Длинный, сутулый мужчина с худощавым, вечно недовольным лицом и засаленными волосами. Лекарь Доуэн собственной персоной.
— Ты… — гаркает он на подчиненного лекаря, и тот по струнке смирно выпрямляется. — Работы мало?
— Нет, я лишь отошел…
— Иди проверять больных! — сердито приказывает Доуэн, и мужчина подчиняется.
Уходит тихо, без споров, но все же кидает в главного лекаря злой неодобрительный взгляд, пока тот не видит, а после смотрит на меня.
«Держитесь», — так и отпечатывается в его глазах.
Да как же иначе? Этим и занимаюсь с тех пор, как очнулась в этом мире.
— Что, леди, переманиваете моих подчиненных своей юбкой и довольны? — выпаливает мне Доуэн, и одни боги знают, чего мне сейчас стоит не влепить ему пощечину за такие слова.
Ладно, он гад. Но я-то — леди, а значит, и словом смогу поставить его на место.
— Полагаю, местные лекари больше ценят мой вклад в общее полезное дело, нежели наряды, — отвечаю, натянув на губы холодную улыбку, и Доуэна это явно бесит.
А вот девицы, развешивающие белье, готовы наблюдать во все глаза.
— Вы двое! Тоже нечем заняться? — замечает их Доуэн, и женщины кидаются врассыпную.
А вот мне совсем не хочется оставаться наедине с этим недоразвитым бугаем с кучей комплексов и обид.
— Я работу закончила, так что позвольте откланяться, — выдаю ему и, не дожидаясь ответа, толкаю дверь в хижину, вхожу и хочу закрыться, как этот гад нагло перехватывает дверное полотно, не позволяя мне скрыться.
— Что вы делаете? — отчитываю я, но этот лекарь лишь ухмыляется, с силой толкая дверь так, что мои пальцы слетают в сторону, а сама дверь бьется с грохотом о стену.
Точно сумасшедший! А чего только стоит его взгляд в этот момент.
Тут же отступаю на пару шагов по инерции и жалею. Нужно было выйти во двор, но теперь поздно. Он наступает на меня.
— Если у вас есть разговор, поговорим в рабочее время! А сейчас покиньте этот дом! — строго говорю я, а его гиенья ухмылка, ставшая еще шире, заставляет сердце покрыться корочкой льда.
Да чего он хочет в конце концов?
— Ваша манера указывать и распоряжаться мне совсем не нравится. И то, что лекарь Бартон вам покровительствует, не значит, что вам все дозволено, — рычит он.
Делает еще шаг, а затем захлопывает за собою дверь.
Ой, не к добру. Он же не собирается меня кулаками учить уму-разуму? От такого гада чего угодно ждать можно.
— Я поняла свою ошибку, главный лекарь, — решаю подыграть ему, ибо в схватке явно проиграю. А так хоть будет время придумать, как с него сбить спесь. — Впредь не посмею с вами конкурировать.
— Конкурировать? Женщин никогда не было в лекарском деле и не будет. И ты, какой бы вертихвосткой не была, не сможешь подорвать устои! — угрожает он.
— Раз так в этом уверены, то оставьте меня в покое.
— Ты спишь со стариком Бартоном или его сыном? — перебивает Доуэн.
— Что?
— Я спросил: с кем ты спишь? Со стариком или с его сыном? Может, с обоими? — продолжает он, и мысли об осторожности уходят на второй план. Теперь я уже ищу, чем бы огреть этого придурка, если полезет. Или скажет что-то еще.
— Может, и мне покажешь, что у тебя там, под вуалью, — усмехается он и тянет свою граблю к моему лицу, как…
Хлясть!
Бью его по пальцам.
— Это уже не ваше дело! — рычу ему, чувствуя, как в недрах души поднимается безумное пламя. — Если сейчас же не уйдете, подам на вас жалобу!
— Да ты что?! — наступает он, хватает меня за волосы, как провинившуюся рабыню, и тянет так больно, что вскрикиваю.
Ногтями цепляюсь в его руку, а он делает лишь больнее, пытаясь меня подчинить и обезоружить, гад!
— Думаешь, можешь так со мной разговаривать, мерзавка? Пришла тут, порядки наводить начала. Науку свою дикарскую притащила. Женщин поднимать головы учишь? Сейчас ты свою голову опустишь так, что больше не поднимется, мерзавка! И ни лекарь, ни законник тебе не помогут, падшая! — рычит он и тянет за волосы так, что из глаз уже искрами летят слезы.
А это гад еще и хватает вуаль и тянет ее прочь, снимая с лица.
Хрясть! Рвутся завязки. Хрясть! Стонет моральный урод, на секунду ослабив хватку, ибо… Рефлекс «бей меж ног в случае опасности» опять сработал. Вот только пальцы, запутавшиеся в моих волосах, он целиком не разжал!
— Стерва!!! — рычит Доуэн.
Пытается опять схватить, а я пытаюсь ударить, отбиться. И буду биться! Я скорее умру, чем позволю ему что-то сделать с собой.
— Помогите! — выкрикиваю, что есть сил, а сама даже не понимаю, куда бью и попадаю ли вообще. Вот бы врезать побольнее!
— Ай! — выкрикиваю, когда этот урод хватает меня за шею, пытаясь придушить.
Паника бьет в голову, воздуха не хватает, но я чудом замечаю рядом кочергу на крючке. Вот бы дотянуться… Только бы дотянуться. Пожалуйста, боги… Я не могу пасть от рук такого мерзавца! Я не могу… Прошу…
— Ай! — кричит лекарь. Вот только не потому, что я сумела, наконец-то, дотянуться до кочерги и стянуть ее с крючка, а потому, что этого гада какой-то неведомой силой оттягивает от меня прочь.
А кочерга, уже занесенная в воздух, приземлилась не в белую мантию, а во что-то черное и большое.
В спину другого мужчины, который как раз оттянул от меня мерзавца и припечатал его стене так, что та раздалась грохотом, а лекарь закатил глаза и рухнул.
Удар! Еще один! Еще… И противное лицо Доуэна превращается в кровавую кашу, а кривой нос хрустит и вот-вот сломается, если еще не сломался.
— Стойте, хватит! — выпаливаю, ибо этот незнакомец сейчас убьет мерзавца. А потом сядет в темницу…
Но спаситель будто не слышит.
— Стойте! — кидаюсь ближе, но умудряюсь впопыхах споткнуться о вазу, упавшую на деревянный пол и едва не падаю ниц сама.
Меня ловят вместе с кочергой, которую пальцы до сих пор сжимают так, будто она стала моим продолжением. В глазах плывет и темнеет, но все же я вижу руки, которые меня поймали.
— Цела?
Раздается хриплый голос над ухом… Очень знакомый голос…