Людей целая куча, кто-то бежит прочь, кто-то уже обратно, неся ведра, тазы, видимо, для того чтобы тушить. Я не пожарный, я врач, и потому с огнем управлюсь хуже, чем с больными. А людей, падающих прямо вдоль улицы, много. Подбегаю к одной паре. Мужчина цел, а вот женщина едва не теряет сознание. Осматриваю, матерясь про себя, что под рукой ни одного инструмента нет, но, к счастью, у дамы лишь порезы — бежала, упала несколько раз. И дыма надышаться успела.
Следом за ней осматриваю еще двух женщин. Одна ранена серьёзно, но, к счастью, Вириан и Эшла уже несут все, что я велела. Оказав первую помощь, оглядываюсь в поисках местных докторов или спасательной службы. Понятное дело, мир другой, но базовые профессии должны же быть. Но не видно.
— Петро! Где ближайшая лекарня? — кричу на рыжего и велю его грузить тяжело раненных в карету и гнать в столицу.
Начинаю с сортировки больных по степени тяжести. Перед глазами одна рана сменяется другой, один ожог хуже другого. Гам, шум, крики. Почти не вижу ничего, даже лиц не запоминаю, только повреждения. Отправив карету, кидаюсь к тем, кто остался.
Заканчивая перевязку на скорую руку, кидаю взгляд по округе и вижу вдали в дыму три силуэта. Маленькая девочка, девушка постарше и женщина. Они еле идут…
— Помогите! — истошный крик, и я кидаюсь навстречу, зазывая за собою Вириан.
Но стоит нам пробежать несколько шагов, как помощница хватает меня за руку.
— Госпожа, нельзя! — говорит она, в упор глядя на одну из троицы.
Я ошиблась, думая, что посредине шла девушка, это женщина примерно моих лет. Блондинка, хрупкая, даже несколько тощая и на вид болезненная.
— О чем ты? Поспешим!
— Это леди Эшборн! Одни боги знают, как ее занесло в эту глушь, но лучше к ней не приближаться! — не отпускает Вириан, и я уж думаю, что эта женщина что-то ужасное сотворила, а Вириан добавляет: — Она ведь низложенная жена. Почти в разводе…
Так и я низложеная, черт победи! Из-за этого в помощи отказать? Вот так мир!
Злюсь на Вириан, выхватываю узел с принадлежностями, но ничего не говорю. Спешу к женщинам.
— Что? Кто ранен? Ребенок? — хочу узнать, когда они все втроем, выйдя из дыма, падают на траву вдоль дороги.
— Эми цела. Она увидела бабушку, та не смогла сама идти, — сообщает низложенная госпожа, указывая на пожилую женщину, у которой глаза начинают закатываться.
За время, что у меня было, я нашла ту баночку, что заменяет в этом мире нашатырный спирт. И сделала запасы. Привожу старушку в чувства, а затем осматриваю. Ожогов нет, но вывихнута нога. И дай бог, не закрытый перелом! В ее возрасте такое опасно.
— Сколько вашей бабушке лет? — спрашиваю леди Эшборн и тут-то узнается, что бабушка им вовсе не бабушка, а незнакомая старушка, которую они спасали.
Низложенная госпожа ее даже не знает, но не бросила, когда все думали только о себе, привела сюда, будучи с ребенком! Не для себя просила помощи, а для старушки, а мне велели не подходить. Вот вам картина налицо о местных нравах!
— Эшла, пригони тачку. Отвезите бабулю в дом! — командую служанке и тут перевожу взгляд на леди.
Сложно это объяснить, особенно когда вокруг такая паника, но я точно знаю, что должна сделать кое-что еще… Чувствую. Сердцем!
— И Леди тоже отведите в дом, — говорю Эшле, а сама не свожу взгляда с болезненной леди и маленькой девочки, которую эта леди чуть ли не прячет за юбкой, крепко сжимая маленькую ручку. И я будто чувствую ее силу и страх в этот самый момент. Такая аура идет от женщин, которые должны в одиночку защищать свое дитя от мира. Аура матери-одиночки в беде. Я эту леди не брошу.
— Леди, там безопасно, — говорю даме, и она несколько секунд с недоверием смотрит на меня, а затем кивает. И я опять ловлю знакомые чувства в ее взгляде. Признательность до глубины души от женщины, которая не проливает на людях слезы.
— Спасибо. Я непременно отдам вам долг, — обещает она и, подхватив малышку на руки, уходит следом за тачкой с бабулей и Эшлой.
И даже в этом шуме слышу ее тихие слова, сказанные златовласой девочке:
— Не бойся, моя храбрая малышка, все позади. Их всех вылечат, вот увидишь! — обещает леди, прижимая к душе дочку и спешит. А я не могу оторвать взгляда от голубых глаз этой девочки. Такие чистые, такие искреннее, но уже все понимающие. Будто повзрослела в пять…
У моей дочери были такие же.
Тут же смахиваю слезу и возвращаюсь к делу — пострадавшим нужно помочь.
Этим и занимаюсь по мере сил, осматриваю то одну женщину, то другую. Кому-то промываю раны. Кому-то натягиваю жгут и шину из подручных средств. А вот одному мужчине стандартных манипуляций первой помощи будет недостаточно.
— Лекарь! Тут есть лекарь⁈ — кричу в надежде, что хоть кто-то да объявился, ибо сама не справлюсь. Нет инструментов, не осталось лекарств, а мужчина весь в ожогах.
— Все в лекарне, больных из пожара выводят, — отвечает женщина, которой я перевязала рану несколько минут назад.
Кидаю взгляд к зареву — пламя стихает, зато черный дым валит столбом. Почти потушили. Нужно кого-то из местных врачей найти!
Оглядываюсь по сторонам, а прямо за моей спиной раздается строгий голос:
— Вы… Уму непостижимо! Вы что творите⁈
Оборачиваюсь и натыкаюсь на запыхавшегося мужчину лет пятидесяти. Взгляд бешеный, сам он аж красный, седые волосы торчат в разные стороны, руки все в крови, как и белая мантия. Мантия… Доктор?
— Вы лекарь? — тут же уточняю я, проигнорировав его вопрос. Тут человеку плохо.
— У вас есть болеутоляющее? — возвращаюсь к мужчине, надеясь, что местный лекарь не начнет зачитывать лекции и расчехлит свой полураскрытый саквояж, висящий через плечо, на полную.
— Леди, вы с ума сошли? Отойдите от мужчины! — гаркает мужчина, кидает в меня огненный взгляд, так и говорящий: «ты кто вообще такая, чтобы командовать и лезть под руку профессионала?».
— Он умрет от болевого шока, если будем спорить! — выпаливаю я ничуть не менее агрессивно, чем местный лекарь. Не раз в таких ситуациях была. Ты либо берёшь напором с первой попытки, либо проиграл и твой пациент — мертв.
Глаза мужчины округляются на пол лица, но больше он не спорит.
— И без вас вижу! — шипит лекарь, опускаясь на землю, и расчехляет саквояж. — Отойдите уже!
Действует он быстро, четко, потому не вижу причин лезть под руку. Оборачиваюсь к женщине, что тихо хлюпает носом рядом. У нее рассечена рука, а в ране виднеются щепки.
— Потерпите, — говорю ей, чтобы не вздумала дергаться, достаю шипцами щепки, и выливаю последнее, что у меня есть. А вот перевязать уже нечем.
— Лекарь! — оборачиваюсь, чтобы попросить у него материал. Плевать, что я ему не нравлюсь, сейчас мы за общее дело.
— Держите! — Он уже сам сует мне бухту белой тряпки.
Надо же, следил, смотрел?
— Помощники вернулись? Сюда! Этого на носилки, в повозку и в столицу! — командует лекарь, а затем оглядывается. На улице сидят человек двадцать, не меньше. Не все из них ранены, многие просто рядом, пытаясь помочь. Еще дюжина людей, все это время носившихся к лекарне, возвращается с пустыми ведрами. Тут пахнет дымом, гарью, болью…
— Господин лекарь, как же быть? От лекарни ничего не осталось? — Подбегает к лекарю полноватая женщина. Судя по чепчику на голове, нарукавниках и перепачканному фартуку, предполагаю, что она медсестра.
— А бездна его знает. Ко мне их вести далеко, а осмотреть тщательнее надо, — говорит лекарь, и он прав. Первая помощь оказана, но нужно убедиться, что не осталось скрытых травм.
— Ведите ко мне, — решаю я, раз уж выбора нет.
Вокруг только покосившиеся домики, столб сизого дыма на месте, где была лекарня, и мой двухэтажный особняк. Очевидно же, что нужно делать.
— К вам? — уточняет лекарь.
Я все еще ему не нравлюсь, но вижу, что этот господин в первую очередь будет думать о пациентах. На улице вечереет, толком ничего не видно, а в воздухе все сильнее пахнет грозой.
— Леди Кайрон, временно живу в этом доме. Место есть, вода найдется, а вот лекарств не осталось, — сообщаю ему, и лекарь, оценив меня взглядом, кивает.
— Спасибо, леди Кайрон. Ваш поступок благороден, — выдает он, и в этот раз в его голосе действительно звучит признательность, но скептицизм на лице остаётся.
В следующие полчаса мы медленно перемещаем пациентов в дом. Кого-то заводим, кого-то несут подоспевшие из лекарни санитары-мужчины. Тут же находятся и женщины.
В основном они суетятся как служанки, помогая Вириан и Эшле, размещать людей, чуть ли не на полу, потому что мест особо нет. Зато нарастающая гроза за окном не помешает осмотру.
Этим осмотром и занимается лекарь, давая назначения своим пятерым подчиненным, из которых три женщины и двое мужчин. И те разбирают пациентов в соответствии с гендерным признаком, как и предупредила меня Вириан еще вчера.
А еще она сказала, что женщин-врачей в этом мире нет. Есть лишь помощницы, что приравнивается к нашим медсестрам. Лишь они могут касаться больных женщин, а рассматривают лишь лекари-мужчины, но исключительно с помощью магии. На эту магию я сейчас и смотрю. На облачко, которое исходит из кулона лекаря легким голубым свечением, а затем исчезает. Понятия не имею, как это работает, но почти уверена, что с профессиональным осмотром не сравнится.
Так и подмывает осмотреть больных следом за местным врачом, и на счастье «батарейка» в его кулоне садится.
— Позвольте мне продолжить? — говорю мужчине, ибо люди не закончились, а вот его «третий глаз» сломался.
— У вас есть образование, леди?
— Мой отец был лекарем, я с детства перечитала все книги и помогала ему, — нагло вру, лишь бы допустил. И лекарь, просканировав меня взглядом еще раз, кивает, но отправляет со мной следом за развешанные простыни, отделившие разнополых пациентов на два лагеря, своих двух помощниц. С ними и провожу осмотр, делаем вместе повторные перевязки, а затем провожаем тех, кто уже может быть «выписан».
Не замечаю, как наступает ночь, как особняк пропитывается насквозь запахом лечебных отваров, как Вириан из кухарки превращается в аптекаря, а кухня — в фармацевтический завод. Лишь ближе к рассвету дом пустеет.
Санитары помогают последним пациентам разойтись по домам, а я, не чувствуя ног и рук, падаю на диван и на секунду закрываю глаза, как слышу:
— Кхм.
Лекарь еще не ушел. А я уже никого не вижу, глаза как в тумане, еще всюду натянутые простыни. Благо Эшла уже принялась убирать этот полевой госпиталь.
— Леди Кайрон, — лекарь обращается ко мне, а я, заметив, что его и самого уже качает из стороны в сторону, предлагаю присесть.
Санитарки, пока еще не покинувшие дом, помогающие Эшле и Вириан, тут же навострили уши.
— Признаться, я был к вам предвзят. Не думал, что леди вашего статуса будет хорошо знакома с медициной. Но ваши методы… Вы сказали, ваш отец был лекарем, напомните его фамилию? — просит лекарь, заставляя мой мозг, решивший немного отдохнуть, вновь напрячься. Что там говорила Вириан?
— Элтон, — отвечаю, будучи уверена, что вспомнила все правильно, и лекарь немало удивляется.
— Не знал, что он промышлял такими методами. И, тем более, никогда бы не подумал, что он обучал им вас, — выдыхает лекарь.
Не пойму, это хорошо или плохо. Плевать, сейчас бы поспать. А на свежую голову поговорить бы, да прорекламировать свои сильные стороны под нужным углом. Того и гляди, найду подход и пробьюсь как-нибудь хотя бы в санитарки для начала, раз уж женщин врачей здесь нет. А там посмотрим.
— Кхм. В любом случае я вам очень благодарен и хотел бы написать письмо о вашем подвиге, но…
Но?
— Но вынужден буду скрыть некоторые детали. Вы же понимаете, о чем я? — спрашивает он, намекая, скорее всего, на тех мужчин, которым я успела помочь до его прихода.
— Господин… — хочу обратиться, но понимаю, что имени не знаю.
— Бартон, — вежливо подсказывает он. Знакомая фамилия, я уже где-то ее слышала. Возможно, от Вириан. А не так ли нашего законника звали, в которого я иглу воткнула? Родственники? Однофамильцы?
— Господин Бартон, было бы славно, если бы вы дали мне возможность стать вашей помощницей вместо письма, — пропеваю я, раз уж разговор начал складываться раньше, чем планировала.
— Ученицей? — переспрашивает лекарь, соизмеряя меня взглядом, в котором так и горит: «зачем благородной леди идти в ученицы к деревенскому лекарю?».
— Верно. Я очень хочу помогать людям и могу. Вы ведь видели, — немного напираю, оставаясь с виду вежливой. Мне нужна эта работа, ведь кто знает, что со мной будет после моих сегодняшних выходок?
— Что ж, я не прочь обсудить эту тему чуть позже. А пока что мне нужно разобраться с тем, где будет новая лекарня. Кто ж знал, что благотворительный концерт обернется пожаром? — грустно выдыхает он, устало поднимается на ноги и тут… Хватается за грудь и — черт возьми! — падает солдатиком на истоптанный грязью и кровью пол.
— Боги! — Подскакивают помощницы, бросая простыни на пол. Спешат к лекарю, чтобы помочь, но застывают в метре от него.
— Вы чего? Помогите! — ругаюсь я, позабыв про это дурацкое правило. Они женщины, а он мужчина!
Тот самый мужчина, между прочим, который, несмотря на скверный характер, более двенадцати часов помогал людям после пожара. Сам перевязывал раны. Ни разу не присел, не отдохнул, не поел! А он далеко не молодой на минуточку! И никто не поможет?
— Где мужчины? — суетятся санитарки.
— Пошли отводить последних больных по домам…
К черту!
— Ему нужна помощь! Помогите перевернуть! — ругаюсь еще громче, ибо пульс не нащупываю. Нужен прекардиальный удар или прямой массаж сердца, а женщины, стоят на месте. Бледнеют, чуть ли не плачут, но не смеют нарушать дурацкий порядок, позволяя умереть на их глазах тому, кто спас сегодня кучу жизней!
— Он умрет, вы понимаете, умрет⁈ — кричу на женщин, ибо сама перевернуть не могу. Тело хоть и молодое, а руки слабые, черт бы их побрал! Тяжелее чашки чая ничего не привыкли вертеть!
— Так и будете там стоять? — в отчаянии выпаливаю я, глядя на женщин. Понимаю, чего они боятся… Репутация и прочее. Но это жизнь. Человеческая жизнь… Жизнь того, кто всех спасал! А когда самому стало плохо, никто не поможет?
Так и позволят ему умереть⁈
— Что нужно делать? Я помогу! — раздается сильный голос с лестницы.
А мне навстречу спешит она. Единственная, кто откликнулся, и последняя, кто мог себе это позволить — леди Эргорн!