Ветер перемен

==== Глава 12. Пламя Грозара ====

Дом Тан’Камардан располагался всего в нескольких кварталах от дома Тан’Элиан и занимал большой участок, почти полностью заросший старыми деревьями, высаженными здесь долгие столетия назад. Усадьба находилась в глубине парка на берегу большого искусственного пруда в форме лисьей головы. Этот пруд Гелат приказал вырыть в тот же день, как его старый отец скончался, передав ему титул Лорда Страны, и многие находили этот приказ чересчур заносчивым. Правда, дурак Маркард пришел от пруда в неописуемый восторг: он-то считал Гелата своим близким другом, а архитектурное решение — демонстрацией лояльности молодого Тан’Камардана к трону. Все мы платим за свою глупость ровно столько, сколько она стоит.

В чем — в чем, а вот в глупости милорда Гелата упрекнуть было нельзя, к величайшему сожалению Рады. Этот человек с ранней молодости был холодным и проницательным, расчетливым и жестоким. Иногда Раде казалось, что он может просчитать шахматную партию еще до ее начала по тому, как его соперник расставляет фигуры на игральной доске, и события, целиком перевернувшие ее жизнь за последние два дня, это доказывали. А потому недооценивать Гелата не стоило, так же, как и его стражу. В отличие от обычных дворян, которые пользовались услугами выученных при Военных Академиях стражников Лорда-Протектора, Гелат набирал в свою охрану только наемников из ведущих наемнических сообществ, предпочитая тех, что придерживались кодекса чести, принятого в этой среде, и предпочитали работать только с одним работодателем, не гоняясь за крупными барышами и резонансными заказами.

Потому поместье Тан’Камардан напоминало скорее крепость, чем обычную жилую усадьбу, и попасть туда каким-либо иным путем, кроме парадного входа с согласия самого хозяина, было достаточно проблематично. Впрочем, не для Рады. Я слишком зла для того, чтобы какие-то разгильдяи-наемники смогли остановить меня.

Проникнуть на охраняемую территорию усадьбы было самым простым из всего предстоящего. Рада просто притаилась под забором, внимательно прислушиваясь и присматриваясь, дождалась того момента, когда сменялась стража, а потом перемахнула через утыканную кольями ограду и скользнула между ничего не заметившими наемниками. Когда-то ей приходилось в одиночку пробираться в занятую повстанцами деревню, чтобы взять их резвящегося с девками главаря прямо в бане, которую со всех сторон окружала охрана. Вот тогда было гораздо тяжелее остаться незамеченной, однако, ей удалось это сделать, заработав лишь два незначительных пореза на боку. Да и настрой у нее тогда был скорее азартный, чем по-настоящему деловой: никто из этих ребят не рискнул бы убивать ее, боясь разозлить окрестных пиратов, так что даже если бы ее схватили, она все равно осталась бы жива. А к их главарю она никакой особенной неприязни не испытывала, так что шла на задание с легким сердцем.

Сейчас же дело обстояло совершенно иначе. Сейчас Гелат и Аспар по-настоящему задели ее, убив ее мужа, смешав с грязью и растоптав ее честь, и внутри клокотала лютая ледяная ярость, которую пока еще Рада держала под контролем, не давая себе расходиться. Но я еще смогу от души оторваться, все еще впереди. Нужно только проникнуть в дом, и все.

С высоких ветвей старого раскидистого дуба было прекрасно видно расположившийся на берегу пруда особняк. Окна на всех трех этажах ярко горели, несмотря на то, что до вечера было еще далеко, оттуда лилась музыка и гомон человеческих голосов, дворяне то и дело выходили на балкон на втором этаже особняка или спускались по парадным ступеням на берег пруда. Несколько молодых дворянок в шелках в сопровождении мужчин прогуливались вдоль самой воды, подкармливая хлебом лебедей и уток. Но не это интересовало Раду.

Глаз цепко выхватывал из толпы людей ряженых наемников, что охраняли Гелата. Вот какой-то молодой парень, что рьяно кромсает садовыми ножницами розовый куст под окном. Только вот почему-то вместе с листьями ножницы по ошибке отсекают и соцветия, а холодные глаза, не отрываясь, следят за перемещением гостей. Или тот парень, что разносит напитки, затянутый в зелено-желтую ливрею дома Тан’Камардан. Все в нем вроде бы в порядке, только вот походка выдает человека, привыкшего носить на боку меч и совершенно точно не приученного прислуживать другим. Да и остальные были не лучше: дворник, что елозил граблями по дорожке, а сам оглядывался на гостей и по привычке тянулся к поясу, где сейчас не было кинжала, лодочник, катающий дам по пруду, у которого через все лицо шел старый вздувшийся шрам от удара мечом. А самое забавное было в том, что никто из дворян не замечал, кто на самом деле им прислуживает. Когда ряженый разносчик напитков споткнулся и едва не выплеснул бокал с игристым прямо в декольте какой-то затянутой в шелка курице, молодой лорденыш с едва сошедшим со щек пушком визгливым фальцетом отчитал его и даже позволил себе замахнуться на него конским хлыстом, которые сейчас носила молодежь, подражая лонтронским всадникам. И не заметил потемневшего взгляда ряженого и того, как его рука конвульсивно дернулась к поясу. Кажется, в этот раз ты себя перемудрил, Гелат. Надеюсь, ты хорошо им платишь. Иначе они сами перережут твоих гостей за оскорбления, да и тебя вместе с ними.

Ее плащ и меч были надежно спрятаны снаружи высокой ограды поместья, свои золотые волосы Рада натерла пеплом и землей, перевязала в тугой пучок на затылке, чтобы не мешались. Кровь она смывать не стала, добавив к ней еще и золы, чтобы издали не мелькать белым пятном кожи на фоне черной одежды. Здесь нужно было действовать быстро и тихо, чтобы иметь возможность убраться отсюда живой, и для этого меч и эффектное появление были ни к чему. Ей хотелось насладиться местью в тишине, там, где никто не помешает ей по-настоящему ощутить это удовольствие.

На дереве она устроилась достаточно комфортно для того, чтобы не быть замеченной с земли, а также, чтобы просидеть здесь сколь угодно долгое время. Скорее всего, в течение ближайшего получаса до Гелата донесут весть о смерти Лорда-Протектора. Как настоящий актер, милорд объявит, что вынужден прервать праздник в этот мрачный день, и поедет вместе с Аспаром во дворец на внеочередной Совет Лордов Страны. Там-то и выяснится отсутствие Ленара, начнется расследование, хватятся Рады… Одним словом, веселье растянется на весь оставшийся день, а Рада, воспользовавшись отсутствием хозяина дома, сможет с легкостью пробраться в поместье и дождаться его в его опочивальне. К тому же, насколько она знала Аспара, тот просто не сможет устоять и не отпраздновать удачно сложившуюся операцию. А значит, они вернутся вместе, привезут с собой девок и запрутся в покоях Гелата до утра. Они всегда так развлекались, еще со времен Военных Академий. Вот тогда-то у Рады и будет шанс расквитаться за все.

Ждать ей пришлось недолго. На взмыленном коне по въездной дорожке почти к самым ступеням особняка примчался гонец из дворца. Музыка сразу же оборвалась, гости заохали и заахали, высыпав из дома на луг перед прудом. Раде не было с такого расстояния слышно, о чем они говорят, да этого и не нужно было. Спектакль разыгрывался по всем правилам: к гонцу вышел милорд Гелат в зеленом камзоле с золотыми отворотами, за ним следом сбежал в голубом Аспар, поигрывая кнутом и бросая сладкие взгляды на дворянок. Оба они приняли серьезный вид, выслушивая гонца, потом Гелат развернулся к гостям и принялся что-то говорить…

Рада широко зевнула, наблюдая за тем, как от конюшен потянулась целая кавалькада карет и грумов, ведущих под уздцы лошадей для гостей. Те начали рассаживаться и разъезжаться, а Гелат с Аспаром, собрав свою стражу, во главе всей этой кавалькады покинули поместье. Луг перед прудом опустел, ряженые наемники ушли куда-то в особняк, а вместо них на улицу высыпали настоящие слуги: подтирать грязь за благородными и исправлять вред, причиненный розовым кустам «садовником».

Решив, что насмотрелась она уже вполне достаточно, Рада аккуратно отлепилась от ствола и слезла на землю. Пригнувшись, она заскользила между деревьев, обходя особняк по большой дуге. Сейчас она была настолько зла, что почти что порами тела чувствовала приближение охранников Гелата и замирала за толстыми стволами старых деревьев, пережидая, пока они пройдут мимо. Спешить-то ей было некуда. К тому же, в отсутствие хозяина стража не слишком-то хорошо охраняла дом. Проходящие мимо Рады наемники зевали во весь рот, а кое-кто даже прикладывался к фляге, хотя кодекс лучших наемнических сообществ однозначно запрещал алкоголь во время выполнения задания. Видимо, и эти на дармовых харчах тоже разжирели и обленились. Ну что ж, мне это только на руку.

До дома она добралась без особенных препятствий, не попавшись никому на глаза. С тыльной стороны особняка тоже было крыльцо, из которого гости могли выйти погулять по украшенному колоннами подстриженному саду. Сейчас через эту дверь то и дело скользили слуги, внося в дом столы и стулья, убирая мусор. Рада терпеливо ждала до тех пор, пока суета в нижних залах прекратилась, и усталые люди ушли обедать. Дворяне-то могли жрать целый день, только пальцами щелкни, и тебе все принесут. А вот слугам редко предоставлялась возможность отдохнуть в отсутствие хозяина и как следует набить животы остатками роскошной трапезы.

Сейчас с ней не было Гардана, а лютая ярость все никак не желала отступать, а потому Рада чувствовала себя легкой, будто перо. Незамеченной в полной тишине она скользнула в распахнутую настежь дверь поместья, поднялась по широким ступеням парадной лестницы и оказалась на втором этаже особняка.

Парадные залы были пусты и тихи, и Рада, не торопясь, шагала сквозь золотые галереи, лишь мимоходом замечая ковры ручной работы, статуи из розового мрамора, тонкий фарфор с далекого юга. Эти вещи никогда не тревожили ее, а их красота была настолько обесценена двуличием и алчностью их владельцев, что оценить ее по достоинству Рада не могла. Она задержалась лишь раз, приметив на стене тусклый старый клинок из числа фамильного оружия, которым украшали стены. На матовой стали, давно не полированной, все равно проступали мягкие линии закалочного узора, а от самого клинка веяло злобой и древностью.

Прищурившись, Рада взглянула на него еще раз, запоминая расположение комнаты. Прихвачу с собой, когда буду уходить. Гелат за эти годы задолжал мне столько, что одной его жизни не хватит, чтобы расплатиться сполна.

Кабинет милорда Тан’Камардана Рада тоже прошла насквозь, не став перерывать бумаги или искать хоть какие-то свидетельства его планов. Это не имело смысла. Она все уже для себя решила. С завтрашнего утра, если даже не сегодня вечером, она будет вне закона, ее начнут искать, послав преследователей по всем городам и дорогам. А сама она уйдет от погони, переждав несколько дней у Ренона и покинув город вместе с ним, чтобы стать частью легенды, частью Великого похода за Семь Преград. От этого в груди трепетно сжималось, и чувство это звенело даже сквозь сводящую с ума, заставляющую стискивать зубы ярость.

Может, на самом деле ты все это время был со мной, Грозар? Может, все это случилось только затем, чтобы дать мне уйти отсюда? Рада задумчиво остановилась перед выполненным из мрамора изваянием Громовержца, на широком алтаре перед которым дымились благовония и горели свечи. Лицо его было спокойно, дымные кольца, поднимающиеся от алтаря, плясали на фоне его строгих черт, бросая на них тени, закручиваясь и танцуя. На миг Раде показалось, что Грозар улыбается ей. Это все случилось потому, что я просила тебя о свободе, Громовержец? Мой муж мертв, мой дом разрушен, мое имя смешано с грязью. Это ли цена, которую ты запросил за мою свободу? Только Грозар молчал, и дым танцевал вокруг него, обтекая со всех сторон его застывшую навеки в камне фигуру.

Личные покои Гелата состояли из трех комнат, дверь в них была плотно прикрыта. Рада осторожно вошла внутрь, бесшумно приоткрыв дверь и прислушиваясь. Кое-кто из благородных позволял своим наложницам оставаться в своих покоях на какое-то время, и Раде не хотелось бы резать глотку шлюхам или, еще того хуже, благородным девкам, которые сразу же поднимут вой, едва заметив ее с порога. Однако и здесь не оказалось ни одного человека, она прикрыла за собой дверь и огляделась по сторонам.

Покои милорда Гелата представляли собой три смежных помещения: гостиную, уставленную мягкими диванами, спальню с огромной шикарной кроватью, застеленной шелком, и еще одну комнатку, дверь в которую была заперта на замок. Поковырявшись в замке кончиком тонкого кинжала, Рада благополучно взломала ее и присвистнула, заглянув внутрь. В маленьком помещении без окон стоял плоский стол с подозрительного вида сквозными отверстиями в столешнице, по стенам висели плети, веревки, какие-то неприятного вида шипастые и острые булавы. У входа стоял большой сундук, и Рада, поколебавшись, откинула крышку. Сундук был пуст, но на его дне виднелись подозрительного вида темные пятна.

Рада нахмурилась, оглядывая помещение. По городу ходили слабые слушки, передающиеся приглушенным шепотом, о том, что шлюхи, которых приглашает к себе милорд Гелат, часто возвращаются сильно израненными или в слезах, а иногда и вовсе пропадают бесследно. И теперь Рада понимала, почему. Ну что ж, это означает лишь то, что у меня появился дополнительный маленький пунктик, чтобы убить эту мерзость. Заодно и девчонкам безопаснее будет. В Северных Провинциях Раде довелось общаться со шлюхами, и она считала их едва ли не лучшими женщинами из всех, что встречались ей в жизни. Труд у них был горький, а мозгов побольше, чем у деревенских кумушек. И если сейчас она сможет избавить мир от очередного урода, отягощающего их и без того не сладкую жизнь, то оно и лучше.

Осторожно прикрыв дверь в пыточную, Рада еще раз прошлась по покоям, внимательно осматривая все. Гелат дураком не был, и он насторожится, когда услышит о ее исчезновении из особняка. А потому, скорее всего, перед тем, как он зайдет в свои покои, его наемники обшарят каждый угол на тот случай, если Рада решит нанести ему визит. Поэтому было бы неплохо загодя придумать, где бы спрятаться, чтобы не вызвать подозрение.

К сожалению, под кровать, за занавески и в шкафы лезть было бессмысленно: там всегда смотрели в первую очередь. Рада бросила задумчивый взгляд на запертую дверь в пыточную. Вряд ли Гелат посвящает своих охранников в свои дела, не говоря уже о том, что дверь будет заперта, и они решат, что все в порядке. А если все-таки решат проверить, она всегда может спрятаться в том пустом сундуке. Вряд ли они полезут внутрь.

В гостиной в стенном шкафчике обнаружился неплохой бар, состоящий, в основном, из крепких напитков. Ровные ряды бутылок с аккуратно наклеенными бирками выстроились перед ней, и Рада, не торопясь, выбрала темный ром с вязким запахом пряностей. Бутылка как раз была уже вскрыта, а это означало, что если какое-то количество жидкости и пропадет, вряд ли Гелат заметит это. Отлив себе в уже успевшую опустеть флягу, Рада осторожно поставила бутылку на место, следя за тем, чтобы все выглядело в точности так же, как и до ее маленького налета, и закрыла бар.

Теперь оставалось только ждать. Развалившись на шелковых простынях кровати, она без всякого сожаления водрузила измазанные грязью сапоги на белоснежную подушку милорда Гелата и принялась потягивать ром. Напиток был по-настоящему хорош, крепкий, с благородным ароматом и чуть вяжущим вкусом. Подумав еще немного, Рада выудила из-за пазухи трубку и неторопливо забила ее табачком. В воздухе ощущался легкий запах табака, да и сама она не раз видела, как милорд Гелат курил, так что даже если слуги заглянут сюда, и ей придется прятаться раньше времени, подозрения это не вызовет.

Солнце за окном медленно клонилось к закату, и Рада рассеяно наблюдала за тем, как шевелятся на ветру длинные листья каштанов, высаженных возле дома. Листья уже побурели и посохли по краям, выглядели тяжелыми и усталыми. Осень подступала все ближе, хоть лето и продолжало отчаянно удерживать свои позиции, никак не желая отступать прочь. Рада всегда любила осень.

Тихий шелест ветра в ветвях успокаивал ее, а мысли текли и текли все дальше, пропитанные терпким вкусом рома и табака. Рада, щурясь, наблюдала за тем, как тлеют в чашечке трубки толченые сухие листья, и в завитках дыма над ней ей мерещились диковинные узоры. Раскидывали крылья клювастые драконы, переплетались, обращаясь в скачущих через звездные степи коней с развивающимися гривами, в птиц с длинными маховыми перьями, которые медленно поднимались к потолку, растягиваясь под неуловимыми токами ветра.

А Рада чувствовала себя словно на изломе, словно кто-то бросил монету, и та со звоном запрыгала по полу, заскакала и встала на ребро, крутясь вокруг себя, и на самой вершине этого крутящегося ребра тихо и спокойно стучало ее сердце. Надламывалось прошлое, трещали трухлявые доски под кровлей ее дома, выстроенного ею самой кое-как, спустя рукава, с вечным ощущением того, что она идет не туда, делает не то.

Всю ее жизнь люди толкали ее в спину, тыкали, дергали со всех сторон. Люди требовали от нее быть тем, быть этим, надевать на себя тысячи масок, и если одна из них нравилась кому-то одному, то все остальные сразу же начинали ненавидеть ее. И Рада надевала другую маску, третью, четвертую, лихорадочно меняя их и все не понимая, не понимая, почему же ни одна не приходится ко двору. Когда она шагала вперед, ей ставили подножки, когда она останавливалась, ее толкали, чтобы она шла дальше. Какой бы поворот она ни выбрала, куда бы ни ступила, всегда за ее спиной были внимательные глаза, оценивающие каждый ее шаг, тихий шепот неодобрения, подозрительность и лицемерие. И если в молодости она просто закрывалась от всего этого, в замужестве старалась этого не замечать, на Севере плевала на это, то теперь что-то надломилось в ней. Словно вся грязная пена, которую она так долго и упорно старалась не замечать, поднялась вонючей прелой волной и накрывала с головой, буквально срывая ее с ног, унося в потоке грязи и нечистот.

Рада глубоко затянулась, прикрывая глаза. Перед внутренним зрением возникло лицо Ленара, еще совсем молодого, в тот самый день, когда он пришел к ней со своим предложением, и его лицо сейчас, то, которое она видела всего каких-то пару часов назад: лицо усталого человека, который окончательно измаялся бороться и пытаться жить правильно и хорошо, измаялся до такой степени, что разучился жить просто потому, что хочется. Рада горько усмехнулась. До самого конца он делал лишь то, что считал правильным, даже пренебрег ее советом и не окружил себя стражей, решив, что убийца не настолько наглый, чтобы врываться в его дом посреди бела дня. Ленар никогда не верил ей и ее словам, как не верила ему и сама Рада. А ты вообще когда-нибудь кому-нибудь верила?

У нее всегда были приятели, с которыми можно было покутить или совершить какое-нибудь безумство. У нее были ее солдаты, с которыми она исходила вдоль и поперек все дороги Северных Провинций. У нее был брат, ее единственный родственник, исчезнувший так много лет назад, что время стерло из памяти черты его лица, оставив лишь неясный образ. У нее были дети, ее собственные дети, и даже с ними она не была самой собой, потому что ее образ не вписывался в ту систему, в которой они воспитывались. Наверное, единственным человеком, который принимал ее такой, какая она есть, и никогда ничего не требовал от нее, был Алеор, но даже с ним никогда не было тепло. Его вечная язвительная колкость действовала на нервы, и, несмотря на то, что только в его обществе она могла дышать свободно, полной грудью, внутри все равно оставалась какая-то туго натянутая пружина, сжатая до предела на самом краешке ее детства и остававшаяся таковой все эти долгие годы. И Рада чувствовала, что сейчас наставал какой-то очень важный момент, тот самый момент, когда весь пресс, наваленный на пружину, начинал крошиться и трещать по швам, медленно ссыпаясь прочь.

Неужели я стану свободной? Надежда на это была такой заветной, такой желанной, такой выстраданной, что Рада боялась даже думать об этом. Однако живое, кровоточащее человеческое сердце плевало на все ее страхи и запреты, и на миг перед глазами возникла дорога, усыпанная пылью дорога, тянущаяся через поросшие травой холмы, и ветер, что легонько перебирал в своих пальцах тугие былки. И никакого долга, никаких титулов и встреч, никаких приказов и интриг, никаких людей, перед которыми ей нужно будет отчитываться, никаких толчков и тумаков. Ничего. Только дорога, бескрайнее небо и ветер.

Внутри отчего-то стало горько-сладко, и так перехватило горло, что Рада даже удивленно покачала головой. Ей всегда казалось, что плакать она разучилась уже очень давно, много лет назад, когда брат, пообещав вернуться к ней, уехал навсегда, оставив ее одну в холодном доме со стылыми окнами. Но нет, глазам стало горячо, и зрение слегка затуманилось. Поди ж ты! Рада невесело усмехнулась, стирая тыльной стороной руки нежданно выступившие на ресницах слезы. Наверное, стресс слишком сильный. Слишком долго я ждала. И вот теперь…

Она уже чувствовала это в своей груди, это тянущее, зовущее, манящее чувство. Словно первый порыв ветра перед бурей, заворчавший, поднимающийся с мягкого ложа травы под стальными недобрыми тучами, ревниво взметающийся вверх, бросающийся вперед. Она уже видела бескрайние дороги и зеленые леса, в чьем сумраке спят сказки, о которых она грезила с детства, видела синие горы с белыми шапками, с непроходимыми кручами и опасными перевалами, видела бескрайние желтые поля, которые колышет ветер. И море… Стальные валы с пенистыми гребешками, накатывающие и накатывающие на шуршащий берег, шепчущие ей что-то древнее, неуловимое, но такое важное, такое настоящее, такое истинное.

— Семь Преград, — одними губами прошептала Рада, улыбаясь и невидящими глазами глядя перед собой.

Нехоженые земли далеко за границами Речного Дома, края, где не появлялись наемники, где не обитали даже дикари. Края девственных лесов и чистых звенящих ручьев, края свободных ветров, срывающих с поднебесных пиков белоснежные занавески пороши, растягивающих их через все небо. А за ними — тайна. Великий страх, суеверный ужас, бесконечные легенды о первородном зле, что спит глубоко под землей, дожидаясь своего часа. Однако, Алеор говорил, что Неназываемый не так опасен, как все думали раньше, и от этого в груди Рады начинало нарастать любопытство, настоящее, звенящее, с широко открытыми глазами ребенка, через синие зрачки которого проплывают белые облака.

Выбросить все лишнее, сломать, сжечь, оставить все. Прийти к тому, что имеет настоящую цену. Рада глубоко затянулась горьким табаком. Ты всегда бежала от самой себя к людям с распростертыми руками, чтобы они приняли тебя, только вот в ответ ты не получила ничего, кроме ненависти. Пришло время вернуться к самой себе, наконец-то сделать то, чего тебе всегда так хотелось. Наконец-то попасть в Приключение, одно длинное, нескончаемое приключение, о котором ты прочла столько сказок. И будь что будет.

И от этого приключения ее отделяло лишь одно: месть. Словно железные кандалы, прикованные к ноге: и замок не открыть, и ногу не перегрызешь. Можно было бы конечно забыть про все и убежать, вот только Рада прекрасно знала: Гелат не успокоится, пока не уничтожит всю ее семью. А подвергнуть опасности своих детей, заставить их платить за собственные ошибки, она просто не могла. Как ни крути, Грозар, а этому подонку все равно умирать. Впрочем, если все действительно так, как я и думаю, то он лишь орудие в твоих руках, просто пугало, чтобы показать мне мою дорогу. А пугало по осени всегда сжигают, ведь оно уже исчерпало цель, для которой было создано.

Она докурила, выбила табак прямо на лакированные полы особняка Тан’Камардан и растерла каблуком.

Время текло медленно, но Раде некуда было спешить. Она послонялась по покоям, налила себе во флягу бренди вместо допитого рома, подремала в кресле у окна, вполуха прислушиваясь к тому, что происходит под окнами особняка. И за все это время ни один слуга, ни один наемник так и не заглянул в покои, чтобы осмотреть их.

Хозяин дома возвратился уже в кромешной темноте. Солнце давно село, и слуги зажгли масляные фонари вдоль всей подъездной дороги к особняку. В доме начали готовиться ко сну, и Рада еще издали расслышала шаги негромко переговаривающихся наемников, что приближались к покоям Гелата. Поднявшись из кресла, она тихонько прошла в дальнюю комнату, вскрыла замок на двери в пыточную и скользнула туда, плотно прикрыв за собой дверь.

Свет попадал в комнату лишь через узкую щель между порогом и дверью, но для эльфийских глаз и этого было вполне достаточно. Лезть в сундук, в котором до нее то ли хранили трупы, то ли держали бедных девок, над которыми потом измывался Гелат, не слишком-то хотелось, но поднимать шум в драке с охраной хотелось еще меньше. Скрепя сердце, Рада откинула крышку, бесшумно запрыгнула в душный деревянный ящик и уселась на его дно, придерживая крышку над головой, но не закрывая целиком. Если начнут открывать дверь, я успею спрятаться, но задыхаться в этом пыльном гробу просто так смысла не имеет.

Низкие мужские голоса послышались из-за двери, и Рада внимательно прислушалась к разговору.

— … уже скоро вернутся, — сообщил первый голос. Начало фразы потонуло в скрипе половиц у входной двери. — Милорд шепнул, что у них будут гостьи, так что ночью, возможно, предстоит работа.

— Надеюсь, не как в прошлый раз, — тяжело вздохнул второй голос, и в его нотках Раде послышалось презрение. — На девках этих, конечно, пробу негде ставить, но нельзя же так.

— У благородных свои причуды, Ватар, сам знаешь. Захочет, изобьет, а захочет — и прибьет совсем. Ну да они же сами идут на это, сами же отдаются за деньги, должны понимать, что их ждет.

— Ты бы не говорил так, — проворчал второй голос. — Я бывал по миру и с людьми говорил. И все, что я видел, — это молодые дуры, которых насильно продавали в бордели. Мало там тех, кто сам пришел.

— Шлюхи — как наемники, Ватар. Только одни продают свои жизни, а другие — свое тело. И еще неизвестно, что из этого стоит дороже.

— Это просто потому, что ты из Лонтрона. Вы там с бабами обращаетесь хуже, чем со скотиной.

— Ну-ну, нашелся тут, защитник!

Тяжелые сапоги простучали по полу, дойдя почти что до самой двери, и Рада притаилась, стараясь не дышать и внимательно слушая.

— Проверь-ка лучше эту каморку. Дверь закрыта, да мало ли что.

— Тебе надо, Еже, ты и проверяй, а я за эту дверь ни ногой, — проворчал тот, которого называли Ватаром, и в ответ ему раздался хриплый смех.

— Больно нежен ты для Наемников Севера. Али сам когда-то своим волосатым задом торговал?

— Заткнись!

Ключ загремел в замке, и Рада быстро опустила крышку, скрючившись на дне сундука. Запах здесь стоял затхлый и кислый: запах крови, человеческого пота и страха. Я сожгу это место вместе с его хозяином. Просто сожгу к бхаре!

Дверь распахнулась, и несколько секунд ничего не было слышно, только через щели в стенках сундука Рада видела отблески свечи, которую внесли в помещение.

Потом дверь закрылась, провернулся в замке ключ, и наемники вновь заговорили о своем, а она осторожно выдохнула, бесшумно приподняла крышку сундука и вылезла наружу. Теперь света из-под двери в жилые помещения стало больше — перед приездом хозяина наемники зажгли свечи в золотых канделябрах.

Прислонившись к замочной скважине, Рада разглядела через нее двоих мужчин, которые, выходя из спальни Гелата, притворили за собой дверь. Их голоса послышались из соседней комнаты, а потом и вторая дверь хлопнула, и все стихло. Удовлетворенно выдохнув, Рада отомкнула замок в пыточную и скользнула в комнату.

Буквально через четверть часа по въездной дорожке к дому загрохотали копыта, из дома высыпали грумы встречать хозяина, а Раде вновь пришлось притаиться, но на этот раз под кроватью Гелата, когда усталые за день слуги внесли в гостиную подносы с едой. Потом издали зазвучали человеческие голоса, низкий с бархатцой женский смех, шум шагов. Рада притаилась в нише у стены, ожидая гостей и вытаскивая из потайных карманов на груди ножи.

Впрочем, в покои свои Гелат не спешил, и еще битый час ей пришлось выслушивать плоские шутки выделывающегося Аспара, неискренний смех потаскух и звон бокалов. Однако, на этот раз она своего врага упустить не должна была, на этот раз не он травил ее собаками, как загнанного в угол зверя, а она его. И подождать для этого какое-то время стоило.

После очередной шутки кто-то повернул ручки двери во внутренние покои, и красивый грудной голос Гелата сообщил:

— Прошу вас сюда, миледи. Мне кажется, здесь вам будет гораздо уютнее.

Рада сжалась всем телом, моментально прогнав все мысли и собрав все силы. Когда Гелат прошел в комнату, пропустив перед собой шлюх, а следом за ними вошел Аспар, она прыгнула.

Годы выучки не прошли зря, и все было сделано очень быстро. Два быстрых удара кулаков в виски, и шлюхи рухнули, как подкошенные, не успев пронзительно завизжать, что было бы сейчас очень некстати. Глаза Гелата расширились от удивления, глядя на нее, а в следующий миг она пнула его в живот, и он согнулся пополам, выдохнув весь воздух. Аспар отступил на шаг, пытаясь нашарить на поясе кинжал, но и он не успел. Рука хлестнула назад и вперед, и тот сдавленно вскрикнул, когда рукоять метательного ножа вошла ему в правое плечо, парализовав руку. Схватив золотой подсвечник, Рада довершила начатое, приложив обоих мужчин по голове тяжелой подставкой, и лишь когда два тела рухнули на пол, выдохнула.

На этот раз она сработала хорошо: во всяком случае, ее не услышали, и стража не ворвалась внутрь покоев, чтобы разобраться, откуда шум. Вытащив загодя припасенную веревку, Рада быстро скрутила обеих шлюх, запихав им в рот обрезки шелковых покрывал с кровати милорда, следом за ними и Гелата с Аспаром, накрепко привязав их спинами друг к другу и скрутив их руки между собой так, чтобы высвободиться они не смогли.

Мыслей не было совсем, только сосредоточенность и решимость. Почему-то Рада больше не чувствовала ни ненависти, ни ярости, ни желания убивать, ровным счетом ничего. Только желание поскорее отделаться от всего этого и уйти отсюда. Пыльная дорога и поля на ветру так и стояли перед внутренним взором, и ей хотелось вскочить уже на спину Злыдню и уехать туда, на далекий запад, уехать, чтобы никогда больше не возвращаться в эту проклятую богами страну.

Затащить двух здоровенных мужчин в пыточную оказалось сложнее, чем она думала. Аспар был почти что на голову выше нее и за последние годы отрастил брюшко. Гелат был суше него, но ненамного, а потому волочь их связанных по полу было тяжело, но Рада управилась.

Бросив их на полу возле стола с отверстиями, Рада разогнулась и выдохнула, глядя на них. Два ее заклятых врага, вредящие ей всю ее жизнь. Одинаково масляная кожа, на которой виднелись чуть заметные следы пудры, тщательно уложенные в хвосты на затылке волосы, такие гладкие, словно их корова языком вылизывала. Аспар носил аккуратно подстриженную черную бородку, только подчеркивающую его жирные губы, напоминающие Раде двух слизней. Гелат, наоборот, был сухим, словно палка, его щеки ввалились, узкий длинный подбородок торчал вперед. И губы у него тоже были узкими, их почти что и не было вовсе, как у змеи.

Он первым начал постанывать и вяло шевелиться, а потому Рада решила, что время терять не стоит. Сходив в гостиную к бару, она выгребла оттуда весь крепкий алкоголь, какой было не жалко, вернулась обратно в пыточную и выплеснула содержимое бутылок на двух сидящих на полу мужчин. От брызнувшей в лицо холодной жидкости, Гелат первым с трудом открыл глаза и сфокусировал на Раде бледные, почти белесые зрачки.

— Ты… — с трудом ворочая языком, проговорил он. — Еще жива…

— Да, — кивнула Рада. — А вот ты — мертв.

Гелат попытался что-то сказать, но она уже швырнула в изрядную лужу алкоголя на полу канделябр с горящими свечами. А затем закрыла дверь, оставляя за ней вопящего не своим голосом от боли Гелата и взметнувшееся к самому потолку пламя. Впрочем, вопли его длились недолго и прекратились уже к тому времени, как Рада, кряхтя, подхватила обеих бездыханных шлюх под руки, выволокла их в гостиную и кое-как ногой принялась открывать входную дверь. Помещение наполнила вонь гари и дыма, запах горелой человеческой плоти и волос, послышался громкий треск занявшихся перекрытий. Кто-то же должен был сжечь это проклятое место! Рада тяжело вздохнула, перехватила поудобнее узлы на руках шлюх и поволокла их по лакированному полу через золотой зал особняка.

Впрочем, вытащить их из здания ей так и не дали. Издали послышались крики, застучали по ступеням сапоги. Рада отступила в тень у колонн, когда мимо нее пробегали с криками ужаса слуги и наемники, когда они заметались по залам, требуя принести воды, перекрыть двери, искать убийцу. Впрочем, из-за общей паники это требование так выполнено и не было. Дождавшись того момента, когда никто больше не смотрел в ее сторону, Рада осторожно выскользнула в следующий зал, направляясь в сторону кабинета Гелата, где она давеча видела старинный меч.

Никто не остановил ее, никто не задержал. По пустым коридорам летело эхо человеческих голосов, мольбы о помощи, рев все нарастающего пламени. Потом послышался звук битого стекла и крик, когда кто-то выпрыгнул из окна вниз, на улицу, спасаясь от пожара.

Рада сняла со стены длинный клинок с темным лезвием и осторожно провела вдоль него ладонью. Сталь ответила на прикосновение ледяной злобой, но по весу клинок оказался легче, чем она ожидала. Он был слегка изогнутый, заточенный лишь с одной стороны, с оплетенной кожаным шнуром рукоятью, какими пользовались эльфы. И пришелся Раде как раз по руке.

Она оглянулась на окна, сквозь которые на пол комнаты падал отблеск алого пламени где-то справа. Лучше всего было уходить здесь: вряд ли занятые пожаром слуги обратят внимание на то, что кто-то выпрыгивает из окна в другом конце здания, а даже если кто и увидит, то в такой суматохе догнать ее все равно будет невозможно. Отодвинув оконный засов, Рада распахнула створки высотой в человеческий рост, и ей в лицо дохнула холодная осенняя ночь.

Ноги приглушенно ударились в щебень дорожки, и Рада выпрямилась, оглядываясь через плечо. Все восточное крыло здания было объято пламенем, возле него метались фигуры людей, оттуда слышались крики и женские рыдания. Оставалось только надеяться, что в огне пострадали только Гелат с Аспаром, и никого из прислуги пожар не коснулся. Впрочем, это было не так уж и важно. Рада вздохнула холодный воздух полной грудью, чувствуя странную пустоту. Она была свободна. Впервые за долгие-долгие годы.

Сухие листья шуршали под подошвами сапог, и звезды подглядывали за ней сквозь резной купол деревьев над головой. До забора было не так уж и далеко, и она легко перескочила через высокую ограду. На дороге в такой поздний час никого не было, лишь приглушенно горели масляные фонари, выхватывая из темноты очертания широких пыльных плит мощения. Почему-то бросилось в глаза, что некоторые из них лежали неровно, поплыв после весенней распутицы.

Отыскав в стороне свой плащ и меч, Рада еще раз оглянулась на горящий особняк. Среди деревьев виднелись лишь рыжие отблески вдали, и отсюда уже не было понятно, что там происходит. К ночи сильно похолодало, и из ее рта вырывался белый пар от дыхания. Надо было с собой захватить того чудесного рома, подумала Рада, поплотнее закутываясь в плащ, и побрела в сторону городских кварталов.

Час был поздний, пустая дорога просматривались далеко, и она еще издали заметила всадника, который вел в поводу вторую лошадь. Всадник как-то странно болтался в седле, словно держаться прямо ему было сложно. К тому же, доставляла проблем и лошадь, которую он вел в поводу, то и дело упираясь ногами в землю, мотая головой и всхрапывая, не желая идти вперед. И когда в опустившейся на Латр тишине издали донеслось хриплое проклятие, Рада поняла, что улыбается во весь рот.

— Ну и мерзкая же это скотина! — еще издали окликнул ее Гардан, силой волоча за собой артачащегося вороного. — И как ты с ним управляешься?

— Не добрым словом, — хмыкнула в ответ Рада, забирая у него поводья.

Наемник выглядел получше: ногу ему перебинтовали, сам он переоделся в неприметную дорожную одежду, а на плечи набросил толстый шерстяной плащ. Ухмыльнувшись, он вытащил из-за пазухи флягу и протянул ей.

— Я смотрю, ты наконец-то что-то сожгла?

— Сказала же, что сожгу, вот и сожгла, — ухмыльнулась она, забираясь на спину вороному и пристраивая в седельные ножны свой новый клинок. Гардан с интересом приподнял бровь, поглядывая на оружие, но ничего не спросил. Только сплюнул сквозь дырку в зубах и покосился на нее:

— И куда теперь?

— К Алеору, — ответила Рада, зубами выдергивая пробку из фляги. — С меня уже достаточно этого проклятого города. Пора убираться отсюда.

Они не спеша направили лошадей к центру города. И над их головами лежало тихое бархатно-синее небо, полное звезд.