Вглядываюсь все внимательнее и прихожу в недоумение, ибо у калитки стоят одни лишь женщины. И их там человек двенадцать, не меньше.
Тут же перевожу растерянный взгляд на кухарку, а она также недоумевающе смотрит на меня.
— Хотите, я схожу и узнаю, в чем дело? — спрашивает кухарка, а сама взволнована не меньше меня.
— Погоди, — напрягаюсь я.
Кидаю взгляд на кухню, затем опять на толпу.
Если я кого и ждала, то жандармов, которые могут найти какой-нибудь яд в приготовленном мной лекарстве. А иначе зачем сюда пробрался какой-то гад, которого поймал Безликий? Но во дворе точно женщины. Притом самых разных возрастов.
— Может, нам стоит подождать господина Безликого? — едва кухарка озвучивает мои мысли, как я тут же даю себе мысленный подзатыльник.
— Сюда идут, — шепчет кухарка, и я вижу, как пожилая дама первой открывает калитку, а следом за ней идут и другие. — Чего же они хотят, госпожа?
— Сейчас и выясним, — киваю ей, и отряхнув складки на платье, ступаю из кухни в коридор, а после выхожу на крыльцо.
Толпа, нерешительно хлынувшая за ним во двор, тут же останавливается.
— Добрый вечер. Чем могу помочь? — спрашиваю вежливо и внимательно смотрю на женщин.
Вражды в их лицах не вижу, а вот решимость — да, она присутствует.
— Мы к вам, леди Оливия, за помощью, — сознается старушка и выглядит, она честно сказать, не очень.
Бледная, лицо осунувшееся, да и пальцы на руках подрагивают.
— Слышали, вы создали какую-то микстуру, — добавляет брюнетка помоложе, которая как раз поддерживает бабулю под руку. — И она даже новую, неведомую хворь побеждает.
Вот откуда ноги растут? Про антибиотик кто-то разболтал?
Кидаю взгляд на кухарку, но она, по всей видимости, не при делах, а вот за домом в саду, я замечаю женщину и двух мужчин, которые помогают мне по хозяйству и ухаживают за больными родственниками. Они разболтали?
— Госпожа Оливия, — тут же подбегает та самая женщина.
Худенькая такая, с обветренными губами и лохматой прической.
— Не специально я, — виновато шепчет она. — Я письмо на почте отправляла в свою деревню. А писать не умею, вот наговорил вслух, и… прознали, наверное.
Понятно. Оказалась виноватой, сам того не желая. А мне что теперь с толпой делать?
— Так чего вы хотите? — осторожно спрашиваю у женщин. Не интервью ведь взять они пришли.
А они мне в ответ, кто руки показывает, закатывая рукава, а там краснота. Кто стыдливо опускает голову, а кто прямо говорит.
— Можете ли вы нас вылечить, леди Оливия? — кряхтит бабуля.
А я застываю, глядя в ее выцветшие, немного затуманенные глаза. Я должна сказать, что лечить не могу по закону. Что лишь помощница, а лекаря Бертона сейчас нет. Если дела совсем плохи, лучше не ждать его, а обратиться в лекарню. И я говорю, но как же тяжело даются в эту самую секунду эти слова. Они буквально царапают горло, ведь я знаю, что там, в лекарне им не помогут так, как могла бы помочь я.
— Мы знаем о законах, леди Оливия. Знаем, что лекаря Бертона нет. Мы долго боялись, много ночей втихаря шептались меж собой, наблюдали, и все же пришли к вам., ибо сил терпеть больше нет. Местные лекари понятия не имеют, что с нами делать. Камнями пресловутыми своими водят, микстуры дают, а они то помогают, то хуже становится в разы. Мы понимаем, как это опасно, и коль велите будем за вас всем богам молиться. Все, что попросите, отдадим. Только помогите. Сил нет так жить, — продолжают женщины, а сердце будто шипы пронзают.
Потому что они правы. Их элементарно по закону мужчины не могут даже осмотреть, и это дикость. Дикость для меня, но не для местных.
А эти женщины все равно пришли. Толпой собрались, чтобы не было страшно, но рискнули, несмотря на то, что их тоже по голове не погладят… за попытку себя спасти.
Смотрю в их глаза, знаю, что нужно делать, знаю, что должна сказать, но говорю иное.
— Проходите. По одной.
Это все на что меня хватает. Голос сиплый, в горле будто камень застрял, а на глаза наворачиваются слезы.
И только одна из женщин ступает вперед, как вдруг раздается рык.
— А ну стоять!
Прокатывается грозный голос как гром среди ясного неба. Люди тут же вздрагивают и оборачиваются. А затем даже охать начинают.
Я же стою в полном замешательстве, ибо совсем не понимаю, кого они увидели, но смело могу предположить, что их это напугало.
— Разойдитесь! Иль жизнь не мила! — продолжает ругаться кто-то.
Толпа расступается, и я вижу разгневанного блондина лет тридцати с зализанными волосами и злым взглядом. По бокам от него идут еще двое мужчин помоложе, и чем-то напоминающие самых настоящих бандитов, несмотря на приличную дорогую. одежду.
— М-да, — тянет блондин, брезгливо оглядывает двор и развешанные на веревках белье, неспешно переводит на меня взгляд и смотрит так, будто я ему еще с прошлой жизни задолжала, и теперь он пришел за моей головой.
— Так вот как вы выглядите, скандально известная ледя, — выдает он, намеренно коверкая обращение ко мне.
Издевается откровенно, еще и взглядом скользит от самой макушки до пят, а у меня пальцы сжимаются в кулаки. Давно мне так не хотелось врезать от души и отмыться. Будто облизали!
— Вы кто такие? — чеканю строго, а он усмехается.
Делает пару своими начищенными до блеска коричневыми сапогами в одну сторону, затем в другую, будто намеренно заставляя меня ждать его ответа и нервничать.
— Зачем вы вломились сейчас в мой дом!
— Дом не ваш, — выдает гад, как бы наслаждаясь этой игрой и осознанием того, что он прямо сейчас запугивает.
Запугивает женщин, между прочим. Кухарка дрожит так, что я не могу этого не замечать. Да и самой до чертиков боязно, но виду не подаю.
— А я пришел паразитов разогнать, — скалится блондин.
Вот же гад! Второй раз за минуту сжимаю кулаки до хруста и сдерживаю желание его треснуть лишь потому, что сама огребу куда больше.
Да и у меня дом полон больных. Они только пошли на поправку, их вообще нельзя волновать!
— Паразиткой, вы, стало быть, назвали меня? — уточняю у блондина.
— А как вас еще назвать? Распространяете здесь заразу! — рявкает он, и у меня попросту красная пелена перед глазами встает.
Зараза? Это мои пациенты зараза?
— Мир полон заразы, а здесь место, где с нею борются! — отрезаю я.
— Боритесь, где угодно, но не в доме господина Сайруса! — сверкает глазами блондин. — Он давал этот дом своему давнему знакомому на месяц, и теперь крайне недоволен тем, что вы тут устроили. Так что убирайтесь!
— Стойте! Как же? — тут же спохватывается один из родственников больных. А я ведь его даже не заметила за простынями. — В доме люди! Они слабы! Разве можно их выгонять?
Вопросы правильные и должны бы ударить блондина по совести, но у него этой совести, явно, нет. Он даже не пытается сделать вид, что ему есть до людей хоть какое-то дело, а наоборот усмехается.
— Чтоб к утру и духу тут не было, иначе сожжем дом вместе с вами! Право имеем, если что! Вы меня услышали, “леди”? — скалится на меня, чувствуя за собой власть.
— Я могу поговорить с самим господином Сайрусом? — вместо ответа, задаю вопрос и поднимаю подбородок выше.
— Думаете, он станет вас слушать? — кривляется, пытаясь всячески унизить, но я остаюсь равнодушно спокойной.
— Где я могу его найти? — ставлю вопрос иначе.
Не буду сдавать позиций.
— Я что-то неясно сказал?! — рычит он и ступает на меня так, будто шею мне свернуть собрался.
— Эй ты! Отойди от госпожи! — неожиданно врывается вперед одна из женщин, кого я лечу, и буквально встает между нами.
По сравнению с блондином этот мужичок совсем тощий и низкий, и лет на пятнадцать старше, но все равно не отступает.
Тут же подбегают и другие. Даже бабуля стает между нами.
— Девоньки, не дадим Оливию в обиду! — командует она, и женщины выстраиваются передо мной чуть ли не живую стену.
Блондин бесится. В его голубых глазах такие искры летают, что я бы ему главную роль в сериале про злодея-психопата дала. Но шутки шутками, а страшно, в самом деле страшно. Даже ладони начинают потеть.
Однако блондин, хвала местным богам, не ввязывается в драку, отступает, оскалившись еще шире и как бы взглядом говоря: “Трепыхайтесь, не поможет, жалкие полудурки!”.
А затем смотрит на застывшую меня.
— Все, у кого есть мозги, знают, где его искать, но никогда не станут, ледя. Вам же я лично скажу, что господин Сайрус в “Фиалке”, но у вас кишка тонка, — только и выдает гад, вновь стреляет в меня надменным взглядом, и шагнув в калитке вдруг останавливается.
— Срок до утра! — напоминает он, хватает одну из развешанных простыней, стягивает ее с веревки и кидает на землю, а затем бьет калитку так, что она едва не срывается с петель.
Силу, значит, демонстрируешь, придурок?! Что б тебя!
Секунда, вторая, и он запрыгивает в черную карету. Его “шестерки” тут же занимают места.
— Пошел! — погоняет коня возница, и карета трогается.
Застывшая толпа приходит в себя. Люди начинают переговариваться, испуганно глядя то друг на друга, то на меня.
Но мне сейчас нет дела до взглядов. В голове так и звучат слова этого живодера.
— Леди Оливия… Леди Оливия.
Зовет меня кто-то, но слышу я далеко не с первого раза.
— А? Что? — “выныриваю” наконец-то из своих мыслей.
— Что же нам делать? Как же быть? — спрашивает тот самый старичок, который ринулся защищать меня своей грудью.
Старушка тоже вся бледная от страха, а я… я все еще в замешательстве. Не знаю, что я буду делать, но точно знаю, чего делать не буду, потому и говорю людям…