Старая жена, или Развод с драконом

Глава 60. Рехнулся?

Ольга-Оливия:

Яркое солнце бьет в глаза даже сквозь веки. Ворочаюсь, нащупываю подушку, лишь бы закрыться от света и тут нащупываю инородный предмет. Холодный, скользкий.

Вскакиваю так, как тысячу лет не вскакивала и сна уже ни в одном глазу. Не моргая, смотрю на стальной поднос, и где-то в душе начинаю нервно смеяться.

Ох уж и пробрало меня… после вчерашнего.

Стоит только вспомнить о последнем, как вздрагиваю. Нет, ну в самом деле, кто бы мог подумать, что у Безликого так чеку сорвет. Мало того что схватил меня за запястье, так еще и на кровать повалил на эту самую! На мою.

Навис сверху так, что я забыла, где у меня сердце. Казалось, что оно билось сразу везде: и в пятках, и в горле, и в груди. И жар этот жгучий… чтоб это молодое тело! Тридцать мне вроде бы в этом мире, а буйство гормонов как у двадцатилетней, до бабочек в животе.

Зажмуриваюсь, ибо становится чуточку стыдно. Растерялась, блин, как девочка. Нет, но там-то и не растеряться было сложно. Мужчина, полуобнаженный, тело, как у Аполлона прямо над тобой. А чуточку раньше он врагами за меня зубы повышибал. Вот и повело… не в ту сторону.

Благо, хоть не все мозги с этими гормонами растеряла.

— Если сейчас не опомнитесь, я все о вас Кайрону расскажу, — так и сказала этому безумцу, а он застыл.

Буквально камнем стал, который при всем желании с себя не сдвинешь. Только вот горячим до чертиков. И в этот самый момент мне показалось, что черная пелена, всегда закрывающая его глаза в прорезях маски, растворилась на секунду. И я увидела глаза…

Те самые глаза.

Он отодвинулся слишком быстро. Отвернулся и был так напряжен, что даже воздух вокруг него стал тяжелее. Я же почти не дышала и, кажется, в тот момент все еще дико краснела, что мне совсем не к лицу.

Но самое странное, я все судорожно искала, что бы сазать. Зачем? А черт его знает? Сама была не своя. А он тихо молча поднялся с постели, дошел до двери, не обернувшись, коснулся поблескивающей в темноте ручки и вдруг остановился.

— Я не хотел вас напугать. Вам со мной опасно, — только и сказал он таким хриплым голосом, что отпечатался в памяти чернильным пятном. Даже будто сейчас отовсюду звучит.

Тут же мотаю головой, желая выкинуть из нее подобный бред и в том числе шрамы на его спине в тот миг, когда он уходил. Без рубашки, между прочим!

Боги! Его же остальные домочадцы в таком виде не видели?

А-а-а! Как же хочется кричать: “Ольга, ты совсем рехнулась?”. Вот недаром люди говорят: “решения, принятые поздним вечером, обычно не имеют смысла на утро”. И чем я думала? Почему, как девчонка краснела? Фу меня, фу!

Так, хватит самобичеваний! Мне что, семнадцать? Быстро взяла себя в руки. Спину прямо, грудь колесом и вперед, морду кирпичом и вперед. В конце-концов, я ничего не сделала, ну кроме того, что смутилась и очень тупила. Но он-то об этом не знает. Его я вслух на место поставила, так что… вперед!

С такими мыслями и начинаю приводить себя в порядок, а вредная прядка каштановых волос все выбивается из косы, даже на третий раз когда переплетаю. И платье мятое, хотя на вешалку сразу после стирки его определила. Так, а чего я прихорашиваюсь?

“Ольга, стоп!” — рычу себе, и суета, в которой я с самого пробуждения находилась, резко отступает. Моргаю раз, второй и третий. Делаю вдох. Еще один. Поглубже.

Отлично.

Вот теперь все хорошо.

Вновь смотрю на себя в зеркало и улыбаюсь. Это я, Ольга-Оливия, у которой сегодня очень важный день. Неспешно подхожу к подоконнику, где еще вчера оставила подготовленные письма, чтобы не тянуть до утра, и выхожу из комнаты.

— О! Леди! — тут же налетает кухарка и что-то щебечет про завтрак.

— Буду. Но сначала проверю больных, а ты попроси кого-нибудь надежного отнести это на почту, — прошу женщину, передавая конверты, а она как-то уж очень удивленно смотрит на меня. — Что?

— Так все заняты, — отвечает она, и теперь мне становится любопытно.

— Чем?

Вместо ответа кухарка ведет меня во двор, который с первых секунд начинает мне напоминать строительную площадку местного уровня. Кто-то чинит забор, другие столбы для бельевых веревок ровняет, третий с четвертым что-то на соломенном навесе забыл.

— Это что? — спрашиваю кухарку, а сама все продолжаю сканировать взглядом двор.

Все домочадцы, кроме больных, при деле, но где… кхм… один нервнобольной любитель масок?

— Так вы же дом выкупили, вот хозяин и отдал приказ приводить все в порядок, раз вы почти за бесценок всех лечите. Мужики с радостью согласились помочь, — выдает мне кухарка, и глаза еще больше лезут на лоб.

— Хозяин?

— Ой, простите. Господин Безликий так раскомандовался с утра, что я по привычке так обратилась, — выдает мне женщина.

— И где этот… хозяин сам? — только и спрашиваю я.

— Так на рынок пошел.

На рынок? Безликий?

Я, что, еще раз умерла и очнулась в другом мире?

— О! Хозяйка, вот и он! — радуется кухарка как дитя, завидев темную фигуру в маске у калитки и тут же кидается на встречу, чтобы забрать авоськи.

А он их ей не отдает.

— Ты подсоби кухарке. Тяжелое, — отвлекает ремонтника забора, и тот охотно забирает узлы.

А я же стою и хлопаю ресницами, пытаясь понять, то ли я головой вчера стукнулась, и мне это чудится, то ли Безликий сам как-то ударился. Ну, тот блондин точно не смог бы дотянуться.

— Проснулись, леди Оливия, — обращается ко мне Безликий, когда остальные, забирая с собой суету, прячутся где-то за дверями дома.

Я отвечаю не спешу, лишь смотрю повнимательней. Вчера перед сном мне кое-что не давало покоя. Я была почти уверена, что права, и готова поставить последние деньги на то, что этим утром Безликого здесь не увижу.

Но он не только стоит сейчас напротив меня, но и революцию в моем дворе и доме устроил.

— Как видите. А вы, смею предположить, встали очень рано, — отзываюсь, наконец, и взглядом окидываю двор. — Всем применение нашли.

— Не угадали. Из нас двоих, после всего, спать сладко и крепко смогли только вы, — выдает мне этот… гад!

Он зачем вообще все это вспоминает? Можно же, как взрослые люди, сделать вид, что ничего и не произошло.

— И это очень беспечно, леди Оливия. В следующий раз, хотя бы дверь заприте. Лучше стулом подоприте. И окно, — продолжает Маска, а я все свои силы трачу, чтобы заставить лицо оставаться непроницаемой холодной маской. — Хотя нет. Пока я рядом с вами, можете спать спокойно. До конца своих дней.

Нет, видят боги, ему вчера не плечо нужно было лечить, а голову.

— Звучит, как угроза, — только и могу сказать ему, мой мозг с трудом переваривает происходящее.

Разве его гордость не задета? Да он точно должен был уйти с его-то характером, еще и дверью хлопнуть в духе: “Вот и разбирайся сама!”. А он здесь… речи непонятные толкает, и еще одну порцию сейчас добавляет.

— Это она и есть, — выдает мне в ответ.

Нет! Ну точно! Может, его подменили?

Потому и прищуриваюсь, а он, как назло, резко склоняется так, что едва своей маской не упирается в мой нос, и я застываю. Мигом смущаюсь, но злость оказывается куда сильнее.

— Вы что, издеваетесь надо мной? — выдаю ему холодно, ибо мозгов у меня хватает, чтобы наконец-то понять, что за игру он затеял.

— Разве? — звучит мне в ответ, притом очень довольно.

Голос почти дьявольский, с хрипотцой,соблазнительный. И этот самый голос возвращает меня на мгновенье во вчерашнюю ночь. Но я буду не я, если оставлю победу за ним, потому и вздергиваю подбородок и очень искусно улыбаюсь.

— Надеюсь, что нет, — делаю голос одновременно сладким и холодным. — Не то издеваться начну я, и вы пожалеете, что затеяли эту игру, Безликий. — предупреждаю его, и хоть и не вижу его лица за маской, но точно знаю, что сейчас он улыбается.

— Даже спорить не буду. Так где ваши письма, Оливия? Не самое ли время отправить их в назначенные места?

— Вы их отнесете?

— Только вместе с вами. И желательно, на руках.

— Сейчас дошутитесь и вынесут вас. Вперед ногами.

— Вы знаете, что вам идет, когда вы злитесь?

— Хотела бы сказать то же самое о вас, но вы все время прячете лицо. Настолько страшный? — подначиваю его раз уж он не намерен прекращать!

— Для вас, возможно, да. Но я это исправлю, — обещает мне безликий, и вся эта ситуация резко перестает мне нравиться.

Нутро буквально встает на дыбы и вопит. Вопит то, что мне очень не хочется признавать, но намеков было уже слишком много...

— Заканчивайте уже с вашими шутками, — предупреждаю носителя маски.

— А кто сказал, что я шучу?

— То есть навсегда здесь решили остаться? Будете снова манипулировать моей сохранностью?

— Нет. Речь о моей сохранности, леди Оливия. Имейте совесть отвечать за тех, кого приручили, — выдает мне этот гад, и я вовсе теряю дар речи.

Он… Он точно псих! Только хочу его как следует осадить, как застываю, ибо его глаза... Точнее туман в тех местах, где прорези в маске, вдруг опять рассасывается на мгновенье, и я вижу глаза... Те самые глаза. Мне не почудилось той ночью! И от этой мысли от макушки до опять покрываясь ледяной коркой, а Маска будто считывает это, хмуриться, но видимо, даже не догадывается, что у него "туман" сбежал с глаз.

— Ой, кхм…! — вдруг раздается за спиной.

Тут же равнодушно отворачиваюсь от Безликого и перевожу взгляд на одного из рабочих.

— Я это… солому на крыше перебрал. Чем-то еще помочь? — выдает он, глядя то на меня, то на Безликого, и судя по его спокойному виду, он то ли слепой, то ли не видит, что у Безликого "появились" глаза.

— Конечно, пойдем! — отвечает Маска, быстрее, чем я рот открываю, и по-хозяйски ступает в сторону работяги.

Я же так и остаюсь стоять во дворе, глядя на творящийся беспредел. Нет, этот гад и раньше тут людей гонял, капканы выискивал, но тогда он не заявлял мне, что останется здесь “до конца моих дней”.

— Леди Оливия! — окликает меня кухарка. и я выбрасываю эти бесполезные мысли из головы и ступаю к дом.

Меня пациенты ждут, ими и занимаюсь. Потом сама иду на почту, а гад в Маске решает прогуляться со мной, да такой он сегодня разговорчивый, что в который раз кажется, что его подменили. “В детстве больше яблоки любила или сливы?!” Кто вообще задает такой вопрос? И кто на них отвечает?!

Я… к моему же сожалению.

Зато, когда он начинает про увлечения медициной, я, действительно, увлекаюсь так, что даже не замечаю, как мы возвращаемся с почты. И в первую же очередь по возвращении отделываюсь от него. У меня, — вон, — работы много, и пациенты, которые выздоравливают, что не может не радовать. Да и новые, местные, оказывается, пришли.

У кого раны, у кого сыпь. А потом и лекарство нужно ведь до ума довести, раз решила ва-банк идти. Вот и ухожу с головой в любимое дело, и возвращаюсь в реальность, лишь когда звезды вспыхивают на темно-синем небосклоне. Потягиваюсь, выходя из пристройки наружу, вдыхаю прохладный воздух, ощущая его же прохладу на коже, и тут вдруг…

— Леди Оливия, а рану ты мне так и не заштопала, — выдает появившийся, как черт из табакерки Безликий!