Да, были люди в иное время!

Глава 15

Наконец-то я сижу в купированном вагоне поезда, уносящего меня в Москву. Получить место в вагоне было большой проблемой. Владивосток был просто наводнен народом. Мне казалось, что людей в погонах значительно больше, нежели гражданского населения. И вот всем этим военным срочно требовалась отбыть в европейскую часть России, и обязательно в то же время, когда и мне также необходимо ехать. Помог с билетом мой куратор и благодетель полковник Терехов. С кем он там общался, мне неизвестно, но билет у меня появился.

В попутчики мне досталась семья пожилого купца Ивана Иннокентьевича Галышева. Сам купец, его супруга Аглая Сидоровна, располневшая до неимоверных размеров сварливая женщина, а также их худой и прыщавый сын Арсений, студент Московского университета. Соседство скажем так, не очень спокойное. Не было ни одной спокойной минуты днем, чтобы Аглая Сидоровна кого-то из родственников не отчитывала, то мужа, то сына. А ночью все семейство хором выдавало арии храпа. Создавалось впечатление, что от этих звуков окно в моем и соседнем купе сотрясалось. Хорошо, что со мной непосредственно соседствовал Арсений, представляю, какое рулады выдавал бы кто-то из его родителей.

Иван Иннокентьевич рассказывал, что посещал Владивосток по делам коммерции, а семья за ним увязалась с целью расширения кругозора и получения положительных впечатлений. Кругозор, может, жена и сын расширили, но купцу настроение портили каждый день и основательно.

Я старался не вступать с попутчиками в пространные беседы. Был подчеркнуто вежлив. В основном я изучал специальную литературу, которой снабдил меня на дорогу Терехов. В Москве, по словам Александра Петровича, его знакомый передаст мне кучу литературы, необходимой для подготовки к сдаче экзаменов в Николаевскую академию генерального штаба. Терехов сообщил мне адрес своего знакомого, проживающего в Москве.

Читать – то я читал, но больше думал о своих родных. Почему они молчат сколько времени? Что там такое случилось? Одни вопросы. Ответов я не находил, а строил предположения, одно страшнее другого. Я хотел, как можно скорей попасть в Шпреньгринштадт, чтобы выяснить все на месте. На время моего прибытия домой влияла скорость движения поезда. Иногда казалось, он двигался не быстрее пешехода, даже возникало желание выйти и подтолкнуть его.

В Иркутске состав загнали в тупик и отцепили паровоз. Вагоновожатый причину толком объяснить не мог.

Одевшись, я отправился к зданию вокзала в попытке прояснить обстановку. Вся территория вокзала была оцеплена войсками. По главному пути на запад уходили воинские эшелоны. На перроне и в здании вокзала большое количество жандармов. К одному из них, ротмистру, я обратился за разъяснениями, но он меня переадресовал к военному коменданту.

От информации, услышанной из уст коменданта я чуть ли не сел на задницу. Оказывается, несколько дней назад в разных городах европейской части России, в том числе в столице, в одночасье произошло большое количество террористических актов. По словам коменданта, император Николай II, его жена Александра Федоровна и наследник престола цесаревич Алексей погибли от разрыва брошенной в автомобиль бомбы. В общей сложности погибло пятеро Великих князей, а других высокопоставленных чиновников и государственных деятелей более двух десятков. Оставшиеся в живых представители императорской фамилии присягнули на верность Михаилу Александровичу. Сейчас к столице и в другие города стягиваются верные императору войска для наведения порядка и противодействия новым террористическим актам. В связи с этим наш поезд будет отправлен по назначению через сутки.

Да, вот и поехал поступать в академию, а столицу сотрясают взрывы, от которых гибнет император с семьей. Куда смотрели соответствующие службы? Неужели нельзя было защитить августейших особ? Вопросы я задаю сам себе и сам же на них пытаюсь найти ответ. Найти не получается. Не владею я информацией, провел много времени в отрыве от жизни центральных областей страны. Ладно, попаду в Москву, попытаюсь выяснить подробней.

Купцу Галышеву с семейством, я ничего не сказал, сослался на большое количество жандармов.

К вечеру сходил в станционный ресторан поужинать. Кормили сносно. Официант подал наваристые щи с мясом, вкусный белый хлеб. Затем я скушал хорошо прожаренную отбивную из телятины. Запил трапезу бокалом неплохого красного вина. Официант утверждал, что вино итальянское. Потом я прогулялся к маленькому базарчику, рядом с вокзалом, прикупил приличный шмат соленого сала, пару свиных балыков, три кольца колбас домашнего приготовления и большой ржаной каравай. Провизию запас на случай длительного пребывания в Иркутске. Неизвестно сколько мы здесь простоим, а следует ожидать появления в тупиках других пассажирских составов. Может случиться переполнение пассажирами вокзала. Все захотят кушать и, как следствие, возникнет недостаток продуктов. Очень мне не хочется быть голодным. Чаем, который предлагает наш вагоновожатый, сыт не будешь. Сложив покупки в кожаную сумку, вернулся в купе и застал Аглаю Сидоровну за поглощением пищи. Женщина не кушала – она натурально жрала. На небольшом столике купе принесенные купцом продукты не поместились, некоторые тарелки разместились на спальном месте Арсения. Никого из мужчин семейства Галышевых в купе не было. Аглая Сидоровна поглощала пищу в гордом одиночестве с неимоверной быстротой, иногда смачно причмокивала. Не стал мешать женщине, устроившей праздник своему желудку, пошел прогуляться к вокзалу, в надежде купить свежие газеты. Газет не досталось, их размели давно.

Вернулся в купе через час и опешил – Аглая Сидоровна продолжала трапезничать с не меньшей скоростью. Не, такую жену лучше убить, чем прокормить, подумал я.

В Иркутске мы простояли трое суток, а потом отправились по назначению. Слава Богу, больше никаких приключений в дороге не случилось.

В Москве на вокзале взял извозчика и отправился по адресу знакомого Терехова. Небольшой двухэтажный особнячок на окраине города впечатлял. Интересно, а кто живет в этом шикарном теремке? Встретил меня лакей. Я представился и сказал, что у меня дело к Изварину Петру Сергеевичу. Лакей удивленно посмотрел на меня, но в гостиную проводил, приняв мою шинель. Минут через десять тот же лакей провел меня в кабинет хозяина дома.

– Ваше высокопревосходительство, поручик Головко, – представился я немолодому генерал-лейтенанту, встретившего меня в кабинете.

– Не тянитесь, голубчик, не надо, давайте по-простому, без чинов поговорим, – приятным голосом ответил Петр Сергеевич. – Как добрались? Я вас ожидал немного раньше. Как здоровье Александра Петровича?

– Добрался нормально, в Иркутске нас задержали из-за взрывов. Александр Петрович в добром здравии, передает вам поклон.

– Вы уже обедали?

– Я к вам приехал прямо с вокзала.

– Тогда не откажитесь разделить со мной трапезу.

Естественно я не отказался. За обедом генерал расспрашивал меня об участии в войне, о моих впечатлениях и о выводах, которые я сделал в ходе боевых действий. Я старался отделаться общими фразами, ведь я вижу Петра Сергеевича впервые, и высказывать свое личное мнение не решился. Кофе с коньяком нам подали в библиотеку.

– Александр Петрович мне писал о вас, о вашем желании поступить в Академию. Вы, Станислав Владимирович, должны понимать, что не каждый может прикоснуться к наукам, преподаваемым в этом учебном заведении. Там проходят обучение лучшие офицеры из лучших. Но поскольку на вас обратил внимание Терехов, а я его мнению очень доверяю, то уверен, вы станете отличным офицером Генерального штаба. Предварительные экзамены в округе вы сдавали?

– Так точно. Председателем комиссии был генерал-лейтенант Кондратенко. Все документы у меня с собой, могу их вам предоставить.

– Знающий и многоопытный генерал вас экзаменовал. Смею вас заверить, в Академии вас будут проверять не менее компетентные генералы, я, кстати, вхожу в их число.

– Честно сказать, я удивлен.

– Еще больше вас удивит генерал-майор Мешков Виктор Александрович вопросами интендантского обеспечения разных родов войск. Несмотря на возраст, у него очень светлая голова, и он точно помнит, сколько золотников чая должен получать нижний чин в пехоте, и сколько фуража нужно запасти для одной лошади в расчете на два-три дня похода. Остерегайтесь его каверзных вопросов о снарядах, вы же артиллерист, а он любит ставить в тупик офицеров-артиллеристов. Особенно его интересует количество зажигательных бомб на боевой позиции «единорогов».

– Так, «единороги» сняты с вооружения в середине прошлого столетия и нигде не используются.

– Все правильно вы говорите, но Мешков полагает, что такая информация помогает будущим генштабистам в тренировке памяти. Отчасти, я с ним согласен. Я вам собрал неплохую библиотеку, смею заверить, изучив все материалы, вы сдадите экзамены без проблем. Вы где остановились?

– Нигде. Я ночным поездом планирую выехать в Екатеринослав.

– Домой торопитесь?

– Да. Уже длительное время от родных нет известий.

– Тогда примите литературу, и с Богом, учитесь. Жду от вас только блестящих знаний поручик. Вопросами фортификации засыпать буду я.

Сутки ехал в поезде, и вот я в Екатеринославе, поздняя ночь на дворе. Пока ехал, все прокручивал в памяти встречу с генералом Извариным. Этот в летах генерал своим обликом кого-то мне напоминал. Знакомый цвет и разрез глаз, знакомые черты лица, да и фигура вроде бы как знакома. И тут я неожиданно сделал открытие. Генерал Изварин очень похож на полковника Терехова, или наоборот. Это не столь важно, кто на кого. Главное – эти люди определенно родственники. Если сопоставить возраст, то генерал в полной мере может быть отцом Александра Петровича. Отчество, между прочим, совпадает. Вот это да! Чудеса, да и только – мысленно восклицал я. Представится возможность, при личной встрече поинтересуюсь у Терехова.

Добраться в Шпреньгринштадт оказалось нелегким делом. Извозчики, ссылаясь на поздний час, не высказывали желания везти. Уговорил молодого парня отвезти меня домой за хорошие деньги.

Мое появление в родовом гнезде вызвало переполох. Привратник, пропустив коляску во двор, побежал в дом с докладом. В холле дома меня встретил отец. Когда я уезжал на войну, отец выглядел цветущим мужчиной в летах, полным энергии и сил. А сейчас мне навстречу шел с полностью белыми волосами на голове, ссутулившийся и плачущий старик.

– Прости, сынок, – обняв, рыдал на груди у меня отец, – не уберегли мы Любочку.

– Отец, как такое могло произойти? – только и смог я выдавить я из себя, от волнения у меня пересохло во рту.

– Родами Любочка умерла, – услышал я за спиной голос рыдающей мамы. – Она первой родила девочку, а через несколько минут мальчика. Приподняла голову, посмотрела на детей, сказала, что хорошенькие детки родились, потом откинулась на подушку и ушла. У нас при Любочке все время был доктор Мартов Зиновий Яковлевич. Так вот, он говорил, что не выдержало сердце, какой-то важный сосуд разорвался. 17 ноября все произошло.

Меня словно кто-то сильно огрел чем-то тяжелым по голове. Я не мог осознать, как это моя Любочка, и вдруг ушла, оставив меня одного. Пусть я не говорил ей много слов о любви, пусть я мало времени с ней провел, но я ее любил всей душой, всем своим сердцем. А сейчас у меня внутри развивается жгучая боль, сродни ранению штыком на поле боя, и накатывает звенящая пустота. Родители что-то говорили, я их не слышал, я их не понимал, я пребывал в полной прострации. Чувствую, как по моим щекам текут слезы, а я стою, не шевелясь, у меня нет сил, сказать хоть что-то. Отец взял меня за руку и как маленького ребенка отвел в столовую. Вижу, как он наполнил до краев коньяком большой фужер. Я выпил напиток в один прием, не почувствовав его вкус и крепость. Отец повторил. Второй фужер я также осушил. Родители обращались ко мне с вопросами, а я молчал. Коньяк совершенно не брал меня. Видя такое состояние, мама увела меня в нашу с Любочкой комнату, а отец поднес еще один полный фужер. С ним я расправился аналогичным образом. Спустя несколько минут мое сознание померкло.

Утро, а вернее обеденное время, я встретил с больной головой. Мой мундир был аккуратно сложен на прикроватном стуле. Я не помню, как раздевался. Но я четко понимаю, что потерял свою любимую Любочку, накатила такая тоска, что не передать словами. Лежал на кровати и смотрел в потолок. Пытался разобраться в себе, совладать с чувствами. Да, жену уже не вернуть, она ушла навсегда. Но она оставила мне наших детей, в них есть частичка моей любимой и, значит, Любочка присутствует здесь. Эта мысль подорвала меня с постели. Быстро привел себя в порядок, помылся и побрился. Облачившись в мундир, отправился на поиски родителей, я хотел, чтобы они провели меня к детям.

– Стас, сынок, как ты себя чувствуешь? – были первые слова мамы, когда мы встретились в гостиной. – Мы с отцом сильно за тебя переживаем.

– Все хорошо, мои дорогие, я в полном порядке, если вы имеете в виду мое физическое здоровье. На душе тяжело. Мама, отец, проводите меня к детям.

Мама быстро подошла ко мне, и, взяв под руку, повела на второй этаж, там у нас всегда располагалась детская.

Зайдя в комнату, я встретил там немолодую неизвестную мне женщину. Тихим голосом мама сказала, что это одна из нянь, присматривает за спящими малышами. Почти на негнущихся ногах я подошел к первой колыбели. Она была украшена розовым бантом.

– Это, сынок, твоя дочь София, – шепотом сказала мама. – Посмотри, она так похожа на Любочку.

Внимательно всматривался в лицо ребенка, пытался найти знакомые черты. Может, мама права, дочка похожа на Любочку, но я сходства пока не увидел. Наверное, рано искать сходства малышки со своей мамой. Ну, если мама так считает, то пусть так и будет. Перечить я даже не думал.

– В этой колыбели почивать изволит твой сын Степан, – также шепотом информировала мама. – Поверь мне, он вылитый ты в таком возрасте, такой же требовательный и любитель покушать.

– Мама, кто кормит детей?

– Мы наняли двух кормилиц. Одной оказалось мало, у Степы хороший аппетит.

– Давай уйдем, пусть поспят, а когда проснуться, я попытаюсь с ними поговорить.

– Поговори с ними, Стас, обязательно поговори. Они еще не слышали голоса своих родителей.

Мы ушли в столовую, где нас ожидал накрытый стол и отец с полными рюмками коньяка.

Отец молча подошел ко мне и протянул рюмку.

– Давай, сынок, помянем нашу Любочку, царство ей небесное, – с дрожью в голосе сказал отец. – Она была прекрасной женой и невесткой, мы ее любили.

Выпив коньяк, принялись за обед. Я почувствовал в желудке некое потепление, в голове наступило просветление.

– Вижу, сынок, ты начал немного оживать, у тебя даже цвет лица стал лучше, – заметил отец. – Вчерашняя доза коньяка тебя свалила с ног, но мозги не прочистила. Надеюсь, сегодня ты можешь с нами говорить.

– Отец, я же тебе сказал, что со мной все хорошо. Душа болит, там зияющая рана. Она, я думаю, зарастет со временем. Скажи, где упокоили Любочку?

– В родовой усыпальнице в Дубраве.

– Надо туда съездить обязательно. Цветов надо купить.

– Цветы уже приготовлены, в нашей оранжерее выращены.

– Тогда давайте побыстрее туда поедем.

– Конечно, поедем, покушаем и в путь. Коляску уже заложили.

В усыпальницу я вошел один. Мама и отец остались молиться в церкви. Девять абсолютно одинаковых саркофагов стояли в ряд. На каждом были указаны фамилии, имена, отчества и годы жизни усопших. Я подошел к саркофагу Любочки, возложил цветы, и, опустившись на колени, прикоснулся лбом к холодному мрамору. Слезы потекли сами. Мысленно разговаривал со своей женой, попросил у нее прощения за долгое свое отсутствие, за то, что не смог помочь ей в тяжелые минуты жизни. Благодарил Любочку за чудных деток, которых она выносила и ценой своей жизни пустила в мир. Рассказал жене обо всех событиях, случившиеся со мной с момента нашего расставания. Не знаю, сколько времени я провел в усыпальнице, но покидая ее, мне казалось, что Любочка мои слова услышала и одобрила мое намерение поступить в Академию.

Обратный путь в Шпреньгринштадт проделали молча. Родители меня не беспокоили разговорами, понимая, что мне нужно обрести душевное равновесие после посещения усыпальницы.

После ужина пили кофе в гостиной.

– Родители, а кто давал имена детям? – поинтересовался я, глядя на огонь в камине.

– Эту ответственность я взял на себя, – пристально посмотрев на меня, сказал отец. – Мы как-то не обговаривали эту тему с покойной Любочкой. Думалось, родит, пусть сама и называет. О том, что будет двойня, мы узнали в середине ее беременности. Так вот, когда Любочка ушла и схлынули первые эмоции от невосполнимой утраты, встал вопрос об именах. Тогда я своим решением дал имена основателей нашего рода Степана и Софии. Они были достойными людьми, прожили в любви и согласии долгую, не побоюсь сказать, счастливую жизнь. Да и негоже деткам оставаться без имен, их крестить нужно было. Тебе не нравятся эти имена?

– Все хорошо. Ты правильно поступил.

– Ты, сынок, не обижайся на меня, пожалуйста. Это я запретил писать тебе письма, когда Любочки не стало. Ты был на войне. Полученная из дома дурная весть могла бы сильно сказаться на твоем состоянии и привести к непредсказуемым последствиям. Лучше отсутствие переписки, нежели плохие вести. Если бы мы потеряли тебя, то точно в усыпальнице добавилось бы еще два саркофага.

– А Головановы как перенесли потерю дочери?

– Не перенесли. Когда я вместе с доктором Мартовым приехал и сообщил о рождении внуков и смерти Любочки, у Петра Ивановича случился сердечный приступ, от которого он к вечеру скончался. У Марфы Анатольевны помутился рассудок. Ее доставили в специальную лечебницу Екатеринослава. Там она впала в забытье и через две недели скончалась. Для сведения, все имущество Головановых теперь принадлежит тебе и ты волен им распоряжаться по своему усмотрению. Если хочешь, я принесу тебе все документы.

– Отец, пока документы мне не нужны. Жаль. Все Головановы и бывшая Любочка Голованова, в замужестве Головко, покинули этот мир. Пусть им там, на небесах будет благостно и покойно.

– Сходи завтра, сынок, в храм, – подала голос мама. – Исповедуйся и причастись. Ты воевал, пережил утерю жены, очисти свою душу. Отец Пантелеймон тебе знаком. Он уже стар и слаб телом, но в духовном плане он силен, умеет врачевать раны душевные.

– Схожу завтра. Мама, в усыпальнице я заметил, что мои дед и бабушка умерли в один день. Их убили?

– Нет, сынок их не убили. Они замерзли зимой. Михаил Константинович и Мария Владимировна под вечер возвращались из Екатеринослава, где гостили у губернатора. В пути застала метель. Не доехав пяти верст до Шпреньгринштадта, возок перевернулся. Кучер погиб сразу. Мария Владимировна сломала ногу и руку, а Михаил Константинович обе ноги. Возок частично разрушился. Поскольку время было позднее и свирепствовала метель, в направлении Шпреньгринштадта никто не ехал и помощь оказать не могли. Спустя сутки начались поиски. Графа и его жену обнаружили чисто случайно. Из снега выглядывал лишь уголок возка. Когда раскопали снег, то обнаружили тела Михаила Константиновича и Марии Владимировны – они смерзлись воедино. Михаил Константинович был в одном мундире, а все теплые вещи и его шинель были одеты на Марию Владимировну. Граф до последнего вздоха заботился о своей жене, отдавал ей свое тепло – он, по всей видимости, надеялся, что помощь придет. В церковь обнявшихся супругов так и привезли. Двое суток ожидали, когда оттают, чтобы можно разделить по отдельным домовинам. После похорон родителей твой отец подал в отставку.

– Виктор Константинович и Дарья Константиновна как реагировали на этот случай?

– Опечалились, когда получили от нас письма. У них у самих забот хватало. Виктор Константинович далекий Урал осваивал, вернее сказать, его северную часть. Дарья Константиновна напрягала все усилия свои и мужа в столице, скупала дома, а после ремонта продавала. Некогда было им попасть на похороны отца. За столько лет они ни разу не посетили семейную усыпальницу.

– Дядя и тетя не ладят с моим отцом?

– Почему не ладят? Все нормально, состоят в переписке, но сам понимаешь, у каждого своя жизнь, свои проблемы. Вот на свадьбе Анны и твоей с Любочкой их не было, хотя приглашения направляли. Они прислали вам подарки. По моему мнению, в семье нет такой сильной фигуры или дела, которое могло бы все ветви рода Головко собрать воедино. Как не печально, но факт. Посмотри на нашу семью. Все твои сестры вышли замуж, обзавелись детьми и хозяйством. Им некогда по гостям разъезжать. Поначалу девочки писали нам часто, а теперь три-четыре письма в год в лучшем случае. Мы с отцом очень надеемся, что остаток дней проведем в твоей семье, сынок. Сможем помочь растить тебе детей.

– Мама, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. А моих детей и ваших внуков воспитывать вам, потому что служба будет занимать у меня большую часть жизни.

Говоря это маме, я не предполагал, что видеть детей я буду очень редко, а все тяготы их воспитания лягут на плечи родителей.