Старая жена, или Развод с драконом

Глава 44. Тень

Едва прищуриваюсь, чтобы разглядеть тень, как она растворяется в сумраке.

— Что такое, Оливия? — настораживается лекарь, заметив мой пристальный взгляд.

— Мне показалось, там кто-то был, — отвечаю тихо.

Бартон тут же поднимается из-за стола и приближается к окну. Он внимательно всматривается сквозь стекло сначала в одну сторону, затем — в другую и, тяжело выдохнув, оборачивается ко мне.

— Даже если и был, сейчас никого нет. Но это лишь подтверждает мои опасения — всё происходящее может оказаться ловушкой для вас, — констатирует он с тревогой в голосе.

— Именно так, — соглашаюсь я, ощущая на себе его внимательный, выжидающий взгляд.

Бартон ждет моего решения. Что я выберу: попытаюсь помочь больным или отступлю из-за страха перед возможной ловушкой? Но разве выбор не очевиден?

— Давайте вернемся к исследованиям, — говорю я, вновь беря в руки бумаги. Лучше пройти по лезвию ножа, чем оставить больных на произвол судьбы.

Иначе зачем я проснулась в этом теле? Зачем кто-то дал мне второй шанс? Это моя миссия, мой путь — жить так, как я считаю правильным, невзирая на преграды. Мои решения — моя ответственность. И лекарь безошибочно читает ответ в моих глазах.

— Местные лекари ставили «желтую хворь», но, судя по всему, их лечение не помогло, — задумчиво произносит Бартон.

— У меня есть несколько предположений, но каждое требует проверки, — отвечаю я, просматривая записи. — Учитывая недостаток информации, сложно сделать окончательный вывод.

Для подтверждения диагноза нужны дополнительные исследования, недоступные нам здесь — деревня, отсутствие средств... Но, возможно...

— Можно ли раздобыть еще один артефакт проверки хвори? — спрашиваю я. — Нам необходимо собрать больше данных, чтобы не ошибиться с выводами.

Бартон кивает, обещая отправить за ним с первыми лучами солнца. А до утра мы должны назначить хотя бы поддерживающее лечение.

Перебирая возможные диагнозы, я склоняюсь к тифу или малярии. Обе болезни соответствуют наблюдаемым симптомам, и обе крайне заразны. Поэтому первым делом привлекаем к работе родственников, прибывших вместе с пациентами.

Ночь проходит в непрерывных заботах — готовим комнаты для больных и отдельные помещения для сопровождающих, мастерим маски, кипятим одежду заболевших. В аптечке Бартона всегда есть ивовая кора и липа — традиционные средства для снижения температуры.

Их мы и даем пациентам, а с рассветом я отправляюсь в травную лавку за зверобоем, ромашкой и шалфеем, известными своими антисептическими свойствами.

В этой непрерывной суете день сменяется ночью почти незаметно. На душе тревожно — лекарства действуют медленно, и пока неясно, приносят ли они облегчение. Однако к исходу второго дня двоим из четырех пациентов становится заметно лучше, а к вечеру к нашему дому подъезжает еще одна телега из той же деревни с двумя новыми больными.

— М-да, леди Оливия, у нас с вами скоро образуется настоящая лечебница, — вздыхает Бартон, наблюдая, как свободного места в хижине остается все меньше.

Но это лишь начало испытаний. Настоящая беда приходит чуть позже, когда родственники развешивают прокипяченные вещи на веревках во дворе, а мы с Бартоном хлопочем возле котла, установленного на небольшом костре у колодца.

Сначала настораживается младшая сестра больной женщины, затем и мужчины устремляют взгляды к калитке, напрягаясь один за другим.

— Лекарь Бартон, — тихо окликаю наставника, понимая, что наши гости встревожились не просто так. Однако за вывешенным бельем трудно разглядеть, что именно происходит.

— Может, прибыли новые больные? — тревожно предполагает он, откладывая деревянную ложку, которой помешивал отвар. Вытерев руки о заметно испачкавшиеся штаны, он направляется к воротам. Я следую за ним.

Отодвинув одну простыню, затем вторую, между колышущимися на ветру штанинами, я замечаю повозку.

Неужели ещё больные? Или, не дай бог, жандармы?

Худощавый мужчина лет сорока спрыгивает с козел, оглядывает двор, покосившийся забор и нас с наставником.

— Лекарня леди Оливии здесь находится? — вдруг гаркает он, и мы с Бартоном переглядываемся.

— Ну, почти. А что такое? — отвечает наставник осторожно.

— О, хвала богам! Нашли! Вы бы хоть табличку поставили, — выдаёт мужчина, а затем вытаскивает какой-то ящик с сушеной травой и направляется к нам.

— Жена у меня в повозке. Болеет сильно. Деньгами заплачу и травой из своей лавки. Гляньте, ради богов! — выпаливает он, и мы с Бартоном снова обмениваемся взглядами.

С такими темпами нам понадобится отдельный приёмный покой, чтобы не заводить новых пациентов в дом, где лечатся заразные больные. Даму всё же осматриваем, и, к счастью, её недуг не опасен — обычная крапивница.

Сделав назначения, отпускаем женщину домой, договорившись проведать её через пару дней, поскольку они с мужем живут в этой же деревне.

А после обеда местные словно с цепи срываются. Идут кто с головной болью, кто с порезами, будто кто-то разместил объявление.

Всего приходят пять-семь, но и это много с непривычки. Зато сколько наблюдателей собирается на улице, чтобы посмотреть. И, пожалуй, самое сложное, это делать вид, что мы их не замечаем, в то время как хочется возвести высокую стену.

— Это не просто любопытство, они присматриваются к вам, Оливия. И боятся, и хотят, — шепчет мне меж делом Бартон.

И в целом он прав, вот только есть, среди обычных деревенских, парочка особенно подозрительных типов. На лицах так и написано, что все происходящее им не по вкусу.

«Ну и ладно, пока мы не нарушаем закон, никто и ничего нам не сделает», — напоминаю себе и уже к вечеру я уже не чувствую ни рук, ни ног, едва довариваю отвар для наших постоянных больных и, еле передвигаясь, иду в душ, а после выхожу вывесить прокипяченную одежду.

После шумного дня тишина во дворе кажется непривычной, почти мистической. Только тёплый ветер едва слышно шуршит листьями. Останавливаюсь на мгновение, чтобы насладиться этим моментом, глубоко вдохнуть воздух, напоенный предчувствием грозы, ощутить приятную прохладу на коже, и вдруг слышу хруст.

Резко оборачиваюсь, всматриваясь в темноту за низким кольчатым забором, но ничего не вижу. Совершенно ничего.

— Фух, — выдыхаю с облегчением, хотя, честно говоря, давно опасаюсь, что местные рано или поздно предпримут что-нибудь недоброе. Камень в окно, отрава в колодце... Такие мысли начали посещать меня после подслушанного разговора Бартона с пациентами о том, что в официальной лекарне крайне недовольны нашей деятельностью.

«Ну да ладно», — мысленно отмахиваюсь, делаю несколько шагов вперёд и вдруг что-то сметает меня с пути. Точнее, кто-то.

Большой, высокий, словно высеченный из камня. Чёрная тень охватывает меня целиком, так быстро, что я даже вскрикнуть не успеваю. Зато слышу странный лязг, будто металл ударился о металл.

Едва придя в себя, обнаруживаю, что стою уже в нескольких метрах от дорожки, а меня бесцеремонно обнимает высоченный мужчина, чья аура пронзает насквозь. Едва поднимаю взгляд на его лицо, как застываю.

— Вы?! — срывается шёпот с моих онемевших губ.