Да, были люди в иное время!

Глава 8

Моей полубатарее достались совершенно новенькие трехдюймовые орудия образца 1902 года, произведенные Обуховским заводом, а также слабообученные солдаты за исключением командиров орудий.

Как говориться, засучив рукава, взялся обучать взвода. Написал программу обучения, утвердил ее у командира батареи. Потряс Цегойко, обеспечив полубатарею кирками, ломами и лопатами. А потом начал сколачивать нормальную боевую полубатарею, в училище, слава Богу, знания дали хорошие.

Утренняя пробежка вокруг хутора для моих солдат стала шоком. Никто так, кроме меня, не «издевался» над подчиненными. После пробежки недолгая зарядка из пяти упражнений. Затем умывание, завтрак, и, извольте прибыть на строевые занятия с оружием. Пару часов топтания февральского снега по кривой улочке способствовало вырабатыванию у солдат «чувства локтя». А дальше занятия по специальности. Выкатывание вручную на околицу орудий, перевод их в боевое положение. Бомбардиры-наводчики колдуют с прицелами, выискивая указанные командирами орудий ориентиры. Канониры-подносчики таскают ящики со снарядами. Канониры-замковые выполняют все необходимые манипуляции с затвором орудия. Требовал крепкого усвоения навыков. Если возникали трудности, спокойно и доходчиво объяснял.

Когда достигли нормальных результатов, начали занимать огневую позицию с использованием лошадей, но, опять же, я не дал солдатам расслабиться, орудия начали окапывать, готовить укрытия в соответствии с наставлениями. Вот когда пригодился шанцевый инструмент, добытый у Цегойко.

В первые дни солдаты пытались ворчать. Но Томилин им все доходчиво объяснил с использованием не совсем печатных слов. Если перевести высказывание Томилина на нормальный язык, то получится, что обучение способствует сохранению жизни на поле боя.

Единожды мои занятия посетил командир батареи поручик Седых. Попенял мне, что я чрезмерно нагружаю солдат тренировками с орудиями на свежем воздухе, требую от них построения полноценных огневых позиций. Видите ли, солдатам тяжело копать мерзлую землю кирками и ломами, устают они от этого. Я сказал командиру одну фразу – тяжело в учении – легко в бою. После этого командир батареи больше ко мне не приставал. По моему разумению, было бы неплохо пострелять из орудий, чтобы все расчеты почувствовали стрельбу в реальности. Не помешало бы проверить орудия на прочность стрельбой, ведь они, покинув цеха завода, не сделали ни одного выстрела. Надо будет поговорить с поручиком Седых и как-то решить этот вопрос. Может, после схода снега найдем удаленное место для организации временного артиллерийского полигона. Все это перспективные планы, а сейчас мне нужно добиться четкой и слаженной работы всех расчетов, чтобы мои солдаты выполняли операции по подготовке и производства выстрела, не задумываясь. А для этого тренироваться и снова тренироваться.

В один из дней, когда проводил очередные занятия по боевой подготовке и распекал командира орудия унтер-офицера Селиванова за неправильное оборудование огневой позиции, заметил приближающихся к месту занятий офицеров. Поручика Седых опознал без проблем, а вот подполковника узнал не зразу. Терехова Александра Петровича мне привычней было видеть в мундире пехотного штабс-капитана.

– Здравствуйте, подпоручик, – обратился ко мне Терехов, – вижу, трудитесь.

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие, вверенная мне полубатарея, согласно с программой, утвержденной командиром батареи проводит занятия в полевых условиях, – отдав честь, отрапортовал.

– Успехи наметились?

– Так точно. Личный состав взводов успешно осваивает новые орудия, приобретает навыки, необходимые для нанесения максимального поражения противнику.

– Просьбы или предложения у вас есть?

– Совместно с командиром батареи поручиком Седых планировали в ближайшие дни подать рапорт командиру дивизиона об устройстве временного полигона для обучения солдат боевой стрельбе из орудий. Также вызывает у меня беспокойство некомплект полубатареи офицерами, унтер-офицерами, бомбардирами и канонирами. Лошадей тоже не достает, общая укомплектованность полубатареи достает всего пятьдесят процентов.

– Знаю, с укомплектованностью проблемы во всей армии. Место, надеюсь, для полигона присмотрели.

– Так точно. В пяти верстах имеется глухое место на старой вырубке леса, длиной в две версты. Дальности прямого выстрела орудий достаточно для тренировки.

– Господин поручик, – обратился Терехов к командиру батареи, – если это действительно вам необходимо, подготовьте рапорт. Завтра я отбываю в корпус, могу передать рапорт вашему командиру дивизиона, а он пусть дальше передает по команде.

– Проводите занятия подпоручик, – предложил мне Терехов, – а мы с командиром батареи понаблюдаем с вашего позволения.

Ага, можно подумать я мог им запретить присутствовать на занятиях. Никакой бравады и показательных выступлений от своих подчиненных я не требовал, просто обязал хорошо выполнять работу и все. Около часа Седых и Терехов провели на позиции полубатареи, смогли ознакомиться с уровнем подготовки. Мне было, что показать.

Вечером после ужина, сидел в своей комнате, писал любимой очередное послание. Стук в дверь меня отвлек от приятного занятия. Обычно, мой сосед Тараторкин входил ко мне без стука. Пошел открывать дверь. На пороге стоял Терехов.

– Разрешите войти, Станислав Владимирович? – тихо произнес подполковник.

– Милости прошу, проходите, ваше высокоблагородие, рад вас видеть в добром здравии, – посторонился я, пропуская гостя, – извините за тесноту. – Присаживайтесь прямо на кровать, табурет всего один.

– Да, не в хоромах проживает любитель делать хорошим людям обрезание, – обведя взглядом комнату, сказал Александр Петрович. – Удивлены моим появлением?

– Хочу поздравить вас с повышением в чине и пожелать дальнейшего роста. Если честно, не ожидал с вами встретиться.

– Спасибо. Я с недавних пор в штабе корпуса состою на службе. Вот, объезжаю с инспекцией войска, готовящиеся вступить в Маньчжурию. К вам приехал не случайно. Среди моих знакомых есть несколько жандармских офицеров. Так вот один из них ознакомил меня с прелюбопытной бумагой. Некий подпоручик Головко занимается хищением казенного имущества с целью перепродажи гражданскому населению, чем наносит ущерб боеспособности армии. Людям, ответственным за хранение казенного имущества, угрожает оружием и нанесением физических увечий путем обрезания детородных органов. Что на это скажите, Станислав Владимирович?

– Информация к жандармам могла поступить только от одного человека – унтер-офицера Цегойко. Разговор с ним вел один на один, мой помощник, унтер-офицер Томилин находился за дверью. Подслушать он не мог, потому что я говорил тихо. А на счет хищений скажу так. Обычно: держите вора – кричит настоящий вор. В данном случае, по моему мнению, Цегойко таковым является. Вероятней всего, в пути следования, для повышения своего личного благосостояния унтер-офицер продавал обмундирование и другое имущество батареи в местах остановки воинского эшелона. Удобно было выполнять такие сделки. Запомнить его никто не успевал, он деньги взял и был таков. Предполагаю, Цегойко надеялся с началом боевых действий недостачу списать. Потому он и не хотел удовлетворять заявку моих взводов, хотя она была подписана командиром еще в старом месте дислокации. Делаю вывод, унтер-офицер готовился к совершению краж заблаговременно. Кстати, оружием я ему не грозил, а теперь думаю сделать ему отрезание языка с отрубанием рук.

– Заметил я, что ваши солдаты обмундированы хорошо и работают с орудиями отменно – вы мои россказни в поезде восприняли всерьез.

– А как иначе. Не сегодня-завтра, нам выступать, а моя полубатарея не была готова к бою. Погубить людей в первом же бою, не принеся пользы общему делу, на мой взгляд, преступно.

– Батарея сможет выполнить поставленные перед ней задачи?

– Я – командир полубатареи, и за всю батарею отвечать не могу. Несмотря на некомплект офицеров и солдат, моя полубатарея сможет достойно воевать с противником.

– Вы, конечно, дипломат, Станислав Владимирович, но сейчас нам не до дипломатии. Сам видел, что батарея находится в плачевном состоянии, за исключением ваших взводов. Поручик Седых устранился от командования, целыми днями романы почитывает. Прапорщик Тараторкин напивается до чертиков. В целом ваша батарея как боевая единица не сможет эффективно действовать на поле боя.

– Вы, как представитель штаба корпуса, можете принять меры? Не подумайте, что я о себе беспокоюсь, мне бояться нечего, а вот за общее дело переживаю.

– Не только могу, но уже и предпринял кое-что, я приехал к вам не в одно лицо. На складе Цегойко проведена полная ревизия, обнаружена очень серьезная недостача. Он сейчас под арестом, пишет показания. Вашего соседа два часа назад заперли в пустой холодной избе, он вел себя агрессивно, никого не узнавал. В остальном могу сказать, что буду ходатайствовать перед командованием 35-ой артиллерийской бригады, о назначении вас командиром четвертой батареи.

– Неужели в бригаде не найдутся офицеры с боевым опытом, могущие заменить поручика Седых? У меня опыта командования батареей нет совершенно, только-только с полубатареей разобрался.

– Не только в бригаде, но и во всей армии ощущается нехватка офицеров. Не надо скромничать, я сегодня увидел ваши способности. Хочу сказать, приятно удивлен. Не многие офицеры с опытом могут похвастаться такими глубокими знаниями и умениями, подобными вашим. Ну, а проведенный вами анализ доведенной информации о хищении обмундирования, вообще меня восхитил. Вы все разложили по полочкам, безошибочно определили источник поступления информации жандармам. Отмечу, что вы, того не подозревая, провели под себя вербовку унтер-офицера на основе компрометирующей его информации.

– Никого я не вербовал.

– Я же и говорю. Вы даже не заметили, как это сделали, у вас оно получилось само собой. Закончится эта компания – обязательно вернемся к этому разговору. Сейчас попрошу вас с завтрашнего дня заняться обучением батареи в целом, сроку вам не более недели. Японцы в течение всей зимы в разных портах Кореи высадили большой десант, примерно тысяч тридцать-тридцать пять, может больше. Сейчас эти войска собраны в единую армию под командованием генерала Куроки и готовы войти на территорию Маньчжурии. Части японской армии медленно продвигаются по направлению к реке Ялу. Казачьи разъезды неоднократно фиксировали появление небольших групп японских солдат в данной местности. По всей видимости, ведется разведка. В ближайшие дни следует ожидать начала боевых действий. Значительных сил у нас в том направлении не имеется, так, незначительные разрозненные отряды. Самодержец Всероссийский назначил командующим армией на настоящем театре военных действий военного министра – генерала Куропаткина. Его прибытие в войска ожидается со дня на день.

– Через семь суток вся батарея не достигнет нужного уровня подготовки.

– Вы, подпоручик, начинайте работу. Пока будете выдвигаться к местам боев, успеете поднять уровень готовности. Приказ о вашем назначении, я думаю, доставят завтра к вечеру. И еще, Станислав Владимирович, угостите старого знакомца вашим чудесным вином?

Я быстро достал из тумбочки последнюю бутылку «Шато Монтросе» и пару кружек. Разлил по емкостям напиток.

– Давайте, Головко, выпьем за здоровье, оно нам понадобится для борьбы с неприятелем, – подняв кружку, предложил Терехов. – Очень надеюсь, что вы уцелеете в этой мясорубке.

– Куда я денусь?

Затем мы немного поговорили о состоянии всей армии. Терехов рассказал о низких темпах прибытия в Приамурский округ войск и грузов. Сказал, что недели через две нужно ожидать наступления в этих краях оттепели, а за ней – быстрого таяния снега, что может осложнить передвижение войск к боевым позициям.

– Спасибо за угощение, – сказал подполковник, поднимаясь, – позвольте откланяться, мои планы несколько изменились, уезжаю в ночь. – С собой заберу Седых, Тараторкина и Цегойко, ни о чем вам беспокоиться не стоит, я представлю кому надо правильный доклад. До свидания, Станислав Владимирович.

Подполковник обнял меня на прощание.

Терехов ушел, а у меня из головы не выходил вопрос. Это, какое положение при штабе занимает подполковник и какими полномочиями наделен, если с легкостью снимает с должности командира батареи, ставя перед фактом командира дивизиона!? Не прост подполковник Терехов, очень не прост.

Утро началось с общего построения батареи. Опекаться второй полубатареей я назначил унтер-офицера Томилина. Архипычу, как опытному унтер-офицеру, предстояло гонять мои бывшие взвода. Как это делается, старый вояка видел, ни на шаг не отходил от меня на занятиях, присматривался и «мотал на ус», да и послужил он достаточно, опыт общения с солдатами имеет преизрядный. А первой полубатареей пришлось заниматься мне. Честно сказать, первая полубатарея выглядела сборищем оборванцев, значительно хуже, чем моя, когда я её принял. Снова пришлось вещевые запасы перетрясать. Всех приодеть не получилось, хорошо «потрудился» Цегойко. Пришлось нового каптенармуса, рядового Трифонова отправлять на бригадные склады за обмундированием.

Затем началась собственно учеба, вернее подобие учебы. Командиры орудий имели неплохое представление об артиллерии вообще и о трехдюймовках в частности. А остальная масса народа, именно народа, а не солдат, только числились артиллеристами и носили соответствующие, пусть и рваные мундиры. Устроил бесконечное обучение с раннего утра до сумерек. Полубатарея в натуральном смысле слова взвыла от моих требований, один бомбардир, такой себе деревенский детинушка, даже попытался мне угрожать. Но когда я на глазах всего первого взвода ударом кулака сломал на весу черенок лопаты, все недовольные разговоры прекратились.

Днем гонял подчиненных, а по вечерам разбирался с хозяйством батареи. Интересно получилось. Батарею определили на хутор, дали самый минимум провизии и фуража, а дальше крутитесь, как можете. Принял решение сделать «набег» на склады дивизиона. Пусть поделятся имуществом и продовольствием. Если повезет, попытаюсь выпросить себе в помощь хоть одного офицера. Работая в сегодняшнем темпе, я не смогу за всем усмотреть. И так пришлось на должность командира второй полубатареи определять Архипыча. Он с обязанностями справляется, но это сейчас. А когда начнутся боевые действия, вопрос.

Прибыв во Владивосток в штаб 2-го дивизиона, с удивлением отметил, что весь дивизион приказом по Маньчжурской армии с конца февраля 1904 года прикомандирован ко 2-му Сибирскому армейскому корпусу. Все подразделения, получив приказ, пополнили запасы продовольствия и фуража, и начали выдвижение к Ляояну. У меня сложилось впечатление, что в неразберихе о моей батарее попросту забыли. Удивленный начальник штаба дивизиона штабс-капитан Обрезов, отправил меня на склады, где я с большими трудностями, из остатков, смог пополнить запасы обмундирования и провизии. Вернувшись в штаб, хотел выпросить себе офицеров. Никого предложить мне не смогли, ввиду отсутствия. Кстати, здесь мне Обрезов вручил приказ о назначении меня командиром батареи, так сказать, узаконил мое «самозванство».

Полной неожиданностью стала для меня щедрость командира дивизиона подполковника Григоровича, выделившего для нужд батарея тридцать армейских повозок, груженных снарядами к моим орудиям, с возницами, и пятьдесят человек рекрутского набора из числа местных жителей. К большому сожалению, призванные солдаты ничему не были обучены, мне предстояло из них что-то лепить.

Мне было приказано сняться с места базирования и через два дня прибыть к деревне Протасовка, где к тому времени сконцентрируется весь дивизион.

Вернувшись на хутор Засека, в срочном порядке стал готовить батарею к маршу. Попытался максимально утрясти организационно-штатное расписание. В безвыходной ситуации, командирами артиллерийских взводов назначал унтер-офицеров, не освобождая от обязанностей командования орудиями. Командиром хозяйственного взвода назначил бомбардира Шишкина, который в гражданской жизни работал в каретной мастерской и хоть отдаленно имел представление о подобных обязанностях. Командирами отделений гужевой тяги и боепитания тоже назначил рядовых солдат. Поначалу я злился. Как так, хотим победить, а всего не хватает? А потом немного успокоился, вспомнил слова подполковника Терехова, который говорил, что к театру военных действий ежедневно подходит пополнение. Надеюсь, что к моменту нашего прибытия на выделенные позиции, батарея будет укомплектована.

Весь март потратили на выдвижение к Ляояну. Пригревшее, еще совсем робкое, солнце быстро растопило снег, превратив дороги в непролазные грязевые лохани. Орудия вязли в липкой грязекаменной каше по самые ступицы, лошади не могли самостоятельно их буксировать, поэтому им на помощь приходили люди. Скорость на марше упала значительно. Относительно беспроблемно продвигались только казачьи части, осуществляющие разведку впереди, по ходу движения армии, потому что шли на удалении от дорог по более-менее твердому грунту. Пересеченная местность, невысокие сопки и неглубокие распадки, добавляли трудностей в передвижение войск.

Да, было тяжело, но в то же время я был горд за своих подчиненных. Никто не отстал и не потерялся, даже солдаты из недавнего пополнения. В этом не столько моя заслуга, сколько просто унтер-офицеры, видя, что я один пытаюсь охватить неподъемный объем работ по мере сил и умений помогали. Общими усилиями нам удалось установить жесткую дисциплину. Для организации своевременного горячего питания солдат батареи я отправлял вперед хозяйственника – бомбардира Шишкина. Двигаясь с передовыми отрядами Забайкальской казачьей бригады, Шишкин успевал вместе с кашеварами приготовить горячую пищу в местах организации привалов. С какой завистью смотрели проходившие мимо воины на моих батарейцев, хлебавших густую и наваристую пищу – что-то среднее между щами и кашей. Пусть пища выглядела не очень привлекательно, но зато была питательной и помогала солдатам сохранять силы.

В конце марта моя батарея прибыла к Ляояну и сразу же включилась в строительство оборонительных сооружений. На дальних подступах к Ляояну были отрыты траншея, построены блиндажи и иные укрытия для пехоты. Инженерные части в основном строили укрепления для пехоты – предполагалось, что готовые позиции в скором времени займут прибывающие в Маньчжурскую армию войска.

Вот артиллерийских позиций было оборудовано мало. Этот недостаток пришлось восполнять нам, работая в две смены.

В одни из вечеров, через посыльного, меня вызвали в штаб дивизиона. Штабс-капитан Обрезов представил мне молодых прапорщиков – Агаркова Константина Викторовича и Митрохина Александра Савельевича. Они назначались в мою батарею командирами полубатарей. Честно сказать, я образовался. Пусть они молоды и не имеют опыта, как и я, но это офицеры, обучены артиллерийскому делу.

В расположении батареи прошло более тесное знакомство с новыми офицерами. Прапорщик Агарков – выпускник Константиновского артиллерийского училища, а прапорщик Митрохин – Михайловского артиллерийского училища. Оказывается Митрохин, знает меня в лицо, видел несколько раз в стенах училища. Александр и еще десяток юнкеров досрочно выдержали выпускные экзамены, аттестованы прапорщиками. Естественно, все пожелали отправиться в Маньчжурию бить японцев. В нашу 35-ю бригаду Митрохин попал один, остальных разбросали по другим артиллерийским соединениям – нехватка специалистов большая. В ходе беседы я поведал прапорщикам о выпускнике Константиновского училища, прапорщике Тараторкине, который за короткое время спился. Агарков, улыбаясь, сказал мне, что еще в училище Тараторкина дважды отправляли в дом для душевнобольных, из-за пристрастия к алкоголю у него случались нервные расстройства. Не выгоняли из училища из уважения к его дяде, занимающего пост в военном министерстве.

Довел новым командирам разработанную мной программу обучения батареи. Ознакомившись с ней, у прапорщиков замечаний не возникло. Так и трудились. С утра и до обеда боевой работой занималась первая полубатарея, а на возведении боевых позиций старалась вторая полубатарея. После сытного обеда и короткого отдыха полубатареи менялись местами. Я, естественно, присутствовал на всех занятиях, когда не был занят решением вопросов материального обеспечения батареи.

Жилья для всех офицеров армии в Ляояне не хватало, поэтому большую часть времени я с офицерами проводил на позициях. Архипыч, с привлечением хозяйственного взвода, на одной позиции построил нам приличных размеров землянку. Стены обшили досками, кровати, стол и табуреты смастерили тоже из досок. Кровлю сделали из нескольких накатов тонких бревен, затянув всю конструкцию брезентом. Не гостиничный номер, но можно было отдохнуть нормально.

В середине апреля наш дивизион в составе бригады неожиданно перевели в восточный сектор обороны Ляояна. Представляете, как нам было тяжело бросать хорошо оборудованные и обжитые позиции? Ничего не поделаешь приказ, есть приказ.

На новом месте расположения все начали сначала. Правда, грунт здесь был тяжелее, много камней. Лопаты тупились быстро, солдаты сильно уставали. Как бы там ни было, но с поставленными задачами справились. Уже на этих позициях я мог с удовлетворением отметить, что моя батарея может дать врагу достойный бой, выучка выросла значительно. Личным составом батарею пополнил, но все равно до штатной численности она не дотягивала.

Мне довелось вновь встретиться с Тереховым. Подполковник неожиданно заглянул в гости к нам. После знакомства с моими офицерами и осмотра огневых позиций батареи уединился с Александром Петровичем в своем шатре.

– Смотрю вы, Станислав Владимирович, развернулись во всю ширь славянской души, – улыбался подполковник. – Такой молодой подпоручик, а обустраиваете позиции похлеще некоторых бывалых вояк. Я заметил, у вас даже баня возведена. Смею заметить, бани никто не строит, излишеством считают.

– Подполковник Григорович мне на сей счет уже замечание сделал, – разведя руки в сторону, ответил я Терехову. – Сказал, что я балую нижние чины и унтер-офицеров. Не все офицеры позволяют себе посещать бани в Ляояне, а у меня в полевых условиях есть. Солдаты у меня регулярно моются и меняют белье. С насекомыми борьбу тоже ведем.

– Может он в чем-то и прав, заигрывать с нижними чинами не следует.

– Даже мысли не было заигрывать. У меня суровая дисциплина и чистота всех и везде. Потому больных в батарее нет.

– Слышали последние новости?

– В штабе дивизиона кратко довели, что наши войска столкнулись с японцами. Через Ляоян по железной дороге отправляли в тыл раненых. Побеседовать ни с кем не удалось, занят, в основном, боевой работой и оборудованием запасных позиций.

– Столкнулись мы с японцами и довольно сильно. Командующий Маньчжурской армией приказал генералу Засулич затруднить японцам переправу через реку Ялу. По возможности разведать силы противниками, воспрепятствовать его наступлению через Фейшунлинский горный хребет. Генералу предлагалось действовать таким образом, чтобы избежать решительного сражения, ведь соотношение в численности на стороне японцев. В случае угрозы разгрома, уходить на соединение с главными силами армии у Ляояна.

– Генерал Засулич должен был вести маневренные бои?

– Да. Он собственно этим способом и отбивался от японцев. Самый жестокий бой случился у поселка Тюренчен. Японцы к этому поселку оттеснили все наши охотничьи команды с Хушаньских высот, выйдя к берегам реки Айхэ. 17 апреля 1904 года прикрываясь массированным артиллерийским огнем, японцы заняли ряд островов на реке Яла, начали возводить переправы.

На следующий день японские войска во многих местах начали переправляться через реки Яла и Айхэ. Наши артиллеристы нанесли наступающим полкам большой урон, кое-где удалось разрушить переправы. Говорят, вода в реках стала красной от крови погибших врагов.

Главный удар врага на себя приняли 12-й и 22-й Восточно-Сибирские стрелковые полки. Поскольку японцев на этом участке было больше наших воинов впятеро и существовала угроза охвата левого фланга обороняющихся, было принято решение на отвод полков. Для прикрытия отступления этих полков из резерва выдвинули 11-й Восточно-Сибирский стрелковый полк. Прикрыть получилось, но сами угодили в полное окружение. Неоднократно полк ходил в штыковую атаку на японцев, но те, не принимая боя, отходили на свои позиции, откуда при помощи артиллерии и ружейного огня, наносили 11-му полку значительные потери. В одной из атак был смертельно ранен командир полка полковник Лайминг. Оставшимся в живых офицерам и солдатам он приказал выносить полковое знамя, выходить на соединение с основными силами. Место расположения временного штаба полка накрыла японская артиллерия, смешав людей с землей, уцелел только полковой священник отец Стефан.

– А знамя спасли?

– Знамя вынес унтер-офицер Минзарев, его к награде представили. А вот от 11-го полка осталась в боевом состоянии только треть. Когда, по договоренности с японцами, занялись сбором убитых, тело полковника Лайминга не нашли. Удалось обнаружить небольшой клочок от его мундира с полковым жетоном.

– Значит и нам скоро предстоит с врагом схлестнуться.

– Может и очень скоро. У противника есть большая головная боль это Порт-Артур. С моря сходу взять базу флота не получилось. Предполагаю, что в скором времени японцы организуют высадку десанта недалеко от Порт-Артура. Вот тогда нашей Маньчжурской армии станет сложнее воевать многократно. Точных данных по месту высадки нет, это пока так, рассуждения. Могу точно сказать, что наши морские силы не смогут воспрепятствовать прибытию японских транспортов с десантом. После гибели адмирала Макарова, наместник адмирал Алексеев, запретил выход кораблей на патрулирование внешнего рейда у Порт-Артура. Японская эскадра господствует на море.

– Спасибо вам, Александр Петрович, просветили по обстановке на местах боев, а то мое руководство молчит.

– Хотел спросить, вас интересует судьба ваших бывших сослуживцев – Седых и Тараторкина?

– Надеюсь, они не вернуться в четвертую батарею?

– Тараторкин, неведомо как добыл себе револьвер и пустил пулю в лоб. Седых – приказом командующего, понижен в звании до подпоручика и переведен в пехоту.

– Александр Петрович, вы же посетили позиции нашего сектора с определенной целью, я так понимаю, для этого имелись основания.

– Я лишний раз убеждаюсь, что подпоручик Головко умеет отслеживать вокруг себя обстановку и делать правильные выводы, – улыбнулся подполковник. – Да, я посетил этот участок обороны с определенной целью. Вам могу сказать, знаю, дальше ваших ушей информация не уйдет. К японским позициям направлена тройка умелых офицеров, хорошо знающих язык противника. Они должны провести разведку на всю глубину территории, занятой неприятелем, получить исчерпывающую информацию. По возможности захватить высокопоставленного офицера штаба 1-й японской армии генерала Куроки Тамэмото. Выйти офицеры должны к Ляояну.

– Насколько я понимаю, вы сами уже не принимаете участие в таких вылазках, но хорошо зная сильные и слабые стороны противника, обучаете офицеров способам работы. Не удивлюсь, если узнаю, что вы неплохо владеете японским языком.

– Почему вы так решили, Станислав Владимирович?

– В пути следования вы нам с Горячевым преподавали способы и методы борьбы с сухопутными частями японцев. Со знанием дела рассказывали о вооружении противника. Отдельно остановились на культуре, традициях и верованиях островных жителей. По моему мнению, изложенная вами информация, свидетельствует о ваших глубоких познаниях страны противника. Этого можно достичь, проживая долгое время в Японии.

– Вы молодец, Головко, ваши рассуждения и выводы не далеки от истины, но пока о них говорить не будем. Всему свое время. У меня есть предложение отметить встречу, принять по маленькой рюмочке коньяка, кстати, настоящий Шустов.

Подполковник извлек из небольшого саквояжа плоскую металлическую флягу и совсем крохотные рюмки, разлил в них коньяк.

– Предлагаю, подпоручик, выпить за победу над супостатом, – отсалютовал рюмкой Терехов.

– Всецело поддерживаю.

Потом мы еще около часа поговорили на общие темы. По просьбе подполковника, я немного рассказал о моей семье. Не обошел вниманием мою любовь к жене. Посетовал на то, что почта нерегулярно поступает в Ляоян, я с нетерпением жду писем от Любочки. Терехов отметил, что со временем все наладится, ведь прибытие войск и поступление боеприпасов уже налажены. Ближе к полуночи подполковник покинул расположение батареи. Где и когда Терехов встретился со своими офицерами – осталось для меня тайной.