Да, были люди в иное время!

Глава 9

Сегодня в срочном порядке командование второго дивизиона вызвало всех командиров батарей на совещание. Прибыв в Ляоян, я впервые смог увидеть большинство офицеров дивизиона собранных вместе, познакомиться с командирами пятой и шестой батареи. Пятой батареей командовал молодой поручик Николаев, а шестой – капитан Шестернев, возрастом около тридцати пяти лет. В ходе знакомства я чуть не дернулся, увидев иссеченное лицо Шестернева, оно выглядело таким ужасным. Капитан, наверное, уже привык к той реакции, которую вызывает его внешний вид, поэтому никак не отреагировал на мой удивленный взгляд.

– Господа офицеры, хочу начать наше совещание с трагического сообщения, – нервно одернув мундир, произнес подполковник Григорович. – Вчера, в ходе проведения рекогносцировки передовых рубежей обороны на дальних подступах к Ляояну, штаб командующего Маньчжурской армией подвергся артиллерийскому обстрелу со стороны противника. В результате, многие офицеры штаба ранены, а генерал Куропаткин погиб. Раненых и погибшего смогли эвакуировать в тыл. Новым командующим Маньчжурской армией Монаршим указом назначен генерал-лейтенант Линевич.

Офицеры начали негромко переговариваться между собой.

– Прошу внимания, – продолжил Григорович. – Мы все знаем генерал-лейтенанта Линевича, как героя многих войн, а также как покорителя Пекина, разбившего мятежные войска Китая.

– А еще мы знаем, что генерал-лейтенант Линевич большой любитель быстрых и точных ударов по противнику, – сказал капитан Шестернев, не поднимаясь с места.

– Вы совершенно правы, Иван Модестович, – согласился Григорович. – Только я бы попросил вас капитан больше не перебивать меня. В конце совещания всем будет предоставлена возможность высказаться.

Шестернев, примиряюще поднял руки.

– Тогда продолжу. Исходя из сложившейся ситуации, командование 35-й бригады, в лице генерал-майора Терпиловского, предполагает, что в ближайшие дни, следует ожидать разработки и утверждения наступательных планов кампании. По имеющимся у меня сведениям, сегодня утром в места дислокации японских армий направлены крупные казачьи соединения для осуществления разведывательных действий. Генерал-майор Терпиловский приказал всем батареям быть готовым к совершению длительных маршей и осуществлению поддержки огнем наступления нашей пехоты. Посему, после окончания совещания, начать немедленные приготовления. Прошу особо внимательно отнестись к подготовке орудий к маршу. При формировании батарейных обозов отдавать предпочтение погрузке боеприпасов, фуража и продовольствия.

– Ваше высокоблагородие, – обратился к Григоровичу Шестернев, – а нам разрешено самим проводить разведку ближайшей местности?

– Господин капитан, от вашей батареи до укреплений передовых полков не более тридцати верст. Эта местность вами уже изучена. Дальше работают конные разведчики, они более подвижны. Я не вижу смысла толпами соваться к японским позициям. Предлагаю сосредоточить внимание на подготовке к маршу и проверке людей и орудий.

– Будет исполнено, ваше высокоблагородие, – ответил Шестернев, встав со стула. – У меня есть вопрос. Где затерялись инструкции по использованию фугасной гранаты для трехдюймовок? Снаряды поступили, а в сопроводительных к ним документах разъяснений нет.

– Ничем не помогу вам, капитан. Штаб бригады телеграфировал на завод, обещали исправить свое упущение.

– А как нам использовать эти снаряды? Какова дальность выстрела?

– Мне ли вас учить, господин капитан!? Определитесь производством пробных выстрелов. Еще вопросы есть? Предваряя просьбы о пополнении батарей офицерами и нижними чинами, отвечаю сразу, резервов в настоящий момент нет. Ожидается прибытие пополнения ориентировочно через месяц.

По прибытии в батарею собрал своих офицеров и унтер-офицеров, довел информацию, полученную в штабе дивизиона. Прапорщики Агарков и Митрохин встретили новость улыбками, а унтера нахмурились. Оно и понятно. Молодым прапорщикам представляется возможность отличиться на поле боя, они рвутся в сражение, а умудренные опытом унтер-офицеры понимают, что война неизбежна без потерь.

Затем был двухдневный марш на сорок пять верст в юго-восточном направлении. Я посмел даже предположить, что мы будем воевать с японской армией генерала Куроки. Наверное, наше командование решило разгромить войска генерала, сильно потрепавшего отряды генерала Засулич. Своими мыслями я ни с кем не делился. Продвижение батареи по пересеченной местности было нелегким. Проходимых дорог мало, а передвигаться по местности, изрезанной оврагами холмам и невысоким сопкам затруднительно. После трудного марша прибыли к намеченной точке. Согласно приказу командира дивизиона, развернули строительство позиций батареи.

К вечеру следующего дня перед нашими позициями начала разворачиваться 35-я пехотная дивизия. Непосредственно к позициям батареи подошел 137-й пехотный Нежинский Её Императорского Высочества Великой Княгини Марии Павловны полк под командованием полковника Истомина.

Для согласования и координации действий полка и моей батареи прибыл штабс-капитан Корде – командир второго батальона. Из беседы со штабс-капитаном я узнал, что завтра весь полк снимается и выходит на позиции 3-го Сибирского корпуса для последующего совместного удара. По словам Корде, на этом направлении будут накапливаться все силы дивизии, наш дивизион будет обеспечивать пехоте артиллерийское прикрытие. Сказанное очень удивило меня. Подполковник Григорович сегодня утром говорил только о примерном плане ведения боевых действий, а Корде уже знает направление предполагаемого удара. Я заверил штабс-капитана, что постараемся выполнить надежное прикрытие полка, но пока на сей счет мне никаких указаний не поступало.

Приказ командира дивизиона я получил к полуночи, заодно встретился с полуночным гостем подполковником Тереховым. Беседа была короткой. Александр Петрович кратко проинформировал меня о состоянии японских войск на нашем участке и подарил подробнейшую карту Ляодунского полуострова. Я чуть ли не плясал от радости, обладание подробной картой – большая удача. Карта, по словам подполковника, принадлежала ранее японскому офицеру, чем свидетельствовала обозначенная расстановка сил противоборствующих сторон. Названия рек и крупных населенных пунктов кто-то перевел на русский язык. Подозреваю, Терехов выполнил это лично. Пожелав мне удачи и беречь себя, Терехов ушел. Интересно получается. Перед какими-либо важными событиями я обязательно встречаюсь с Тереховым, он стал в моем понимании гонцом добрых вестей. Неужели я действительно так приглянулся подполковнику, что он тратит столько времени, опекая меня. В беседах он ни единого раза не обмолвился, что знаком с моими родными, значит, просьба отца исключается. Тогда почему ко мне такое внимание? Ладно, побьем японцев, спрошу прямо.

Утром все пришло в движение. Полки 35-й дивизии походными колонами шагали впереди, а батареи второго артиллерийского дивизиона двигались следом, глотая пыль. Через пару часов, пройдя порядка десяти верст, были на месте. Стали занимать позиции, указанные офицерами штаба Сибирского корпуса. Полностью оборудовать огневые позиции и провести тщательную маскировку смогли только с наступлением сумерек.

Мне не давал покоя факт занятия позиций почти на глазах у противника. Мы как бы ему демонстрировали места расположения пехоты и артиллерии. Японцы – не глупые воины, быстро должны сообразить, что затевается наступление и наши позиции взять на заметку. Если они так поступили, то вероятней всего офицеры- артиллеристы уже нанесли на карты наши позиции, произвели необходимые вычисления. Вероятность поражения позиций батареи многократно возрастает. Еще днем я присматривался к одной маленькой сопке, расположенной в трехстах метрах от занятой позиции. Заняв ее можно было наблюдать неприятельские позиции на всю глубину и организовать прицельную артиллерийскую стрельбу по противнику. Решил поделиться своими соображениями с подполковником Григоровичем.

– Подпоручик, пожалейте своих солдат, – выслушав меня, взывал к моей совести командир дивизиона, – они за день подготовили отличные позиции, я лично их осматривал. – Вы хотите на сопке построить новые позиции, да еще ночью. Утром ваши люди будут похожи на сонных мух. Как прикажите им воевать?

– Ваше высокоблагородие, занятые нами позиции противник видел и может утром обрушить на них массу снарядов, выбив расчеты и уничтожив орудия. А сопку мы займем ночью, оборудуем новые позиции, надежно укроем. В нужный момент откроем губительный для противника огонь. Для японцев наша батарея на сопке станет полной неожиданностью. Стреляя с сопки фугасными гранатами, мы сможем точнее и надежней поражать вражеские артиллерийские батареи, ведь сопка на наших позициях – господствующая высота.

– Поначалу так будет, а потом японцы определят место вашей батареи и перенесут огонь на нее. Вас могут стереть в порошок.

– Чтобы не стерли, мы будем хорошо целиться и быстро стрелять, за счет этого сможем опередить японцев.

– Генерал Куроки сторонник наступательной войны, он может с самого утра бросить против наших войск значительные силы. Фугасными гранатами не очень эффективно бороться с пехотой.

– С учетом развития обстановки, батарея будет своевременно менять тип боеприпасов.

– Откуда вы на мою голову взялись такой беспокойный? – в сердцах сказал Григорович.

– Окончил с отличием Михайловское артиллерийское училище.

– Это мне ведомо. Раз не сидится на месте, разрешаю занять сопку. Но только смотрите, чтобы к утру все было готово.

– Так точно, ваше высокоблагородие, к утру батарея будет готова к ведению огня.

Имея приличный опыт, позиции на сопке были готовы быстро. Отрыли окопы для укрытия расчетов во время обстрелов, места хранения боеприпасов. Даже дали возможность солдатам отдохнуть пару часов. На старых позициях вместо орудий оставили бревна. Об этом фокусе мне рассказывал отец, они так в русско-турецкую войну обманывали противника.

Восходящее солнце осветило бескрайнее море свежей изумрудной зелени. Запели песни ранние птахи. Им петь не мешает присутствие большого количества изготовившихся к бою воинов. Сегодня мой первый бой. И как ни стыдно признаться, но мне страшно. Так страшно, что у меня подрагивают руки и ноги. Сегодня по моей команде канониры и бомбардиры начнут выпускать снаряды по врагу, убивая его. Японцы тоже ответят нам, тогда будут гибнуть мои подчиненные. А если погибну я, что будет тогда? Наверное, ничего не будет. Я не увижу свою Любочку, не увижу родителей, не смогу насладиться красотой природы в родовом гнезде Шпреньгринштадт. Отец мне говорил, что перед боем всегда становится страшно и что этот страх надо обязательно побороть, загнать его куда-то глубоко-глубоко в себя, заняться чем-то полезным и важным. Значит, надо еще раз обойти все позиции ободрить расчеты, проверить готовность. Рецепт оказался правильным, дрожь ушла, но не полностью. Занял место на вершине сопки. Поднес к глазам бинокль, стал в рассеивающемся рассветном мареве рассматривать неприятельскую сторону.

Грянул первый выстрел с японской стороны. Снаряд взорвался с большим недолетом до наших окопов.

– Господи спаси и сохрани, – произнес я вслух, перекрестившись.

Японцы внесли коррективы в наводку орудия и второй снаряд разорвался ближе. Я успел зафиксировать место расположения вражеской батареи, поставив отметку на карте, и начал производить вычисления, делая записи в блокноте.

Разом ударили орудия пятой и шестой батареи по вражеским окопам шрапнельными снарядами. Укрытой в окопах вражеской пехоте такие снаряды не нанесут большого ущерба, это имеет пользу только при прямом попадании в окоп. Надо начинать изводить пехоту фугасными снарядами.

Определив точное место вражеской батареи по третьему выстрелу, я, указав прицел и угломер, отдал приказ начать пристрелку фугасными снарядами. Второй снаряд, выпущенный третьим орудием первой полубатареи, разорвался на позициях японцев. Приказал вести беглый огонь, чередуя фугасные и шрапнельные снаряды. Наблюдая за разрывами, я определил, что шрапнельные снаряды ложатся с недолетом в сотню метров. Приказал вести огонь шрапнельными снарядами с измененным прицелом. Орудия выпустили по десять-пятнадцать снарядов, японская батарея замолчала. Надолго ли?

Как вы понимаете у японцев в полосе нашей обороны, была не одна батарея, а значительно больше, да и у нас, с учетом Сибирского корпуса, артиллерии было достаточно.

Японцы, обработав артиллерией передний край нашей обороны, пошли в атаку силами до полка. Моя батарея работала только по своему направлению, прореживая пехоту шрапнельными выстрелами. Двести шестьдесят шариков, уложенных в каждом снаряде, находили себе жертвы. В наступающих цепях образовывались настоящие прорехи, но они очень быстро заполнялись воинами из тыловых цепей.

Примерно с трехсот метров по пехоте ударили пулеметы. Их очень мало, зато польза налицо. Вернее пользу видно в виде уложенных на поле мертвецов.

Максимально уменьшив угол возвышения и установив минимальную задержку шрапнельных снарядов, батарея ведет огонь по японцам практически в упор. Последняя группа японских солдат окутана дымом от шрапнельных разрывов. Стрелять больше не по кому. Над полем боя разносятся крики раненых и умирающих японцев.

Проверил своих. Все нормально, никто не пострадал, по нашей позиции артиллерия японцев не стреляла.

Канониры-подносчики быстро восполнили израсходованные снаряды.

Посыльный от командира дивизиона принес приказание начать обстрел вражеских позиций через тридцать минут, ожидается атака наших войск. Эту новость я уже знал, связь с командиром батальона штабс-капитаном Корде у меня налажена.

Пока было время, наблюдал за вражескими войсками, выявлял наиболее важные цели. Обнаружил большое скопление пехоты и одну вновь разворачиваемую артбатарею. Вдалеке заметил столбы пыли – предположил, что к переднему краю выдвигается конница. Вызвал к себе прапорщика Митрохина. Показал ему предполагаемое место разворачивания конницы. Приказал с началом общей артподготовки пристрелять это место двумя орудиями, чтобы конница не смогла ударить нашей пехоте во фланг.

В назначенное время вся артиллерия нашего участка ударила по позициям врага. Неприятельские окопы практически утонули в фонтанах поднятой вверх земли. Моя батарея била по разведанным мной целям. Конницы пока не видно, но Митрохин молодец, пристрелял точку.

На поле быстрым шагом вышла наша пехота, артиллерия перенесла огонь вглубь вражеской обороны.

Ага, вот и долгожданная конница, накапливается в трех сотнях метров от пристрелянной точки.

Отправил к Тимохину своего посыльного с приказом сосредоточить на коннице огонь всей полубатареи.

Японская конница начала разгон. Конники обнажили сабли и приготовились сносить головы нашим пехотинцам из 137-го Нежинского полка. Такого мы позволить не могли, и не позволили. Прапорщик Тимохин сосредоточенным огнем всей полубатареи не позволил. Шрапнельные снаряды рвались в середине скачущей конницы, разрывая в клочья всадников и животных. Лошади шарахались от разрывов в разные стороны, сбрасывая всадников под копыта. Передние ряды конников, превратившись в мертвецов, затормозили разгон всей конной лавины На месте гибели передних рядов образовался завал из трупов людей и животных. Замешательством Митрохин воспользовался в полной мере, увеличив темп стрельбы орудий до предельного. В бинокль было хорошо видно, как при удачном попадании, лошадь вместе с всадником лопалась подобно большому спелому арбузу. В итоге атаку конницы мы сорвали, почти всю уничтожив.

Передовые подразделения 137-го полка уже захватили окопы японцев. В глубине вражеских позиций что-то горит. Внимательно посмотрел по флангам, везде вижу только наступающие русские роты. Похоже, нам скоро сниматься с такой замечательной позиции. Помня наставления отца о полезности трофеев, позвал Архипыча.

– Архипыч мы скоро сменим позиции, – сказал я унтер-офицеру. – Вы берете под команду всех хозяйственников и тщательно потрудитесь на занятых позициях. Ловите лошадей, а все исправные японские орудия, вместе с передками свозите в тыл нашей батареи. Туда же везите обнаруженные снаряды к орудиям. Постарайтесь, чтобы японские орудия были одного калибра.

– Ваше благородие, а сколько везти орудий? – удивленно смотрел на меня Архипыч. – Мы почитай две батареи накрыли, сам глядел.

– Все, которые исправны. Найдете продовольствие, подберите. Любое оружие и патроны, сабли, тесаки и ножи все грузите.

– Высокоблагородие, вас не заругают?

– Разберусь как-нибудь. Главное, орудий целых поболее найдите, берите даже те, которые можно исправить за короткое время.

– Все понял. Разрешите выполнять?

– Приступите когда получим приказ на смену позиций.

Приказ поступил. Передвигаться по полю боя, изрытому воронками тяжело. Мой мерин, по кличке Пень, смешно перебирая ногами, старался обходить погибших врагов. Рядом со мной на низкорослой лохматой кобыле ехал прапорщик Агарков. За нами двигались все остальная батарея. На бывших японских позициях стали попадаться тела погибших русских солдат. Раненым санитары оказывали помощь. Примерно в ста метрах от неприятельских окопов наткнулись на сплошной завал из тел японцев и наших воинов. Похоже, здесь произошла жестокая рукопашная схватка. Неожиданно справа появился японский солдат, вооруженный винтовкой с примкнутым штыком. С криком он бросился в мою сторону. Я непроизвольно натянул поводья и мой Пень взвился на дыбы. Не могу сказать, каким образом у меня в руке оказалась сабля. Взмах и вражеский солдат валится с прорубленной головой, а следом за ним на передние ноги оседает мой мерин. В груди лошади торчала винтовка, вошедшая в тело животного на всю глубину штыка. Этот удар предназначался мне.

– Прапорщик Агарков, ко мне, – подал я команду, стоя на земле, сжимая в побелевших пальцах эфес сабли.

Агарков появился мгновенно, глядел на меня широко раскрытыми глазами.

– Прапорщик, передайте дальше по колонне мой приказ, всех врагов, которые шевелятся – колоть, которые ходят – стрелять и рубить, – спокойно произнес я, вытирая платком клинок сабли.

– Пленных брать не будем? – удивился Агарков.

– Нам их девать некуда, а оставлять в своем тылу живых врагов опасно, вы видели, на что они способны. Архипыч останется здесь, будет орудия и снаряды искать, так пусть будет внимательным.

– Я распоряжусь, – ответил прапорщик и повернул лошадь.

Остальной путь я проделал пешком. Да, устроили мы японцам кровавую баню, но и наших солдат полегло немало. Основные потери приходились на Сибирский корпус, судя по погонам погибших.

Новую позицию заняли где-то в пяти верстах от прежней. Я не выбирал место для батареи, где указали, там и развернулся. Действуя заведенным порядком, занялись инженерным оборудованием позиции. Кашевары батареи успели приготовить обед и покормить солдат. Чтобы не прекращать строительные работы кормили солдат в несколько приемов.

Утром мы с удивлением обнаружили, что японцы, не принимая боя, отошли. Снова формирование походной колонны и марш. Четверо суток двигались на юго-восток, не встречая упорного сопротивления врага. Нет, японцы не все ушли, они организовали небольшие подвижные конные группы, которые постоянно обстреливали наши колонны, заставляя пехотные полки разворачиваться для обороны. Своими действиями японцы замедляли наше движение, а больше – вели разведку наших сил. Предполагаю, они хотели выиграть время для строительства новых оборонительных рубежей. Наши казачьи сотни постоянно гонялись за японскими конниками, иногда доставляли пленников. Какую информацию от них получало командование, мне не известно. Китайские деревушки и городки, попадающиеся нам на пути, были разграблены японцами, местные жители разбежались. Я обратил внимание на бедность жилищ китайцев.

К исходу четвертых суток вышли к намеченной командованием точке. Опять окапываем орудия и строим все, что предписано «Наставлением». Наступивший день изменений в обстановке не принес. Я осуществил проверку позиций. Все в полном порядке. Солдаты и унтер-офицеры прекрасно понимали, что на хорошо оборудованной в инженерном отношении позиции можно успешно драться с врагом и сохранить свои жизни. А враг был недалеко, в пределах видимости.

Во второй половине дня в тылы батареи наконец-то прибыл Архипыч с трофеями. Целыми удалось найти шесть японских орудий Арисака с приличным запасом снарядов к ним. Еще два орудия погрузили на телеги, не удалось разыскать к поврежденным орудиям колеса. Хозяйственный Архипыч с разбитых пушек снял прицелы, все как один, производства Великобритании. Я со своими офицерами внимательно осмотрел трофейные орудия. На первый взгляд они не сильно отличаются от наших трехдюймовок, потренировать расчеты день-два и можно уверенно применять по врагу. Весь вопрос в том, где взять эти расчеты? Неожиданно мои размышления прервал подошедший прапорщик Митрохин.

– Если мы из расчетов орудий возьмем по два-три человека, то сможем укомплектовать расчетами японские пушки, – разглядывая трофейное орудие, произнес Митрохин. – Подносить снаряды смогут ездовые.

– Ваше предложение прапорщик дельное, но вы упускаете важный момент. Кто будет командовать третьей полубатареей? Нас троих на все не хватит, мы не сможем одновременно сопровождать все орудия и вовремя вносить коррективы в стрельбу.

– А вы назначьте командовать Архипыча, он у нас самый опытный унтер-офицер.

Продолжить беседу нам помешал приказ на открытие огня по японским позициям, готовился очередной удар. После тридцатиминутной обработки вражеского переднего края наша пехота пошла в атаку, а мы вновь перенесли огонь вглубь обороны неприятеля. Похоже, оборона противника была слабо подготовленной, пехота смогла вынудить японцев спешно отступать. Я направил в боевые порядки батальона штабс-капитана Корде полубатарею Митрохина для осуществления постоянной огневой поддержки. К исходу дня японские войска были отброшены за реку Яла. Уходя, японцы сожгли за собой все построенные переправы. Мы не имели возможности начать преследование отступающего врага, как это было накануне.

Перед заходом солнца меня вызвали в штаб дивизиона.

– Проведенные бои показали, что дивизион в общем способен решать поставленные перед ним задачи, – констатировал факт подполковник Григорович. – Все батареи вели стрельбу дружно и в большинстве случаев прицельно. Хочу отметить подпоручика Головко. Он в первый день наступления убедил меня в необходимости занятия новой позиции на сопке. Это помогло выявить опасность удара японской конницы во фланг наступающей пехоте, а именно по 137-му Нежинскому полку. Точными выстрелами его батареи японская конница почти полностью уничтожена. Кстати, подпоручик, ваша хитрость с оборудованием ложной батареи принесла пользу. Японцы забросали снарядами ваши бывшие позиции, да так, что в разные стороны только бревна летели. Отвлечение японцев на уничтожение несуществующей батареи, позволило капитану Шестерневу провести успешную контрбатарейную стрельбу и заставить замолчать японцев. Спасибо за выдумку, подпоручик.

– Рад стараться, ваше высокоблагородие, – гаркнул я во все горло.

– Отмечу также хорошую подготовку и совершение маршей всем дивизионом. Орудия и обозы не утеряны. Имевшие место поломки устранялись быстро. Общие потери дивизиона по сравнению с потерями пехотных полков незначительные. Погибло два офицера, ранен один, унтер-офицеров погибло семь, ранено семнадцать, нижних чинов погибло сорок девять, ранено сто тридцать шесть. Восполнить потери пока не можем.

Войска нашего участка преодолели линию обороны японцев на участке Киндятунь-Суйю-Сычаню и вышли на берег реки Яла. Противник уничтожил все переправы, продвижение дальше затруднено. Из центра наступления Маньчжурской армии поступают тоже приятные новости. Врага удалось отбросить по всему фронту. В западном секторе темп наступления несколько ниже, но там тоже удалось прорвать фронт японцев. В образовавшуюся брешь введены казачьи части. Сейчас они резвятся в тылах противника. Ночью ожидается подход инженерных частей, которые займутся возведением переправ. Наша задача осуществить прикрытие строительных работ. Как видите господа, общими усилиями наша армия оттесняет японские войска к морю, постепенно охватывая с флангов. О полном окружении противника речь пока не идет, но если темп наступления сохранится, то это знаменательное событие наступит. Если вопросов ко мне нет, то совещание окончено. Отправляйтесь на позиции и готовьтесь к завтрашнему дню.

Офицеры начали покидать палатку. Я отправился к коновязи, где меня окликнул капитан Шестернев.

– Подпоручик, скажите, какие у вас потери? – поинтересовался Шестернев.

– У меня нет потерь.

– Никто даже не ранен?

– Все целы и невредимы.

– Как удалось?

– Вы слышали слова подполковника Григоровича. Я, ночью, перед первым боем, приготовил новую позицию на господствующей высоте и перевел туда всю батарею, а на прежнем месте оставил бревна вместо орудий. Мне отец о таком способе обмана противника рассказал, он у меня тоже артиллерист.

– Повезло. А у меня два орудия в дребезги, расчеты не пострадали, успели укрыться, нижним чинам досталось, есть убитые и раненые. Сильно пострадала наша пятая батарея Николаева. Он чудом жив остался. Получил ранение, но остался в батарее, отказался отправляться в лазарет. У него погибло два офицера, но, слава Богу, все орудия остались в целостности.

– Печально. Если не побрезгуете, могу дать взаймы пару орудий, правда, это японские Арисаки.

– Откуда они у вас?

– На поле боя подобрал.

– Боеприпасами тоже поделитесь?

– И боеприпасами и лошадьми. Орудия получите в полной боевой готовности.

– А сколько себе оставите?

– Четыре штуки исправных, и два орудия без колес.

– Зачем вам столько? По штату не положено.

– Не положено, – согласился я. – Не выбрасывать же их? Планирую из своих солдат сформировать расчеты, обучить и начать громить врага его же оружием.

– Смотрю я на вас, подпоручик, и удивляюсь. Обычный безусый молодой человек, недавний выпускник училища, а начали воевать, как умудренный опытом офицер. Откуда это у вас?

– Все мужчины в моей семье были артиллеристами. С раннего детства отец меня обучал премудростям, а в училище я шлифовал свои знания и осваивал новую технику и тактику. Как оно ладно получается, объяснить не могу. Просто помню наставление отца, что нужно беречь людей и орудия.

– Я вас понял, Головко. От предложенных орудий не откажусь, пришлю к вам кого-то из офицеров. Что хотите взамен?

– Не думал над этим. Нам вместе воевать еще долго, сочтемся.

В расположении батареи царил порядок. Все солдаты накормлены и спят. Караулы выставлены. Дежурный расчет отдыхал рядом с орудием. Прошел в свою палатку. Не успел зажечь свечу, услышал рядом с палаткой покашливание Архипыча.

– Архипыч, заходите если есть нужда, не топчитесь зря, – пригласил унтер-офицера.

– Ваше благородие, я чего-то пришел, – неуверенно заговорил Архипыч. – Мы тут, когда на японские позиции ездили, возле кучи дохлых японцев стон услыхали, думали кто-то из желтых остался живой. Раскидали в стороны тела, глядь, а там его благородие подпоручик Седых лежит. Мы его в телегу и давай везти к нам на батарею. Поранетый поручик в голову. На месте вас не оказалось, ушли уже далече. В пехотном полку, что шел подкреплением к нам, фершала сыскали, он рану его благородию заштопал. Фершал говорил, крови много потерял, может не выжить. Подпоручик без памяти так и лежит, мы его сюда привезли, на тюках с мундирами лежал, боялись растрясти. Поэтому подзадержались малость.

– Обяжите наших санитаров за Седых внимательно присматривать. Но это не все. Вам Архипыч придется вступить в командование полубатареей японских пушек. Утром из расчетов наберем вам обслугу пушек. Будете обучать, а мы с прапорщиками поможем.

– Где это видано, чтобы в батарее было три полубатареи?

– Мы будем первые. И не будем кричать об этом. Да, скоро прибудут гонцы из шестой батареи, передадите им два орудия со всем, что к ним положено. У капитана Шестернева японцы две трехдюймовки дребезги разнесли.

– А давайте им еще и поломатые пушки отдадим. Колеса мы не нашли.

– Отдавайте.

Закончился очередной день на войне. Я остался жив и здоров. Но самое главное: мне посчастливилось победить страх, одолевавший меня в начале боя. Да, мне удалось полностью выполнить все приказы вышестоящего командования и разумную инициативу проявить. Сохраненные жизни моих солдат тому пример. Если так дальше все будет успешно складываться, то я невредимым вернусь в объятия любимой жены. Как мне хочется ее увидеть!

Поел немного остывшей гречневой каши с мясом и улегся спать. Сон пришел моментально, изрядно вымотался я за последние дни.