Ветер перемен

==== Глава 4. Первая песня ====

В душном помещении таверны было шумно и темно. Народу сюда под вечер набилось, словно селедок в бочку, и запах стоял соответствующий. Под закопченным, потемневшим от времени бревенчатым потолком висело густое облако дыма из трубок. Ревели два больших камина, прогревая и без того душное помещение. По усыпанному песком полу скрипели подошвы сапог, скрежетали ножки стульев.

Света от одной большой люстры на три десятка свечей было не слишком-то много, а потому за отдельную плату можно было купить у трактирщика свечу, чтобы иметь возможность разглядеть содержимое собственной тарелки. Впрочем, этой услугой здесь никто не пользовался: место было, конечно, не самым злачным в городе, но и не из тех, куда захаживали приличные люди, а потому о том, что ты ешь, лучше было и не знать.

В дальнем углу на небольшом возвышении танцевала полуголая деваха. Ей подыгрывали двое музыкантов, но за грохотом голосов, отдельных выкриков и грубого смеха, музыки почти что и не было слышно, разве что иногда долетали какие-то визгливые нотки, которые выдувал из своей флейты молодой паренек с вылезающими от натуги глазами. Деваха задирала юбки почти что до пупа и высоким визгливым голосом горланила всяческую непотребщину, которую завсегдатаи заведения встречали радостным дружным ревом.

Гардан, наемник, повсюду сопровождающий Раду в последние годы, сегодня пойти с ней не смог, отговорившись какими-то неотложными делами, но она подозревала, что все дело в его обыкновении под конец недели посещать бордели. Раду такие заведения не интересовали, она предпочитала бессмысленным телодвижениям и растрате энергии хороший крепкий алкоголь и драку, а потому не стала настаивать на совместном времяпрепровождении. По большому счету Гардан был ценен только тем, что мог выпить столько же, сколько и она, что делало его незаменимым компаньоном. А еще он умел молчать и драться, что также выгодно выделяло его на фоне остальных окружающих Раду людей.

Рада подобрала его где-то в далеком захолустье умирающего от ножевых ран, вылечить которые в том богами забытом местечке никто не мог. Ее лекари подлатали Гардана и быстро поставили его на ноги, а Рада предложила ему служить в своем отряде, и тот, подумав, согласился. Он также был одним из очень немногих, кто согласился вернуться вместе с Радой в столицу. Совсем одной ехать в этот гадюшник было тошно, и ей хотелось иметь рядом хотя бы пару человек, с которыми можно расслабиться и не чувствовать себя так, словно на нее напялили кольчугу на несколько размеров меньше, чем надо. Но никто из наемников севера не рвался сюда: большая часть скрывалась от преследующего их закона, другие просто находили Латр слишком большим и набитым стражей для того, чтобы чувствовать себя там комфортно. А вот Гардан согласился, и Рада была ему бесконечно за это признательна. Ленару, правда, пришлось наврать, что он ее личный телохранитель, но муж, судя по всему, в это не поверил и посматривал на Гардана с явным подозрением. Впрочем, сейчас Раде не было до этого никакого дела.

На замызганной столешнице перед ней стояла крутобокая бутыль с бренди, оббитый по краю бокал и тарелка с лежащими на ней маленькими солеными рыбками. По собственному опыту Рада знала, что в таких местах лучше заказывать продукты, которые не нуждаются в том, чтобы их резали, и уж тем более мясо. Иначе в своей тарелке можно было обнаружить незадачливого должника, давеча хорошенько проигравшегося в карты. Или соседского кота, что было немногим лучше.

Она сидела одна за маленьким круглым столиком, привалившись спиной к стене, чтобы никто не мог подобраться сзади и ткнуть ее ножом, и надвинув капюшон на глаза, чтобы золотистые волосы и красивое лицо не привлекали к ней внимание подвыпивших завсегдатаев. Несколько человек уже пытались подсесть к ней этим вечером и завязать пьяную беседу, но одного многозначительного взгляда из-под капюшона обычно было достаточно, чтобы они уходили. В Мелонии насчитывалось не слишком много женщин наемниц, но те, что были, считались отъявленными психопатками и головорезами, а потому их не рисковали беспокоить понапрасну. К тому же, в этой таверне ее знали. На прошлой неделе она тут голыми руками сломала спину зарвавшемуся громиле, который в пьяном угаре попытался порезать ножом ноги танцовщицы. И после этого хозяин таверны пообещал держать ее столик свободным в любое время, а ее саму — не беспокоить излишним вниманием и разговорами.

Рада глотнула из своего бокала и зажала зубами чубук трубки, затягиваясь густым, щиплющим глотку дымом. Ее чуткий эльфийский слух улавливал в оглушительном гомоне голосов отдельные шепотки. В правом углу помещения сговаривались двое контрабандистов, обсуждая возможности незаконного провоза в Латр дорогих южных специй. Еще чуть дальше закутанная в плащ фигура сулила хмурому громиле золото за убийство какого-то мелкого лавочника. У самой стойки бара небритый детина горячо шептал на ухо дворовой девке скабрезности, тиская ее здоровенными лапищами, и та хихикала, притворно выкручиваясь из его рук. Гремели по столам кости, кулаки и кружки, шелестели карты, стучали по полу ноги и ножки стульев. Рада откинулась спиной на стену и прикрыла глаза, чувствуя, как медленно растекается по телу опьянение и дым. Здесь было хорошо, здесь было гораздо лучше, чем во дворце.

Утро хотелось забыть, как страшный сон. Унизительную присягу королю, калейдоскоп натянутых на масляные лживые лица улыбочек дворян, торжественный проезд через город на юг, в Ваэрнский лес на охоту, когда королевская стража кнутами подчевала зазевавшихся и не успевших убраться с дороги горожан. Да и саму охоту тоже, со всем этим бессмысленным топтанием на одном месте, собаками, загоняющими дичь, кабаном, которого вывели прямехонько на короля. Рада хмыкнула, качая головой и вновь отхлебывая бренди. В Северных Провинциях охотились иначе, с куском веревки и луком уходя в густые леса у подножий гор, чтобы добыть себе дичь. И без охотничьих рожков и перьев на заду.

Деваха допела свою песню, напоследок закинув юбку почти что себе на голову под дружный рев собравшихся вокруг нее мужиков, а потом легко спрыгнула вниз с помоста. Вместо нее туда забрался костлявый паренек и принялся ловко жонглировать разноцветными шариками. Его тоже встретили достаточно тепло, но не настолько, как его предшественницу.

Рада плеснула себе еще бренди и хмуро уставилась в свой бокал. Слова Алеора никак не шли у нее из головы, а внутри что-то предательски дрожало, ныло, изматывая и изматывая ее, словно загнившая под ногтем заноза. Этот проклятый эльф всегда знал, как зацепить ее, знал, что предложить, чтобы она потеряла сон и покой и, в конце концов, удрала вместе с ним куда-то на поиски очередных неприятностей.

Семь Преград. Эти простые два слова с детства пленяли умы ребятни, заставляя ее вылуплять глазенки из орбит и с восхищением и страхом слушать сказки матерей. Непроходимые преграды, за которыми спит древнее зло, спит до времени, чтобы однажды пробудиться и устроить Конец Мира. Бесчисленные герои сгинули по пути туда за долгие тысячелетия со времен Первой Войны, и об их подвигах слагали легенды, об одном только их желании дерзнуть сунуться на эти земли. Рада и сама помнила многие из этих сказок. Баэр Каменная Рука и битва в Пустых Холмах. Как Дамион Эльфийский гибель свою нашел. Песня о Пятерых героях и Семи Преградах.

Рада задумчиво покачала в пальцах бокал. Алеор был, пожалуй, единственным, кто смог бы добраться туда. Когда в начале Второй Эпохи Этлана Срединного Сети’Агон восстал во второй раз и нанес сокрушительный удар уже начавшему в те времена распадаться союзу Молодых и Старых рас, многим казалось, что настал давно предсказанный Конец Мира. Дермаки хлынули из Хмурых Земель настоящей лавиной, и остановить их удалось уже у самых границ Мелонии и Бреготта, которые в те времена отстояли на многие мили восточнее, чем теперь. По прошествии времени людям удалось скооперироваться и начать вытеснять темных тварей обратно в Хмурые Земли, откуда они и выбрались, однако Сет, как и всегда, ударил исподтишка, пока войска людей и эльфов были заняты на восточных рубежах. Он отравил Озерный Край своей скверной, превратив некогда прозванные Звездными Россыпями озера в смрадное болото, кишащее нечистью. Он разорил то, что когда-то было сердцем эльфийской цивилизации — Рощу Паломников, и она проросла черными перекрученными ядовитыми лозами и деревьями, в которых родилось зло. Он отстроил на территории западных равнин Лонтрона крепость Гортенберг, гарнизон которой составляли наводящие на всех ужас закованные в латы всадники, молчаливые и смертоносные, не знающие страха и пощады. И получилось, что одержанная светлыми армиями на востоке победа над дермаками не стоила ничего. Пока они смотрели на восток, Сет отравил запад.

Союз Молодых и Старых рас разваливался на части. Дермаков отогнали обратно в Хмурые Земли, и там все затихло до времени, однако проблемы это не решило. Серая Топь, что когда-то была Озерным Краем, делила теперь весь Этлан с севера на юг ровно на две половины, прервав торговлю по дорогам и рекам. Оттуда во все стороны лезла нежить, там плодились дермаки и твари гораздо хуже них, а государства были отрезаны друг от друга непроходимыми преградами и стремились прежде всего обеспечить собственную безопасность и только после этого уже помогать соседям. Настали сумрачные времена, когда скверна Сети’Агона травила все, разрушала все, созданное когда-то Молодыми Богами. Тогда-то Алеор и начал свою карьеру.

Сам он о себе Раде никогда ничего не рассказывал, а если и говорил что-то, то мало и скупо. Потому о большей части его подвигов она знала лишь из легенд и сказок, которыми в детстве забавила ее кормилица. Алеор в одиночку сжег Гортенберг, разбив его стены, разнеся их на куски. Он вырезал большую часть заразы в Серых Топях, хорошенько проредил тварей на остатках эльфийской рощи, а уж в Хмурых Землях почти что жил, регулярно возглавляя набеги и рейды бернардинцев на восток, против дермаков. Он убил даже Стража Болот и нескольких драконов в Страшных Горах, тех немногих Драконов-От-Тьмы, что оставались еще в Этлане. И теперь именно он собирал поход против Неназываемого.

Семь Преград. Рада залпом допила свое бренди и плеснула себе еще. Заповедный край, нехоженый и дикий, созданный специально для того, чтобы остановить того, кто спал за ними, не дать ему выбраться, но и не подпустить к нему никого со стороны, кто захотел бы потревожить его сон. И величайший из наемников, легендарный Алеор Ренон Тваугебир, который возглавлял отряд из смельчаков, рискнувших отправиться вместе с ним на битву с Неназываемым.

Внутри заныло еще сильнее, и черная тоска стиснула когтями сердце Рады. Ты не можешь удрать туда с ним. Ты родилась в Мелонии, ты замужем за Лордом Страны, у тебя двое детей от него. Ты сама сделала этот выбор, и тебе самой платить за него. Ты не можешь все бросить. Она яростно запыхтела трубкой, чувствуя, как словно ножами изнутри режет глотку дым. Кажется, она курила уже третью или четвертую за вечер, не делая между ними особых перерывов, и раскаленная чашечка трубки, до которой уже больно было дотрагиваться, подтверждала это.

Паренек жонглер под свист и крики толпы сошел с помоста, и на него вернулась все та же деваха, на этот раз разодетая еще откровеннее, чем раньше. Теперь на ней было платье без плеч, и Рада вообще думать не хотела о том, на чем же оно держалось. Завсегдатаи дружно взвыли, засвистели, застучали о столы кружками, приветствуя ее, и деваха, подмигнув всем, затянула очередную пошлятину.

Хмуро глядя на все это, Рада закинула в рот маленькую соленую рыбешку. Есть не хотелось, но нужно было, иначе завтра с утра она захочет умереть. А разве ты уже не хочешь этого сейчас? Она хмыкнула и глотнула еще бренди.

Дверь в таверну открылась, и внутрь скользнула какая-то маленькая фигурка, закутанная в драный серый плащ. Фигурка сразу же наткнулась на какого-то пьяного детину, тот рявкнул на нее, и она шарахнулась в сторону, в последний момент взмахнув руками, чтобы не упасть. Рада углядела только тонкие запястья, крепко сжимающие какой-то потертый кожаный футляр. Руки были совсем белыми, словно у ребенка или у юной девочки. Что такая забыла здесь?

Впрочем, у нее было полно собственных забот, чтобы отвлекаться на другие. Вернувшись к своему бокалу, Рада нахмурилась, водя пальцем по щербатому ободку и рассеяно глядя в никуда. Мысли тянули ее туда, на запад, в Роур. Что же за битва там была семь лет назад? Алеор сказал, что местные сумели отбиться от большой армии Сети’Агона, которую он собрал, чтобы раздавить их. Но кем были эти местные? И если там жили не только лошадники, то кто еще? В россказни про крылатых баб и мужиков на драконах Рада не верила — это были побасенки для детей и ничего больше. Но там могло быть какое-то государство, людское государство, достаточно сильное для того, чтобы противостоять Сету. И как же тогда оно жило?

Из уроков истории она помнила, что где-то там, на юго-западе, должно было быть еще одно старое, почти что затерянное во времени эльфийское княжество. Говорили, что те эльфы отделились от основной ветви еще во времена Первой Войны, отказавшись вместе с Ирантиром Солнце сражаться против армий Крона. Могли ли они до сих пор еще жить в далеких, всеми забытых лесах? Или ветра времени уже источили их в пыль, и даже память о них рассыпалась, как старое трухлявое дерево?

Ты опять об этом думаешь! Прекращай! Рада со вздохом одернула себя. Ленар обещал ей пост главы Военной Академии. Она сможет учить всех этих маленьких лорденышей, как правильно сражаться, она сможет заставить их держать в руках оружие не только для того, чтобы поразить воображение малолетних прыщавых коз. Возможно, однажды придет день, когда Лорд-Протектор заметит ее успехи и даст ей возможность руководить даже целой армией… Какой армией, Рада? Игрушечными солдатиками, марширующими по площадям, смирно держа копья под одним углом? Мелония не ведет войн, и армия у нее — одно название.

Деваха, раскланявшись, слезла с помоста, и Рада скучающим взглядом проводила ее прочь. Вместо нее к помосту начала протискиваться маленькая фигурка, что еще совсем недавно вошла в таверну. Рада рассеяно наблюдала за ней, отметив, что та только что отошла от трактирщика, который хмурил брови и неуверенно потирал подбородок. Наверное, кто-то попросил разрешения выступить. Раду это не слишком занимало. Она вновь глотнула бренди и откинулась назад, уперевшись головой в стену и закрывая глаза. Хмель медленно полз по венам, делая голову тяжелой и горячей. Оставалось только дождаться того, как он пропитает ее насквозь и сделает вязкой и тупой, и тогда черные когти тоски хоть немного отпустят.

Перед закрытыми глазами было темно, лишь иногда скользили слабые отблески огня. Гомон голосов превратился в одно сплошное расплывчатое пятно, как и весь мир. А потом вдруг прямо сквозь эту вязкую пелену прорвался серебристый, словно ручеек, нежный голос, и Рада на миг задумалась, не снится ли ей все это?

Что ты ищешь на этой земле, где нет лета, лишь сумрачные скалы?

Только хохот свинцовых волн вторит крику чаек и песням баньши,

Духи прячутся в зарослях бересклета, закат разливается алым,

На воде в пене пляшут и гаснут блики, невидимые раньше.

Ты уверен, что карта не врет, что компас не сломан,

Что дорога выбрана верно — подумай еще раз.

Если да, начинай полет, разгоняй мрак сонный.

Я тебя научу летать, не отводи глаз.

Песня текла и текла, звонкая, будто ручей, сильная, как морской ветер. Рада удивленно распахнула глаза и уставилась прямо на маленькую девчушку, что сейчас стояла на помосте в конце помещения и пела, вскинув голову и наигрывая себе на небольшой старой потертой арфе. И заморгала, не совсем понимая, что видит перед собой.

Девчушка была эльфийкой, в этом не было сомнений, причем не простой эльфийкой. Черты лица ее были совсем тонкими и сглаженными, а огромные серые глаза часто моргали, словно у перепуганного олененка. Мягкие каштановые кудряшки спускались на ее плечи, скрепленные чем-то на затылке, и в полутьме было хорошо видно длинную тоненькую шею и выпирающие ключицы. Кожа у нее была белой, почти что серебристой, и ярким пятном выделялась на фоне заплеванной прокопченной таверны, словно лунный лучик упал сквозь запотевшее, давно немытое окно. Да она же из Первопришедших! Рада была настолько удивлена, что выпрямилась, не сводя глаз с девчонки.

Выглядела та, словно давно некормленый перемерзший воробей, но голос при этом ладно и сильно выводил незнакомую песню, а пальцы уверенно перебирали струны арфы, и Раде чувствовалась сила в ее музыке.

Я могу предложить тебе вместо крыш своды облаков,

Я могу предложить вместо звонкой монеты лунный свет,

Научу тебя улетать дальше птиц и серебряных ветров,

Обещай, что потом позабудешь меня, потеряешь мой след.*

Девчонка ударила по струнам, и музыка полилась, полилась со старенькой, рассохшейся, плохо настроенной арфы, прямо на головы усталых работяг, перепивших пьянчуг, картежников, воров и наемников. Рада не слишком-то понимала в музыке, но здесь было что-то, что-то дрожащее и сильное, что-то золотисто-летнее, отчего ее сердце словно отпустила пережавшая его рука тоски. Музыка лилась, и Рада слушала всем своим существом, замерев и широко открытыми глазами глядя на маленькую эльфийку посреди пьяной толпы, казавшуюся здесь настолько не к месту, настолько чужой, настолько неподходящей всему этому. Откуда же ты взялась тут, девочка? Что ты забыла в этом засиженном мухами сарае?

Тонкие пальцы перебирали струны, и в них Рада слышала море. Северное море, которое она так хорошо знала, так любила, шумело где-то вдали. Накатывали громадные волны, стальные и тревожные, накатывали на галичный берег, разбиваясь о камни, что задумчиво наблюдали проходящие мимо тысячелетия. Шуршало крошево песка и мелких камешков, ракушек и косточек, шуршало, накатывая вместе с волнами и просачиваясь между плоских камней, и вода отступала прочь, с натужным дыханием отходила, чтобы вновь броситься вперед в извечной тоске, словно женщина, тянущая руки к умирающему сыну. Кричали в небе чайки, вися на могучих потоках холодного ветра, расправив крылья прямо под низкими серыми облаками. Сумрачный край с холодными скалами и неприветливыми ветрами, край для сильных, где выживает лишь тот, кто способен покорить, подчинить себе море, усмирить его нетерпеливые вздохи и дурной нрав. Край соли, ветров и камней, край свободы.

В груди что-то предательски задрожало, а горло стиснуло, и Рада горько отхлебнула из своей кружки. Боги, как же я хочу вернуться туда! Как же я хочу остаться там навсегда! И не нужно мне никакое золото, никакие столицы, никакие люди. Только это море и свобода.

— Эй! Хватит ныть! Покажи ноги! — выкрикнул какой-то пьяный голос, и Рада ощутила что-то, сродни потере. Словно это волшебное, красивое, тоскливое, созданное музыкой, ушло, разбившись в очередной раз о людскую тупость и равнодушие.

Девчушка и глазом не моргнула, продолжая играть, но взгляд у нее остекленел. Рада чувствовала, что теперь что-то уже совсем не так, по другому, что девчушка уже не будет петь, как раньше. И от этого внутри заворочался гнев. Она отдавала себе отчет в том, что большей частью он продиктован бренди и ненавистью к тому, что она застряла в этом поганом городе вместо того, чтобы сейчас уже мчаться с Алеором на запад, но так ли это было важно? Сегодня вечером она напивалась, напивалась затем, чтобы ввязаться в драку и забыть обо всем, а тогда какая разница, что станет поводом для этой драки?

Еще несколько голосов присоединились к первому, требуя, чтобы девчонка разделась, и та окаменела еще больше, вся как-то сжалась, но упрямо продолжала играть, хоть руки теперь уже скользили по струнам неохотно и сковано.

Рада залпом допила свое бренди и поднялась, разминая пальцы. Вещей у нее с собой не было, а за еду она уже заплатила, причем сполна, одарив золотым улыбающегося и подобострастно кланяющегося трактирщика. Пожалуй, этого золотого должно было с лихвой хватить и на покупку новых столов взамен тех, что сейчас будут сломаны, и на новые кружки, которые сейчас здесь перебьют. В принципе, можно было и подбросить еще пару золотых просто для возмещения морального ущерба, но это уже будет зависеть оттого, получит ли она удовольствие в грядущей драке или нет.

Окружающие помост слушатели зашумели, и первый смельчак уже полез на помост, пытаясь пьяными руками задрать подол девчушке. Она громко вскрикнула, прервав песню на полуслове, а потом с силой огрела его по голове арфой. Послышался громкий хруст, инструмент с натужным звуком треснул, полопались струны, а незадачливый пьянчуга как подкошенный упал на пол под громкий хохот остальных завсегдатаев.

Рада расстроено остановилась, глядя на то, как девчушка ловко спрыгивает с помоста и заворачивается в плащ. Она надеялась на хорошую свалку, а эта мелкая справилась и сама, умудрившись не только нейтрализовать соперника, но и насмешить всех остальных. Музыканты уже заиграли плясовую, и давешняя полуголая певичка вылезла на помост, ножкой спихивая с него бессознательного пьянчугу под общие крики одобрения.

Разочарование было таким сильным, что Раду затрясло. Этот день не задался с самого утра, но она-то надеялась на то, что он хотя бы закончится хорошо. Впрочем, Боги услышали ее молитвы. Как странно, что до вас доходят только такие идиотские мои просьбы, а когда по серьезному надо помочь, вы почему-то молчите.

Эльфийка попыталась выбраться из забитого людьми помещения незаметно, но какой-то детина ухватил ее за руку и с хохотом что-то сказал. Рада расслышала только окончание фразы, и даже ей, привычной к обществу пиратов, бандитов и шлюх, этого было достаточно для того, чтобы разбить ему лицо. Не постеснялась и эльфийка. Зашипев, как кошка, она ловко вывернулась из хватки детины и зарядила ему острым кулачком прямо под дых. Тот охнул и согнулся пополам, а Рада захихикала, пробираясь сквозь толпу к месту свалки.

Девчушка дернулась ей навстречу и врезалась в грудь, перепугано охнув, когда руки Рады крепко обхватили ее за талию, а губы прошептали прямо ей в ухо:

— Беги к дверям. Я тебя прикрою.

В следующий миг Рада отпустила ее и отодвинула себе за спину, поднимая руки. И когда детина с руганью разогнулся и занес кулак, его уже ждали.

Тепло разлилось по груди и телу, а хмель ударил в голову с такой силой, что Рада покачнулась. Ей вдруг почему-то стало так весело, так легко, так славно, словно и не было всего этого тяжелейшего дня, всей этой тоски, всех этих дурацких мыслей. Рука так привычно сжалась в кулак, а потом выстрелила вперед, врезаясь в небритую твердую щеку и отзываясь таким родным толчком боли. Вот для этого вы создали меня, Боги! Вот для этого и не для чего другого!

Рада была эльфийкой, а потому получила от своих погибших при ее рождении родителей достаточную силу, рост и скорость, чтобы с лихвой скрутить любого забулдыгу. Детина, взмахнув руками, опрокинулся назад, толкая при этом еще троих и опрокидывая стол, и в следующий миг началось. Со всех сторон на Раду посыпались удары, засвистели кулаки, загремели кружки, голоса, столы. Она сжалась в пружину и била, вертясь на месте волчком, нанося удары руками и ногами, уходя от чужих замахов, подныривая под кулаки и подсекая чужие ноги.

Музыканты по старой доброй традиции всех захудалых таверн мира заиграли плясовую, а девица на помосте принялась горланить, с хохотом выбрасывая к потолку голые ноги, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся худыми, с обвисшей кожей и синяками. С грохотом летали над помещением кружки, а трактирщик по привычке укрылся за барной стойкой, подгребая к себе сундучок с деньгами, чтобы кто-нибудь не воспользовался свалкой и не подрезал всю дневную выручку.

Чей-то кулак влетел Раде в щеку, выбив из глаз фонтан искр, и она с наслаждением ударила в ответ, наотмашь, отчего обидчик как-то обмяк и медленно опустился на пол, зажимая обеими руками сломанный нос. Потом на голову обрушилась глиняная кружка, и затылок взорвался от боли, а осколки, кровь и ледяное вино полились за шиворот. Она взвизгнула, размахивая руками и круша уже все вокруг. В таверне началась свалка, где дрались абсолютно все, и никто уже не понимал, почему и зачем он это делает.

В запале Рада не успела заметить, как что-то холодное и острое проскользнуло между лезущих в нее со всех сторон рук и ног и резко вошло прямо в бок. Боль на миг парализовала все тело, и Рада содрогнулась, замерев. Чей-то хриплый голос шепнул в ухо, обдав ее запахом прогорклого бренди и чеснока:

— Сдохни, бессмертная шлюха!

Потом холодное лезвие выдрали из тела, но она не медлила ни минуты. Рада была слишком пьяна для того, чтобы разобраться, кто именно был подослан, чтобы убить ее, а в толпе он мог запросто сделать это в течение буквально каких-то мгновений. Потому она лишь сжала зубы и высоко выпрыгнула.

Тело подчинилось, но раненый бок буквально взорвался болью и водопадом алых капель, и она закричала, когда руки вцепились в раскачивающуюся над головой тяжеленную люстру. Повиснув на ней, Рада дала себе ровно один миг, чтобы хватануть ртом воздуха, а потом резко дернулась назад и, используя инерцию подвешенной на цепях люстры, прыгнула в сторону выхода. Сжавшись в комок в последний момент, она буквально выкатилась из таверны, почти что выбив при этом входную дверь. И, естественно, упала прямо в грязнущую лужу помоев посреди нечищеной улицы захолустного квартала горожан.

Боль в боку была невыносимой, да и при падении она умудрилась хорошенько приложиться головой и плечами о дверь, но при этом ее все равно разбирал смех. Это надо же! Миледи Тан’Элиан в первый же день после официальной присяги королю умудрилась не только надраться как скотина и устроить драку в городской таверне, но еще и схлопотать нож в бок, а потом еще и вываляться в помоях! Хихикая и давясь болью, она кое-как поднялась с колен и оглянулась на дверь. Вряд ли убийца будет преследовать ее теперь, когда они уже не в таверне. У него был шанс посмотреть на то, как она дерется, к тому же, напал он в толпе, а не один на один, что означало, что он в курсе ее способностей и силы. А это означало, что нужно просто добраться до дома и попросить лекаря подштопать ее, причем сделать это как можно тише, чтобы Ленар не услышал об этом ни шепотка. Вряд ли ему понравится все это.

Зажимая рукой бок, Рада сплюнула кровь изо рта и поплелась прочь от таверны, из которой доносился грохот и крики, а еще — обрывки музыки и гортанного пения полуголой девахи. Коня она благоразумно оставила в конюшнях к северу отсюда под присмотром двух здоровенных пареньков с дубинами, прекрасно зная, что здесь, в этих кварталах городской бедноты, его сведут за какие-то несколько минут, стоит ей только отвернуться. А это означало, что сейчас она заберет свою злобную скотину и поедет на ней домой, зализывать раны с чувством глубокого удовлетворения от вечерней прогулки.

На улице в такой поздний час уже никого не было, кроме ковыляющей Рады да облезлых худющих котов, шныряющих по помойкам. Ставни на окнах горожане на ночь плотно позакрывали, и лишь кое-где, под самыми крышами домов, виднелись скудные огоньки свечей. Там кто-то ужинал или готовился ко сну, и им не было никакого дела ни до нее, ни до ее состояния. И это было хорошо.

Рада прикрыла глаза, вдыхая бодряще холодный ночной воздух, полный вони сточных канав. Вот так пахло и в Бакланьей Топи, разве что там еще немного соли примешивалось ко всему этому. Она вскинула голову, глядя на темно-синий небосвод, усыпанный крохотными острыми звездочками. Отсюда было видно лишь небольшой его кусочек, ограниченный со всех сторон крышами жилых домов, но и это тоже было хорошо. Наступала осень, неся с собой черные ночи, льдистые звезды и запах прелых листьев, и это нравилось Раде.

Потом сзади послышался легкий шорох, но она не стала оборачиваться. Убийца не пошел бы за ней, и уж тем более не стал бы шаркать ногами, если преследовал бы ее. Да к тому же, убийца пах чесноком, а сейчас Рада улавливала в воздухе легкий-легкий аромат травяного мыла. И еще — шелест ткани и стук потертых башмаков о камень мостовой. И шмыганье чьего-то мокрого носа. Хмыкнув, она только покачала головой, а потом негромко спросила через плечо:

— Ну и чего ты плетешься за мной?

На миг позади повисла тишина, там очень удивились тому, что их услышали, и Рада вновь хмыкнула. И сразу же поморщилась: от резкого движения в ране кольнуло, и кровь потекла сильнее. Теперь уже вся ладонь, которой она изо всех сил зажимала пропоротый бок, была в крови.

Потом послышался топоток, и молоденькая эльфийка догнала ее бегом, пристраиваясь рядом. На Раду поднялись два огромных серых глаза цвета штормовых волн, в которых решимость так тесно переплелась с ужасом, что отделить одно от другого было уже просто невозможно.

— Вы спасли меня… — пискнула эльфийка. Взгляд ее не отрывался от ладони, которой Рада зажимала бок, а лицо прямо на глазах бледнело. — Вы ранены! Боги, сколько крови!

— Это просто от пьянки, — пожала плечами Рада. Девчушка дико взглянула на нее, и та пояснила: — Когда пьешь, пульс учащается, и если пораниться, кровь хлещет фонтаном. На самом деле все не так страшно.

— Но она даже на землю течет, — рассеяно проговорила эльфийка, оглядывая Раду. — За вами след кровавый…

— Нда? — Рада неуверенно оглянулась. По чести, набралась она в этот вечер знатно, и в голове тоже хорошо шумело после нескольких выпитых литров бренди и стольких же ударов кулаками и кружками. А потому она вполне могла и не рассчитать собственные силы.

За ней действительно тянулся кровавый след из рубиновых капель, которые было видно даже в потемках, во всяком случае, для ее эльфийских глаз. Да и штаны на правой стороне тела были предательски мокрыми, липли к коже, что означало, что крови она потеряла больше, чем намеревалась в такой ситуации. Нахмурившись, Рада еще раз оглядела себя, а потом нехотя проворчала:

— Возможно, я несколько недооценила масштабы этой царапины. Ну да ладно. У тебя есть что-нибудь, чтобы перевязать это?

— Ой! — пискнула девчушка, принявшись копаться в маленьком поясном кошеле, скрывающемся под ее плащом. — Я сейчас!

Одежонка на ней была плохонькая, потертая и изношенная, но выстиранная. Все прорехи были аккуратно заштопаны, а большие дыры закрыты заплатами. Из вещей у нее имелась, судя по всему, только эта маленькая поясная сумка, а кожаный футляр с арфой сгинул в драке в таверне. Рада пробежалась взглядом по ее тощим плечам, на которых плащ, явно больший по размеру, чем девчушка, болтался словно простыня, по разбитым вдрызг тяжелым ботинкам, торчащим из-под подола чего-то темного, что должно было быть юбкой. Девчушка выглядела так, словно проделала долгий путь, а вся ее одежонка принадлежала кому-то другому и досталась ей в наследство через двадцать, а то и тридцать рук. Но она была эльфийкой, причем Первопришедшей эльфийкой, Рада готова была поспорить, что это так. А Первопришедшие никогда не позволили бы одной из них вот так выглядеть. И тем более — шляться ночью по городским кварталам Латра, да еще и не самым безопасным.

— Вот! Давайте, я помогу! — девчушка выудила из сумы аккуратно свернутый кусок белого полотна и потянулась к боку Рады, но та только, поморщившись, отпихнула ее, словно котенка, а потом забрала из ее рук бинт.

— Сама справлюсь, не впервой, чай, — буркнула она.

Задрав подол куртки и морщась от боли, игнорируя испуганный писк эльфийки, Рада сумрачно осмотрела мокрую от крови рубаху. Под ней оказалось маленькое отверстие, совсем тонкое, как от стилета, но достаточно глубокое. Кровь из него лилась тоненькой струйкой, а сама рана выглядела сквернее, чем ожидала Рада. Ругаясь сквозь стиснутые зубы, она туго перемотала бок полотном и стянула узел. Бинты на боку моментально намокли от крови, но так было уже лучше, чем просто зажимать рукой. Ладно, не самая страшная рана, бывало и хуже. Кое-как опустив куртку на место, Рада взглянула на девчушку.

Лицо у той было белым, но смотрела она уверенно, да и брови упрямо сошлись к переносице.

— Вам нужна помощь. Я помогу вам найти лекаря.

— Дитятко, да в такой ночи нам никто и двери не откроет, тем более здесь! — усмехнулась Рада. — Я потерплю до дома, а там меня подлатают.

— Тогда я вас провожу! — решительно тряхнула копной кудряшек девчонка. — Одна вы в такой темнотище не дойдете, да и мало ли что еще может случиться.

— Ты меня защищать собралась? — усмехнулась Рада, выгибая дугой бровь.

Эльфийка вспыхнула, но с места не сдвинулась, все также упрямо глядя на нее. Вот ведь помойный котенок!

— Я вас провожу, — твердо повторила она. — Вы спасли меня, и это самое меньшее, что я могу для вас сделать.

— Ну ладно, — пожала плечами Рада. Ноги как-то предательски подрагивали, да и тошнота начала подступать к горлу. Это означало только одно: большую кровопотерю, а, значит, в одиночку ей будет действительно сложно добраться до дома. Сама виновата! Надо было не кулаками махать с радостной рожей, а по сторонам глядеть! Тогда и не пропустила бы убийцу.

— Обопритесь на меня, — девчушка подставила плечо, аккуратно обнимая Раду за талию так, чтобы не потревожить рану. И та вынуждена была признать, что это весьма кстати: голова закружилась, и звезды над ней сделали первый, пока еще неуверенный кульбит вместе с домами.

Навалившись на ее плечо, Рада проворчала:

— Ладно, пошли. Как тебя звать-то хоть?

— Лиара, — отозвалась та, потом, спохватившись, добавила. — Лиара Морин.

— Ага, — кивнула Рада, морщась от боли. Квартал зашатался перед ней, но она пока еще шла. Впереди виднелась освещенная масляными фонарями центральная улица, откуда было всего два квартала на юг до конюшни, где сейчас кусал грумов Злыдень. А оттуда и до дома недалеко. Так что потерпеть оставалось совсем немного. Чтобы хоть как-то отвлечь себя, она поинтересовалась: — Первый день в Латре?

— Откуда вы знаете? — удивленно взглянула на нее девчонка. Рада лишь фыркнула в ответ, и та, потупившись, проговорила: — Да, я только сегодня пришла сюда из Дерана.

— Деран? — Рада покатала название на языке, потом помотала головой. Думать было сложно. — Это где-то на западе, да?

— Да, — кивнула Лиара. — Это провинция Карамон.

— Боги, так это ж даль какая! — поразилась Рада. — Чего тебя понесло оттуда в Латр?

— Ну… — замялась девчушка. — Мне исполнилось восемнадцать, а это значит, что в приюте мне уже делать было нечего, да и не хотелось там торчать. Они мне выдали денег на дорогу, и на них я купила арфу, чтобы заработать на жизнь. Думала, в Латре повезет…

— Здесь никому не везет, — буркнула Рада, ковыляя вперед. — Значит, сирота, да? Так что же Первопришедшая делает в провинции Карамон? Как тебя вообще туда занесло?

— Я ничего не знаю об этом, — пожала плечами эльфийка. — Я всю жизнь прожила в приюте, среди других подкидышей.

— И там тебя научили играть на арфе? — выгнула бровь Рада. Эльфийка замялась и не ответила, а та была не в состоянии расспрашивать, потому просто сказала: — Латр — не место для молодой девочки, тем более, эльфийки. Иди лучше в Рамасан. Там тебя не обидят.

Девчонка вновь ничего не ответила, глядя себе под ноги, но Раде было уже не до того. Тошнота подкатывала к горлу, все вокруг нее ходило ходуном, а рану жгло буквально огнем, и с каждым шагом силы утекали из нее вместе с кровью. Теперь это становилось по-настоящему опасным, и она уже не была уверена, что сможет дотащиться до дома по тихому, чтобы не тревожить Ленара.

— А вас как зовут? — вдруг спросила эльфийка, которой явно некомфортно было тащить Раду в тишине.

— Рада Тан’Элиан, — отозвалась та, но тут тошнота подкатила к горлу, и она вырвалась из рук девчушки, сгибаясь пополам и извергая из себя целое море бренди, в котором плавали крохотные соленые рыбки.

Прокашляться было сложно, во рту стало еще поганее, а голова закружилась так, что перед глазами потемнело. Не говоря уже о ране, что полыхала как пожар. Яд. Рада поняла, что смеется, тихонько хихикает сквозь зубы от ярости. Естественно, зачем ему меня преследовать? Там яд! Дура! Идиотка несчастная!

Она кое-как разогнулась, глядя на перепуганную насмерть девчушку, побелевшую, словно полотно.

— Миледи… — прошептала та одними губами.

— Миледи сейчас откинется, — доверительно сообщила ей Рада, ухмыляясь из последних сил. — Так что, девочка, беги-ка ты за стражей и прикажи везти меня в мой особняк. А то мы с тобой попрощаемся так же быстро, как и познакомились.

* отрывок из стихотворения Aelah «Иного пути нет»