Старая жена, или Развод с драконом

Глава 66. Суд короля

Взгляд скользит по огромному тронному залу. Высокие своды украшены золотыми драконами, стены из светлого мрамора блестят в свете сотен свечей. По обеим сторонам от центрального прохода стоят придворные в богатых одеждах, их взгляды полны любопытства и презрения.

Слева плотной группой собрался департамент лекарей — около двадцати мужчин в синих мантиях. Их возглавляет высокий мужчина с орлиным носом, который напоминает того лекаря, которого я пыталась отходить кочергой. Видимо, родственники.

— Входите, — велит глашатай, видя, что я слишком долго стою на пороге, а без меня не идут ни Бертон, ни Андрэ.

Делаю шаг, а взгляд намертво прикован к трону. Точнее трона здесь два. Один большой, красивый, а второй поменьше и будто прилеплен недавно, даже золото на кайме спинки все еще выглядит идеально, будто его не коснулось время.

— Ваше Величество, леди Оливия Кайрон, обвиняемая в нарушении закона и лечении подданных без официального разрешения прибыла во дворец вместе с наставником лекарем Дэвисом Бертоном и законным представителем Андрэ Бертоном!

Еще одни двери открываются, и в зал входит мужчина. Высокий, широкоплечий с черными как смоль волосами. На вид он лет на десять-пятнадцать старше меня. Одет в белоснежный камзол, к плечам прикреплена такая же белоснежная мантия, расписная золотыми узорами, а на груди этого самого камзола прямо посередине вышит огромный золотой дракон с открытой пастью, которая, кажется, вот-вот схлопнется на моей шее.

И стоит королю дошагать своими начищенным до блеска сапогами до подиума с троном, как все вокруг склоняют голову. Я спешу за ними повторить, но успеваю поймать на себе взгляд короля, прошедший по мне с головы до ног. Но в этом взгляде скорее холодный интерес и расчет, нежели злость или презрение.

— Занятно, — выдает король, усаживаясь на золотом троне, и подданные тут же поднимают головы и ждут.

А король не спешит начинать. Кидает взгляд на пустующий трон рядом с собой, и тут же вновь смотрит на толпу.

Ему не приходится говорить, достаточно лишь посмотреть на комитет лекарей во главе с министром, как бледный мужчок в голубой мантии, которого я даже не заметила изначально на фоне короля, винит стороне обвинения начинать.

— Ваше Величество, ваш покорный слуга вынужден обратиться к дворцу с проблемой. Изначально мы закрывали глаза на то, что женщина возомнила себя лекарем. Полагали, она одумается и вспомнит свое место, но леди Кайрон не только не прекратила преступать закон, но и шокировала все наше общество. Она открыла лекарню в захолустье, принимала и женщин, и мужчин, не имея на то разрешения. Касалась этих мужчин! Проводила осмотры лично! Переманила всех больных, своими лукавыми речами и обманов едва не довела их до порога смерти! Но и этого ей оказалось мало. В министерство поступил вчера запрос. Эта женщина захотела получить статус лекаря официально, наплевав на закон и запреты! Какова же ее гордыня, Ваше Величество! — разглагольствует министр. — Мы хотели призвать ее на суд, но узнав, что прощение леди Кайрон поступило и во дворец, решили пресечь все на корню. Просим прощения за то, что не уследили за мошкой, которая доставила столько проблем, Ваше Величество.

За мошкой? Так он называет человека перед королем! А тот? Неужели в этом мире нигде не осталось нормальных людей?

Аж потряхивает от злости и страха. Страха перед бессилием, ведь если здравомыслящих здесь нет, то неважно, как громко я буду говорить и какие доводы им приведу. Толпа глупцов услышит лишь то, что желает услышать.

— Леди Оливия Кайрон, что скажете в ответ на обвинение! — передает мне слово помощник короля.

Пальцы тут же начинаю дрожать, а горло сдавливает так, что, кажется, и я слова сейчас выдавить из себя не смогу. Но я смаргиваю и делаю шаг. Выпрямляю спину и сначала кланяюсь.

— Для начала позвольте выразить благодарность Его Величеству за то, что не отказал в слушании, и мое восхищение тем, что наш король всегда поддерживает справедливость в Асдевиле, — кланяюсь я, решив сперва попробовать расположить государя, а затем перехожу в атаку. — Что касается обвинений, брошенных главой министерства здравоохранения, то я призна́ю лишь часть. Я, действительно, находилась там, где лечили больных. Но я, — кидаю взгляд на лекаря Бертона, ибо не уверена, что стоит говорить то, что собралась.

А он кивает. И ясное дело почему. Немногим ранее, он заявил королевской страже, что я его ученица и от тоже в ответе за мои действия. Если король узнает, что я лечила сама, то и Бертона может наказать.

— Я была в учениках лекаря Бертона, — говорю то, что нужно сказать, и хочу добавить, но Его Величество поднимает ладонь вверх, одним лишь жестом останавливая мою.

Он смотрит очень внимательно, а затем немного склонив голову набок, смотрит на самого Дэвиса.

— Леди сказала правду? — голос короля тихий с легкой хрипотцой прокатывается по залу в полной тишине.

Бертон вздрагивает. Он бледен настолько, что вот-вот может упасть, однако берет себя в руки.

— Так и есть, Ваше Величество. Леди Оливия была очень талантливой, я не могу упустить шанс взять такую ученицу. К тому же должен отметить, что ее знания в некоторых областях лекарского дела превосходили мои, и потому я видел в ее прытком уме надежду на то, что вместе мы сможем найти способ излечить болезни, от которых еще не было создано лекарство, — неспешно, проговаривая каждое слово, отчитывается Бертон, но король вновь поднимает ладонь, останавливая речь.

— И откуда же у леди Оливии такие познания? — спрашивает он, переводя на меня взгляд.

И этим взглядом будто разрезает воздух. На секунду мне кажется, что он знает кто я, но этого не может быть. Никто из тех кто постоянно был рядом, не догадался. Никто, кроме Кайрона.

Взгляд против моей воли скользит по лицам слушателей, но дракона я среди них не вижу. Однако помню его слова. Не признаваться во что бы то ни стало.

— Из дневников моего отца, Ваше Величество. Он тоже был лекарем и собирал все. что было известно в своих записях, а я, будучи любопытным ребенком, изучала их.

— Хотите сказать, что отец учил дочь лекарскому делу? — возмущается министр и тут же притихает под взглядом короля, спешит извиниться, но понимает, что лучше захлопнуться сразу.

— Леди Оливия, я тоже хочу услышать ответ на этот вопрос. Правда ли, что ваш отец, учил вас, девочку лекарскому делу? — спрашивает король, и от его тяжелого, будто прибивающего к полу, взгляду становится трудно дышать.

— Он учил своего ребенка выживать в этом мире, полагаясь на знания, которые могут помочь мне и моим близким, Ваше Величество, — склонив голову, отвечаю я.

— Но вы решили зайти дальше, — подмечает король, и я жалею, что опустила голову, выражая почтение, и теперь не вижу его глаз. — Почему же леди Оливия?

— Потому что я видела женщин, которых не могут касаться мужчины-лекари, а данных артефактов недостаточно. Потому что в лекарском перечне хворей, нет и половины того, от чего эти женщины страдают. От чего они умирают каждый день во всех уголках государства. Изначально я хотела быть лишь помощницей лекаря, но путь, по которому я шла, показал мне страшную правду. Женщинам тоже нужны лекари, которые могут их осмотреть, которые могут им помочь. Ведь женщины тоже подданные государства, их труд тоже вносит вклад в казну, делая королевство либо богаче и крепче, либо слабее, — говорю я.

— Безобразие! Прошу прощения, Ваше Величество, но эта женщина, не имеющая ни чина, ни должного образования, смеет теперь совать свой нос в политику. Смеет обвинять корону в том, что, что вы недостаточно следите за порядком! — выпаливает министр, чтоб ему три дня с горшка не слазить!

— Вы это именно так услышали, министр? — уточняет король, и лицо мужчины из красного снова превращается в белое, как мел.

— Она ведь так и сказала, Ваше Величество!

— Верно. Леди Оливия только что указала на прореху в системе государственного правления. Стало быть, на мою ошибку, — выдает король, и теперь становится поистине страшно. — Вы настолько бесстрашная, леди Оливия, либо же, не отдаете отчета своим словам и действиям?

— Перед вашим лицом лгать не посмею. Мне страшно. Страшно настолько, что коленки трясутся, но под платьем не видно. И я отдаю отчет каждому сказанному мной слову и понимаю, что меня может за это ждать. Но моя вера в вас как правителя настолько сильна, что я готова рисковать собственной головой, Ваше Величество, ибо вы тот, кто печется о своем народе. Ибо вы тот, кто видя прорехи, стремится привести Асдевиль к совершенству. Вы тот, у кого самая огромная власть и мудрость, Ваше Величество, — выдаю я, глядя в карие, почти черные глаза этого дракона.

Страх чернильным пятном расползается по сердцу, пальцы все еще дрожат, и это видно со стороны, но голову я не опускаю, лишь вновь немного склоняю, чтобы соблюсти этикет и проявить уважение.

— Занятно, леди Оливия, — едва заметно усмехается король. — Ваши трюки мне кое-кого напоминают, — выдает он, и тут же открывается дверь еще раз.

Зал тут же притихают, и в полной тишине раздаются шаги. Первый, второй, третий, а затем я вижу богиню. Точнее, женщину-брюнетку в пышном золотом одеянии, и она прекрасна настолько, что захватывает дух. Но есть в ее холодном с виду образе что-то опасное, скользкое, хитрое.

— Поприветствуйте Ее Величество королеву! — велит глашатай, и все тут же склоняют головы, а легкий стук каблучков брюнетки достигает подиума. Затем шуршат ее пышные золотые юбки, значит, села на трон.

— Королеве нездоровилось, она припозднилась, но не могла пропустить это слушание, — сухо и даже левино объявляет подданным король.

Люди тут же поднимают головы и вторят хором:

— Здоровья Ее Величеству, нашей королеве, матери будущего наследника! — выпаливают в один голос, а я замечаю, что животика у девушки не видно совсем. Возможно, срок еще слишком мал. Либо же это просто фраза, чтобы в который раз напомнить женщине о том, что она лишь сосуд для власть имеющих.

— Непременно буду здорова, господа, — отзывается королева, и за ее елейным голосом слышится едва заметный сарказм. Она окидывает толпу взглядом, а затем останавливается на мне. — Так это правда. Оливия, вы решили внести смуту и переполошить весь Асдевиль своим поведением?

От ее вопроса становится еще более не по себе, чем от всех предыдущих атак министра и давления короля.

— Ни в коем случае я не хотела смуты, Ваше Величество. Но я искренне считаю, что женщинам нужны лекари-женщины. Это не будет препятствовать закону о том, что женщине нельзя касаться мужчин, зато позволит нашим подданным быть здоровыми и трудится в полную силу на благо государства, — отвечаю я, а королева смотрит так, что не поймешь, нравится ей мой ответ, или раздражает. А еще в уголке ее губ что-то вроде то ли ухмылки, то ли улыбки.

— Но смуту все же внесли, леди Оливия, — говорит она. — Вы даже удостоились того, чтобы суд был проведен во дворце с участием самого Его Величества. Раз так, то докажите, что можете быть настолько полезной, что не зря сейчас отняли время у всех этих уважаемых мужчин, — велит королева и тем самым бросает мне вызов.

Женщина идет против женщины? В такое-то время?

— Позвольте мне ответить, Ваше Величество, — выпаливает Андрэ быстрее, чем я успеваю открыть рот, и разворачивает тот самый свиток. — Это лекарство способно остановить страшную хворь, что перекидывается от деревни к деревне. Комитет лекарей не признает Оливию, как лекаря, однако не может отрицать тот факт, что нуждается в этом лекарстве, а значит, и в знаниях леди Оливии, — выдает он.

— Это лекарство зарегистрировано лекарем Бертоном! — тут же опровергает министр.

— Зарегистрировано мной, — кивает Дэвис. — Но создано исключительно умом леди Оливии.

— Даже так? — удивляется королева. — Вы поверили в знания необразованной женщины, при этом являясь одним из самых почитаемых лекарей Асдевиля, господин Бертон?

— Для меня, как и для леди Оливии, важны жизни подданных, а не то, кто именно поможет их спасти, Как лекарь, присягнувший короне, я считаю своим долгом спасать жизни и бороться с болезнями. — выдает он, склонив голову.

Королева едва заметно улыбается, откидывается на спинку трона и больше не говорит ни слова, глядя на короля.

Он же прожигает нас троих взглядом.

— Значит, утверждаете, что обладаете знаниями, наравне с мужчинами. Создали лекарство, которое остановит людскую хворь. И вины своей не признаете. Все еще просите у меня статус лекаря для вас? — спрашивает он, и один черт поймет, что он там думает по этому поводу. Выражение лица — нечитаемое.

Зато я замечаю краем глаза в толпе Кайрона.

Но разглядеть его не успеваю, замечаю лишь хмурый взгляд, похожий на взгляд хищника, притаившегося в тени и ожидающего случая напасть, если что-то пойдет не так. А король тем временем ждет.

— Именно так, Ваше Величество, — выдаю я, и король тут же поднимается на ноги.

— Что ж, тогда докажите воочию, на что вы способны. Приведите сюда! — гаркает он так, что голос эхом отражается от стен замершего зала.

Двери снова открываются, и раздаются шаги много шагов…