Старая жена, или Развод с драконом

Глава 37. Прогоните преступницу

Чем ближе мы подъезжаем к лекарне, тем четче я вижу толпу. Пятеро мужчин в белых мантиях, стоящих по центру полукруглого крыльца, — это и есть лекари.

И главный среди них, видимо, тот невысокий полноватый мужчина с рыжими бакенбардами и залысинами на висках. Он смотрит строго, почти испепеляет взглядом, когда круглое лицо с розовыми щеками кажется застывшим как камень. Рядом пожилой мужчина и еще трое молодых лет тридцати. Уже за ними стоят санитары и санитарки.

Женщин тут всего шесть. Они стоят в коричневых платьях, белых передниках и нарукавниках, в чепчиках, под которые убраны почти все волосы. Привычные образы, вот только непривычные выражения лиц.

В первую очередь от них я ожидала негодования и неодобрения, но нет. Во взгляде почти каждой я вижу любопытство.

Одна даже пытается шепнуть что-то другой, но, поймав злой взгляд одного из лекарей, тут же опускает голову. А вот остальные дамы смотрят.

И вовсе не с праздным любопытством, а так, что даже становится чуточку не по себе, после всех косых взглядов до этого. Будто даже ждут… Интересно.

Но лекари явно не разделяют их взглядов, впрочем, как и мужская часть санитаров.

Смотрят с неодобрением в упор на меня, что тоже странно, ведь раньше по приезде все в первую очередь смотрели на наставника Бартона и только после замечали какую-то там служанку, а потом удивлялись, что, оказывается, она ученица.

А эти обо мне уже знают, сомнений нет. Зато нарастает волнение. И нарастает так, что ладони начинают потеть, но я втягиваю воздух поглубже. Стараюсь сохранять внешнее спокойствие и держать спину прямо, хотя сердце колотится так, что, кажется, его стук слышен даже возле лекарни.

«Все будет хорошо, а если нет — решим!», — читаю мантру, и повозка, покачнувшись еще раз, останавливается, и наставник отпускает поводья.

— Пойдемте, леди Оливия, — зовет он меня, а я, оставив вещи, спешу ему на помощь. Все-таки несколько часов он был «за рулем», а погода жаркая и возраст. Потому и хочу помочь ему спуститься, как полагается ученице. К счастью, это нормы мира допускают, если я не касаюсь оголенных участков кожи или ладоней, зато подхватываю за локоть.

Там мы с наставником и оказываемся на земле. Точнее на старой и давно потрескавшейся белокаменной плитке. А вот господа, выстроившиеся в ряд на крыльце, не то, что не спешат помочь — они не спешат даже встретить, так и стоят солдатиками.

От сего дурное предчувствие внутри усиливается, я даже поглядываю на наставника, пока помогаю ему шагать, ибо чувствую за собой вину. Должно быть, дело в скандальных статьях вестников. Иными словами в том, что Бартон связался с женщиной, которой тут не рады. Точнее не рад персонал мужского пола, а вот сами пациенты очень уж воодушевленно выглядывают в окна больницы, еще и жестами подзывают друг друга, будто к ним кто-то из королевской четы пожаловал. Радуются. А вот нам сейчас, кажется, будет невесело.

— Доброго дня, господа, — первым здороваться приходится наставнику. Он слегка склоняет свою седую голову, согласно этикету сначала в сторону мужчин, а затем и к женщинам. — И дамы, — не забывает добавить он, пока я внимательно смотрю на круглого и, судя по выражению лица и положению среди толпы, главного здесь мужчины.

— Этот день мог стать добрым, уважаемый лекарь Бартон, но, увы, наши надежды рухнули, — сообщает местный лекарь с таким же каменным лицом.

А я задумываюсь, что бы это значило? Может, дело не в моем присутствии, а в том, что кто-то болен? Лихорадка? ЧП? Господи, куда бежать?

Никуда. Или обратно в карету.

Судя по тяжелому взгляду желтоватых глаз, дело все-таки во мне.

— Простите, лекарь Бартон, что не встречаем вас, как хотелось бы. Но нам «эти проблемы», — опять зыркает в меня, как в нечисть какую-то, — ни к чему.

— Позвольте полюбопытствовать, лекарь Морэл, что сподвигло вас назвать мою ученицу таким непотребным образом? — хмурится наставник, и я вижу, что после дороги у него сил стоять не хватает, не то что спорить.

А самой мне спорить, увы, нельзя. Мы с Бартоном сто раз проговорили, что меньшее, что я должна сделать, — это не нарываться на неодобрение. Иными словами вести себя полностью в соответствии с правилами.

По крайней мере, на глазах у всех, пока слухи не утихнут. А все свои врачебные дела мы сможем проворачивать так, чтобы свидетелей было поменьше. Идеальный же план?

— Разве вы не видели вестники? — изгибается бровь Морэла. А я думала у него все лицо, словно в ботоксе, — неподвижное. Выходит, нет. — При всем нашем желании поработать с вами, лекарь Бартон, мы не будем теми, кто покровительствует преступной игре женщине в лекаря. Либо прогоните преступницу, либо наши двери останутся для вас закрытыми, — строго отсекает Морэл, и пациенты в окнах тут же перешептываются.

Судя по возгласам, им было бы куда интереснее, если бы я все же вошла в лекарню.

А мне было бы интереснее сейчас зачитать тираду по поводу обвинения, но, увы… Пока приходится молчать. Хотя я тоже времени зря в эти дни не теряла. Я подготовилась, как раз для таких случаев. Но пока подожду. Не буду спешить в пекло, хотя пальцы уже непроизвольно сжимаются в кулаки, и ногти впиваются в ладони. Но я держу лицо безмятежным.

— Преступницу? — переспрашивает лекарь Бартон. — Как прискорбно, что нынче вестникам верят больше, чем тем, кто борется за общее дело.

Говорит наставник красиво, вот только никто не собирается его слушать. Выходит, зря мы приехали сюда. Точнее, зря сюда явилась я. А есть ли еще места, где меня примут?

Местный лекарь, будто мысли мои читая, говорит:

— Боюсь, со мной солидарны сейчас все главы близлежащих лекарень. Мы не будем покровительствовать преступнице и даже вынуждены отказаться от вас, господин Бартон, если вы продолжите! — чеканит он, и обида острыми когтями впивается в горло.

Обидно не за себя, а за наставника, которого сейчас принимали бы, как короля, желая услышать каждое его слово, узнать все, что знает он. Но нет… Рядом с ним ведь приехала «чума». Черт… Обидно. И что же делать? Уйти в повозку? Разыграть спектакль, что я отныне не у дел? Или в самом деле нужно перестать портить жизнь тем, кто страдает из-за меня?

От мыслей отвлекают голоса и топот. Да такой, что не только я оборачиваюсь, но и вся местная делегация оборачивается.

— Это еще что?! — ступает вперед старичок, стоявший по правую руку от Морэла, и, прищурившись, разглядывает едущую сюда на большой скорости карету, окруженную несколькими всадниками.

Толпа переглядывается, волнуется, но у Морэла нет ответа. И у наставника, судя по его озадаченному виду, тоже нет предположений, но на всякий случай он ступает чуть ближе ко мне, будто прикрывая собой. Зачем? Или… От чего он пытается меня прикрыть?

Во все глаза смотрю на четверых всадников, выряженных во всё черное, и сердце начинает стучать чаще. Четыре всадника, прям как в легенде про апокалипсис, а тут еще и карета… Кто же это?

Секунда, вторая, и всадники, добравшись до нас, тут же тормозят вороных коней, впрыгивают на сухую землю, поднимая в воздух клубы пыли. Высокие, широкоплечие и сердитые, судя по выражениям точеных лиц, они мгновенно скользят по толпе взглядами и останавливаются... На мне.

Что… Что такое?

— Леди Оливия, ученица лекаря Бартона, это вы?! — грозно спрашивает меня один из мужчин и тут же делает резкий шаг в мою сторону.