Фарфор Ее Величества

Глава 28

Пока пасмурная хмарь за окнами превращалась в глубокий ночной мрак, мы с Индаром пытались нарисовать план замка Нагберта, ориентируясь по сну калеки. Получалось плохо.

— Живопись вилами по воде, — сказал я мрачно. — Будем ориентироваться по обстановке.

— Надеюсь, не придётся прорываться с боем, — сказал Индар, крутя в пальцах ручную гранату.

— Положи, — сказал я. — Это не игрушка.

— Ага-ага, — фыркнул Индар. — Какой будет драматический уход… я думаю, что нам не стоит тащить с собой эти железяки. Лишний вес.

— Почему? — удивился я.

Я здорово на них надеялся.

Индар закатил глаза и хлопнул себя по лбу ладонью.

— Клай, напомни мне: зачем мы туда идём?

— Вытащить калеку, — удивился я ещё больше.

— А почему вампиры не смогли его убить?

И вот тут мне стало худо. До меня дошло, наконец.

— Если мы себя взорвём, то подарим Нагберту наши души?

— Смотрите-ка! — весело поразился Индар. — Мы наблюдаем редкую в армии попытку рассуждать! Да, ягнёночек, придётся отложить драматические жесты до другого раза. Предпочитаю попасть в плен в теле: так видятся какие-то шансы.

— Вы, Индар, умный, — виновато сказал Ричард. — Я вот не подумал.

А я подумал: интересно, а если при взрыве гранаты вылетит окно или рухнет стена? Наверняка так мы сломаем и защиту Нагберта. Не факт, что нас возьмут, не факт…

— Знаете что, — сказал я, — я всё же прихвачу парочку. Запас карман не тяготит… мало ли что.

— Предусмотрительно, — сказал Индар предельно язвительно. — Вы все беленькие и герои, а я тёмный и подонок, мне дорога шкура, и я иногда боюсь. И мне хотелось бы уточнить ещё пару моментов. Например: куда мы тащим калеку?

— Я встречаю вас за зеркалом, — сказал Ричард, — и мы переходим во Дворец на побережье. Там будут ждать мессир Валор и Далех. Далех — южанин и шаман, он умеет как-то хитро раскрывать запечатанный Дар. Вы оставляете парня на попечение прибережцев и возвращаетесь в Резиденцию Владык. Всё.

— За тем зеркалом, которое в кабинете? — спросил я.

— Да, — сказал Ричард. — Но я, конечно, попробую контролировать и другие зеркала в замке, если там есть большие.

Индар слушал, скрестив руки на груди. Не знаю, как ему удавалось изображать и лицом, и всем телом сногсшибательный скепсис.

— Авантюра! — пробормотал он и пропел на мотив когда-то модной перелесской оперетки, которая и в нашей столице шла: — Авантюра, авантюра, авантюра, господа!

— И что ты, ваша светлость, в театр не поступишь? — проворчал Барн.

— С фарфоровой мордой в приличной пьесе особо не сыграешь, — печально сказал Индар.

Барн не успел съязвить в ответ. Наше зеркало высветилось зелёным — и я принял вызов.

И запыхавшаяся Карла, порозовевшая, явно прибежавшая в каземат только что, радостно выдохнула:

— Не ушли ещё! Славно!

— Леди-рыцарь хотела мне что-то сказать? — мне ужасно хотелось прижаться к стеклу целиком. — Мы, быть может, увидимся сегодня.

— Не сглазь! — фыркнула Карла сердито. — Хотела на тебя посмотреть. На удачу.

Гладила стекло. Меня по лицу, быть может.

— Удача будет, — сказал я весело.

У меня камень с души свалился. Я видел Карлу — жизнь становилась намного сноснее. Но тут вдруг меня дёрнуло.

— Послушай, — сказал я, — а ты не знаешь, как Далех снимает… ну вот это… запрет на Дар? Если это графическое проклятие, татуировка?

— Знаю, — тут же сказала Карла, явно думая не об этом. — Я как-то видела, как он сжигает у дракона запрет на полёты. Потом Далех говорил, что всё делается более или менее одинаково. Грубо говоря, татуировку надо сжечь… а что?

— Дар калеки замкнут татуировкой, — сказал я. — И я что-то подумал…

— Нечего думать, — отмахнулась Карла. — Доставите его, и Далех сделает. Шаманы это отлично умеют, это их метод.

— Конечно, — сказал я. — Я же не умею, я так спросил. И я очень рад, что ты пришла. Я думал, ты не придёшь, будешь ждать нас во плоти.

— Я буду, — сказала Карла. — Одно другому не мешает. Главное — я тебя увидела. Хорошо. Идите, за вас молятся. И я… в общем… неважно. Мне просто опять надо бежать. Иди.

И погасила зеркало.

Я стоял, прижавшись к стеклу ладонями, и думал: тебя любят — ты можешь идти в любую тьму. Надо вернуться. Необходимо вернуться.

— Леди как всегда, — сказал Индар со смешком. — Быть ласковой Карла не умеет даже с… гхм… близкими друзьями.

— Нам пора идти, — сказал я.

Объяснять некоторые вещи — бесполезно. Тем более — когда пора прощаться.

— Бог в помощь, ваш-бродь, — сказал Барн.

Было очень заметно, что он сильно нервничает, и я трепанул его по плечу.

— Утром увидимся, братец.

— Удачи, капитан, — сказал Сэлди.

Аклер молча кинул пальцы к козырьку. На мне не было головного убора, я, как гражданский, кивнул в ответ. Барн подал мне винтовку — много всего напомнила её привычная тяжесть. Я был экипирован почти как тогда, перед Синелесьем, это было правильно и хорошо, но вспоминать о рейде сейчас совершенно не хотелось.

Несмотря на нашу победу, не добавляло оптимизма.

— Я очень, очень буду ждать, — сказал Рэдерик. — И вас, мессир Индар, тоже.

Тронул Индара. Тот кивнул, отвёл глаза.

— Ладно, — сказал Ричард. — Поехали потихоньку.

И открыл зеркало.

Входить мне всегда было тяжело, как нырять в ледяную воду, но в этот раз — особенно: я впервые входил на Зыбкие Дороги в теле, привязанном к душе тремя Узлами. И разницу ощутил сразу: мёртвый холод обрушился и подмял, как лавина камней, в первый момент я вообще не мог больше ничего воспринимать, кроме острейшего холода, оглушившего, ослепившего, резкого, как сильная боль.

Как ни странно, в чувство привела мысль, что Индару хуже, — и я смог как-то сфокусировать на нём взгляд.

— Ох, я думал, здесь как-то иначе, — еле выговорил он.

В этом пространстве — почти нигде, как я это понимаю, на зыбкой грани миров и мест — и голос звучал нереально, не голос, а его далёкое эхо, и обычные предметы и люди казались чем-то совсем иным.

Я уже видел раньше здешний облик Ричарда — высоченную фигуру, сотканную из лучей мягкого света. Я помню, как сиял адмирал Олгрен — его, как солнце, можно было отчасти увидеть даже сквозь опущенные веки. Но все фарфоровые выглядели по-разному: Зыбкие Дороги оставляли от человека суть. Каждый светился тут по-своему.

И вот сейчас я понимал, что Индар стоит на уходящем во мрак, колеблющемся полотне из слабо светящихся ледяных струн, но видел рядом парящую над дорогой крылатую серую тень, странным образом подсвеченную изнутри слабым светом, напоминающим пламя свечи. Интересно, каков я его глазами, успел я подумать — и тут же нас окликнул Ричард.

— Парни, соберитесь, мы идём! — светлый и оглушительный раскат грома небесного.

И надо было как-то передвигать ноги, шагать вперёд, а каждый шаг отзывался во всём теле холодом, острым, как боль, и дорога под ногами казалась совершенно нереальной, непонятно как держащей тело. Всё равно что идти по лунному лучу — и жутко было видеть, как струны света провисали и подавались под ногами.

— Здесь же можно… лететь… — потрясённо шепнул Индар.

Я услышал так, будто он сказал мне в самое ухо. А под нами открылся громадный город с дико высокими домами, весь в ослепительных огнях — в какой-то опрокинутой бездне…

— Не отставайте, — окликнул Ричард, голос громыхнул светлым металлом. — Сюда!

Где ж ты думал провести здесь обряд, мелькнуло в моей голове. Тут впрямь не на что опереться: всё только кажется, всё — иллюзия и обман. Хорош я был, когда соглашался.

Дорогу преградила стена из чего-то вроде матового стекла, местами покрытого инеем, — и распалась, как только Ричард тронул её рукой. Осколки, которые показались мне тяжёлыми, полетели в пропасть, порхая и кружась, как опавшие листья по осени. За стеной мерцал высокий, выше человеческого роста, прямоугольник зеленоватого света.

Я узнал открытое зеркало.

— Идите! — сказал Ричард. — Это оно. А я буду ждать здесь.

Я сжал гранату в кулаке и перемахнул через раму, спиной почувствовав, как за мной переходит Индар. Тепло жилья в живом мире в первый миг показалось мне печным жаром — и потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: вот оно.

Кабинет. Тот самый.

Наше сумеречное зрение всегда обостряется после Зыбких Дорог, что пришлось очень кстати: в помещении было совсем темно. Кромешную темень слегка развеивало только тусклое зелёное свечение зеркала и мутный свет от окон: видимо, во дворе замка горел фонарь. Я ожидал волны омерзения, как в Синелесье, но кабинет был чище аптечной склянки: в отличие от Хаэлы Нагберт не любил разводить грязь на рабочем месте.

Но меня это особенно не утешило.

— Мы не в подземелье, — сказал я. — Окна. Калека ошибся. Не факт, что можно полагаться и на остальное… сны ведь. Одна фантазия.

— Поглядим, — Индар махнул рукой, окинул жадным взглядом громадный книжный шкаф и принялся шуровать на стеллаже сбоку от зеркала, где стояли какие-то алхимические штуковины. — М-м, какая вещь… это мы прихватим…

— Пойдём уже, мародёр, — мне хотелось рыкнуть, но я снизил голос. — Время идёт.

— Нигде не горит, — снова отмахнулся Индар. — Когда я ещё у него пороюсь… О, смотри!

Бросил на замызганный рабочий стол, обожжённый, с разводами от какой-то пролитой дряни, тетрадь в кожаном переплёте, сделал на переплёте стремительные надрезы — в виде раскрывающей звезды — и капнул из маленькой бутылки, которую вынул из кармана. Защиту сломал.

Не потратил и минуты.

— Что это за дрянь? — спросил я. — То, что ты лил вместо крови?

— Раствор Чёрного Солнца, — сказал Индар. — Я, кажется, как-то тебе уже говорил… заменяет кровь козла в обрядах попроще и на взлом работает. Не вздумай только использовать для серьёзного, опасно.

— Тетрадка Нагберта пригодится, — сказал я.

— И я так подумал, — Индар свернул тетрадь в трубку и сунул под сюртук, за ремень. — Теперь пойдём.

— Сейчас, — я показал на чертёж на стене, который мы увидели ещё в зеркало, когда пытались отыскать Нагберта первый раз. — Давно хотел спросить, что это за штука.

— Да ерунда, — отмахнулся Индар. — Выпендрёж. Зачем-то срисовал со старого гримуара, где рассказывается о наведении одержимости, так уже лет триста никто не делает. Просто для красоты повесил… или… — и провёл ладонью над поверхностью чертежа. — Ты ничего не чувствуешь?

Я потянулся — и мне немедленно захотелось вытереть ладонь.

— Это кожа человека, выделанная под пергамент, — сказал я. — Ребёнка.

Индар кивнул.

— Для обряда, — сказал он. — Знать бы, для какого… неважно, пойдём отсюда.

Дверь ожидаемо оказалась заперта снаружи — но никакой специальной защиты Нагберт не поставил. Я легко выбил плечом хлипкий засов — и мы оказались на площадке маленькой лестницы, ведущей только вниз.

— Калека здесь не был, — сказал Индар. — Он видел только дверь. А дверь, очевидно, ведёт на эту лесенку. Зачем-то Нагберту нужен кабинет выше поверхности земли, а вот лабораторию он сделал пониже. Впрочем, у него и кабинет напоминает, скорее, вторую лабораторию. Для двух типов обрядов, очевидно. Видишь, там, внизу — ещё одна дверь?

— А за ней твари шляются?

— За ней — знакомая калеке лаборатория. Будь внимателен.

В лабораторию вела дверь, закрытая на такую же условную, хлипкую задвижку. Думаю, Нагберт закрывал эти двери лишь из любви к порядку: вряд ли кто-то, кроме него, пользовался этой лестницей. В нижней лаборатории — дело иное: тут шла основная работа.

Здесь, как ни странно, было довольно светло: горели холодные синеватые огни в стеклянных шарах, не похожие ни на газовые рожки, ни на электрические лампы.

— Это светящаяся плесень, — пояснил Индар. — Ад легко терпит такой свет, даже самые чувствительные к освещённости твари. Хаэла тоже таким пользовалась.

Никакой аптечной чистоты: оккультная грязь сочилась под дверь, ею пропитались стены, стеллажи, оборудование… На каменном полу так часто чертили звёзды призыва, что их призрачные следы ощущались Даром как жирная копоть. От стеллажей тянуло таким, что в ту сторону не хотелось смотреть — но именно поэтому посмотреть было нужно.

И увиденное просто душу резало.

— Похоже, — сказал Индар, — мы познакомились с детками папочки Нагберта.

— Ты думаешь, это были его дети? — еле выговорил я.

— Биография калеки тебя не убеждает? — хмыкнул Индар. — Эх, беленькие… всё это — безупречная жертва. Моя леди практиковала. А женщине, предположу, это морально тяжелее. Инстинкт, как-никак, материнские чувства…

— У Хаэлы⁈ — поразился я.

— В молодости наверняка что-то дрогнуло, когда убивала первого, — сказал Индар. — А у Нагберта — очень вряд ли. Для него они все — расходники, я ж говорил. Он бы и Дингра грохнул, если бы парень был ему не нужен…

— А дочь? — спросил я. — Которая невеста?

Индар повернул на стеллаже банку с трупом младенца, залитым чем-то зеленоватым, прозрачным.

— Здесь сыновья… может, девочка в качестве жертвы ему не подошла. А может, просто её время не пришло. Не исключено, что её Нагберт собирался отдать по-другому.

Об этом я даже думать не хотел.

Посреди лаборатории стояла такая же штуковина, какую мы видели в Синелесье. Почти как секционный стол — только кто же приделывает к секционному столу цепи и ремни? Труп не убежит. На этом столе резали живьём. Может, и калеку в том числе.

— Очень приятное место, — кивнул Индар. — Для очаровательного времяпрепровождения вроде домашних игр. Но мы ведь и не думали, что Нагберт милый человек, не так ли?

— Здесь тебе ничего не надо? — спросил я.

Мало ли что. Я не знаю, что может использовать демонолог.

— Не хочу ничего брать отсюда, — сказал Индар брезгливо. — Уходим.

— Откуда такая внезапная чистоплотность? — удивился я. — После Хаэлы-то?

— Отвык, видимо, — Индар отряхнул кончики пальцев, как кот лапу. — Или от тебя нахватался. Мерзит.

Мы прошли стеклянные и металлические алхимические ёмкости, большие, как на заводе, соединённые трубками, к которым подключались приборы, по виду похожие на манометры. Прошли ванну, полную, судя по запаху, формалина, в которой что-то плавало, но у меня совсем не было охоты это рассматривать. Обширный зал закончился дверью, за которой уж точно поджидала сторожевая тварь — видимо, именно в эту дверь сюда вносили калеку.

Я вытащил гранату. Подумал: умнее всего будет зачистить коридор как учили. Но Индар мотнул головой:

— Не торопись, вояка. Те свечки, которые принёс Ричард, при тебе?

— Дурак я, Индар, — буркнул я с досадой. — Конечно!

Вот же наше оружие, думал я в этот момент. Замечательное оружие! Как я мог забыть?

Первым делом я разрисовал Индара, его красивый сюртук. На спине у него нарисовал большую священную розу из тех, что мы рисовали перед Синелесским рейдом для защиты оружия, на лацканах — пару маленьких старинных звёзд, хранящих тело умершего от посягательств адских тварей. Смех смехом, но на войне это неплохо работало для фарфора.

— Что это? — удивился Индар. — Ощутимо греет. Не спалит меня?

— Думаю, если бы могло спалить, ты бы уже сгорел, — сказал я. — Помоги.

Снял китель, дал его держать Индару и разрисовал тем же самым. Индар фыркнул, когда понял смысл знаков.

— Мессир одуревший капитан, это ведь, кажется, защита для мощехранилищ?

— Засохни, лич, — парировал я. — Эти знаки хранят кости от ада, а что ты есть? Поднятый трепливый скелет. Надо было ещё в Резиденции это сделать.

Индар только головой покачал.

Между тем порисовать впрямь было полезно. Пока я занимался этим художеством, мысли пришли в порядок и снова стало возможно анализировать сравнительно хладнокровно. Дверь перед нами покрывал тонкий, как листок бумаги, слой чего-то мерзкого. За дверью чувствовался неживой жар ада, который то приближался, то удалялся снова — я подумал, что это тот самый домашний охранник, которого калека видел во сне.

— Чем это дверь намазана? — спросил я.

— Маленькое запирающее проклятие, — Индар вновь достал свою склянку с Чёрным Солнцем. — Сейчас грохнем.

— И тварь прискачет.

— Она плотская. Но глушить её гранатами не обязательно. Ты ещё не забыл, куда стрелять?

Если металлическая звезда с призывом внутри гада на обычном месте — стрелять в центр грудной клетки. А если Нагберт сделал что-то не так? Просто из упрямства — или из перестраховки?

Я скинул винт с плеча.

И дальше всё пронеслось в один миг.

В этот раз обряд очищения прошёл уж слишком бурно: Индар высадил дверь, сорвав её с петель. Дверь вылетела в коридор и сбила с ног кинувшуюся к нам тварь, а я по какому-то неожиданному наитию выстрелил гаду в башку.

Грохот выстрела прозвучал в коридоре непривычно глухо, будто в вату.

Голова твари разлетелась вдребезги, разбрызгивая зелёную слизь, и я чётко увидел, как вместе с гнилым мозгом из неё вылетела и звезда. Нагберт соригинальничал.

— Хорошая интуиция, — одобрил Индар.

— Быстрее! — приказал я, как солдату. — Мы на месте.

Я зря грешил на память калеки: он запомнил и показал во сне почти точно. Мы пробежали по коридору, который оказался короче, чем нам представилось из сна Оуэра, мимо развилки — в тупик, где увидели дверь, запертую на висячий замок.

Боль висела в этом коридоре, как ядовитый дым, — и я даже заметил на дверном косяке тех омерзительных мелких полуреальных тварей, которых мы видели кормящимися на виселице. Всё равно что написать на двери крупными яркими буквами: «ЭТО ЗДЕСЬ!»

Я сбил замок прикладом так легко, что сам удивился — и на меня обвалилась эта давняя концентрированная боль, усиленная Даром, в совершенно нестерпимом запахе нечистот и грязного измученного тела. И я, оказывается, был настолько не готов увидеть то, что увидел, что на миг глазам не поверил.

— Что ты встал⁈ — прошипел Индар. — Забирай его или пропусти меня!

Я посторонился — и Индар поднял калеку.

Сына Нагберта. Его родного сына, в дым, в прах, в кишки!

Оуэр просто не имел вообще ничего общего с тем тоненьким эльфом, которым видел себя во сне. Индар держал на руках очень юного Нагберта — с лобастой головой в буйных спутанных чёрных лохмах, с пронзительным и злым взглядом чёрных глаз, с кургузым тельцем, завёрнутым в какое-то ветхое тряпьё с дырой для шеи, и с подлой пародией на руки и ноги, какими-то кукольными растопыренными пальчиками, торчащими прямо из плеч.

И — да, у него на лбу впрямь горела наколка, очень сложная синяя звезда, вызывающая боль при одном взгляде на неё.

Индар держал его бережно, осторожно отвёл волосы с глаз. Калека взглянул ему в лицо, облизал потрескавшиеся губы в кровавой коросте и хрипло шепнул:

— Бегите. Стражи.

— Ты говоришь⁈ — поразился я.

— Не время, — сказал Индар. — Он прав.

Я выскочил из камеры с винтовкой наперевес — и остановился.

Со стороны лаборатории, из открытой двери её, из стен, из пола и потолка вытягивалось что-то вязкое, исчерна-зеленоватое. Это выглядело бы так, будто множество людей, пытаясь выбраться из трясины, тянули руки из вязкой жижи — если бы в этом тёмном, шевелящемся, не вспыхивали злобные и чудовищно разумные зрячие огоньки.

Оно не торопилось, но надвигалось неотвратимо.

И я мгновенно понял, что пробиться к зеркалу нам не светит вообще, и единственный шанс выбраться отсюда — бежать навстречу тварям, свернуть наудачу в один из коридоров на развилке и надеяться, что где-то там есть лестница наверх.

— Туда! — крикнул я и показал пальцем.

— О бездна! — выбранился Индар.

И мы рванули вперёд так быстро, как только смогли. Тем поразительнее, что неторопливая мерзость приближалась до изумления скоро, мы подбежали к развилке, когда она уже тянула свои растопыренные отростки в оба коридора.

— Бездна адова и владыки скверны! — охнул Индар, притормаживая.

— Вперёд, трус! — заорал я. — За принца, за королеву!

Подействовало. И ещё кое-что подействовало: когда мы почти встретились с вязкой гадиной и она подтянулась совсем вплотную, отростки отдёрнулись с болезненным писком. От наших тряпок, разрисованных защитками!

Вряд ли эти убогие рисунки защитили бы всерьёз и надолго. Но они выиграли для нас несколько мгновений и дали удрать по левому коридору. Наобум, куда глаза глядят. Просто потому, что там было светлее, чем справа.

— Весело, если там тупик, — пробормотал Индар мне в спину.

— Не каркай! — огрызнулся я.

Никто не станет строить коридор, который кончается стенкой, думал я. Если это не ловушка. Ну, так-то, конечно, может быть, и ловушка…

Это же замок Нагберта.

Всё правильно. Там же горел газовый рожок, он освещал выход на лестницу. И оттуда, с лестницы, мимо рожка, тоже тянулось это вязкое, зеленоватое, зрячие глазки поблёскивали весело.

Они нас обложили. Выхода нет. Мы остановились.

— Ты знаешь, как с этим справиться? — спросил я Индара.

Он мотнул головой.

— Личные разработки папочки Нагберта. Я такого никогда не видел.

— Смерть? — тихо, хрипло спросил калека.

Я думал. Медленная мерзость приближалась до тоски быстро.

— Ладно, — сказал я наконец. — Индар, отвернись, попробуй прикрыть Оуэра собой. Вот так. Его — к стене, а сам — спиной вперёд. Пригнись. Понеслось!

В этот миг я благодарил Вседержителя, судьбу и Карлу за гранаты! Я закинул винтовку за плечо, наскоро черкнул на металле огарком свечи древнюю розочку, изгоняющую нечисть, — и, как только Индар отвернулся, сделал несколько быстрых шагов вперёд, рванул кольцо, чуть придержал, швырнул гранату вперёд, на лестницу, и кинулся назад, насколько успел.

Грохнул взрыв, посыпалась штукатурка, ещё какие-то обломки. Тварь издала мучительный писк — так пищит и свистит не живое существо, а паровой котёл, например, перед тем как взорваться — и шарахнулась назад до изумления проворно.

А лестница уцелела. Прочно строили.

Я рванулся вперёд, держа в руке вторую гранату. Сложно сказать, что ушибло тварь сильнее — взрыв или восковая роза, но, похоже, она не хотела больше, учёна была. Она отступала по ступенькам, зрелище было безумным, будто вода, утекающая вверх, а я поднимался за ней, шёл с гранатой, занеся её для броска, — и этого хватило, чтобы выбраться из подземелья.

Здесь, в высоченном зале, где много пространства, твари из стен не страшны.

Здесь проблема — люди. Мы слышали гулкий топот многих бегущих.

— Холуи, — с омерзением прошептал Оуэр.

— Ничего, — сказал я. — Люди смертны.

Но думал я в это время, что кого-то нужно взять живым. «Языка». Потому что иначе мы не выберемся из этой мышеловки.

Так что, когда они выскочили в большой тёмный зал, кто-то — из бокового коридора, кто-то — по другой лестнице, ведущей сверху, я был уже готов ко всему абсолютно. И на злобный окрик: «Ты кто? Вор⁈» — рявкнул:

— Попытаетесь помешать — кину гранату.

Они сопоставили грохот взрыва, который только что слышали, с моей позой — и остановились поодаль. Впрямь холуи, подумал я, рассматривая толпу. Человек пять, один даже ливрею успел нацепить, красивую, почти как во дворце. Остальные — как с постелей повскакали. Простецы. Скорее перепуганные, чем впрямь злые. Пытались рассмотреть нас в потёмках.

Но при этом дворе точно есть некроманты. Да хоть бы Дингр, он, наверное, дома — и за ним, скорее всего, уже побежали. Было бы очень удачно исчезнуть из замка, пока не очухался кто-то с Даром, подумал я, прикидывая, кто из этих заспанных балбесов мог бы нас вывести — и тут…

Даже не знаю, повезло или нет.

— Что происходит⁈ — капризно и зло выкрикнула молодая женщина, и тут же вспыхнул электрический свет.

— Кадавры! — взвизгнул кто-то из холуёв.

А эта кричавшая сбежала по лестнице с висячей галереи второго этажа и оказалась прямо перед нами. Я смотрел и не сомневался: дочка Нагберта, невеста.

— Леди, вам уйти бы! — взмолился пожилой лакей, которого заметно потряхивало.

— Не вздумайте, — сказал я тоном самым ледяным и механическим, какой только вышел. — Подойдите сюда, если хотите жить. Иначе взорву всех. Нам, как вы понимаете, взрывы нипочём.

Девица оглянулась на лакеев.

— Идите, — сказал старик горестно. — Идите, делать нечего.

Подошла как миленькая.

Некрасивая девица, думал я, пока она шла. В нижней юбке и ночной кофточке, укутанная в длинную плетёную шаль с кистями, в ночном чепчике — все девушки в таком виде кажутся трогательными, а эта… Не то чтоб она была карлица, хотя и невысокая — нормальные пропорции. Не то чтобы черты неправильные. Просто привычное выражение лица — надменное и капризное, полузлость, полураздражение — совсем не красило её.

И тень Дара у неё была, совсем слабенькая, как часто у женщин, еле заметная. Но была.

— Как вы сюда попали? — спросила она, подойдя. Властно, без особого страха, жёстко. — И почему с вами это⁈

Ткнула указующим перстом в собственного брата, а выражение такое, будто смотрит на крысу, прижатую дужкой крысоловки. Брезгливое отвращение.

— Твой брат, Эния, — сказал Индар.

— Мой брат в гостях, — бросила Эния презрительно. — В Заозерье, у родственников.

Спасибо, подумал я. Удачно. И сказал:

— Неважно, как мы сюда попали, леди. Нам нужно выйти. На воздух. И быстрее. Если хотите жить, проводите нас.

— А вас, — ледяным голосом обратился Индар к холуям, — прошу сесть на пол и снять штаны и туфли. Совсем.

— Зачем? — старик поразился до глубины души.

— Людям трудно кого-то преследовать без штанов и босиком, — пояснил Индар. — Действуйте. И быстрее, не раздражайте моего друга.

— Фи! — возмутилась Эния. — Тупые трупы!

— Отвернитесь, леди, — посоветовал я, но она не вняла.

И спустя очень небольшое время мы вышли на замковый двор, в холодную и дождливую ночь.