Ветер перемен

==== Глава 35. Дыхание города ====

После того, как за Радой закрылась дверь, Лиара улеглась обратно на кровать и прикрыла глаза. Вот только грезы никак не желали возвращаться. Подушка под ее головой хранила тонкий-тонкий запах волос Рады, а примятая простынь рядом — тепло ее тела. Лиара украдкой положила на это место ладонь, едва касаясь ткани, и на миг ей показалось, что она чувствует это тепло, как чувствовала саму Раду, лежащую рядом и негромко сопящую во сне. Быть с ней в одной постели и не иметь возможности даже кончиками пальцев коснуться ее было невыносимо, но еще хуже было вдали от нее.

Лиаре не нужен был сон: грезы с лихвой заменяли его, прекрасно восстанавливая силы за гораздо более короткое время. В итоге она открывала глаза раньше спутниц, за исключением Алеора, и еще несколько часов просто лежала на кровати или одеяле, дожидаясь, пока Рада с Улыбашкой как следует отдохнут. И в это время ничто не мешало ей любоваться Радой: тем, как ходят ее мощные плечи во сне, гоняя туда-сюда дыхание, как слегка подрагивают мягкие ресницы, как иногда она что-то тихонько шепчет или улыбается, не просыпаясь, и тогда становится такой солнечной, такой светлой, что сердце в груди Лиары ощутимо щемило. А еще во сне она была совсем мирной и кроткой, и каждый раз Лиара с трудом давила в себе желание притулиться к ней, свернуться у нее под боком и водрузить на себя ее тяжелую руку, словно маленький котенок, укрывшийся между лап у большого мохнатого пса. Это желание становилось все сильнее с каждой следующей ночью, но Лиара все еще не решалась это сделать, а оттого дергалась добрую половину ночи, не имея возможности войти в необходимую для грез концентрацию и хорошенько отдохнуть. Поэтому с утра она не всегда чувствовала себя настолько отдохнувшей, насколько этого требовал тяжелый путь.

Вчера вечером она тоже легла очень поздно. Сначала Рада с Алеором допоздна разговаривали, запершись в комнате. Эльф выгнал их с Улыбашкой в коридор, недовольно буркнув, что при желании они могут уснуть в его комнате, а ему нужно переговорить с Радой. В итоге от нечего делать они засиделись в отдельном кабинете вместе с Каем, неторопливо беседуя. Впрочем, беседовали в основном ильтонец и гномиха, обсуждая различные способы обработки камня, и Лиаре тема их разговора была не слишком интересна, так что она только подпрыгивала в кресле как на иголках, ожидая, когда же Алеор и Рада разойдутся. Потом, когда она попала наконец в свою комнату, Рада уже спала, разметавшись по подушкам и тихонько похрапывая во сне, и еще добрый час Лиара пыталась игнорировать ее обнаженные плечи, с которых сбилось одеяло, и тепло, идущее от ее кожи. Грезы пришли только утром, постоянно прерываемые ворочающейся Радой или ее сонным бормотанием.

Но сегодня впервые за долгие недели пути выдался день, когда им никуда не нужно было спешить, и это чувствовалось приятно. Лиара скорее морально устала от крутого темпа передвижения, который взял эльф, и хотя бы один день провести не в дороге было хорошо.

Она уже только-только достаточно расслабилась, чтобы вновь попытаться войти в грезы, как рядом на соседней кровати заворочалась Улыбашка, откашливаясь со сна и ворча что-то под нос. Некоторое время Лиара пыталась игнорировать гномиху, но потом глаза сами собой раскрылись, а вся концентрация ушла прочь.

— И куда только эту кобылу белобрысую в такую рань понесло? — пробурчала Улыбашка, отбрасывая одеяло и протирая ладонями заспанное лицо. — Натоптала тут как медведь, разбудила всех и еще дверью шваркнула. Боги, не эльфийка, а слезы одни.

Лиара ничего не ответила. Раз Раде нужно было куда-то сходить, то и дело с концом. Возможно, она просто устала от их общества и хотела побыть одна. Или отправилась посмотреть город. От этого на сердце стало грустно: Лиаре тоже хотелось посмотреть Алькаранк, а еще больше — сделать это вместе с Радой. Но той, наверное, уже и след простыл, а искать ее в толчее безумной жизни внутри городских стен Лиаре было боязно.

— Ладно, — Улыбашка подтянулась на руках и свесила с края кровати короткие ноги. — Пойдем, Светозарная, пожрем хоть чего-нибудь. Не удивлюсь, если на завтрак будут рябчики в меду! — она хмыкнула и покачала головой. — Здесь все такие чистенькие и прилизанные, что смотреть тошно!

Лиаре не слишком хотелось есть, но сидеть одной в комнате, в которую через открытое окно врывался осенний ветер, унося с собой запах Рады, было неуютно. Так что она поднялась и принялась одеваться, тихонько посмеиваясь под нос на проклятия и ворчание Улыбашки, с огромным трудом натягивающей на себя свои алые штаны.

Когда они спустились к завтраку, в общей зале было все так же мало народа, как и вчера. Заняты были лишь четыре столика, и хорошо одетые люди, завтракающие за ними, не обратили никакого внимания на вошедших гостей. Лишь один лонтронец с густыми черными усами презрительно скривил губы, глядя на Лиару, и отвернулся к своей тарелке. Она только опустила глаза, сказав себе, что расстраиваться не имеет никакого смысла. Улыбашка ведь упоминала, что лонтронцы терпеть не могут Первопришедших, хоть Лиара все никак не могла взять в толк, почему так.

Они с Улыбашкой уселись за маленький столик на двоих у окна, и гномиха проворчала:

— Боги, чистота-то какая! Даже плюнуть на пол неудобно! Нечего приличному человеку делать в таких местах.

Лиара тоже чувствовала себя неуютно за столом, накрытым белоснежной накрахмаленной скатертью, на которой перед ней стояли сверкающие тарелки из тонкого южного фарфора. Она и в глаза-то такой посуды не видела, пока не попала в дом Рады, и даже думать не хотела, сколько стоит одна такая тарелочка. Страшно было не то, что брать ее в руки — не дай боги, разобьешь, страшно было даже резать на ней что-то ножом: на фарфоре могли остаться царапины.

Откуда ни возьмись возле их стола возник Нахард, такой же свежий и подтянутый, как вчерашним вечером.

— Доброе утро, дамы! — он слегка поклонился, любезно оглядывая обеих. — На завтрак могу подать вам кашу с ягодами и фруктами, шпигованный чесноком бекон, сыры местного производства. Очень рекомендую ко всему этому Латайское красное, прошлогоднего урожая.

Улыбашка поморгала, словно не понимала ни слова из того, что он сейчас сказал, и буркнула:

— Мне хлеба и бекона. И скажите, милейший, где дре… милорд Ренон?

— Милорд ушел на рассвете, обещался быть к обеду, — Нахард взглянул на Лиару. — Чего желает миледи?

Лиара вздрогнула, словно ее кипятком окатили, и ощутила, как краснеют щеки. Она не привыкла, чтобы к ней обращались так, и уж тем более и в жизни не предполагала, что кто-нибудь когда-нибудь будет звать ее миледи. Потупившись и пробормотав, что будет кашу, она вся сжалась, пока Нахард не ушел. Кашу хотя бы резать не было нужно, Лиара не знала, сколько у Алеора денег, и сколько ему придется заплатить за фарфор, если она все-таки случайно его поцарапает.

— Ну чего ты глаза-то прячешь, словно монашка в борделе? — хмыкнула Улыбашка, обвязывая свою толстую шею белоснежной салфеткой. — Коли все за счет древолюба, чего бы тогда не поиграть в знатных господ? Я получаю немыслимое наслаждение от того, как лебезит передо мной этот лонтронец. Вот и ты расслабься и насладись хоть раз в жизни. Не все же жрать с грязной коленки заплесневевшую конину.

Лиара не разделяла восторгов гномихи, но принесенная Нахардом каша оказалась очень вкусной, едва ли не самой вкусной, какую она только ела в жизни. Улыбашка довольно зачавкала мясом, громко прихлебывая из кубка, и завтрак прошел в молчании. Лишь из открытого окна доносились громкие звуки улицы: голоса людей, скрип телег, лай собак, обрывки музыки. Лиара поймала себя на том, что тоскливо смотрит через заросшую плющом решетку туда, где осеннее солнце перепрыгивало с одной водосточной трубы на другую, перекатывалось по пыльной улице, целовало старую кладку стен.

— Пойдем-ка погуляем, — негромко предложила ей Улыбашка, поднимаясь от стола и небрежно отбрасывая прочь изрядно заляпанную салфетку. — Чего в гостинице сидеть? Рады нет, Алеора тоже. Можно и ноги размять, и город я тебе покажу.

— Но ведь Алеор же велел ждать в гостинице, — неуверенно проговорила Лиара, хоть сердце от радости сжалось и застучало быстрее.

— Мало ли чего этот древолюб приказал? — пожала плечами Улыбашка. — Тем более, что Свора не может передвигаться при дневном свете. Так что нечего тухнуть здесь. Пошли.

День выдался погожим, и на высоком синем небе не было ни одного облачка. Но над городом его затягивала пыльная дымка, поднявшаяся от шумного дыхания его громадных легких. Как только Лиара шагнула за порог гостиницы, это дыхание обрушилось на нее, закрутив в водоворот ярких красок, какофонии звуков, тысячи запахов, смешивающихся в одно огромное живое существо.

Улыбашка совершенно бесстрашно сошла со ступеней лесенки, ведущей к двери гостиницы, и нырнула в поток, текущий и текущий в обе стороны по узкой улице Алькаранка. Лиара еще слегка заколебалась на ступенях: этот город был совершенно не такой, как просторный и чинный Латр, но Улыбашка дернула ее за рукав поношенной куртки, которую она носила всю дорогу, и Лиара решилась.

Это было странно, волнующе, так непривычно — быть частью гигантского живого организма, состоящего из сотен тысяч глаз, кривых узких улиц, домов с завешенными тюлем зевами окон, цветущих садов на их крышах, фонтанов, фонарей, собак, кошек, попрошаек, музыки, смеха и слез, что Лиаре показалось, будто она растворяется во всем этом, перестает существовать. Улыбашка держала ее за рукав и увлекала куда-то вверх и в сторону, прочь от гостиницы, через толчею улиц и узенькие вонючие проулки, через людское море и завешенные тряпками проходы, и Лиара могла только крутить головой по сторонам, выхватывая отдельные обрывки из этой шумной незнакомой песни города.

Женщина, что перегнувшись далеко через подоконник, вывешивает белье на протянутые между домами веревки. Дети, отчаянно возящиеся с собаками в пыли дома и громко хохочущие. Солнечный свет на покрытой утренней росой водосточной трубе, дробящийся в капельках и бросающий разноцветные блики на стены. Торговец копченой рыбой, огромный мужчина с окладистой черной бородой и привешенной на груди на кожаных постромках корзиной, в которой виднелись рыжие бока рыбок, отчаянно выкрикивающий сорванным горлом о том, что его товар лучший в городе. Лавки шелка, сквозь стеклянные окна которых виднелись сотни разных оттенков шелковых отрезов, развешанных вдоль стен. Попрошайка, стащивший яблоко из-под навеса торговца фруктами и ужом проворно пробирающийся сквозь толпу прочь, сам торговец, отчаянно ругающийся и грозящий ему вслед кулаком. Хмурые, затянутые в кожу наемники, грубо печатающие шаг по пыльной улице. И маленький голубой цветочек, каким-то чудом проросший в стыке между глыбами старой кладки, покачивающийся от легких порывов ветра и тянущий лепестки к солнцу.

Этот город совсем не походил на Латр, пропитанный запахом моря, криками чаек, ароматами тысяч специй и человеческого пота. И Лиара вдруг улыбнулась, искренне и светло, всей душой, улыбнулась его блошиным рынкам, побитым горшкам, лавке ножовщика и просоленному насквозь рыбаку, домам, что были так стары, что вросли в землю по самые глаза окон, фонтанам, что выбрасывали алмазы воды вверх к осеннему небу, и женщинам, что набирали из них воду в деревянные ведра, не переставая при этом до хрипоты обсуждать своих мужей и ребятню. Этот город нравился ей, и ей казалось — что она нравится ему в ответ.

Потом Улыбашка вытащила ее из толчеи улиц, от которой уже кружилась голова, на старые каменные ступени лестницы, и Лиара будто очнулась от наваждения, моргая и пытаясь понять, где они.

— Ну что, Светозарная, не шумно здесь для тебя? — хмыкнула Улыбашка. Она тоже сейчас была какая-то совсем другая: задорная и хохочущая, с искрящимися от удовольствия, теплыми глазами.

— Нет, — неожиданно для самой себя ответила Лиара. — Мне нравится здесь.

— Вот и славно! — довольно кивнула гномиха и пихнула ей в руки горячий крендель, который вытащила из маленького промасленного бумажного мешочка. Лиара даже и не заметила, когда она успела его купить. — А теперь-ка трескай крендель, и полезли. До обеда не так уж и много времени, а нам надо много чего посмотреть.

— Куда полезли? — не поняла Лиара, перебрасывая крендель из руки в руку: он был почти что раскаленным, и держать его было сложно.

— Как куда? Смотреть Око! — ухмыльнулась Улыбашка и показала куда-то вверх. — Будем с тобой, как бельмо на глазу! Если ты понимаешь, о чем я.

Только сейчас Лиара осознала, что они выбрались из толпы и стоят на широкой лестнице, змеящейся серпантином по отвесному срезу скалы вверх над городом, туда, где в небеса взмывало Западное Око. Она задрала голову, следуя взглядом за высокой башней, и рот сам собой открылся от изумления. Отсюда, снизу, башня казалась еще больше, чем была на самом деле, ровная, как эльфийская стрела, выпущенная прямо в небо.

Улыбашка первой запрыгала по широким каменным ступеням лестницы с удивительным проворством, которого от ее маленького крепкого тела Лиара никак не ожидала. Ступени были широкие, а подъем достаточно плавным, но она все равно уже скоро запыхалась и была вынуждена опереться на широкое каменное ограждение, отделяющее лестницу от пропасти внизу. Только вот открывающийся глазам вид был таким захватывающим, что Лиара почти и не обращала внимания на то, как горит в груди и стонут ноги. Прямо перед ней разворачивалась панорама города: с его зелеными крышами, кривой сетью улочек, разноцветной толпой, двигающейся по ней, словно кровь по жилам. А далеко внизу лежало море, прозрачно-голубое под лучами осеннего солнца, покрытое ребящей чешуей золотых лучей, сливающееся с небом далеко на горизонте, так далеко, что Лиара и различить не могла.

Глаза искали и искали в этой бесконечности хоть что-нибудь, за что можно было зацепиться, и этого не было. Лишь ребристая гладь с маленькими черными точками лодочек, и чайки, купающиеся в небе над темной, усыпанной галькой береговой линией с редкими вкраплениями золотого песка, как пятна на разноцветной кошачьей спине. И чем выше они поднимались, тем сильнее крепчал ветер, пронзительный свободный ветер с запахом соли и гниющих водорослей, тонкой ноткой специй, смешанной с дыханием осени.

Великая Мать, может же быть на свете такая красота! И такой простор!

— Почти пришли уже! — отдуваясь, сообщила Улыбашка, и Лиара проследила взглядом вперед.

Лестница делала небольшой поворот и вскарабкивалась на широкое каменное плато у основания маяка. На нем ничего не росло, и лишь узкий каменный парапет отделял его от бескрайних просторов воздуха и моря. Здесь было всего несколько человек: парень обнимал девушку, глядящую на море, жмурясь и улыбаясь от ее длинных волос, щекочущих его лицо на таком ветру, да трое мальчишек, разбегаясь, швыряли через парапет мелкие камушки и громко спорили, чей улетел дальше. А внизу лежал город, кажущийся совсем крохотным с такой высоты, и солнце прыгало с крыши на крышу, мурлыкая себе ветрами под нос что-то, одному ему известное и радостное.

Не обращая ни на кого внимания, гномиха влезла на плато и встряхнулась. Ветер трепал ее волосы, дергал за одежду, но на ее лице сверкала широкая улыбка.

— Ну что, Светозарная? Как тебе вид?

— Это… — Лиара задохнулась, а потом смущенно улыбнулась. — У меня нет слов.

— То-то и оно, — с видом знатока кивнула Улыбашка и поманила ее за собой кивком головы. — Пойдем, тут есть и кое-что получше.

Гадая, что же это может быть, Лиара направилась следом за ней. Глаза любопытно обшаривали старую растрескавшуюся кладку маяка, поросшую дикорастущими плющами и травой. Основание гигантской башни было сложено из блоков выше роста Лиары, и ей только оставалось гадать, какие силы использовали первые строители города, чтобы уложить эти камни друг на друга и скрепить вместе. На высоте примерно двадцати метров над основанием башни виднелись окна, но самый ее шпиль терялся в ослепшем от солнца небе, и у Лиары закружилась голова. Она отвернулась от башни и поспешила следом за проворно топающей вперед гномихой.

Широкое плато вокруг маяка было по всему краю огорожено парапетом, чтобы никто не свалился вниз. На западной оконечности плато виднелись старые развалины какого-то другого здания, возможно, предназначающегося для хозяйственных целей, густо заросшего плющом. За ним, метрах в пятидесяти впереди начиналась крепостная стена, на которой виднелись фигурки стражников, расхаживающих взад вперед между высоких зубцов.

Улыбашка приблизилась к развалинам здания, отодвинула плющ и нырнула куда-то внутрь него, моментально скрывшись от глаз Лиары. Та зашла следом, аккуратно отодвигая лозы, чтобы не повредить их, и охнула. От строения осталось лишь три стены, а четвертая заканчивалась обрывом в бесконечность, за которым было лишь море и пустота. Густое переплетение плющей создавало над головой импровизированную крышу, сквозь которую едва просачивались солнечные лучи, беспорядочно пятная пол. Возле самого края бездны лежали на земле несколько толстенных бревен, ранее, видимо, служившие потолочными балками. И на одно из них и уселась Улыбашка, так близко к краю пропасти, что Лиаре стало не по себе.

— Иди сюда, Светозарная! — позвала ее гномиха, улыбаясь, словно начищенный таз, и похлопывая широкой ладонью по бревну рядом с собой. — Отсюда смотреть гораздо веселее!

И страшнее, добавила про себя Лиара, но вслух говорить этого не стала. Друзья и так считали ее маленькой и хрупкой, и ей не хотелось, чтобы ее обвинили еще и в трусости.

Все стены развалин были исписаны углем и мелом, изрисованы всеми теми, кто приходил в это укромное место любоваться морем. Уловив краем глаза крайне скабрезный стишок, Лиара поморщилась и приказала себе не обращать внимания на эти надписи: ей не хотелось сейчас ничем портить того удивительного волнения, что стискивало грудь при взгляде на море.

Она осторожно приблизилась к краю пропасти, стараясь не смотреть вниз, отчего голова буквально кругами ходила, и уселась сбоку от Улыбашки на большую каменную глыбу, выглядящую гораздо устойчивее, чем бревно. И невольно вновь всмотрелась в осеннее небо и море, которых, словно масло на сковороде, топило низкое золотое солнце, перемешивая в одно целое.

Почему-то в голову сразу же полезли мысли о Раде. Вот бы ее привести в такое место! Лиара была уверена, что уж кому-кому, а ей здесь очень понравится, и до боли хотела увидеть ее широкую восторженную улыбку, от которой все ее лицо освещалось такой детской радостью, таким любопытством, делая ее похожей на маленького щенка, гоняющегося за солнечными зайчиками. Лиара тихонько улыбнулась своим мыслям, не отрывая взгляда от простора.

— Скучаешь? — раздался рядом голос Улыбашки, и она вздрогнула от неожиданности, сразу же стирая улыбку с лица. Гномиха только хмыкнула, и глаза у нее были теплющие, как топленое молоко. — Да ладно тебе, Светозарная! Только слепой вроде Алеора не заметит, что между вами с Радой происходит.

— Что? — заморгала Лиара, растерявшись и совершенно не зная, как ей реагировать. А гномиха только покачала головой и отвернулась, щуря глаза от яркого солнца и позволяя ветру играть с ее жесткими темными волосами.

— Вас, дур, как магнитом друг к другу тянет, и вы обе при этом ходите с каменными рожами, будто папаша ваш на завтрак скалы грыз. Со стороны наблюдать очень забавно, скажу тебе! — Улыбашка подобрала из-под ног маленький камушек, размахнулась и далеко швырнула его прямо в растянутое от края до края небо. — Надеюсь, вы скоро уже договоритесь, а то от вашего напряжения у меня уже плащ подгорать начинает.

— Я… — Лиара замялась, не зная, что сказать. Она вообще не думала о том, чтобы обсудить эту ситуацию хоть с одним живым существом на свете, но сейчас, почему-то, отчаянно захотелось рассказать Улыбашке обо всех своих страхах. Эта гномиха была удивительно теплой, и ее мягкий материнский взгляд, обращенный к Лиаре, заставлял хотеть довериться ей. Прочистив горло, она все-таки смогла тихонько пробормотать: — Рада мне очень дорога, но я не знаю, как она ко мне относится.

— Думаю, она просто пребывает в своем вечном бестолковом неведении касательно природы собственных чувств! — Улыбашка покачала головой. — Ни разу не видела такой незамутненной эльфийки! Да и не эльфийки тоже. — Она со смехом в глазах взглянула на Лиару. — Так что тебе, девочка, придется все делать самой. Вряд ли эта одаренная поймет, что ты от нее хочешь до того, как ты зажмешь ее в каком-нибудь углу.

Лиара ощутила, как огнем полыхнуло лицо, и неловко заерзала на своем камне, больше всего на свете мечтая куда-нибудь спрятаться. Рада вызывала в ней море чувств и желаний, такое же бескрайнее, как открывающаяся перед ними панорама, но одна мысль о том, что однажды Лиара окажется в ее объятиях, парализовала все нутро и заставляла ее дрожать, словно лист на ветру. И уж точно ей не хотелось, чтобы это видела Улыбашка.

Глянув на нее смеющимся глазом, гномиха полезла за пазуху и выудила оттуда маленький серебряный медальон на толстой цепочке. Он был круглым и объемным, и обе его стороны покрывали тонкие узоры червленого серебра.

— Мой Вааз тоже долго не понимал, как я к нему отношусь. А когда понял, то никакой возможности сбежать или вывернуться у него не было. — Она тепло улыбнулась, осторожно нажала пальцем на маленький замочек на боку медальона, и он раскрылся на две полукруглые половинки. Гномиха заглянула внутрь, и в глазах ее плавилась мягкая как перышко нежность. — Так что он вынужден был жениться на мне и переехать в мой дом, когда родился первенец. Такой наш обычай: муж не живет под одной крышей с женой до тех пор, пока не появится первый ребенок, это считается дурным знаком. — Она подняла глаза на Лиару и протянула ей медальон, не снимая с шеи. — Вот они все: Вааз и трое наших ребятишек: Финн, Думут и крошка Ниити.

Лиара с любопытством поднялась со своего камня и подошла к Улыбашке, игнорируя тянущую ее снизу пропасть. В широкой мозолистой ладони с короткими пальцами медальон смотрелся совсем крохотным и воздушным. Внутри на одной из половинок виднелось миниатюрное изображение, выполненное тонкой-тонкой эмалью. Круглый улыбающийся гном с белоснежными волосами держал на руках двух совсем крохотных таких же круглых мальчишек, а кажущаяся почти что котенком беловолосая девчушка сидела у него на плече, держась за его голову, и улыбалась. Лиара почувствовала, как губы сами растягиваются в улыбку, и взглянула на гномиху. Ей подумалось, что прямо сейчас она держит в ладони настоящее, живое, нежное счастье.

— Они такие… милые! — от всей души сказала она Улыбашке. — Такие счастливые!

— Дааа! — довольно протянула та, забирая медальон и рассматривая портрет. В уголках ее глаз собрались мелкие теплые морщинки. — Правда, когда художник делал портрет, это выглядело несколько иначе. Думут все время пытался влепить Финну в глаз кулаком, а тот орал и жаловался. А Ниити дергала отца за уши и волосы до тех пор, пока он не отшлепал ее с ревом. Так что на самом деле все было гораздо веселее, чем на картинке.

— Улыбашка, а почему у твоего мужа белые волосы? — с любопытством спросила Лиара и сразу же спохватилась. — Если мне, конечно, вообще можно об этом спрашивать.

— Отчего ж нельзя? — хмыкнула та, закрывая медальон и убирая его за ворот рубахи. — Вааз — альбинос с рождения, потому, наверное, и бегал от меня так долго. У нас считается, что альбиносы приносят несчастья, вот он и не хотел никому жизнь ломать, придурок благочестивый! — Она фыркнула и покачала головой. — К тому же, он пекарь, что делает его вдвойне забавным. Я постоянно его подкалываю на тему того, что во время готовки его не видно на фоне муки, или что по ночам от него все собаки разбегаются, принимая за нежить. Но он уже привык, так что не обижается.

— А как так получилось, что он — пекарь, а ты — наемница? — с удивлением заморгала Лиара. — Я вообще даже и не думала о том, что гномы едят хлеб.

— А что они, по-твоему, едят? Камни? Или бороды друг друга обсасывают? — фыркнула Улыбашка. — Рудный Стяг закупает зерно у Бреготта, так что хлеба у нас вдоволь. А что касается профессии Вааза, то кто-то же должен этот хлеб печь. Ну а мне просто не сидится на месте, вот и все. Не люблю я стены, от них чесотка начинается. — Она недовольно повела плечами. — Но Вааз — мужик, что надо, он прекрасно понимает такие вещи. Так что у нас с ним уговор: я рожаю ему одного маленького и круглого гномыша, а потом могу мотаться, где мне вздумается, следующий год. Он просто детишек у меня очень любит, — голос Улыбашки вновь потеплел. — Да и я люблю. Просто когда они на тебя все вместе забираются и орут во всю глотку, хочется всех их запечь в Ваазовы караваи и кому-нибудь перепродать.

— Мне кажется, вы — очень счастливая семья, — тихонько проговорила Лиара, чувствуя волшебную нежность. То, с какой искренней любовью говорила о своих близких Улыбашка, совершенно не вязалось с ее устрашающей внешностью или крутым нравом. Со стороны она казалась Лиаре похожей на каштан: колючая на поверхности, твердая внутри и совсем-совсем мягкая в самой сердцевинке.

— Что-то вроде того, — Улыбашка смущенно потерла нос, бросила на Лиару короткий взгляд и неловко поднялась. — Ну что, пойдем обратно, что ли? А то харю морозить на таком ветру явно не имеет никакого смысла. У нас еще дел куча.

— Каких? — с любопытством спросила Лиара. Она поймала себя на том, что больше не боится, даже капельки, и очень хочет вернуться в крикливую суету портового города. И еще немножко побродить по его улочкам и проспектам, подышать его ярким и сочным дыханием.

— Шмотки купить, — деловито отозвалась гномиха, поднимаясь со своего бревна и отряхивая штаны. — Не могу же я такой алой ввалиться в логово Неназываемого, пусть он и не опасен, как говорит Алеор. Да и Черви в Пустых Холмах хоть и слепые, но уж меня-то издалека увидят. Так что пойдем, погуляем по лавкам как девчонки, — она подмигнула Лиаре. — Не все же топорами махать и угрожающие хари всем строить.

— С удовольствием! — кивнула Лиара. У нее с собой еще был почти что не тронутый кошелек с золотом, который ей тогда выдал Ленар за спасение Рады. Она совершенно не знала, что делать со всей этой грудой монет, потому можно было воспользоваться случаем и немного потратить.

Спускаться по кривой лестнице вниз было гораздо страшнее, чем лезть вверх. Лиару почти что затягивало в бездну, голова кружилась, и крыши городских домов угрожающе кренились в сторону, когда ее покачивало на широких ступенях. Улыбашка приметила это и без слов крепко перехватила ее руку, чтобы поддержать. Ладонь у нее была теплой и очень надежной, и Лиара с благодарностью кивнула в ответ.

После тишины и простора наверху скалы город показался еще более шумным и ярким, но Лиаре нравилось. Придерживая поясной кошель по совету Улыбашки, чтобы его не срезали в толпе, она спешила за гномихой через водовороты улиц, путаницу переулков, разливы площадей и прохладную тень арок, улыбаясь тихонько и думая о том, что даже хорошо, что пошла не с Радой. Теперь она могла что-нибудь купить ей в этом многообразии лавок, какой-нибудь подарок, чтобы из рук в руки передать ей маленькую частичку себя и протянуть еще одну ниточку между ними. Раз уж Улыбашка была уверена, что Рада любит ее, но не понимает этого, то теперь у Лиары была надежда. В один прекрасный день Рада все поймет, и тогда… Что конкретно тогда произойдет, Лиара пока себе еще плохо представляла, но от одной мысли об этом сердце начинало учащенно биться и сладко сжиматься, и бескрайняя как море нежность растекалась по всему ее существу.

Для начала они заглянули в лавку сапожника и подобрали себе подходящую обувку. Мастер работал под заказ, тачая сапоги и ботинки по индивидуальным меркам, но у него было и несколько готовых пар, которые более-менее подошли Лиаре с Улыбашкой. Лиаре достались невысокие сапожки на шнуровке из мягкой кожи, чуть-чуть свободные в носке, но всяко лучше тех будюх, которые она едва перетаскивала за собой все эти дни. Следующей была лавка портного, который с трудом, но подобрал и ей, и гномихе, простые куртки из плотной коричневой шерсти, теплые плащи на зиму, подбитые мехом телогрейки.

Потом пришло время для подарка, и Лиара задумалась. Расписной гребень Раде не подаришь: и волосы короткие, да и вряд ли она ему порадуется. Точно так же, как и разноцветные ленты, цепочки для волос, расшитые пояски. Внутри начало расти странное чувство тревоги, и Лиара решила, что это связано с трудностью в выборе подарка. Она просто не могла себе представить, что может порадовать Черного Ветра, кроме оружия, крепких напитков или нового коня.

А потом вдруг взгляд зацепился за что-то, блеснувшее через стекло лавки с ювелирными украшениями. Лиара остановилась и прищурилась, глядя сквозь запыленное окно на прилавок, на котором были разложены кольца и перстни, инкрустированные камнями.

В самом углу лежал большой широкий перстень из червленого серебра с плоским овальным камнем, утопленным в основу. И цвет у этого камня был таким, какой Лиара никогда в жизни не видела: бело-голубой, перетекающий, словно утреннее весеннее небо, проглядывающее сквозь кучерявые облака.

— Улыбашка, подожди! — окликнула она успевшую уйти вперед гномиху. — Я хочу кое-что купить.

Уверенно толкнув деревянную дверь, Лиара вошла в маленькое уютное помещение лавки. Стены здесь были покрыты деревянными панелями и увешаны полками, на которых в маленьких коробочках посверкивали россыпи драгоценных камней. Перед входом стоял прилавок с кольцами, подвесками, всевозможными браслетами и сережками из серебра, золота и металла. Возле самой двери на табуретке дремал здоровенный детина-охранник, скрестив на груди мощные руки. Завидев Лиару, он широко зевнул, но сразу же встрепенулся, когда следом за ней по ступеням влезла Улыбашка с большим тюком купленных вещей, и пристально взглянул на нее холодными глазами.

С другой стороны прилавка навстречу Лиаре поднялся старичок с испещренными морщинами лицом и седыми волосами. Он щурился и часто смаргивал из-за яркого солнца, пробивающегося сквозь окна, но взгляд его синих глаз был острым и чистым, словно топазы, поблескивающие на прилавке.

— Здравствуйте! — неуверенно обратилась к нему Лиара, и глаза старичка с интересом оглядели ее. — Я бы хотела купить кольцо. Вот то, с синим камнем. Сколько оно стоит?

— Это? — торговец указал на выбранный Лиарой перстень и аккуратно вынул его из бархатного крепления подложки, передавая Лиаре в руки. — Замечательный выбор, только несколько грубоват для дамы. Ильтонская работа, червленое серебро и облачный ларимар. В наших краях очень редкий, потому и стоит немало.

Его внимательный взгляд пробежался по запыленной одежде Лиары, которую она еще не успела сменить, неброскому тючку с покупками в ее руках. Только ей уже не было дела до того, что он о ней думает. Она нашла подарок для Рады, и это было самым главным.

— Я его беру, — уверенно кивнула она, разглядывая перстень. Серебро обвивалось вокруг камня тонкой вязью лоз и листьев, и в причудливых узорах виделась долгая и кропотливая работа. Перстень был сделан с любовью, и Лиара тихонько улыбнулась, когда перед внутренним взором встали казавшиеся такими неуклюжими каменные клешни с превеликой аккуратностью заплетающие тонкое кружево из раскаленных серебряных нитей. Да, это кольцо подходило Раде: потемневшее серебро и укрытое кучерявыми облаками небо, нежность, оплетенная сталью. — Сколько?

Продавец назвал цену, и Лиара внутренне охнула, но стоически отсчитала в его ладонь почти все оставшееся у нее золото. Кольцо стоило почти что в два раза дороже их одежды и обуви вместе взятых, но это был подарок, и Лиара откуда-то знала, что лучше найти просто не сможет. Охранник ощутимо расслабился, когда она рассчитывалась, и вновь зевнул, прикрывая тяжелые веки и больше не обращая внимания на косящуюся на него в ответ с угрозой Улыбашку. А когда они вышли из лавки в прохладное осеннее утро, гномиха с улыбкой заметила:

— Ну, уж если после такого подарка эта дубина белобрысая так ничего и не поймет, то нам с Алеором придется запереть вас обеих в одной комнате на несколько дней и не выпускать, пока вы не договоритесь.

Вот только, несмотря на купленное кольцо, тревога так никуда и не делась, даже наоборот, стала сильнее. Что-то тянуло и тянуло золотой клубочек в ее груди, который появился совсем недавно, и Лиара задумчиво хмурилась, потирая его ладонью и пытаясь найти причину. Вроде и погуляли они хорошо, и купили все необходимое, да только тревога никак не желала проходить и все усиливалась, пока они возвращались в гостиницу.

А там их уже ждал Алеор, темный, как грозовая туча. Эльф сидел у ближайшего ко входу столика, положив ногу на ногу и затягиваясь дымящейся трубкой. Напротив него расположился Кай, задумчиво поглаживающий громоздкими нефритовыми пальцами подбородок. Между ними на столе лежала доска для игры в литцу, и несколько фигурок уже сошли с нее с обеих сторон, но кто именно выигрывает, Лиара не могла бы с уверенностью сказать. Только Алеор не выглядел так, будто был увлечен поединком.

Он все поглядывал на входную дверь, и когда они вошли в помещение, плечи его заметно расслабились. Лиара с удивлением отметила, что правую его ладонь стягивала белоснежная марлевая повязка.

— Где вы были? — хмуро осведомился эльф, переводя взгляд с одной на другую. — Я же предупреждал вас, чтобы вы не покидали гостиницу и соблюдали осторожность!

— Мы ходили за покупками, патлатый. — Улыбашка по-хозяйски отодвинула себе стул и взгромоздилась на него рядом с ильтонцем, небрежно бросив свой тюк на пол под стол. — Не могу же я в алых панталонах расхаживать по Семи Преградам.

— А Рада где? — взгляд хмурых глаз Алеора обратился к Лиаре. — Тоже себе рюшечки покупает, чтобы задом перед Червями крутить?

— А она еще не вернулась? — удивленно взглянула на него Лиара.

Лицо Алеора окаменело. Кай тревожно нахмурил брови, оглядывая собеседников, и опустил руки.

— Что-то не так? Рада Черный Ветер не показалась мне человеком, склонным к необдуманным решениям.

— Она вообще ни к каким решениям не склонна, потому что у нее мозги, как у крота, — проворчал Алеор, поднимаясь с места. — Я спрашивал Нахарда, тот сказал, что она ушла утром к знахарю. Когда я вернулся, а ее не было, я решил, что она с вами. Но раз ее нет до сих пор, что-то могло случиться. Так что сидите здесь и не высовывайтесь, а я постараюсь найти ее как можно быстрее.

Тревога стала гораздо отчетливей, пережав Лиаре дыхание. В груди болезненно била крыльями маленькая птичка, а в голове вставали картины одна страшнее другой. Потому она даже не думала, шагнув навстречу Алеору.

— Я пойду с тобой и помогу ее найти. Не могу сидеть здесь и ждать.

— Ладно, Светозарная, — проворчал Алеор, выбивая из трубки пепел в большую тяжелую хрустальную пепельницу. — Пойдем.

— Я с вами, — сразу же бросила Улыбашка, спрыгивая со стула, а следом за ней кивнул Кай:

— Я тоже пойду. Здесь нечасто видят ильтонцев, и я заметил, что на мои вопросы люди отвечают охотнее, потому что у них есть возможность вдоволь меня порассматривать. Так что я могу вам пригодиться.

Алеор только тяжело вздохнул, разглядывая их всех, поморщился и кивнул:

— Ладно уж, пойдем толпой. Только не отставать, не жаловаться и не ввязываться в потасовки, — он выразительно посмотрел на Улыбашку. — До вечера мы должны найти ее. Я отыскал одного единственного капитана, который согласился взять нас на борт, и сегодня вечером мы отплываем на запад.