тебя. Я бы никогда не поверила, что так можно, что такое бывает на этой пыльной, изможденной, усталой земле. Я бы все так же спала еще тысячи лет, брела бы в темноте, не понимая ничего, не замечая ничего и тоскуя, бесконечно тоскуя по тебе каждый миг. И вот теперь ты здесь, и эта радость, эта невероятная любовь, этот свет — все это пульсирует и бьется под твоей кожей. И пусть так будет вечно, пусть этот свет никогда не меркнет, моя девочка! Я всегда буду рядом, чтобы сберечь его, сохранить, защитить от всего!..

— Рада? — голос прозвучал совсем тихо, едва слышно, и Рада вздрогнула всем телом вновь, когда вторая рука искорки мягко зарылась в ее волосы.

Ей так хотелось сказать это все вслух, но глотку словно пережали чужие руки, и слова не шли. И смотреть на Лиару Рада тоже не могла, лишь прикрыв глаза и чувствуя, как ее пальцы перебирают волосы на макушке, легко и так тепло касаются кожи.

Великая Мать, что же мне делать сейчас? Что делать?

— Рада, — вновь тихонько позвала искорка, и на этот раз в ее голосе было чуть больше силы.

Впервые в жизни дрожа всем телом от страха и неуверенности, будто осиновый лист на ветру, Рада очень медленно подняла голову. Лиара была совсем рядом, почти что в ее руках, тянись вперед, да обнимай, и все же Рада не могла этого сделать. Не потому, что не хотела, а просто не могла. Искорка была такая хрупкая сейчас, такая слабая, такая маленькая, словно все силы выпили из нее, и ничегошеньки не осталось. И Раде подумалось, что своими грубыми ручищами она сейчас может только навредить ей, но никак не помочь.

Глаза искорки пронзительно и зовуще смотрели ей в лицо. Она вглядывалась в глаза Рады, чуть щурясь, словно чего-то ждала, словно чего-то хотела. А Рада застыла, глядя в ответ и ничего не соображая.

Что будет, если я сейчас поцелую ее? Что будет?

Время застыло одной тягучей янтарной каплей меда, и в нем они смотрели друг другу в глаза, так тихо, так трепетно, так открыто. И что-то происходило между ними, что-то странное золотыми волнами сплетало их воедино, накатывало откуда-то из самой глубины существа, неся на пушистом гребне золотой покой. И в мире стало так тихо, как не было никогда.

Поскрипывали половицы палубы над их головами под ногами матросов, насвистывал в снастях восточный ветер, едва слышно вода плескала в толстые борта корабля, отступая прочь с шипением и тихим смехом. И больше не было слышно ничего: ни одной мысли в голове Рады, ни единого отголоска эмоции. Только эти огромные, бездонные, доверчивые глаза, открытые ей, будто окна в прохладное раннее утро, в котором мелкими капельками опадает на ветви деревьев туман, и слышно, как где-то далеко глухо падают на землю спелые тяжелые яблоки, и ветвь дерева со вздохом облегчения распрямляется, подставляя усталые листья первым лучам солнца. И пахнет дождем и мокрой землей.

— Я… — Рада поняла, что просто не знает, как продолжить. Она не знала, что говорить, и все слова казались глупыми, пустыми, совершенно неважными, такими плоскими по сравнению с тем, что она чувствовала. — Лиара, я…

Серебристые звезды в ее глазах стали еще ярче. Они кружились там, будто хвостатые кометы, они танцевали, как ночные светляки над ониксово-темной водой. Разве бывает на свете такая красота, господи? Рада сглотнула, когда ладонь Лиары с ее затылка медленно сползла по ее щеке и мягко огладила ее кожу, плавно-плавно очертила линию ее скул и челюсти. Глаза Лиары настойчиво смотрели прямо в ее сердце, они просили, они требовали, они ждали чего-то.

— Я так соскучилась по тебе!.. — вдруг выдохнула Рада, не в силах больше сдерживать все это внутри себя, даже не думая, не подбирая слова, а просто то, что шептало ей сердце. — Я так соскучилась по твоим глазам, по твоей улыбке, по каждой крохотной кучеряшке на твоей голове! — глаза Лиары становились все глубже, и в них распускалось, расцветало что-то такое невыносимо теплое, такое нежное и мягкое, что в горле застрял горячий комок слез, и глаза защипало. — Тебя не было со мной так давно, боги, так давно! Целую вечность!..

— Я тоже!.. — ладонь искорки на щеке Рады чуть заметно задрожала. — Я только и думала, что о тебе, молилась за тебя, просила за тебя! — Голос ее тоже срывался, и Раду пронзило насквозь что-то чистое и горячее, когда Лиара едва слышно закончила: — Знаешь, как когда дети обнимают так искренне и крепко и шепчут: «сильно-сильно!»

Господи, боги пресветлые, да неужели же она говорит, что?!..

— Да! — хрипло выдохнула Рада, и руки сами потянулись к ее лицу, осторожно обхватили его в ладони, а пальцы зарылись в теплый шелк ее волос. — Да, так сильно!..

Лиара медленно открыла глаза, и Рада поняла, что голова кружится, буквально ходуном ходит, и ноги под ней подкашиваются. Все внутри нее раскрылось, обнажилось, и на вытянутых руках Рада сейчас подносила ей свою душу и свое сердце. Просто скажи ей! Скажи ей! Сейчас!..

— Лиара, я… — начала Рада, но тут по трапу на нижнюю палубу загрохотали чьи-то шаги, и это золотое, бесценное, такое чистое отступило прочь, сворачиваясь внутри нее до срока.

В глазах искорки отразилась почти что физическая боль, и громкий голос Улыбашки окликнул их:

— Ну что, вы наговорились? Давайте на свежий воздух! Ей подышать надо, а не сидеть в этом тухлом сарае!

Прямо сейчас Рада готова была попросту убить Улыбашку, буквально на месте ее расшибить в лепешку, но только сделала над собой усилие и, не оборачиваясь, прикрикнула через плечо:

— Идем!

Со стороны лестницы раздалось сконфуженное покашливание, шаги загрохотали по трапу наверх, а Рада обернулась к Лиаре и вымученно улыбнулась ей:

— Улыбашка права, тебе нужно подышать! Давай я помогу тебе?

— Спасибо, — почти прошептала искорка. Раде почудилось, что она с трудом сдерживает слезы. — А то у меня совсем сил нет, я даже встать не смогу.

— Иди-ка сюда, — Рада аккуратно нагнулась и очень бережно подхватила ее на руки.

Теплые руки обхватили ее за плечи, а сама Лиара прижалась к ней, уткнувшись лицом куда-то в грудь. Рада не удержалась и прикрыла глаза, всей собой вдыхая теплый запах ее волос, пропитанных солью, ветром, солнцем. Казалось, она всегда пахла солнцем, словно его отколовшийся лучик, одному ему ведомым образом заблудившийся на земле в густом сплетении полевых трав.

Искорка была легонькая, будто перышко, и тонкая, как былка. Аккуратно прижимая ее к себе, Рада медленно поднялась по трапу на верхнюю палубу. Холодный ветер с моря сразу же ударил в лицо, взъерошил волосы, освежил разгоряченную голову. Небо все еще было затянуто однообразно серой пеленой туч, из которых моросил мелкий-мелкий дождь, но Раде все равно показалось, что вокруг стало как-то светлее.

Боги, я ведь почти сказала ей! Почти! Рада даже не знала, что чувствует от этого: разочарование, радость, гнев или облегчение. Чувств было так много, и так яростно они мешались в ней, что разобраться в этом пучке было просто невозможно. Но одно чувство было огромным и всеобъемлющим: нежность, невероятная, пронзающая все тело одним ослепительным лучом нежность, лишающая сил и при этом делающая Раду непобедимой.

Я обещаю тебе, моя искорка, у нас еще будет время. Наше время. И я скажу тебе. Не здесь, не на забитом людьми корабле, не в вонючем затхлом трюме, а где-нибудь, где не будет никого больше, кроме нас с тобой, и этой невыразимой, невероятной нежности.

Но самое главное она для себя уже поняла, и ничего важнее этого не было. Они обе поняли, сплетенные, соединенные воедино, пропитанные друг другом в той золотой тишине и нежности. Искреннее этого просто ничего не могло быть, и Рада знала, что Лиара чувствует точно то же самое, знала так четко, словно они слились воедино и читали чувства друг друга в собственной груди. Разве возможно такое, Великая Мать? А впрочем, почему и нет? Ты столько уже чудес мне показала, что почему бы не чувствовать мне ее, как саму себя, почему бы не носить в себе это золотое эхо ее чувств?

Раде было так легко, что впору начинать танцевать на месте, кружиться, подбрасывая ее маленькую девочку, ее золотую искорку, к самому солнцу, туда, откуда она так дурашливо откололась, свалившись Раде на голову сплетенной из солнечной пыли. И теперь нужно было просто дождаться того времени, что будет только для них двоих, времени, когда они смогут поговорить. Только теперь Рада больше не боялась ничего.

Лиара подняла на нее глаза, щурясь от слишком яркого для нее света и свежего ветра. Рада подмигнула ей и поцеловала в самый кончик носа, заставив ту дрогнуть всем телом и удивленно распахнуть свои штормовые глазищи.

— Ты очнулась, Светозарная! — Кай с улыбкой приподнялся на локтях, глядя с возвышения на корме на них с Лиарой. Лицо его было все еще осунувшимся и слабым, но румянец уже вернулся на щеки. — Хвала Богам! Мне сказали, ты все силы отдала в борьбе с Сагаиром, а я даже подлечить тебя не мог никак. Сам лежал пластом.

— Ничего, Кай, я просто была в грезах, — негромко отозвалась Лиара, улыбаясь ему. На Раду она бросила короткий неуверенный взгляд, но почти сразу же улыбнулась. Судя по всему, поцелуй в нос пришелся вполне к месту. — Ты же знаешь, для нас грезы — лучшее лекарство.

— Знаю, — улыбнулся ильтонец. — И все-таки я очень рад, что с тобой все в порядке.

— Ну куда ж ты ее так вынесла-то? — послышались за спиной причитания гномихи, и Рада повернулась, глядя на подбегающую к ним Улыбашку с толстым шерстяным пледом в руках. Вид у той был сконфуженный, в глаза Раде она не смотрела, будто поняла, какой именно момент прервала и испортила своим появлением. Неловко сунув ей в руки плед, Улыбашка искоса взглянула на нее и пробурчала: — На вот, укрой ее, а то продует. Не надо нам такого счастья.

— Спасибо, — замогильным голосом отозвалась Рада, и гномиха, бросив на нее еще один неуверенный взгляд, потерла нос и ушла прочь, что-то бормоча едва слышно и качая головой.

— А где Алеор? — тихонько спросила Лиара. Ее ладошки на плечах Рады чувствовались до того уютно, что мурчать хотелось.

— Алеор еще не пришел в себя, — негромко отозвалась Рада. — Но и хуже ему не стало. Вот сейчас Кай наберется силенок и подлечит его. А пока лучше скажи, куда тебя отнести? Хочешь на нос?

— Хочу с тобой! — запальчиво выдохнула Лиара и резко спрятала лицо на груди у Рады. Еще одна золотая волна нежности буквально окутала все тело, и Рада тихонько улыбнулась, глядя на то, как выглядывает из-под густых кудряшек Лиары абсолютно красное ухо.

Как непривычно, правда, моя самая яркая на свете искорка? Вроде бы и ничего не сказали мы с тобой друг другу, и все уже сказано, да? Мы знаем, чувствуем, мы в этом, лишь вслух слова не прозвучали. И от этого так звонко внутри!

— Ну тогда пойдем, — улыбнулась Рада, направляясь в сторону носа корабля и следя за тем, чтобы ветер не сдул прочь плед, сейчас лежащий на животе у Лиары на ее руках.

Аккуратно присев на свернутый кольцом канат, Рада расправила плед и поплотнее закутала сидящую у нее на руках Лиару. Та была слабенькая, как котенок, и тяжело привалилась к ее груди, но это тоже было очень приятно.

— Здесь я сидела все это время, — едва слышно проговорила она, и Рада склонила голову, чтобы услышать ее слова. — Сидела и смотрела вперед, пытаясь углядеть корабль Сагаира. — Голос ее стал глухим. — Кану Защитница, какое же счастье, что ты снова здесь, что мы успели забрать тебя оттуда!

— Все позади, искорка, — Рада обхватила ее покрепче и уткнулась носом в теплый ворох ее кудрей, закрывая глаза и пытаясь раствориться в ней целиком, без остатка. — Ты спасла меня. И я обещаю, что больше никогда никуда не денусь.

Несколько секунд они обе молчали, от Лиары пришло болезненно-настороженное ощущение, кольнувшее Раду в самое сердце.

— Что… зачем он захватил тебя? Он сказал тебе?

На миг Раде вновь вспомнилась тупая боль во всем теле, вкус крови во рту и ощущение беспросветной тоски и черной ярости. Она тряхнула головой, сбрасывая это прочь и вновь вдыхая ее родной запах, самый чистый и нужный на свете.

— Я родная сестра Алеора, и в моих венах течет кровь Стальвов, — тихо проговорила она.

Поначалу вспоминать все это было тяжело, но Рада скупо пересказала, опустив все подробности плана Сагаира. Лиара в ее руках болезненно сжималась от каждого слова, и ее руки инстинктивно комкали края шерстяного пледа. Когда Рада закончила говорить, она немного помолчала и вскинула на нее горящие глаза.

— Я не дам ему забрать тебя, слышишь? Он тебя не получит!

Она смотрела так настойчиво, и в ее взгляде была такая сила, что Рада даже сморгнула. На миг она вспомнила тот невероятно сильный порыв ветра, безмолвный удар самого пространства, вмиг погасивший пылающее на пиратских кораблях пламя, которое зажег Сагаир. И вновь тепло улыбнулась искорке, аккуратно убирая с ее лба кучерявую прядку.

— Знаю, маленькая, — едва слышно прошептала она. — И с тобой мне ничего не страшно.

С минуту Лиара пристально вглядывалась в ее лицо, будто изучала, серьезно Рада говорит или нет, потом кивнула и поерзала у нее на коленях, устраиваясь поудобнее. Невероятная нежность все еще была с ними, накрывая их обеих двумя золотыми крыльями, и Рада легонько поцеловала Лиару в лоб, едва коснувшись губами.

— А еще знаешь что, искорка? Я, по-моему, поняла все, что ты говорила мне про то, как чувствовать мир и про Великую Мать. Не просто головой поняла, как в первый раз, а всем своим сердцем, понимаешь? Даже не поняла, это не то слово. Я прожила это. — Рада усмехнулась, качая головой. — Да, я до сих пор совершенно не понимаю, как вы делаете все эти эльфийские штуки, и уже вряд ли чему-то такому научусь. Но теперь у меня есть что-то гораздо большее, у меня есть эта сила, которую она дает мне. Я не знаю, почему она это делает, и, честно говоря, совершенно не хочу этого знать. Но это неописуемое ощущение.

— И правда, неописуемое, — улыбнулась рядом искорка. Она вдруг тихонько рассмеялась и проговорила: — Знаешь, Рада, мне кажется, это что-то новое, чего никогда-никогда раньше не было. Я не знаю, как тебе объяснить это, я не знаю, что это такое, но мне кажется, что случилось что-то чудесное.

— Что ты имеешь в виду? — уточнила Рада, не совсем понимая, к чему она клонит.

— Да все! — отозвалась Лиара. Помолчав, она продолжила: — Я много думала обо всем этом. О том, почему никто ничего не слышал о Великой Матери. О ней знает лишь Заина, та рыжая ведьма с болот, про которую говорил Алеор. — Рада ощутила, как каменеет, будто бревно, но Лиара сделала вид, что не заметила этого. — Она опоила тебя, и ты, скорее всего, ничего не помнишь. Но мы тогда поговорили с ней, и она сказала мне, что мне нужно идти в Роур, к тем крылатым женщинам анай, и что они расскажут мне о Великой Матери. — Рада все еще чувствовала себя словно камень, но Лиара вывернулась и взглянула ей в лицо, а глаза у нее были серьезные, без тени обиды или злости. Искорка сейчас смотрела очень пронзительно и туманно при этом, глаза ее искали что-то в лице Рады. — Когда мы закончим все наши дела в бездне мхира, ты пойдешь со мной в горы, к анай? Я должна узнать о Великой Матери, Рада, мне кажется, это самое важное, что только есть сейчас на свете!

— Пойду, конечно, искорка, мне и самой любопытно, что там за бабы такие, — пожала плечами Рада. — Но ты мне скажи, что ты имела в виду, говоря, что появилось что-то новое? Великая Мать — это что-то новое? Или что?

— Я не знаю, Рада, — вид у Лиары был сбитым с толку и при этом напряженным, словно она отчаянно искала ответ на свой вопрос и никак не могла его найти. — Теперь я вспоминаю, что ни в одной из людских легенд не сказано ни слова о Великой Матери, да и Алеор ничего о ней не слышал, а уж он-то должен быть знаком со всеми известными в этом мире божествами, ведь он его из конца в конец исходил. Тогда откуда же я знаю про Великую Мать? И эта сила, что идет через меня. — Лиара покачала головой и вновь взглянула ей в глаза. — Ты же чувствовала это, Рада. Это ни на что не похоже, ни на что в мире. Такое ощущение, будто… будто…

— Что? — с замиранием сердца спросила та. Все, что говорила Лиара, волновало и ее, только Рада не знала настолько много, чтобы строить версии. Признаться, она ровным счетом ничего не знала об энергиях, богах, силе и всех этих вещах, в ее жизни их просто никогда не было. И она не знала, как это должно чувствоваться, выглядеть, в чем тут разница. Потому слова Лиары глотала с жадностью, впитывала как губка.

— Мне кажется… что энергия Великой Матери — это как два Источника, слитые воедино, — тихо проговорила искорка, испуганно облизнув губы.

Рада тоже ощутила, как дрогнуло что-то внутри. Это подходило очень близко к тому, что могли Аватары Создателя — Соединяться с обоими Источниками одновременно, а не с одним конкретным. Задать вопрос напрямую она в себе сил не нашла, а потому только осторожно спросила:

— Это имеет какое-то отношение к тому, что делают Анкана?

— Не знаю, — неуверенно протянула Лиара. После паузы, она добавила: — Кажется, нет. Я не вижу никаких серых потоков энергий вокруг нас, когда эта сила приходит к нам. Если бы это были оба Источника одновременно, энергия была бы серой. А эта — она просто лишена цвета, она скорее золотая, но никак не серая. Но это и не Белый Источник, тут я точно уверена.

— Тогда что же это? — заморгала Рада. — Если не оба одновременно, то…

— Мне кажется, что это более высокий уровень, — глаза Лиары таинственно замерцали, а голосе послышалась дрожь. — Мне кажется, что это гораздо выше. Там, где разделение на Белый и Черный Источники еще отсутствует.

— Я не понимаю, — честно призналась Рада.

— Да я и сама не понимаю, — с улыбкой пожала плечами Лиара. Лицо ее сразу же стало задумчивым. — Но ты сама посуди. Мы знаем, что Белый Источник — это энергия Сознания, а Черный Источник — энергия Творения. Они — отражения друг друга, они дополняют друг друга, именно из них черпалась сила для создания мира. Может ли быть так, что то, к чему прикоснулись мы, — то, что над Источниками?

— Над Источниками лишь тот, кто творил из них, разве нет? — спросила Рада и осеклась.

Новая вспышка дрожи прошила все ее тело, и она внезапно ощутила неуверенность и почти что страх. Такие мысли были слишком крамольными, слишком даже для нее, которая всю жизнь отрицала Церковь, насмехалась над ее Жрецами, а с богами общалась будто со старыми приятелями, не до конца веря, что они существуют. Они бы действительно испепелили меня на месте, если бы слышали мои речи, уж это совершенно точно, разве нет? Церковь утверждала, что Молодые Боги родились от Старого Бога Ниодера, из его плоти и крови при помощи Источников Энергии создав мир. Но кто-то ведь до них создал Источники Энергии, потому что у всего всегда было начало. И если Рада с Лиарой касались силы, что была над Источниками, силы, что их сотворила…

— Кто же такая Великая Мать? — она и не заметила, как прошептала это вслух.

— Вот и я хочу знать это, — твердо кивнула рядом Лиара. — Что-то дает нам силу, силу, что превосходит даже Источники Энергии, с помощью которых был сотворен мир. Я хочу знать, что это, и почему. И еще больше: почему именно сейчас это происходит? Ведь раньше никто и ничего о таком не слышал, мы первые, кто удостоились этой силы. Это значит, что что-то в мире меняется, но что? И куда поведет это изменение? Для чего оно? — Лиара нахмурилась. — Обладая такой мощью, по незнанию или собственной глупости мы можем натворить бед гораздо больших, чем могли бы даже предположить. В этой части Этлана никто не может научить нас, что с этим делать, объяснить, как ей управлять или хотя бы как не повредить с ее помощью другим. И я хочу найти того, кто даст мне ответ на этот вопрос.

— Мы его найдем, искорка, — уверенно кивнула Рада. — Обязательно найдем. Сначала, как я и обещала, разыщем в Речном Доме твою мать, может быть, она тоже что-то знает и сможет помочь. Может, это знание у тебя от нее. А потом мы пойдем дальше, в эти горы Роура или еще дальше, хоть на край мира, но обязательно поймем, что все это означает. Я тебе обещаю это.

Несколько секунд Лиара вглядывалась в ее лицо, и глаза ее светились чем-то, чему Рада в своих мыслях еще не решалась дать слова. Слишком сокровенным было это слово, слишком дорогим, слишком значимым.

— Я ни с кем бы не пошла, кроме тебя, — проговорила искорка, и эти слова буквально впечатались внутрь распахнутого настежь сердца Рады.

— И я, Лиара, — вмиг осипшим голосом отозвалась она. — И я.

Из-за спины послышался громкий стук половника о котел, и Рада вздрогнула. Обернувшись через плечо, она углядела Улыбашку, которая стояла у выхода из кубрика и громыхала половником, отчаянно пытаясь привлечь их внимание. Вид у нее был еще более неуверенный, чем раньше, и на Раду она поглядывала с явным испугом. Не говоря уже о том, что впервые за все время плавания она объявляла о готовой еде именно таким образом.

— Идите есть! Все горячее! — хрипло позвала Улыбашка и поспешно скрылась в кубрике, словно прячась от горящего взгляда Рады.

Во второй раз уже эта проклятая коротышка мне все обламывает! — подумала Рада. Но при этом губы сами собой растянулись в улыбку: уж больно забавно это было, и на душе так золотно звенело, что хотелось смеяться от счастья. Обернувшись к Лиаре, она покрепче обняла ее и спросила:

— Ну что? Хочешь кушать? Ты три дня не ела, должно быть, голодна как волк.

— Есть немного, — смущенно улыбнулась искорка.

— Ну тогда пошли, — кивнула Рада, поднимаясь на ноги и неся ее на руках в сторону кубрика. — Удивительно, но стряпает Улыбашка прекрасно. Тебе понравится.

С того самого дня что-то незримо поменялось как на самом корабле, так и в жизни Рады. Она чувствовала себя висящей в золотой пустоте: ни прошлого, ни будущего, лишь эти теплые серебристые искры на дне зовущих глаз Лиары, эта робкая нежность первых прикосновений, уже не таких, как раньше, наполненных сокровенным смыслом для них двоих, странная недоговоренность слов, которые, вроде бы, уже и были сказаны, но вслух их еще никто не произнес. Рада не могла думать: что-то иное переполняло ее, буквально распирало, насквозь пронизывало все ее тело, и она задыхалась собственным сердцем, а глаза то и дело находили ее искорку. И еще жгло, все время жгло спину, яростный огонь охватывал все ее тело, как тот, что был у нее после битвы со Стражем Болот. Только теперь и до него ей не было никакого дела.

Словно изнуренные долгой жаждой путники, которые наконец-то дошли до родника с ключевой водой и не верили в свое счастье, сидя на самом его краю, так и они с Лиарой смотрели друг на друга, смотрели друг в друга и не могли никак наглядеться. Какой-то невидимый барьер наконец рухнул между ними, позволив им дышать и чувствовать, и теперь они просто наслаждались этим, боясь прервать драгоценное золото этого молчания хоть каким-нибудь лишним словом. Они старались все время находиться как можно ближе друг к другу, спали в соседних гамаках, сидели рядышком на носу корабля, ели бок о бок в кругу рассевшихся на палубе матросов. И молчание сплело их золотой нитью, молчание, наполненное смыслом для них двоих.

С каждым днем Лиара все больше шла на поправку, силы быстро возвращались к ней. По вечерам она доставала арфу, пела матросам как свои песни, так и те, что пелись по всему Этлану. А Рада просто молча смотрела на нее и впитывала каждое слово, каждый отзвук ее голоса, каждое ее движение, словно иссушенная земля долгожданный дождь. Сколько любви может поместиться в человеческом сердце, Великая Мать? Сколько нежности, ласки, заботы? Потому что каждый раз, когда я вижу, как она улыбается, мне кажется, что больше любить уже просто нельзя. А потом она смотрит на меня, и оказывается, что можно, в тысячи, десятки тысяч раз сильнее.

Друзья, судя по всему, заметили, что между ними что-то происходит, но старались деликатно не обращать на это внимания. Кай просто теперь обращался не к каждой из них по отдельности, а словно бы к ним обеим сразу, даже когда задавал вопросы, касающиеся кого-то одного из них. Улыбашка светилась, словно начищенный таз, расхаживая вокруг них и то и дело одобрительно крякая и качая головой. Да и кормить она стала обеих буквально до отвала, едва не силой впихивая половники раскаленного варева им в рты. Рада не могла разобраться, кем теперь считала их Улыбашка, но выглядело все так, будто они с Лиарой — ее собственные дети, в судьбе которых она принимала непосредственное участие, а теперь молчаливо благословляла их на долгую счастливую жизнь.

Все это было совсем непривычно для Рады, и она не знала, как себя вести в подобной ситуации. При мелонском дворе никому не было дела до ее счастья, только до личной жизни, которая воспринималась единственно как повод для сплетен. Их свадьба с Ленаром, которая теперь казалась чем-то таким далеким, ненастоящим, ненужным, сном сна, была чопорной, спокойной, строго протокольной. Никто по-настоящему не радовался за них и не поздравлял от души, может, потому, что они сами не испытывали особой радости, ощущая лишь удовлетворение от удачно заключенной сделки. Каждому из них брак давал шанс заняться собственной жизнью с развязанными руками и не оглядываться больше ни на кого, но никакого восторга ни у одного из них не вызвал. Теперь же все было иначе.

А вместе с воспоминаниями о браке в голову начала лезть и другая навязчивая мысль, все больше и больше тревожащая Раду день ото дня. И не только мысль. Каждый раз, когда Лиара улыбалась ей, каждый раз, когда словно невзначай касалась ее руки или вставала рядом так, что их бока соприкасались, через тело Рады буквально электрические разряды проходили. И поднималось что-то из глубин существа, что-то слепое, не имеющее голоса и имени, что-то, что почти что до боли хотело раствориться в ней, слиться с ней, стать одним целым. Не раз и не два Рада ловила себя на том, что представляет, как сладка и мягка кожа на тонкой шее Лиары, когда ветер отбрасывал прочь ее непослушные кудряшки. Пальцы помнили легкость ее тела и тонкую талию под ладонями, сердце — жар ее кожи, глаза, проклятые глаза, чтоб им, ее тело — обнаженное, покрытое капельками воды и пота, которое Рада видела когда-то давно, еще в Латре, во время совместного мытья в бане. И теперь каждый раз, когда Лиара оказывалась чуть ближе, чем нужно, все существо Рады восставало, буквально рычало и рвалось изнутри, навстречу к ней. И приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не стиснуть ее в объятиях так сильно, как только можно, не прижать к сердцу, и…

Что было дальше за этим «и», Рада примерно себе представляла, но не настолько ясно, как ей хотелось бы. Физиология у мужчин и женщин была достаточно различной, а Ленар крайне холодным и собранным любовником, чтобы Рада могла быть уверенной в том, что Лиара будет довольна тем, что у них случится рано или поздно. И спросить-то здесь было не у кого: единственной на корабле, у кого имелся опыт в таких делах, помимо Рады, была Равенна, но одна мысль о том, чтобы идти к рыжей пиратке за советом, заставляла все существо Рады скалиться и недовольно ворчать. Нет уж, у нее точно она ни слова не спросит, ни за что и никогда в жизни.

Можно, конечно, было обратиться и к Улыбашке, но опыт гномихи все-таки несколько отличался от того, что Раду ждало впереди, да и ей совершенно не хотелось знать, чем занимается в своей спальне бочкоподобная Улыбашка, так любящая соленые шутки и швыряние в людей топорами. Оставался еще Гардан, вот только вряд ли Гардан понимал что-нибудь в том, что происходило между двумя женщинами. А если даже и понимал, то Раде почему-то казалось, что не совсем верно. В конце концов, в его жизни были лишь продажные женщины таверн и борделей, а к существованию настоящей искренней любви наемник относился весьма скептически, и Рада не раз слышала от него шуточки на эту тему. Так что помощи ждать было не откуда, а значит, оставалось выбираться самой.

Может, я успею в Аластаре купить себе шлюху и расспросить ее обо всем? — тоскливо думала Рада, поглядывая на Лиару. Только от такого варианта на душе сразу же начинали скрести кошки. Особенно, после того, как Лиара все-таки созналась, что знает о Заине. Наверное, ее это ранило, причинило ей боль. А раз так, то Рада не была уверена в том, что Лиара поверит ей, когда та объяснит свой визит в бордель безобидной тягой к исключительно теоретическим знаниям, а скрывать от нее сам факт такого визита было невмоготу неправильно, так неправильно, что Раду буквально воротило от одной такой мысли. Нет уж, лучше плохо, но честно. С ней я всегда буду честна.

Так что день ото дня пламя в груди и теле становилось все жарче, Лиара смотрела на нее все более и более долгим взглядом, тягучим и тяжелым, лишающим сил и заставляющим сглатывать горячий комок в горле, а сама Рада тревожилась все сильнее и сильнее, прокручивая в голове все возможные варианты и пытаясь припомнить все россказни, сплетни и байки, что доводилось слышать ей в жизни. Только вот, сколько бы она ни вспоминала, а нужной информации там были буквально крупицы. Удивительным образом вечно сплетничающие мелонские дворяне, какой только грязи ни рассказывающие друг про друга при дворе, никогда не снисходили до технических деталей, и теперь это терзало Раду, мешая спать, есть и думать.

Великая Мать, ну почему я такая дура, а? Почему, что бы я ни делала, все равно все происходит не так, как мне бы хотелось? И почему только я попадаю в такие глупые ситуации? А небо только молчало, и кто-то там, далеко-далеко, смеялся над ней, добро и тихо.

На седьмой день после битвы с Сагаиром Кай наконец-то набрался сил достаточно, чтобы взяться за исцеление Алеора. Вежливо попросив не беспокоить его без весомой причины, ильтонец заперся в капитанской каюте на целый день. Оттуда не доносилось ни звука, но Лиара то и дело вздрагивала, непроизвольно глядя в ту сторону, где лечил эльфа ильтонец, и Рада предполагала, что она может ощущать энергетические потоки. Несколько раз она спросила искорку об этом, решив уточнить, не угрожает ли что-нибудь жизни эльфа. Лиара лишь рассеяно покачала головой и вновь прислушалась, глубоко уходя в себя и словно стараясь отследить то, как и что именно делал с Источником ильтонец. Раде же не было до этого ровным счетом никакого дела, лишь бы тот эльфа на ноги поднял, а все остальное не имело значения.

Под вечер дверь в капитанскую каюту распахнулась, и наружу, низко пригнувшись, шагнул усталый, но довольный ильтонец. Когда он выпрямлялся, его голова находилась едва ли не вровень с палубой на юте; Рада до сих пор еще не до конца привыкла к тому, насколько он высок.

— Ну что? — сразу же спросила Улыбашка, высунув голову из кубрика. Рада подозревала, что все это время она подслушивала под дверью, а вовсе не готовила им всем обед, как громогласно рассказывала.

— Все готово, — устало вздохнул Кай. — Сейчас он спит, но примерно через пару часов очнется здоровый и зверски голодный. Так что лучше быть готовыми к этому.

Рада выдохнула, расслабляясь и прикрывая глаза. Она не сомневалась в том, что эльф справится, но тревога все равно сидела где-то глубоко внутри, засев на самом донышке сердца противной колючкой. И вот теперь-то уж точно все окончательно пришло в норму, раз даже он наконец-то приходил в себя. А еще она соскучилась, очень соскучилась, даже по его едким шуткам и вечному подначиванию. Ради того, чтобы вытащить меня, ты поднял на ноги все северное побережье. Естественно, что не только из-за меня, но и из-за Сагаира, но ведь цели-то ты своей добился. Ты спас меня, брат, спас от самой страшной участи, которую только можно придумать. И за это я потерплю все твои издевки.

Ноги сами понесли ее в капитанскую каюту, и друзья отнеслись к этому с пониманием. Никто не попытался задержать ее или остановить, они прекрасно понимали, что Раде с Алеором нужно поговорить по душам. Все уже знали, что с эльфом их объединяла общая кровь, один лишь Алеор пока еще пребывал в неведении об этом. Хоть в чем-то ты оказался последним, древолюб проклятый! — подумалось Раде, когда она шагнула в полутемное помещение каюты и тихонько прикрыла за собой дверь.

Здесь пахло кровью, несмотря на то, что бинтов на Алеоре уже не было, как и той жуткой раны, которую они с Улыбашкой кое-как заштопали. Эльф лежал все в той же позе, ровно на спине, положив бледные руки поверх одеяла, и на его левом плече виднелся безобразный рубец, оставшийся после кривых рук зашивавшей его Рады. Но теперь это был просто рубец, побледневший и не выпирающий на коже, да и сам Алеор не выглядел больше таким ужасающе бледным и изнуренным, как еще этим утром.

Невольно Рада улыбнулась, оглядев его широкие плечи, сухое, жилистое тело, в котором не было ни грамма жира, лишь живая, дремлющая под кожей сила. Алеор никогда не жалел себя, и тяжелые нагрузки дали свой результат. Наверное, многие женщины сочли бы его идеалом мужской красоты, — подумалось ей. Уж точно получше всех этих баюкающих свой жирок лорденышей. Внутри невольно поднялась теплая гордость, и Рада аккуратно присела на край узкой, прикрученной к стене койки, на которой лежал эльф.

Все-таки ее движение побеспокоило его, и он медленно заморгал, открывая глаза. Рада ждала, пока он придет в себя, пока поймет, где находится, и оглядится. В конце концов, он был без сознания неделю, а до этого вел такую тяжелую и изматывающую битву, как никогда в жизни. Да и времени у них было полно: никто бы не стал сейчас тревожить их и отвлекать от беседы.

Алеор медленно повернул голову и взглянул на нее. Кожа на его лице была мертвенно бледной, бескровные губы все-таки растянулись в слабой улыбке:

— Приветствую, дражайшая! По твоей довольной роже и отсутствию веревок на руках я делаю вывод, что мы даже выжили и на свободе.

— Ты совершенно прав, друг мой, — в тон ему ответила Рада, запуская руку за пазуху и выуживая оттуда трубку. — Мы живы, мы на корабле Равенны, и мы плывем в Аластар.

— А Сагаир? — в голосе Алеора послышалось напряжение, а глаза вмиг стали ледяными.

— Сбежал, — отозвалась Рада, и эльф со стоном откинулся на кровать. Его кулак сжался и в бессильной ярости ударил по простыни. Рада скептически оглядела это, набивая трубочку. — Да не переживай ты так! Этот — как заноза в заднице, рано или поздно все равно нас найдет, и ты успеешь еще разок помять ему бока.

— Я ждал этого шанса полторы тысячи лет. И упустил его. — Голос Алеора звучал глухо, часто моргая, он смотрел в потолок.

— Упустил этот, не упустишь следующий, — постаралась подбодрить его Рада. — Поверь мне, этот гаденыш все равно вернется, ему теперь просто некуда деваться, как бежать за нами, как собака.

— Почему? — с невольным интересом взглянул на нее Алеор.

— Потому что мы смогли дать ему отпор. А еще потому, что теперь я знаю правду о себе. Он рассказал мне все, думая, что я в его руках и уж точно никуда не сбегу. Вот только придурок он редкостный, как выяснилось. — Рада хмыкнула. В глазах Алеора загорелся искренний интерес, а это означало, что на поправку он пойдет гораздо быстрее.

— Что за правда? — настороженно спросил эльф, пристально разглядывая ее.

— Правда в том, что я твоя сестра, — просто сказала она, посмеиваясь и глядя ему в глаза. — Что из близнецов, которых родила наша мать, погиб только один, а вторую — меня, — Сагаир украл и спрятал от тебя. А потом разбудил, когда ты уже не мог ничего заподозрить. Так что мы с тобой, Алеорушка, наследники Ирантира и Дети Солнца, в прямом смысле уж точно, а в переносном — покажет время. Вот так.

Некоторое время Алеор молча смотрел на нее, переваривая все сказанное, затем вдруг громко фыркнул и проговорил:

— У тебя есть выпить? И трубка бы не помешала. Я валяюсь здесь уже… сколько я здесь валяюсь?

— Неделю, — подсказала Рада.

— Неделю, — со вздохом повторил эльф. — Сколько времени потрачено даром! А ведь все это время я мог бы тянуть южное латайское и рисовать кровью Сагаира герб Лесного Дома на парусах «Блудницы».

— У меня есть только пойло из Северных Провинций, которое дал мне Гардан, — пожала плечами Рада, протягивая ему флягу. — А что касается твоих художеств, то вряд ли бы их здесь хоть кто-нибудь оценил. Равенна трясется над своим кораблем, как жрица над кадилом, даже несмотря на то, что скоро ей придется его отдавать.

— Ладно, давай сюда свое пойло. Сойдет.

Алеор поморщился, привставая, бросил взгляд на свое плечо и скривился:

— И кто это такой одаренный вышивал на мне крестиком?

— Как умела, так и вышила, — буркнула Рада.

— И что ты пыталась изобразить? — усмехнулся эльф, держа в руках открытую флягу с ромом и иронично глядя на нее. — Пейзаж с синицами?

— Пей давай, — помрачнела Рада, чувствуя, что, наверное, чересчур рано порадовалась его приходу в себя.

Мог бы и еще недельку полежать без чувств, а то и до самого Аластара. Никому уж точно от этого плохо бы не было. Проклятый древолюб!