Раскисшая старая дорога тянулась на север вдоль самого края Серой Топи. Дорогой этой давно уже не пользовались, и каменное полотно поглотила земля, позволив плитам мощения лишь изредка проглядывать сквозь толстый слой грязи и травы. То, что раньше здесь проезжали торговые караваны и путники, отмечали лишь поросшие кустами и травой старые развалины постоялых дворов с прохудившимися, обвалившимися внутрь крышами, пустыми зевами окон и ветром, что насвистывал свои песни в остатках дымовых труб. Иногда путники останавливались на ночь в самых крепких из таких строений, укрываясь от дождя под остатками крыш, и тогда Раде выпадала столь редкая в эти дни возможность поспать не в луже. Впрочем, теперь уже это было не столь важно, после ночевок в болоте, чья вонь и сырость пропитали ее, казалось, до самых костей.
Равнины Лонтрона тянулись без конца за горизонт, насколько глаз хватало, и прямо на них лежало громадное осеннее небо. Ветер гнал по нему рваные тучи, сквозь которые изредка проглядывало низкое солнце. По ночам морозец прихватывал высокие потемневшие травы, и степь одевалась в прозрачный инеистый убор, так красиво сверкающий под лучами рассветного солнца. Уже к полудню не успевшее остыть солнце топило ледок, и дорога вновь раскисала в застарелую грязищу, в которой глубоко увязали копыта лошадей, отчего отряд продвигался на север медленнее, чем рассчитывал Алеор.
Грязь покрывала их с ног до головы, и Рада уже даже перестала скрывать, что периодически почесывается. Пятна грязи темнели на конской шерсти вплоть до самой груди, и сколько бы по вечерам они с Лиарой ни терли их скребницами, вся работа шла насмарку уже через час после рассвета. То же самое можно было сказать и о них самих: штаны на Раде стояли колом, куртка липла к телу, а плащ превратился в черный комок-дерюгу с острыми краями от налипшей на них засохшей грязи. Примерно в том же состоянии были и остальные путники. Особенно колоритно выглядела алая Улыбашка, все больше и больше напоминавшая Раде веселого поросенка, что только что выбрался из огромной лужи и не собирался отряхиваться, подставляя довольно жмурящийся пятачок солнцу. Если, конечно, вообще можно было сравнить обезображенное лицо Улыбашки с чем-то, напоминающим радость и доброту.
Но, несмотря на все это, настроение в отряде царило приподнятое. Алеор совершенно оправился после инцидента на болотах, настроение у него было прекрасное, и даже шутки стали менее жестокими, что немного снизило напряженность между путниками. Он тщательно прислушивался к ветрам и окружающей обстановке, подолгу глядел на восток, где стояло гнилостное марево болота, однако присутствия погони не чуял. Даже птицы больше не отслеживали их следы, и это означало, что встречи со Сворой в ближайшее время можно не ожидать.
Расцвела и Лиара, вернувшись к своему обычному теплому и задумчивому состоянию. Теперь она почти что не выпускала из рук арфы, даже в седле, и все время тихонько перебирала струны, прислушиваясь к получающейся мелодии. Губы у нее порой беззвучно шевелились, когда она пробовала на вкус какие-то слова, подбирая их к музыке, а глаза напоминали зимнее море, задумчивое и тихое, погруженное в самое себя.
И еще что-то новое появилось в ней, в том, как она держала себя, в том, как смотрела на мир. Рада не могла объяснить, что это такое, но чувствовала какую-то затаенную нежность и пронзительно звенящую мягкость, окутывающую эту маленькую девочку, словно прозрачное облако. Было что-то волшебное в том, как ветер тихонько перебирал невидимыми пальцами ее отливающие на солнце золотом кудряшки, в том, как дрожал свет на кончиках ее длинных, пушистых, слегка закрученных ресниц. Рада не могла отвести взгляда, наблюдая за тем, как ее тонкие красивые пальцы движутся по туго натянутым струнам арфы, то убыстряя свой бег, то замедляясь и двигаясь как-то неуверенно осторожно. И арфа пела в ответ ее рукам, рождая звенящие радостью быстрые плясовые, так похожие на первую смеющуюся весну с капельками молодого солнца, или задумчивые, глубокие, грустные переливы, подходящие медленно наступающей с севера осени. Музыка, что рождалась в сердце искорки, была живой, настоящей и глубокой, и в груди Рады в ответ на нее что-то сладко сжималось, мешая дышать и не давая сосредоточиться ни на чем, кроме этой тихой песни.
То ли от этой музыки, то ли от всего произошедшего на болотах с Огненноглазой Женщиной, теперь у Рады постоянно были нелады с сердцем. Ритм его менялся с той же скоростью, что скачет по степям удирающая от волков газель, и из-за этого она постоянно чувствовала себя так, словно задыхается. В один миг оно колотилось как бешеное, готовое выпрыгнуть наружу прямо сквозь ее глотку, в следующий — замирало, сжимаясь больно и сладко, дрожа на одной единственной нежной ноте, от которой кружилась голова, а тело становилось каким-то странно мягким и горячим. И не переставая, жгло спину, причем пульсирующая боль не желала уходить, что бы Рада ни пыталась с ней сделать. Она уже и остатками припрятанного на черный день виски заливала эту боль, и заворачивалась в шерстяной шарф, чтобы прогреть спину, и спала так, чтобы позвоночник всегда был в ровном положении, да только внутри все равно жгло и болело. И ко всему этому прибавлялось звенящее от восторга и нежности сердце, отчего Раду то мутило, то колотило, то подрывало буквально сорваться в галоп, нещадно колотя Злыдня пятками и удирая от них ото всех, куда глаза глядят.
Бхара его разберет, что со мной. Приедем в Алькаранк, сразу же пойду к знахарю, пусть посмотрит, что оно такое, и как это лечить. Она уже подумывала о том, что можно было бы обратиться и к жрецам в каком-нибудь храме по дороге, да только никаких храмов вокруг не было, как никакого жилья и вообще следа пребывания человека, кроме старых развалин. Лишь ветер привольно гонял пыль над бескрайней равниной, да травы стелились по земле, шурша сухими стеблями друг о друга.
Осенняя погода навевала размышления и тишину, потому никто из путников не разговаривал друг с другом. И если в первые дни обсуждения событий на болотах еще велись, то со временем все замолчали, замкнулись в себе и теперь ехали, окруженные тишиной. И, на взгляд Рады, это было не так уж и плохо. Особенно учитывая тот факт пребывания на болотах, о котором она забыла. Или, вернее, о котором ее заставили забыть.
Уже почти что на самом выезде с тропы сквозь Серую Топь Алеор начал часто оборачиваться, приподниматься в стременах и оглядываться по сторонам, словно что-то искал. Памятуя о том, что лотрий рядом быть не должно, Рада спросила его, что происходит, и кого он так рьяно высматривает.
— Да тут недалеко должна обитать одна моя знакомая ведьма, — задумчиво хмурясь, отозвался эльф. — Я надеялся, что мы заглянем к ней по дороге, пополним запасы воды и еды, отдохнем. Заодно и преследователи собьются со следа, если они за нами все еще идут.
— Она живет здесь? — вздернула бровь Улыбашка, скептически глядя на эльфа. — Посреди Серой Топи? И ты при этом уверен, что у нее мы будем в безопасности?
— Да нет же, — поморщился он. — Здесь просто расставлен один из проходов сквозь пространство, который ведет к ее дому. Росянка не слишком-то любит человеческое общество, однако, гостей принимает с удовольствием.
— Росянка? — любопытно взглянула на эльфа Рада. — Это ее настоящее имя?
— Нет, ее зовут Заина. Росянкой зову ее только я, учитывая специфику ее пристрастий, — осклабился Алеор, а Рада вдруг вздрогнула всем телом, и какое-то очень странное чувство стиснуло ее нутро, не давая дышать. — Она любит расставлять капканы на дорогах и заманивать в свой дом путников. Один из них стоит где-то на этой тропе. — Алеор вновь обернулся, хмуря брови. — Не пойму, перенесла она его что ли? Мы же совершенно точно не проехали бы мимо.
— И что она там с этими путниками делает? — подозрительно уточнила Улыбашка.
— Ничего такого, о чем потом можно было бы сожалеть. — Больше Алеор не добавил ни слова, но его многозначительная усмешка, словно у обожравшегося сметаной кота, договорила все остальное.
А Рада вдруг ощутила, как на щеках расцветают алые пятна румянца. Сдерживающий память барьер словно прорвало, и все воспоминания вернулись, хоть и туманные, обрушившись на голову ледяным душем. Рыжие волосы и зеленые глаза, что заглядывали прямо в ее душу, горячие губы, руки, что гладили ее тело. И имя — Заина. Спина одеревенела, а на лбу выступили пятна холодного пота, когда Рада вспомнила лицо Лиары, вытянувшееся от боли и ярости, которое от нее отделяло маленькое плотно запертое окошко. Что было дальше, она знать не знала, помнила только, что в какой-то момент ее сильно ударило, а потом уже воспоминаний не было совсем, только темнота. Становилось понятно и то, почему Лиара была такой напряженной в тот день, когда они наткнулись на Стража, почему так скованно с ней говорила, почему наврала, что они просто ночевали на дороге. Рада вновь сглотнула, чувствуя, как вмиг пересохло горло, и скосила глаза на искорку, которая ехала неподалеку от нее, глядя перед собой и в разговоре не участвуя. Лицо у нее было каменным, а на щеках четко прорезались желваки, словно она сжимала зубы. Божечки, так это был не сон! Что же я наделала?! Она теперь ненавидит меня!
С тех самых пор эти мысли не оставляли Раду, нещадно изводя ее день и ночь. На ведьму и то, что та пыталась с ней сделать, Раде было глубоко плевать. Физическая сторона близости между людьми никогда ее особенно не интересовала, да и в ее жизни этого не было, не считая первых месяцев брака с Ленаром, которые оказались скорее утомительными и мешающими, чем приятными. Гораздо больше ее волновало то, что подумала о ней Лиара. Вряд ли в своей крохотной деревушке, где она выросла, искорка слышала что-либо о женщинах, что интересовались другими женщинами, и Рада знать не знала, как она относится к таким вещам. К тому же, ей и самой было крайне удивительно, что рыжая ведьма полезла именно на нее, и что Рада вообще позволила ей это сделать, учитывая тот факт, что никогда до этого она женщинами не увлекалась, хоть и была в курсе, что такие вещи порой случались между знатными дамами при королевском дворе. И что обо всем этом думала Лиара? Она презирала Раду? Ненавидела ее? Внешне никаких проявлений отторжения по отношению к Раде с ее стороны не проявлялось, но Рада же помнила ее пристальный взгляд тем утром. Может быть, теперь искорка в глубине души относилась к ней с отвращением, но тщательно скрывала это? От таких мыслей сердце еще больше сжималось, болезненно пульсируя и без конца изводя Раду тревогой. Но думать о том, чтобы поговорить с искоркой на чистоту и все у нее спросить самой, Рада просто не могла. Это было слишком стыдно, слишком тяжело и слишком страшно, хоть она до конца и не могла объяснить себе причину этого. Вот ведь бесовская поездочка! Свора, Птичник, Страж, рыжая шлюха с болот! Что еще со мной случится в ближайшее время, о чем я раньше и не подозревала?
— А вот и основная дорога! — проговорил Алеор, и Рада вскинула голову, вырываясь из своих мыслей. — Радуйтесь, сегодня будем ночевать в нормальной гостинице.
— Наконец-то! — проворчала Улыбашка. — У меня такое чувство, что меня в грязь уже по уши засосало.
Рада прищурилась, всматриваясь вперед. На горизонте виднелись какие-то темные точки, и, присмотревшись, она различила несколько повозок, медленно тянущихся на северо-восток. Алеор говорил, что где-то неподалеку старый тракт вдоль болот сливается с новой дорогой, по которой из Алькаранка вглубь равнин везут свои товары купцы. Правда, по его расчетам выбраться на нее они должны были днем раньше, но грязь значительно задержала их в пути.
— Было бы неплохо помыться, — пробормотала Рада, рассеяно почесывая спину. В последние несколько дней она только и мечтала о том, чтобы переодеться в чистое.
— Желаю тебе, чтобы в этот раз Гончих с тобой в одной купальне не было, — очаровательно улыбнулся ей Алеор.
— Уймись уже, — проворчала она в ответ.
Вскоре лошади уже вскарабкались на широкие плиты дорожного полотна и пошли вперед резвее, громко цокая копытами. Рада облегченно вздохнула, разглядывая, как изгибается на юго-запад новая дорога, по которой неторопливо двигаются прочь от них торговые караваны. Она уже успела соскучиться по людскому обществу, обычным разговорам, горячей еде и теплой постели. Дни, проведенные в глуши наедине с эльфом и вечно хандрящей Улыбашкой, не слишком-то пошли ей на пользу.
К тому же, в Лонтроне Рада никогда не была, и ей было любопытно. За свою жизнь она наслушалась рассказов про государство лошадников, как их презрительно называли мелонцы, и всегда хотела хотя бы одним глазком взглянуть на него. Естественно, что в порты Северных Провинций приплывало много лонтронских пиратов, да и самих хмурых усачей она не раз встречала и на улицах Латра, и в других городах. Но одно дело видеть иностранных гостей в своей стране, и совсем другое — оказаться у них на родине.
Лонтрон был одним из сильнейших и крупнейших государств Этлана Срединного наравне с Мелонией и Бреготтом. Административно он делился на четыре провинции, каждой из которых заправлял наместник, а во главе всего государства стоял король, сосредоточивший в своих руках военную и административную ветви власти. И если в Мелонии королю приходилось делить власть с Лордом-Протектором, то тут, на первый взгляд, все было достаточно просто: Лонтрон считался светским государством, и вся полнота власти лежала в руках его правителя. Однако на деле у королевского дома лошадников всегда был сильный и коварный противник — Церковь Молодых Богов и лично Великий Жрец, возглавляющий ее.
Именно здесь, на бескрайних травяных просторах степей, давным-давно, когда эльфы и люди только-только высадились на берегах Этлана Срединного, был заложен самый первый храм, посвященный сразу всем Молодым Богам. Постепенно вокруг него вырос целый город, после Первой Войны получивший название Васхиль, ставший резиденцией Великого Жреца всего Этлана Срединного. Однако, почетной должности самого главного деда во всем мире этому старикашке не хватило, и тогда он начал пытаться прибрать к рукам не только духовную, но и светскую власть над человеческими государствами.
После распада империи Короля Солнце на юге Этлана почти что у самых Латайских гор, за которыми жили ильтонцы, возникло множество небольших рыхлых человеческих государств. Со временем более мелкие были уничтожены или поглощены соседями, и к началу Танца Хаоса уцелело лишь два из них. Жители этого края занимались сельским хозяйством, обрабатывали землю и снабжали хлебом все северные области, постепенно полностью перешедшие на поставки с юга. Первое государство, Ишмаил, было послабее, и уже в самом начале Второй Эпохи Великому Жрецу удалось захватить над ним контроль и объявить его протекторатом церкви. Естественно, что это был не просто красивый титул. Местная княжеская верхушка Ишмаила была оттеснена от власти, и на трон государства сел ставленник Великого Жреца, полностью подчинивший всю внутреннюю политику интересам церкви. В Васхиль рекой потекло золото от продажи пшеницы на север, и город начал жиреть, обретая все большую и большую независимость от верховной Лонтронской власти.
В конце Второй Эпохи сосед Ишмаила, Руон, тоже оказался в собственности у церкви, но на этот раз не путем захвата и шантажа, а вследствие неслыханного прецедента: единственная наследница трона Руона родилась Аватарой Создателя и передала все свои земли Великому Жрецу в обмен на его поддержку в Танце Хаоса. Государство сменило название, превратившись в Андозабар, и на его троне тоже очень уютно устроился жрец, а доходы Васхиля удвоились.
Тогда-то Великий Жрец и объявил о создании двух наемнических сообществ, этаких воинских орденов, подчиняющихся исключительно церкви и продвигающих ее интересы в мире — Карателей и Усмирителей. И если Усмирители были еще более-менее вменяемыми людьми, с которыми возможно было договориться, то в Каратели шли самые отъявленные фанатики и жадные до крови безумцы, находящие удовольствие в том, чтобы разъезжать по деревушкам и отдаленным селам и отлавливать местных знахарей. Согласно их разумению, лишь жрецы имели право использовать силу Источников Молодых Богов, потому все отловленные ведьмы и ведуны подвергались жестокому наказанию, а в некоторых случаях, даже казни. Особенно Раду забавил тот факт, что бесчинствовали Каратели в основном на юге, на территории Ишмаила, а вовсе не в Лонтроне, где и располагалась основная резиденция церкви, которую они так защищали.
Таким образом, Великий Жрец в Васхиле полностью освободился от налоговой и военной зависимости от Лонтронского королевского двора, развязал себе руки и теперь мог спокойно навязывать свои интересы не только лонтронцам, но и кое-кому из соседей. У него была собственная вооруженная армия и деньги на ее содержание, ему принадлежали тысячи церквей и церквушек по всему миру, усердно трудящихся для того, чтобы нести слово Божие неграмотным и ничтожным мирянам, а заодно и отбирать у них последние медяки и за это не сжигать их сараюшки по обвинению в ереси. А сами лонтронцы ходили вечно раздутые, как петухи, еще более напыщенные, чем мелонцы, постоянно повторяя, что лишь их край осияла милость богов, и именно поэтому у них и расположена резиденция Великого Жреца.
Раде не слишком часто приходилось иметь дело с лошадниками, но она находила тех из них, что приезжали в Мелонию, слишком зажатыми, хмурыми и неприветливыми людьми. Выше благочестия лонтронцы ставили лишь духовную чистоту, а потому она вообще понятия не имела, откуда в этой стране брались дети. К тому же, женщины в Лонтроне находились в достаточно угнетенном положении, во всяком случае, во всем мире так было принято считать. Им не разрешалось носить волосы непокрытыми, входить в храмы без сопровождения мужчин, вступать в армию, подавать на развод, владеть имуществом в случае смерти мужа и наличия прямого наследника мужского пола, и еще тысячи вещей, от которых Раду передергивало. И по большому счету, Алеор был прав: своих лошадей лонтронцы ценили гораздо больше, чем женщин, потому что лошади приносили их стране прямой доход, а женщины, их же стараниями, только разоряли казну. Если бы им дали право распоряжаться имуществом по собственной воле, то и казна бы наполнилась. Только эти проклятущие лошадники слишком тупы, чтобы это понять.
Однако несмотря на всю неприязнь, которую Рада привыкла испытывать к этому государству, ей все равно было интересно, как они живут на самом деле. По большому счету, мелонцы рассказывали устрашающие истории про дикость и нецивилизованность всех без исключения народов, кроме них самих, поэтому лонтронцы вполне могли просто попасть под раздачу, потому что жили иначе. А Рада привыкла делать выводы только в том случае, если собственными глазами видела вещи, о которых собиралась судить.
И шанс на то, чтобы это сделать, представился ей буквально через полчаса после того, как они выехали на дорогу.
Алеор заметил их еще издали: большую группу всадников, приближающихся быстрой рысью с севера к четверым заляпанным грязью путникам. Все они были одеты в черное, а первый всадник в группе вез на длинном шесте какое-то знамя, которое с такого расстояния Рада разглядеть не могла. Обернувшись к спутницам, Алеор очаровательно улыбнулся и картинно указал рукой на приближающийся отряд:
— Дамы, спешу представить вам бравый орден Церкви Молодых Богов — господ Усмирителей. И рекомендую прикрыть волосы до того, как мы с ними поравняемся, иначе вони здесь будет столько, что вам захочется обратно в болото.
— Это легко можно устроить, — злорадно ухмыльнулась Улыбашка. — А что касается моих волос, то как-нибудь переживут. Я не смертная и никакого ответа перед церковью Молодых Богов не несу, так что плевать.
— Ну а ты, Радушка? — Алеор с довольным видом повернулся к ней. — Тоже будешь саботировать или-таки накроешь свои патлы?
— Я мелонка, — пожала плечами она. — К тому же, эльф, цареубийца, и еще боги знают кто, учитывая вечную любовь людей к сплетням. Так что мне терять нечего.
— А я Первопришедшая, — сообщила Лиара, неуверенно оглядываясь по сторонам и явно ища поддержки у спутников. — Мне же тоже можно не закрывать волосы?
— Тебе лучше не открывать рот, солнышко, — осклабилась Улыбашка. — Первопришедших в Лонтроне любят еще меньше, чем женщин, так что лучше уж говори им, что ты из Мелонии, и дело с концом.
— Значит, саботируем? — эльф дождался ответных кивков и встряхнулся, будто кот перед дракой. На лице его расцвела широкая улыбка предвкушения. — Просто замечательно, девочки! Я горжусь всеми вами!
— Идиот, — тихо буркнула Улыбашка.
Рада не слишком-то разделяла радости эльфа по поводу предстоящего конфликта, однако и идти на поводу у дурацких законов, установленных в этой стране, не собиралась. Мелонцы ведь не просили лошадников сбривать усы, когда те приставали к их берегам, да и она просто понять не могла, каким образом ее непокрытые волосы могли разгневать Молодых Богов. Если правду говорили, что Грозар слышит все мысли людей, то он ее уже тысячи раз мог испепелить на ровном месте за всю ту ересь, что постоянно крутилась у нее в голове. А раз этого не случилось, то и не каким-то там лошадникам указывать ей, как выглядеть и что делать.
Вскоре отряд лонтронцев приблизился достаточно, чтобы можно было разглядеть его в подробностях. Все Усмирители были одеты в черные куртки и штаны, на плечах их позвякивали длинные черные кольчуги. Из оружия у них с собой были скрещенные за плечами сабли и луки, укрепленные в чехлах у седел. На черной одежде резко выделялись алые повязки, которыми Усмирители перетягивали правые предплечья. Символ с повязок повторялся и на большом знамени, которое, отдуваясь, тащил первый из них на высоком шесте, — белый кулак в латной перчатке, сжимающий белоснежный меч, на ярко-алом поле. Раде вдруг стало смешно: кататься по полупустой дороге посреди беспросветной грязищи с флагом над головой было еще глупее, чем требовать от женщин закрывать свои волосы перед молитвой.
Лонтронцы подъехали ближе, и Рада смогла разглядеть их лица. Все они носили длинные густые усы, загнутые по обеим сторонам рта, словно перевернутые бычьи рога, а волосы заплетали в тугую косу на затылке, перевивая ее бело-красными лентами. На головах у них были конические шлемы с длинной носовой стрелкой, а седла их лошадей выглядели глубже и массивнее, чем те, которые предпочитали мелонцы.
Предводитель Усмирителей поднял руку, приказывая отряду остановиться, и лошади пошли медленнее, а потом и вовсе замерли шагах в пяти от Алеора и его спутниц. Рада с интересом разглядывала узкие черноглазые лица лонтронцев, которые смотрели на нее в ответ с плохо скрытой неприязнью.
— Светлого дня пред очами Грозара! — проговорил Усмиритель, и вместе со своими воинами поклонился на восток.
Алеор обернулся к Раде и, пока Усмирители смотрели в другую сторону, радостно прищурился, прошептав одними губами:
— Обожаю, когда они так делают! Так часами можно развлекаться! — вновь повернувшись к Усмирителям, он громко проговорил в ответ: — И вам доброго дня пред очами Грозара!
Усмирители вновь как один поклонились на восток, Улыбашка громко прыснула, а Рада заморгала, чувствуя, как внутри начинает щекотать смех. Она слышала что-то такое, вроде того, что все церковные наемники при каждом упоминании имени богов кланяются на восток, но всегда думала, что это просто глупые байки из тех, что сочиняют от нечего делать бродячие скоморохи. Теперь же слухи оказались правдой, и она поняла весь энтузиазм Алеора перед встречей с Усмирителями. Губы сами собой начали растягиваться в улыбку, и Раде стоило больших трудов не рассмеяться. Вряд ли лонтронцы оценят, если их начнут открыто провоцировать. Ярые служители церкви всегда казались Раде людьми без мозгов, не умеющими рассчитывать ни силу, ни свои возможности, а начинать путешествие по Лонтрону с кровавого месива ей не очень-то хотелось. Достаточно и того, что я по Мелонии известна как цареубийца и мятежница.
Капитан Усмирителей недобро нахмурился, рассматривая лица путников. Глаза у него были черными и острыми, словно у хищной птицы, а сам он казался Раде напряженным до предела, словно в любой миг ждал нападения.
— Милорд Ренон, я полагаю? — он отвернулся от женщин и теперь смотрел только в лицо Алеору.
— Он самый, клянусь Богоном, — эльф с выражением искреннего почтения склонил голову, и все Усмирители вновь поклонились на восток. Раде потребовались вся ее сила воли, чтобы заставить лицо оставаться спокойным.
— Мое имя — Урго Верже, я капитан ордена Усмирителей при церкви Молодых Богов, — холодно проговорил лонтронец. — Полагаю, что вы не в первый раз путешествуете по землям государства Лонтрон и знаете, что женщинам, которых в этой поездке сопровождают мужчины, надлежит прикрывать свои волосы и не носить их распущенными. Таков закон страны, в которой вы сейчас находитесь.
— О, капитан, — Алеор сделал большие глаза и приложил ладонь к груди, — именем Кану Защитницы, я полностью разделяю ваши взгляды на необходимость держать женские волосы под строгим контролем. — Усмирители поклонились на восток, а Улыбашка издала горлом какой-то сдавленный звук, больше напоминающий карканье. Взгляд Верже дернулся к ней, но сразу же обратился вновь на эльфа. — Однако эти женщины совершенно отбились от рук, и я никак не могу их контролировать. — Алеор горестно вздохнул, подался вперед и громким заговорщическим шепотом добавил: — Особенно гномиха. Она просто неистова.
— Прошу вас не паясничать, милорд Ренон, — в голосе Усмирителя заворочалась угроза. — Вы находитесь в юрисдикции церкви Молодых Богов, а они не терпят хамства и насмешек.
— Но, капитан, я говорю абсолютно серьезно. Грозар тому свидетель!
Усмирители поклонились на восток, и Рада резко опустила голову, изо всех сил пытаясь удержать растягивающиеся в улыбке губы. Улыбашка рядом хрипела и хрюкала изо всех сил, почти что закрыв лицо руками, и ее жуткие шрамы при этом кривились так, что выглядела она то ли донельзя комично, то ли просто устрашающе. Лиара окаменела в седле, выпрямив спину и держась абсолютно ровно, но по ее стеклянному взгляду и сжатым челюстям Рада поняла, что и она готова расхохотаться в любой миг.
Верже еще раз пристально осмотрел их всех, подолгу задерживаясь взглядом на каждой и словно что-то выискивая на их лицах. Потом проговорил:
— Женщины должны закрыть волосы. Особенно та, что коротко острижена. В Лонтроне преступниц бреют на лысо, и ее внешний вид может смутить горожан. — Поджав губы, Усмиритель с явной неохотой обратился прямо к ней: — Ваше имя, сударыня?
Алеор обернулся, хитрющими, полными хохота глазами глядя на Раду, и она едва заметно моргнула ему в ответ.
— А я не сударыня, — пожала Рада плечами, смело глядя в лицо Усмирителя. — Я очень молодой эльф, у которого просто нежные щечки.
Улыбашка рядом почти что заскулила, а Рада, глядя в лицо Верже, громко похлопала себя ладонями по щекам. Глаз Усмирителя ощутимо сильно дернулся, и Раде послышался еще один сдавленный писк — на этот раз со стороны Лиары.
— Ваше имя… сударь, — выдержав угрожающую паузу, потребовал Усмиритель.
— Радаэль Ренон, — не моргнув глазом, соврала Рада. — Я — младший брат князя Алеора. А это — моя нареченная, Лиара.
Эти слова сорвались с губ так быстро, что Рада даже не успела ни о чем подумать. Спину моментально проморозило, и как удар сапога в лицо она ощутила резкий взгляд Лиары, брошенный на нее. Следом за этим зацвели маковым цветом щеки, а сердце замолотилось, словно обезумевшая птичка в клетке. Божечка, да что же со мной творится?! Веду себя, как полная идиотка! Немедленно к знахарю, сразу же, как только мы приедем в Алькаранк!
— Потрудитесь проследить, чтобы ваша нареченная закрыла волосы, — проскрежетал Усмиритель и отвернулся к Алеору. — А кто отвечает за гномиху?
— Гномиха отвечает сама за себя, — прокаркала Улыбашка, давясь хохотом. Лицо у нее свело судорогой, Раде было видно, какие жесточайшие усилия она прилагает к тому, чтобы не расхохотаться. От этого гримаса ее стала по-настоящему устрашающей, и в груди вновь заклокотал смех. — Так что если вы хотите о чем-то меня спросить, то и спрашивайте меня, а не этого древолюба патлатого.
— Я же говорил: неистовая, — закивал Алеор, многозначительно глядя на Верже.
Казалось, что Усмирителя сейчас буквально разорвет от ярости. У него даже лицо побелело, будто полотно, однако, он собрал все свое терпение и заставил себя взглянуть на Улыбашку.
— По законам Лонтрона вы должны прикрыть волосы. Иначе мы будем вынуждены арестовать вас.
— Вот теперь, когда вы ко мне обратились напрямую, дражайший, я с превеликим удовольствием сделаю то, о чем вы меня просите, — почти что проворковала Улыбашка, и Усмиритель пораженно заморгал, явно ожидая не такой реакции.
Гномиха демонстративно полезла в седельную суму, выудила оттуда ярко-алые панталоны с рюшечками по краю, и водрузила их себе на голову. Холодный ветер степей сразу же принялся играть с ними, развивая за спиной Улыбашки две округлые штанины, а саму ее сделав похожей на очень страшного зайчика. Рядом тихо заплакал Алеор, закрыв лицо руками и содрогаясь всем телом. А Рада принялась мерно дышать, чтобы хоть как-то остановить дерущий глотку хохот.
— Что это такое?! — зарычал Усмиритель. — Что вы себе позволяете?!
— Вы сказали: закрыть волосы, дражайший, я так и сделала, — развела руками Улыбашка. — У меня есть только панталоны, ни платочка, ни кусочка ткани, ничего, а я не дай боги не хочу прогневать Грозара Громовержца. — Усмирители поклонились на восток, и Улыбашка вместе с ними, а Лиара уткнулась головой в гриву своего коня, приникая к ней так близко, как только могла и дрожа всем телом.
Разогнувшись, Верже в ярости взглянул на них всех.
— Я могу арестовать вас немедленно за неуважение к Молодым Богам, церкви и Лонтрону! И дальше хохотать вы будете уже в тюрьме!
— Ну что же вы говорите, капитан, — примиряюще вступила Рада. — Мы уважаем всех богов: и Грозара, и Богона, и Загриена, и Кану…
Усмирители начали сгибаться в седлах от каждого имени, и вот тут-то Алеор не выдержал. Откинув голову назад, он широко раскрыл рот и заржал так громко, что этот рев слышали, наверное, даже в Алькаранке. Усмирители моментально выпрямились, схватившись за мечи и принявшись ругаться сквозь зубы. Но Раде было уже все равно. Эльф гоготал так заразительно и громко, что удержаться было невозможно. Да к его смеху прибавилось еще и хрюканье Улыбашки, звонкий голос Лиары, и Рада поняла, что и сама хохочет, сгибаясь пополам и держась за живот, едва не выпадая из седла.
Верже не стал командовать атаковать их сразу же. Он только сидел в седле и ждал, пока они отсмеются, и взгляд его становился все холоднее и холоднее, а пальцы, сжимающие поводья, побелели. Он дождался, когда Алеор начал утирать повлажневшие от хохота глаза, и открыл было рот, чтобы что-то скомандовать, но эльф опередил его, вскинув открытую ладонь вверх:
— По праву моего происхождения, опираясь на главу восьмую договора о сотрудничестве между Церковью Молодых Богов и Троном Лесного Дома от трехсот двадцать девятого года Четвертой Эпохи, подписанную Великим Жрецом Анто и Владыкой Илионом, я, Алеор Ренон Тваугебир, имею право проходить через территорию Лонтрона абсолютно беспрепятственно со стороны местных властей и проводить с собой любое количество спутников обоих полов, которые находятся под моей юрисдикцией и личной ответственностью в качестве дипломатических представителей Лесного Дома. Что, собственно, я сейчас и делаю. — Он взглянул на капитана Усмирителей, и на этот раз никакого смеха в его глазах не было, только острая обнаженная сталь угрозы. — Если вы или ваши люди не знакомы с этим договором, вы можете справиться о нем в любом крупном городе, где есть казармы Усмирителей, у любого офицера капитанского ранга и выше. Также, вы можете обратиться и к особому пожалованию от восемьсот третьего года Третьей Эпохи, приуроченному к разрушению Гортенберга и подписанному королем Ржевилом Вадом, по которому я имею полную дипломатическую неприкосновенность в границах Лонтрона и государствах-протекторатах церкви. А если и даже после этого вы собираетесь попробовать нас задержать, то добавлю вот что: мы только что прошли насквозь Серую Топь со стороны Онера и убили второго из Стражей Болот. Если хотите, можете проехать по старой дороге и проверить: лотрий не будет еще около двух недель на всем ее протяжении отсюда и до Онера. Мы спешим в Алькаранк, капитан, наше дело не терпит отлагательств. И вы обязаны не только не чинить нам никаких препятствий, но и оказать содействие во всем, что нам потребуется в пути.
По лицу Верже прошла судорога, и Раде показалось, что он все-таки атакует Алеора, несмотря ни на что из вышеперечисленного. Однако, грандиозным усилием воли Усмиритель удержал норов в руках и сухо кивнул:
— Можете проезжать.
— Спасибо, капитан. Именем Грозара, я вам очень благодарен! — жесткая усмешка искривила губы эльфа, когда Верже поклонился на восток с таким трудом, словно вместо позвоночника у него был чугунный прут. Усмиритель был абсолютно белым от бешенства, его зрачки сжались в точку, а немигающий взгляд не отрывался от Алеора. — Доброго вам пути и удачи на дорогах!
Несколько секунд Верже молча смотрел на него, но потом с трудом проскрежетал:
— И вам доброго пути, милорд. Лонтрон и Церковь никогда не забудут того, что вы сделали для их благополучия.
Сипло буркнув что-то своим людям, Верже первым отвел коня в сторону, а следом за ним потянулись и остальные Усмирители, освобождая эльфу дорогу. Ренон с жесткой усмешкой поехал вперед, не одарив ни одним взглядом окружающих его дрожащих от ненависти людей, которые при этом ничего не могли с ним поделать. Словно громадный волк, окруженный стаей оскалившихся шавок, трясущихся от страха и ярости.
Когда отряд Усмирителей остался далеко позади, Улыбашка восхищенно присвистнула и стянула с головы панталоны:
— Ну что ж, думаю, что наше путешествие задалось с самого начала! И эта встреча с лихвой искупила все мучения на болотах и твой скверный нрав, дорогой мой князюшка.
— Ты панталочки-то зря сняла, Улыбашка, — дружески подмигнул ей Алеор. — Эти ребята будут попадаться нам теперь на всем протяжении дороги отсюда и до Алькаранка. Вряд ли Верже забудет, как мы унизили его.
— Да и бхара с ним, — фыркнула Улыбашка. — Раз у тебя есть дипломатическая неприкосновенность, то мне и дела больше до всех этих лошадников нет. И, между прочим, можно было предупредить об этом до того, как мы с ними встретились.
— Так было бы гораздо скучнее, — поморщился Алеор. — Лонтронцы вечно выглядят так, будто напялили слишком узкое исподнее и теперь не знают, как бы им поправиться, чтобы другие не заметили. Бесить их — одно удовольствие, именно поэтому я и люблю приезжать сюда.
— Алеор, а что это за договор между церковью Молодых Богов и Илионом, о котором ты упомянул? — с любопытством спросила его Лиара. — С Гортенбергом-то все понятно, это связано с разрушением крепости. А вот первый договор в чем именно состоял?
Лицо эльфа помрачнело, а взгляд стал тяжелым. Судя по всему, рассказывать ему об этом не слишком-то хотелось, поэтому он ограничился кратким замечанием:
— По этому договору я отказался от прав на лепестки Фаишаля, хранящиеся при дворах Этлана. Теперь они больше не принадлежат роду Стальвов.
Вот об этом Рада никогда не слышала и даже не предполагала, что Алеор мог сделать что-то подобное. Оставалось только гадать, на что пришлось пойти Илиону, чтобы принудить его к подписанию подобного соглашения. Рада подозревала, что Алеор имел некоторые виды на Фаишаль, являясь единственным живым наследником Ирантира, а уж его непомерные амбиции и еще более огромная скука могли подтолкнуть его к провозглашению себя Чадом Солнца и началом воссоздания империи Ирантира в ее изначальных границах. Естественно, что это грозило дестабилизацией политической ситуации в мире, и если правители государств не согласились бы пойти на это, то простой люд, скорее всего, потянулся бы под знамя Алеора в том случае, если бы тот провозгласил последний карательный поход против Сети’Агона. Возможно, Илион пытался подстраховаться, лишив его права наследования, чтобы эльф не выкинул каких-либо глупостей. Но опять-таки, оставался вопрос: почему Алеор согласился на это? Впрочем, вид у эльфа был таким, что спрашивать его Рада не рискнула. Потемневший как туча Алеор моментально растерял всю свою веселость, подогнал коня и вырвался вперед, решив дальше ехать в одиночестве.
Как только солнце закатилось за край травяного моря на западе, они остановились на ночлег в придорожной гостинице. На постоялом дворе как раз распрягали лошадей два больших торговых каравана, а в общей зале царила суета от набившихся туда голодных и усталых людей. Алеору, даже несмотря на всю его славу, стоило огромных усилий уломать хозяина предоставить им на четверых одну крохотную комнатушку под крышей, куда в лучшие времена поселили бы одного не слишком состоятельного путника. Пришлось ждать и горячего ужина, и купания в отдельном помещении, в котором было так душно и влажно после всех вымывшихся в этот вечер путников, что Рада, содрав с себя всю грязь, почти что пробкой вылетела оттуда в общий зал, глотая спертый полный дыма воздух, словно свежий морской бриз.
В помещение плотно набились усталые лонтронцы, не слишком-то обращающие внимание на что-либо кроме своих тарелок. Однако Рада поймала на себе, Лиаре и Улыбашке недовольные сумрачные взгляды из-за отсутствия прикрывающих волосы платков. Такие платки были у всех подавальщиц, что, опустив глаза, сновали по залу, поднося гостям еду и напитки, протирая грязные столы и принимая заказы. Рада приметила, что кое у кого из женщин волосы были завязаны во множество тонких черных косичек, в то время, как другие носили тугие косы, уложенные в кольцо на затылке.
Музыкантов в общей зале не было, хоть здесь и не было шумно. Лонтронцы говорили приглушенными голосами, смеялись редко, и уж точно не любили пьяных драк, отчего на Раду моментально напало уныние. Улыбашка с Реноном, впрочем, никаких проблем не испытывали, поглощая свой ужин и жарко споря на тему преимуществ мечей эльфийской или гномьей работы. А вот Лиара, наоборот, сидела тихо, уткнувшись в свою чашку и изредка бросая по сторонам быстрые взгляды.
— Не беспокойся, искорка, — негромко проговорила Рада, нагибаясь поближе к ней и стараясь поддержать ее. — Мы с Алеором. Здесь нет ни одного сумасшедшего, который попытался бы потревожить его, ты же знаешь.
— Знаю, — кивнула та в ответ. — Но мне все равно неуютно здесь. Я, пожалуй, пойду наверх.
Она поднялась, отодвигая стул и кутаясь в свой плащ, будто он был ее единственной защитой, и Рада встала следом, чтобы проводить ее.
— Погоди, белобрысая! — окликнула ее уже изрядно набравшаяся Улыбашка, на щеках которой от хмеля цвели красные пятна. — Я вот хотела тебя спросить про твой меч.
— Меч? — удивленно вскинула брови Рада.
— Да, — кивнула гномиха. — Разрешишь посмотреть на него? Он довольно любопытный.
Рада заколебалась, обернувшись в сторону лестницы. Лиара, накинув на голову капюшон, быстро поднималась по ступеням, но за ней следом никто не шел. Не обидят, подумалось Раде, и она вновь уселась к столу, отстегивая от пояса ножны с клинком, которым разжилась в поместье Гелата.
Улыбашка приняла из ее рук ножны и осторожно извлекла из них клинок, поворачивая его так, чтобы свет от укрепленной под потолком масляной лампы падал прямо на сталь. Лезвие хищно блеснуло в ответ острым краем, вдоль которого плыли красивые закалочные узоры с проступающей игрой структур. В полутемном помещении меч казался темнее, чем был на самом деле.
— Говорю тебе: он эльфийский, — Алеор с видом знатока засунул в рот чубук трубки и откинулся на спинку стула, из-под полуприщуренных век покровительственно разглядывая Улыбашку. — Посмотри на форму лезвия, на то, как выполнена спинка. Это техника, характерная для мастеров южной школы, той, что ближе к Ильтонии.
— Да ни бхары подобной! — широко улыбнулась гномиха. Аккуратно вытянув скрепляющие шпильки, она позволила деревянной рукояти, обмотанной кожаным шнуром, соскочить прочь с хвостовика и присвистнула: — Ну ничего себе! Вот это да! — и сунула его под нос Ренону. — А теперь смотри и плачь, любитель белок. Вот марка мастера Рудного Стяга из Нижних Пещер. Это меч гномьей работы, сделанный под эльфийские клинки.
Алеор нахмурился, подаваясь вперед и разглядывая длинный хвостовик. Раде тоже было любопытно, и она склонилась над потемневшей, проржавевшей от старости сталью. На ней четко виднелись узоры насечки, накладывающейся друг на друга, а снизу — крохотное изображение двух молотов, между которыми расположился маленький круглый глаз.
— Вполне возможно, ты и права, — недовольно проворчал эльф.
— Я совершенно точно права, — удовлетворенно кивнула Улыбашка. — И я даже скажу больше. Это не просто меч, Рада, — она с настоящей нежностью провела широкой шершавой ладонью вдоль всего клинка. — Это — очень редкая вещь, выполненная на заказ, и возможно даже, зачарованная. Мне нужно будет еще некоторое время, чтобы осмотреть его и окончательно убедиться, но уже сейчас я думаю, что у этого меча есть определенная сила, и она не только в том, что он будет дольше держать заточку и не потребует дополнительной полировки.
— Сила какого рода? — с интересом прищурилась Рада. Она и думать не думала, что случайно прихваченная ей в поместье Гелата вещь может оказаться настолько редкой. Обычно, изделия гномьих мастеров крайне редко выходили в наземный мир и стоили баснословных денег, выполняясь только под заказ конкретного человека.
— Не знаю, — Улыбашка внимательно вглядывалась в структуры стали, будто видела там что-то, невидимое для всех остальных. — Мне нужно будет посмотреть его хорошенько, и потом я скажу тебе.
— Ладно, — кивнула Рада, поднимаясь от стола. — В таком случае, я оставлю его тебе на время. А сейчас извините уж, но сил у меня нет, пойду посплю.
— Давай, — кивнул Алеор. — Мы скоро придем.
Улыбашка даже ничего не ответила, уткнувшись носом в сталь и не обращая внимания ни на что больше. Казалось, что теперь на всем свете для нее существовал только этот меч.
Поднимаясь по рассохшимся ступеням лестницы, Рада зевала до хруста в челюстях. Она слишком давно уже не ела нормально, а от горячей воды и теплого воздуха в общей зале тело расслабилось окончательно, и ее потянуло в сон. Кое-как отыскав дверь в выделенную им комнатушку, она постучалась и вошла, когда тихий голос искорки с той стороны ответил «войдите!».
В комнате была всего одна узкая кровать у стены и крохотный деревянный столик под окном, на котором горел утопающий в лужице воска фитилек свечи. На кровати, прислонившись спиной к стене и скрестив под собой ноги, сидела Лиара и расчесывала свои кучеряшки маленьким гребнем. Свет свечи так мягко лег на ее теплую кожу, что на миг сердце в груди вновь перехватило, и ноги под Радой предательски дрогнули. Проклятье, Рада! Знахарь! Иначе ты вообще развалишься!
— Спать хочу, сейчас умру, — сообщила Рада, вновь зевая и прикрывая рот рукой.
Тяжело опустившись на край кровати, она с наслаждением стянула с себя сапоги и штаны, которые каким-то чудом умудрился достать у хозяина гостиницы Алеор. Почему-то было очень сложно оборачиваться, и Раде казалось, что она почти что физически чувствует взгляд Лиары, что скользит по ее спине, закрытой простой белой рубахой. Предательски запутавшись в длинных штанинах и кое-как забравшись под одеяло, она отвернулась спиной от подвинувшейся, чтобы не мешать ей, Лиары и буркнула:
— Добрых снов тебе, искорка! Отдохни хорошо.
— И тебе, Рада, — тихо отозвалась девушка.
Рада честно закрыла глаза, но теперь сон почему-то не шел. Тело стало каким-то слишком чувствительным, и она почти что порами кожи ощущала всего в нескольких сантиметрах от себя колено Лиары. А еще стало очень горячо, почти так же, как в смутном воспоминании о зеленоглазой болотной ведьме. Что ж эта тварь-то сделала со мной, что я теперь все время так реагирую на всех? Ладно, положим, не на всех, только на искорку, но это дела не меняет. Может, все-таки лучше будет пойти к жрецу, а не к знахарю?
— Рада? — от тихого голоса за спиной она вздрогнула всем телом и выругала себя за это последними словами. Горло сжалось от горячих волн жара, поднимающихся снизу вверх по телу, но она постаралась ответить как можно более спокойно:
— Что?
— А это твое настоящее имя? Радаэль?
Стало еще жарче, потому что на память пришли сорвавшиеся с губ слова про нареченную. Грозар, что же со мной творится? И когда эта стыдобища закончится?
— Да, искорка, — тщательно следя за голосом, сообщила она.
— Очень красивое, — тихо прошептала Лиара.
Теперь я точно не засну, мрачно подумала Рада, чувствуя, как с силой молотит в ребра сердце, а в спине вновь загорается странный жар, появившийся после битвы со Стражем Болот. Прикрыв глаза, она сосредоточилась на собственном дыхании, что всегда помогало засыпать даже в самых тяжелых походных условиях. Однако, вместо него она слышала лишь тихое шуршание гребня по пружинистым куделькам, мягким, будто пряжа, в которые до безумия хотелось запустить пальцы.