Глава 36. Как чума

Оля-Оливия:

Выхожу из палаты с легким сердцем — подростку Тиму заметно лучше. Еще пара дней, и сможет вернуться к нормальной жизни.

Приятно видеть, как румянец возвращается на детские щеки, как глаза начинают блестеть от радости, а не от жара. И это, пожалуй, единственная хорошая новость на сегодня. Ведь после того случая с Доуэном все изменилось.

Стоит мне только появиться в лекарне, как местные врачеватели провожают меня настороженными взглядами. Даже санитарки больше не шушукаются за спиной и не задирают, как бывало.

Они все еще косятся, конечно, но стоит поймать их взгляды, тут же отворачиваются. Сначала мне казалось, что они испуганы. Я даже пыталась понять, что именно так на них повлияло: сам скандал с Доуэном или какая-то его часть.

Вздрагиваю, невольно вспомнив, как Кайрон, надвигаясь огромной черной тенью, увел Андрэ за дом. Я вся извелась за несчастные несколько минут, но законник, хвала богам, вернулся целым.

Только он не рассказал, о чем шла речь с моим бывшим мужем. Генерал, к моему счастью, больше так и не появился. Он исчез, даже не попрощавшись, чему я тоже рада, ведь каждая секунда с ним — это и скандал, и пытка. Бесконечные столкновения. А его уход — подарок. Хотя… Страшно. Сама не знаю почему.

Может, потому что законник так и не признался, о чем они говорили? Однако он сказал кое-что, что мне не понравилось.

«Вы уверены, что хотите идти этой дорогой? Лорд Кайрон прав, путь будет очень сложным, а порой невыносимым. Вы хотите битвы?»

«Боги! Даже в голову Андрэ этот дракон попытался залезть своими нравоучениями», — вспыхнула мысленно в тот момент, а потом… Потом я остыла. Просто потому, что поняла одну простую и неприятную для меня истину.

Пока мы спорили с драконом, мне казалось я готова свернуть горы, лишь бы он отстал, но стоило Кайрону исчезнуть, как пыл мой стих. И нет… Я не хочу воевать. Никак.

Вместо того чтобы бороться с местными предрассудками, я предпочла бы просто продолжать свое дело, исцелять от хвори. Ведь это единственное, что я умею по-настоящему. Это то, чем я живу.

Но как, если рано или поздно бочка с порохом, на которой я сижу, может взорваться?

Потому я и провела долгий разговор с законником о том, как можно избежать неприятных последствий. Можно ведь? Должен же быть способ?

Увы… Не сказать, что итог того разговора мне понравился, но надежда какая-никакая появилась. Да еще и наставник в тот день отчасти поддержал.

— Ввиду происходящего я должен попытаться вас отговорить, — начал лекарь. — Но скажу иное. Быть может, я слишком эгоистичен, но Асдевилю нужны такие лекари, как вы. И пока вы не сдаетесь, я буду прикрывать вам спину.

Эти слова и стали для меня тем лучом света, который не дал сдаться, несмотря на то что скоро может случиться страшная буря. И жду этой бури не только я.

Все вокруг тоже чувствуют приближение беды, потому и ходят тихо-молча, почти не разговаривая, что делает атмосферу в лекарне еще более напряженной и мрачной.

Но я заставляю себя выпрямить спину и улыбнуться пациентам, перед тем как покинуть очередную палату. Белая облупившаяся дверь поскрипывает, и слух вновь окутывает тишина, хотя в коридоре есть и лекари, и санитарки.

Даже те две женщины, что стирали простыни, замечают меня, но тут же отворачиваются, будто лишняя секунда взгляда может наслать на них беду. Стараюсь не обращать на это внимание и направляюсь к лестнице, чтобы занести бумаги в кабинет, как вдруг…

— Леди, постойте! — догоняет меня худощавая высокая женщина с растрепанными каштановыми волосами, торчащими из-под бардового платка.

Я не знаю ее имени, но отлично помню, кто она, — мама одного мальчишки, Тима, которого недавно отпустила домой. Ему стало намного лучше.

— Что-то случилось? — тревожно оборачиваюсь к ней.

— Я хотела сказать вам спасибо. Большое. Нет, огромное! За то, что вы делаете. Вы спасли не только моего сына, не только его будущее. Вы спасли материнское сердце и всю нашу семью! — говорит она, а глаза блестят от влаги.

Дрожащие влажные пальцы хватают мои руки и пытаются вложить в ладонь серебряную цепочку, и от этого жеста к горлу подкатывает ком.

— Это все, что у меня есть! — всхлипывает она с искренней улыбкой и слезами на глазах.

— Это моя работа. Я рада, что Тиму лучше. А это лучше отдайте будущей невестке или устройте хороший пир дома, — возвращаю цепочку, чувствуя, как собственные глаза начинают предательски щипать.

— Но как же...

— Не балуйте лекарей, — подмигиваю женщине, похлопывая по плечу. — Идите к сыну, а то сейчас вместе с вами заплачу.

— Конечно-конечно! Спасибо вам! Пусть хранят вас боги! — шепчет она, утирая слезы.

Дверь за ней тихо поскрипывает, а я глубоко вздыхаю, пытаясь успокоить растревоженное сердце. Такие моменты напоминают — я на своем месте. Но местные правы: в этом мире без борьбы мне не удержаться среди лекарей.

Сжимаю кулаки и направляюсь в кабинет, чтобы положить последние бумаги перед отъездом. Замечаю, как один из пожилых лекарей подходит ко мне:

— Леди Элизабет, вы сегодня не обедали. Я захватил вам пару пирожков.

Как же мило с его стороны. А я уж думала, что все вокруг объявили мне бойкот.

— Элизабет или же Оливия, — вклинивается коллега с явным неодобрением, — вы слишком добры к обманщице, из-за которой у нас вот-вот возникнут проблемы.

Ага, рано я обрадовалась. Шок прошел, начинается травля…

— Не волнуйтесь, уже сегодня я покину вашу лекарню, — набравшись сил, говорю спокойно и уверенно. — Надеюсь новые знания вы будете применять вне зависимости от того, женщиной они были оставлены или мужчиной. В первую очередь важны жизни пациентов. По крайней мере, таким вы мне показались при первой встрече — честным и справедливым.

Здесь я не лукавлю. Этот шатен действительно казался мне неплохим человеком. Да и судить его за предрассудки не стану. Кто знает, какой была бы я, если бы родилась и выросла тут, а не пришла из другого мира.

На этом, обойдясь без прощания, ступаю по лестнице в кабинет, где лекарь Бартон собирает документы перед отъездом. Он выглядит уставшим, даже побледнел, лоб покрыт испариной. На краю стола замечаю свежий вестник, и сердце тревожно сжимается.

Заголовок жирными буквами кричит со страницы: «Женщина возомнила себя лекарем: угроза традициям и морали общества!». А чуть ниже помельче: «Известный лекарь Доуэн раскрывает правду о самозванке, посягнувшей на святая святых». Вот же черт!

Закрываю глаза, пытаясь унять дрожь в пальцах. Все-таки началось...

— Не обращай внимания, всего лишь одна статья, а могла быть дюжина. Комок снега не страшен, пока не сходит лавина. По милости богов, может, и пронесет, — успокаивает лекарь, а сам хватает последние бумаги и узлы. — Пойдем, повозка уже готова.

— Давайте помогу? — подхватываю одну из связок книг и спешу следом за лекарем.

Там мы спускаемся на первый этаж, а затем покидаем лекарню под безмолвные взгляды местных лекарей и санитарок. Никто даже слово не говорит на прощание, игнорируют даже лекаря Бартона. Видимо, теперь они с нетерпением ожидают, когда чума в виде меня покинет их обитель.

Больно. Обидно. Но все это не смертельно. Потому, кивнув на прощание пожилому лекарю, загружаюсь в повозку, и она опять несет меня в путь. В новое место, где, как надеется лекарь Бартон, нас ждут люди мудрее и более новых взглядов.

Пейзажи меняются, а чувство, что воронка, от которой я хочу уберечься, подбирается все ближе — обостряется. Даже оборачиваюсь пару раз, так как кажется, что нас преследуют, но нет. Ни единой души в этом поле, кроме нас с лекарем, заделавшимся в кучера, в повозке.

Только ласточки летают высоко в небе, и я, закрыв глаза на секунду, представляю, что нет никаких проблем, что все будет хорошо. Тем более, мы с наставником уже проделали работу над ошибками и вывели новую стратегию, которая убережет нас всех.

Нам нужно лишь время, нужен новый шанс, и вот спустя три часа пути, мы уже видим новую деревню, почти такую же, как предыдущая. Видим новую лекарню высотой в два этажа, окрашенную в бледно-желтый цвет и… Целую делегацию лекарей и санитаров перед ней… К чему эта толпа?

Загрузка...