«Однажды я получил задание: доставить из Рима в Берлин новейший ручной пулемет. Через две охраняемые фашистами границы! Я вызвал своих помощников – Пепика и его жену Эрику, которым предстояло сыграть роли больничного санитара и набожной монашки, сопровождавших меня под руки. Руководил операцией резидент генерал – майор Т. Малли – «Манн», игравший роль огромного слуги, легко несшего тяжелый багаж. Помогал также резидент генерал-майор Б. Базаров – юркий итальянский еврей – торговец фальшивым антиквариатом «Винчи», появившийся в нужный момент в качестве врача-психиатра. А я был загримирован под скрюченного больного, трясущегося, старого английского лорда, страдающего припадками неконтролируемой ярости. Монашка осторожным шепотом запугивала этой информацией проводников и пограничников, сопровождая слова вручением пачек денег за внимание к тяжело больному, в припадках склонному к укусам близстоящих людей. Все угрозы нас благополучно миновали – кончик пулеметного ствола, предательски торчавший из объемной сумки среди клюшек для гольфа, никем замечен не был»
– Исхудали, исхудали, Станислав Владимирович, – обнимал меня Терехов, похлопывая по плечам – но для мертвеца выглядите очень даже внушительно.
– Какого мертвеца?
– Александр Петрович, он ничего не знает, – отозвался Синицын. – Просветите Станислава Владимировича, будьте так любезны.
– Само собой. Слушайте. Бесследно пропасть работник банка не мог, потому наши люди устроили на съемной квартире пожар. Хозяева успели спастись, а постоялец, задохнувшись в дыму, сгорел. Как по нему убивались, как его оплакивали… Целый австрийский капитан весь городок перевернул в поисках поджигателей. С чего бы это ему беспокоиться, не подскажите Станислав Владимирович? – улыбался Александр Петрович.
– Я ему пообещал кредит по льготной схеме, там проценты мизерные, вот, наверное, капитан и хотел на ком-то отыграться, лишившись выгодной сделки. Это, конечно, все шутки, а, правда жизни иная, я бы сказал: невеселая. Финансист, сидящий в отделении Цепеша, чей-то агент из наших, дал отмашку. Офицер принял информацию за чистую монету, организовал захват, предварительно напоив объекта снотворным. А дальше все понятно, доставляют в тюрьму и начинают работать со мной. Я на каждом допросе сообщал пароль, но никто на него не реагировал. А когда доставили в Петропавловскую крепость, понял, что надо как-то обозначить свое появление в Отечестве. Пришлось пойти на рукоприкладство, хотя следователь сам меня на это спровоцировал.
– У-у-у, совсем не интересно.
– Это вы, Павел Иванович, проинформировали нашего друга? – поинтересовался у Синицына Терехов.
Полковник только развел руками.
– К такому выводу я пришел еще в первый день своего заключения, – поспешил сообщить свое мнение Терехову. – Было время в камере проанализировать ситуацию.
– Ладно, господа, давайте лучше приступим к ужину, остывают блюда, – предложил Синицын. – Перекусим, и мне надо на службу, дел навалилось много.
Кухарка у Зинаиды Кондратьевны – настоящая мастерица. Гусь, фаршированный рисом, караси в сметане, блинчики с мясом, картофель, тушенный с чесноком, и салаты заняли все пространство немаленького стола. Небольшой графинчик коньяка покрылся мелкими капельками росы, видно его недавно принесли из ледника.
Вначале выпили за здоровье, потом за успешное мое возвращение, а потом за победу над супостатом.
После последнего тоста я удивленно посмотрел на Синицына.
– Уже месяц, Станислав Владимирович, идет война с Германией, – ответил на мой непроизнесенный вопрос Павел Иванович. – Много войск собрали наши противники, но и мы пока даем им отпор. Территорий потеряли немного, первую неделю пятились, а сейчас крепко стали на позициях, оборудовали оборонительные рубежи.
– А наши союзники?
– Франция отбивается от германцев. Великобритания готовится направить в помощь Франции экспедиционный корпус. Скажу так, пока ни одна из сторона не завладела стратегической инициативой.
– Значит, нам помогать союзники не намерены.
– Откуда такой пессимизм, Станислав Владимирович? – удивился Синицын.
– Союзникам выгодно, чтобы Россия и Германия истрепали свои армии, убили побольше своих солдат, ослабли экономически. Тогда влияние в Европе этих двух держав снизится, и можно будет им диктовать свои условия жизни.
– Много времени вы провели вдали от России, Станислав Владимирович, – покачал головой Терехов, – здесь многое изменилось. – Надо с вами провести разъяснительную беседу.
– Не буду вам мешать в этом, – поднялся из-за стола Павел Иванович, – честь имею, служба.
Проводив полковника, вновь присели к столу.
– А вы в своем репертуаре, Станислав Владимирович, – улыбаясь, сказал Терехов.
– О чём вы, Александр Петрович.
– Да о последнем вашем докладе с фотографиями. Как к вам попал секретный документ? Его видели всего несколько человек, а потом он неизвестным образом исчез из закрытого сейфа. Все помещения Генерального штаба обыскали, но безуспешно.
– Помощник военного атташе Франции Леклерк некоторое время владел этим документом, пока не оказался в объятиях очень любопытной особы.
– Леклерк? Лучший друг полковника Петрова?
– Чей он друг я не знаю, а папку у него похитила девушка.
– К вам папка попала совершенно случайно, я так полагаю, – с иронией заметил Терехов. – Кстати, о Леклерке надо рассказать полковнику Синицыну, у него к французу множество вопросов. И где находится оригинал документа?
– В надежном месте. Вы лучше расскажите, что сейчас в России происходит? Как чувствуют себя ваша жена и дочь в Японии? Не сбежал в действующую армию сын?
Это нужно было видеть. Терехов смотрел на меня удивленными глазами с открытым ртом. Мои слова несказанно удивили Александра Петровича, просто-таки поразили его в самое сердце.
– Слава Богу, все живы и здоровы. А сына я услал на Кавказ, там не так активно воюют турки. Откуда обо мне сведения получили?
– Я лучше промолчу об источнике. После последней нашей, странной по содержанию, встречи я вынужден был искать причины вашего, извините, неадекватного поведения. Указания и распоряжения, направляемые мне, вызывали много вопросов. Мне даже казалось, что отдавали их не вы.
– Потому-то, отослав мне через Леманна план, перекрыли все каналы связи?
– А что прикажете было делать?
– Правильно сделали. Сейчас я могу вам поведать многое. Полтора года назад, для координации совместных действий, мне в помощники, против моей воли, назначили британца майора Маккензи и француза капитана Фуко. Отказаться от этих кандидатур не мог, наш император Михаил издал специальный секретный указ.
– Который стал известен начальнику германской разведки.
– Обижаете, Станислав Владимирович, камергер императора Вилли, спускаясь по лестнице Зимнего дворца, оступился, да так неудачно, что сломал себе шею. Заметьте, рядом находился император, и еще несколько сановных особ. Все согласились, что произошел досадный несчастный случай. Мы немного отвлеклись.
Так вот, француз и британец не помогали мне, а больше мешали работе. Особенно они пытались получить доступ к личным делам моей закордонной агентуры. Надо отметить, что с информацией они работать умели хорошо. Сволочь Маккензи смог докопаться и вычислить в Голландии давно внедренного нашего агента. К счастью, агент успел подать сигнал о провале, и бесследно исчез вместе с семьей. Только через три месяца он подал весточку из Канады. Фуко и Маккензи, что называется, стали рыть землю, требуя предоставить в их распоряжение всю информацию, накопленную по Германии. Я всячески пытался отбиваться от их назойливых требований, ходил на прием к руководству Генерального штаба. Однако начальство разводило руками, ссылаясь на Указ императора.
Тогда я стал саботировать совместное сотрудничество, не явно, а исподволь. Затягивал сроки исполнения распоряжений, передавал «помощникам», на ознакомление малозначащие документы. Но я сделал главное, я уничтожил все личные дела своей агентуры, а личные дела офицеров, работающих за границей, упрятал так, что никто без меня найти не сможет. А я никому говорить не собираюсь, лучше язык себе откушу, если потребуется.
– Так это благодаря Маккензи я угодил в немилость к контрразведчикам Великобритании? Они так расстроились, что услали меня под конвоем в Аргентину.
– О данном факте мне ничего неизвестно, но скажу одно, агентура вашей жены в Великобритании была раскрыта. Чудесным образом уцелели агент «Виктор» и «Трубадур». В измене подозревали бывшего куратора вашей супруги, подполковника Шевелева, но поработать с ним не удалось, он сбежал во Францию под крылышко Второго бюро Генштаба Сухопутных войск, утащив с собой приличный объем военно-политической информации.
– Вы хотите сказать, что из Генерального штаба России можно утащить все, что душе угодно?
– Не все, но многое. Ваши сведения о планах наступления германских войск на Россию мне приходилось тщательно перерабатывать, ссылаясь на источники информации в Константинополе. Иного выхода не было, рисковать вами мне не хотелось. Вся поступающая от вас информация после проверки находила подтверждение. А подробнейший план сосредоточения германских войск на северо-западном и западном направлении, помог создать надежные укрепления. Собственно, на этих рубежах сейчас наша армия держит оборону – вам Павел Иванович уже говорил. Австро-Венгерская армия особых успехов в наступлении не достигла. В нескольких местах преодолела границу, но была выбита обратно. Городок Черновицы сейчас занят нашими войсками, но ваш знакомый – капитан Цепеш, успел ускользнуть.
– Не надо на него открывать охоту, он хороший человек.
– Вы так считаете?
– Не считаю, а знаю. Кто, по-вашему, дал информацию по агентуре в Киевском и Варшавском округе России?
– Он ваш агент?! – чуть ли не закричал Терехов.
– Для остальных Цепеш – просто знакомый, которого я изучал на предмет привлечения к сотрудничеству.
– Ну, и хитрец вы, Станислав Владимирович, заимели такого агента, а мне даже не намекнули. Не доверяли?
– Остерегался утечки информации, и выходит не зря. Если в Генеральном штабе косяками ходят вражеские разведчики, то о какой сохранности сведений может идти речь.
– Почему вражеские? Великобритания и Франция наши союзники.
– Лжесоюзники руками, ногами и оружием германской армии хотят уничтожить наше Отечество.
– Обидные вещи говорите, Станислав Владимирович. Мы вместе воюем против сильного врага, и должны помогать друг другу.
– Скажите, Александр Петрович, сколько раз вы направляли информацию разведывательного характера нашим союзникам?
– Не менее одного раза в неделю.
– А сколько раз вам слали послания союзники?
– За последние пять лет, и десятка не наберется.
– Вы ответили сами на свой вопрос. Думаю, не только Генеральный штаб, но и правительство, да и наш император тоже находится под неусыпным контролем и влиянием союзников.
– Спорить не стану, все так. В окружении императора образовалось три группировки: французская, британская и германская. Все они напрямую работают с разведками указанных стран. Каждая группа лиц пытается оказать влияние на нашего императора, в большинстве случаев это удается. Потому он издает указы, часто противоречащие здравому смыслу, а иногда и наносящие вред государству. От императора не отстают уцелевшие Великие князья. Установили личный контроль над всеми заводами, выпускающими продукцию для военных нужд. Все капиталы выводят за границу, оставляя мизер на скудную зарплату рабочим.
– Вызывая серьезные недовольства в их среде, – закончил я мысль Терехова.
– А также провоцируют создание рабочих комитетов и ячеек социалистических партий, – развил мою мысль Терехов, – в основном РСДРП (б) и эсеров. – В вашей родной Екатеринославской губернии анархисты Кропоткина, создают крестьянские комитеты, формируют и обучают боевые дружины. И такое творится по всей стране. На каторгах все чаще вспыхивают бунты, бывают случаи массовых побегов из тюрем в Сибири. Наводить порядок жесткой рукой император и правительство опасается. Любой серьезный конфликт может стать поводом для восстания народных масс под управлением революционеров.
– Принято решение выжидать, не обострять ситуацию, авось пронесет. Если народ восстанет, то снесет все на своем пути, и власть и правительство, армию разложит. Фронт рухнет, бери, Германия, сколько хочешь русской земли. Да, а не знаете, чем закончилось расследование взрыва в Шарлоттенхоффе?
– А вам до него какое дело? – удивленно спросил Александр Петрович.
– Я четыре месяца, по указанию Штайнлица, собирал крупицы информации.
– Германцы в Берлине разгромили разветвленную британскую шпионскую сеть. Захватили несколько агентов и пособников. Выявили организатора террористического акта. Ваш знакомый – капитан Цепеш, постарался, захватил британского разведчика.
– Значит, капитан О’Беннон получит то, что заслужил.
– Постойте, вы всех участников покушения на кайзера знаете?
– Мне известны только ключевые фигуры.
– И вы?
– Шульц Крамер достался германскому полковнику разведки Клаусу Белоффу, а капитана О’Беннона, по моей наводке, в Вену переправил Дёрде Цепеш.
– Выходит, перед тем, как погибнуть в огне, Генрих Вольф, напоследок громко хлопнул дверью.
– Мне больше нравится выражение: временно исчез в неизвестном направлении.
– Возвращаться в Вену вам сейчас нет никакой возможности, очень опасно.
– Бросать налаженное дело тоже не хочется, там я принесу больше пользы.
– Как вы Штайнлицу объясните свое внезапное воскресение?
– За деньги он поверит всему, что я ему расскажу.
– У вас есть такая сумма, которая застит ему глаза?
– Есть.
– Вы меня удивляете с каждой минутой все больше.
– У вас на меня какие планы?
– Хотел поздравить вас чином подполковника, сообщить, что награждены орденом Анны и Владимира. Также планировал ввести вас в штат своего Управления, опыта вы набрались достаточно, мне нужны люди, которым я могу доверять.
– А ваши помощники отправят в свои страны мой словесный портрет, и тогда мне в Европе ни одного шага ступить станет невозможно.
– Нет помощников. В марте они в компании сотрудников своих посольств катались на французском паровом катере по Неве. Случился взрыв парового котла катера. Спасти удалось только рулевого. Так что опасности мои помощники не представляют, новых офицеров ко мне пока не назначили.
– Извините, Александр Петрович, но мне больше по душе живая работа, а не перекладывание бумажек в кабинете. Не обучен я способам заискивания перед начальством.
– Понимаю. Страна ведет войну, и вы хотите вносить посильный вклад в разгром врага.
– Я вам сейчас скажу слова, которые и не пахнут патриотизмом, расценивайте их по своему разумению. Победы над Германией Россия не добьется, а погрузится в пучину революций и войн, в том числе случиться гражданская война. Все идет к этому. Верхние эшелоны власти неспособны управлять государством, а в низах зреет революционная ситуация. Социалисты этим воспользуются.
– Что-то подобное вы мне уже говорили, и я не верил в правдивость ваших высказываний, а сейчас убеждаюсь в обратном.
– Так как все же решите меня использовать?
– В войска вы попадете, но не сразу. Надо провести операцию прикрытия. Нельзя вам появиться из неоткуда. Если вы помните, в Фоминово я вам рассказывал о длинном и запутанном пути ваших назначений, вот теперь надо пройтись по всей цепочке, собрать приказы. Необходимыми документами, обеспечивающими содействие со стороны начальников, вас обеспечу. Доведется вам поколесить по стране. Да, ваше денежное довольствие за эти годы, вам выдадут в полном объеме, кругленькая получится сумма. Потратиться вам доведется на обмундирование, только официально у вас останется чин штабс-капитана. Пока отдыхайте, и подумайте, в какой части вы бы хотели служить.
– 35-я дивизия находится в действующей армии?
– К старым знакомым потянуло?
– Ностальгия по былым сражениям в Маньчжурии и Корее.
– В действующей, и если мне не изменяет память, то ведет боевые действия против австро-венгерской армии. Ладно, с Синицыным я договорился, на этой квартире вы можете жить долго, а я постараюсь за неделю подготовить вам документы.
Терехов ушел с первыми лучами солнца, поднимающегося из-за домов.
Поскольку я был предоставлен самому себе, то в первую очередь отправил своей любимой жене сообщение по длинному каналу связи. Ничего не писал. Нарисовал на белом листе бумаги желтым карандашом, улыбающееся солнышко с семью лучами. Под солнышком поставил красным карандашом жирную точку. Получив мое послание, Анна будет знать, что я всех очень люблю, и у меня все в порядке, жив и здоров.
Затем две недели ждал, пока мне сошьют мундиры, шинели и сапоги. Белье и туалетные принадлежности я купил в магазинах.
Только в начале сентября Терехов передал мне полный комплект документов. Ознакомившись с маршрутом будущей поездки, пришел в уныние. Мне предстояло проехать на поезде: Иркутск – Омск – Екатеринбург – Уфу – Самару– Елизаветград – Севастополь – Москву – Санкт-Петербург – Киев. Самое противное, что последовательность посещения городов менять нельзя. Плюнув на все, решил путешествовать первым классом, пусть дорого, но зато все имущество останется в целости, и надеюсь, не так изведусь и не истреплю обмундирование.
Грозный документ, выправленный Тереховым, открывал мне свободный доступ в кабинеты высокоблагородий и превосходительств.
В Севастополе заглянул в гости к сестре Анне. Сестра меня не сразу узнала, хотя у нас всего два года разницы в возрасте. Перед посещением я на всякий случай купил два набора шоколадных конфет, ну запамятовал я, сколько у сестры детей. Угадал, два мальчугана. Коньяк с Александром, мужем Анны, не отведал. Капитан первого ранга Александр Тальгрен находился в море, командовал броненосцем «Георгий Победоносец».
Анна мне рассказала, что в апреле у нее побывали в гостях родители, звали в Швейцарию. Сестренка обещала подумать, но в связи с войной поездку придется отложить на неопределенное время. Мне рассказывать о своей семье надобности не было, родители изложили все подробнейшим образом. Пробыл в гостях пару дней, ожидал визу генерала. На прощание сказал Анне, что если вдруг возникнут проблемы, или в стране что-то страшное произойдет, мы всегда рады встретить ее семью в нашем замке.
Забегая вперед скажу: Анна вместе с детьми появилась в Тараспе через два года после нашей встречи, больная. Ее мужа озверевшие матросы, из-за отказа сдать им золотое оружие, расстреляли на палубе броненосца. Вылечить Анну не получилось, она скончалась. Всеволода и Владислава мы с женой усыновили.
Мои скитания по стране окончились в начале декабря.
В городке Розумовица я предстал пред ясные очи старшего офицера штаба 17-го армейского корпуса подполковника Волкова Дмитрия Александровича, начальника разведки и контрразведки. Лицо его, мне показалось знакомым, однозначно, где-то наши дорожки пересекались.
– Не спешили вы, капитан на фронт, больше по тылам обретались, ешь твою медь, – произнес подполковник, возвращая мне документы.
Меня после последних слов Волкова словно кто-то толкнул. Ну, точно, Димка-медник, это его излюбленная поговорка, он после каждого падения на пол в гимнастическом зале Академии ее употреблял.
– Вам, ваше высокоблагородие, виднее. Вы – начальство, но мне запомнился веселый и неунывающий Димка-медник со второго курса.
– Так-так, а ну подробней, пожалуйста.
– Куда уж подробней. Я курсантам преподавал бой без оружия, так вот тот курсант, Димка-медник, частенько оказывался на полу.
– Стас, черт меня возьми, точно, вы – Станислав Головко! А я кручу документы, и меня не покидает чувство, что фамилия- имя мне знакомы, ешь твою медь. Значит, будем служить вместе. Покидала вас судьба по России-матушке, а теперь решили, Станислав Владимирович, повоевать немного. К нам ведь неспроста напросились?
– В Киеве начальство еле уговорил направить в 17-й корпус.
– А чего вы так стремились именно в этот корпус.
– Я в Японскую войну начинал командовать батареей в 35-й артиллерийской бригаде, прикрывал 137-й Нежинский полк. С ними прошел всю Маньчжурию и Корею.
– Из ваших знакомцев там уже никого не осталось, менялись офицеры. Кто-то рос в должности и чинах, кто в отставку уходил, а молодежь пока набирается опыта.
– Вы меня введите в курс дела, а то я совершенно не знаю, какая на сегодняшний день обстановка.
Всегда, пожалуйста, слушайте. До объявления нам войны Германией, а затем Австро-Венгрией, наш корпус сосредоточился в районе Проскурова. Подтянули тылы, обеспечили войска боеприпасами и амуницией. Команда была: выжидать.
Оперативное управление 5-й армии потребовало налаживание разведывательной работы в населенных пунктах в приграничье. Вначале были сложности. Народец здесь я вам скажу, довольно паршивый, ругает австрийцев, но и нам помогать не спешил. Пока добьешься внятной информации, семь потов сойдет. Говорят они здесь на страшной смеси разных языков и диалектов, диву даешься, как они понимают друг друга. Нам многократно сложнее, мы в этих языках разбирались слабо. Это спустя некоторое время все наладилась. Кое-какую информацию получали, своевременно доносили вышестоящему начальству. Правда, на нее смотрели сквозь пальцы.
С началом войны ситуация поменялась. О нас на время почему-то забыли. Генералы, как обычно, двинули войска по своему усмотрению. 5-й армии пришлось действовать против 3-й армии австрийцев. Мы, совместно с частями 3-й и 8-й армии, наносили удар, минуя Лемберг на Перемышль. Общая задача стояла: захват Галицких земель. От нас такой прыти австрийцы не ожидали, откатывались с занимаемых позиций очень быстро, а мы, соответственно, занимали города и деревеньки.
Весь август-сентябрь вели активные боевые действия против германцев и австрийцев под городом Тарношином и на оборонительном рубеже близ Радостова у деревни Майдан-Гурно.
Командующему 3-й армией генералу Радко-Дмитриеву наше наступление показалось легкой прогулкой, и он решил, без подготовки, взять хорошо укрепленный Перемышль. Ошибочное было решение. Там только в фортах и в самой крепости гарнизона более ста пятидесяти тысяч активных штыков сидело, плюс артиллерии три сотни стволов. Представьте, 15 главных и 29 вспомогательных фортов, между которыми расположили 25–30 артиллерийских батарей, оснащенных современными орудиями. Во всех фортах электроснабжение, лифты для доставки боеприпасов к орудиям, отличная телефонная связь. Сковырнуть такую силищу одним штыком винтовки проблематично.
Предпринятый штурм с юго-востока и северного направления, результатов не дал. Я имею в виду положительных результатов, а наших солдат погубили много. Тогда командование фронтом вспомнило о нас. Давай им полный расклад по всем силам и средствам, которыми располагает противник. Хорошо, что наше фронтовое командование решило взять Перемышль в осаду, обезопасив себя от прорыва со стороны Австрии, выстроив плотный заслон из хорошо оснащенных войсковых групп.
Две недели мы вели активную работу. Выявили все резервы противника, установили основные опасные направления, откуда противник может атаковать наши части с фронта.
Командование Юго-западного фронта подтянуло к Перемышлю 11-ю Осадную армию генерала Селиванова с тяжелей артиллерией, и приказало проводить активную артиллерийскую бомбардировку укреплений. Надо сказать, осадная артиллерия доказала свою эффективность, в двух северных фортах прозвучали взрывы, приведшие к обрушению фортификационных сооружений. Пока штурмовать приказа не было, предполагаю, противника измотают постоянными обстрелами, и возьмут измором, ведь все направления возможного подвоза боеприпасов и продовольствия блокированы нашими войсками.
Пока 3-я и 11-я армия занималась Перемышлем, 5-я армия и наш корпус, с конца сентября продолжал наступать. В первых числа октября части корпуса переправились на правый берег Вислы, недалеко от городка Козниц, и атаковали неприятеля, окопавшегося у деревни Самводзе. Захват плацдарма позволил наладить переправу основных сил корпуса. Полками нашей 35-й дивизии были захвачены стратегически важные высоты у деревень Лахи, Вульки-Тарновски и Домбровки. Захваченные позиции спешно обустраивались, полки получали пополнение живой силой, а 35-я бригада – артиллерией.
Правда, на пути от Тарношина до Домбровки, у нас сменился командир дивизии. Неудачно командовавший вначале кампании генерал Потоцкий, по приказу Главнокомандующего, был заменен генералом Орловым.
С начала декабря корпус вел кровопролитные бои на реке Нида. У австрийцев там был сильно укрепленный посад Новый Корчин, недалеко от городка Виняры. Взяв посад, части корпуса сбили противника с переправ через реку Нида, переправились на правый берег, и, опрокинув части австрийцев, преследовали их до деревень Сениславице и Хвалибовице.
Продвинувшись вперед, войска Юго-западного фронта отодвинули неприятельские войска от осажденного Перемышля значительно.
Скорей всего, развязку осады Перемышля мы с вами не увидим.
– Нам поставят иную задачу?
– Не просто иную. 17-й корпус в полном составе передают в 8-ю армию генералу Брусилову. Армия уже передислоцировалась южнее. Как мне дали понять, в ближайшее время, 8-я армия в составе фронта начнет наступление через горы Карпаты, чтобы выйти Венгерскую равнину, и ударить в тыл австрийским войскам. Поэтому ее усилили нашим корпусом. Ну, это так, предположения, еще четкого приказа не сей счет не имеется. Но приказ о передислокации корпуса уже поступил, так что готовьтесь к маршу в непростых зимних условиях.
– С остальными офицерами отдела познакомите?
– Обязательно представлю. Нас всего четверо, вы пятый. Офицеры все молодые, без боевого опыта, вчерашние выпускники, приписаны к штабам пехотных дивизий. Вас я припишу к штабу 35-й пехотной дивизии, в довесок вам пойдут 35-я артиллерийская бригада, дивизионы мортирных и тяжелых орудий корпуса. Вам, как артиллеристу по основному профилю, в этом хозяйстве будет проще разобраться. Один есть прапорщик, так он вообще в этом году училище окончил, академической подготовки не имеет.
– Чей-то родственник?
– Шереметьев его фамилия.
– Я вас понял.
– Прошу вас, его остроты пропускать мимо ушей, молодой и заносчивый прапорщик остер на язык.
– Если это не будет задевать мою честь и достоинство, то пусть болтает, в противном случае, спуску не дам.
– Надеюсь на вашу выдержку.
– Ваше высокоблагородие, а как обстоит дело с работой с закордонной агентурой? Я так понимаю, что сейчас сплошной линии фронта пока нет.
– Никак не обстоит. У нас нет на той стороне своих людей, это удел других офицеров, нам такие контакты сверху не спускают. Вы хотите что-то конкретное предложить?
– Есть задумка сходить на ту сторону, поискать знакомцев.
– У нас походами в тыл противника занимаются казаки-пластуны. На весь фронт полк двухбатальонного состава развернули. Кстати, командует казаками ваш знакомый, полковник Дорохов. Если вы действительно тайно хотите пройтись по тылам неприятеля, то к нему. Прибудем на место дислокации, разрешу вам поработать с казаками.
С офицерами познакомился в этот же вечер. Поручики Венедиктов и Борисов, показались мне нормальными офицерами, а вот прапорщик Шереметьев, мне откровенно не понравился. Он даже с подполковником Волковым общался покровительственно-снисходительно, меня же удостоил пренебрежительного взгляда, и только. Ладно, будет время, разберемся, кто и в какие игры играет.
Занимаемые позиции корпус сдал частям вновь сформированной 9-й армии. По таким дорогам в хорошую погоду передвигаться проблематично, а когда лежат снега выше пояса, то нереально вообще. Но приказ есть приказ, его надлежит исполнять. Скорость передвижения передовых походных колон нашего корпуса был невысок. Приходилось в прямом смысле протаптывать дорогу, ее расчисткой никто не занимался. Деревеньки, находящиеся в стороне от дороги, казались вымершими, даже собаки не лаяли, а может из-за высоких сугробов просто звуки не долетали. Разместиться на постой негде, приходилось ночевать в палатках. Ладно бы только снег, так еще и морозец по вечерам крепчал основательно. По мере приближения к холмистой и горной местности усилились ветры, прибирающие да самых костей. Это меня, одетого в теплое, толстое зимнее белье, ветерок достает, а что говорить о солдатах? Каждый вечер начальник санитарной роты докладывал о многочисленных случаях обморожения. Не завидовал я артиллеристам, им помимо заботы о солдатах, надо беспокоиться о лошадях. Падут животные, доведется людям впрягаться в лямки, буксировать орудия.
После тяжелого и изнурительного перехода корпус сосредоточился в деревне Заречье, у подножья Нижних Бескид.
Наш отдел разместился в трех верстах от основных сил армии в маетке сбежавшего австрийца. Удивительно, но слуги остались на месте. Видно, хозяин, покидая свою собственность, отдал соответствующее распоряжение.
Наконец-то нам удалось отогреться как следует. С разрешения подполковника Волкова, я, так сказать, влился в коллектив отдела. Проще говоря, организовал нехитрый ужин с употреблением коньяка, пара бутылок которого болтались в моем кофре. Пришлось у слуг маетка прикупить провизии, не грабители мы, в конце концов. Хорошо пожаренная говядина, свиные колбаски с солеными огурчиками и грибочками, сметались со стола быстро. Не скажу, что в пути мы голодали, но покушать в тепле, в спокойной обстановке – удовольствие неописуемое.
– Капитан, а вы не находите, что заедать коньяк огурцами и грибами моветон, – скривился прапорщик Шереметьев, но тем не менее коньяк употребил и хрустел огурцом. – Так делают только сиволапые крестьяне и невоспитанные офицеры.
– Помилуйте, Аркадий Всеволодович, мы на войне, сейчас не до гастрономических изысков, – ответил я прапорщику, не обратив внимания на его колкость, ведь Волков разрешил общение без чинов. – Лимоны однозначно бы замерзли в пути. Или вы любите мороженные цитрусовые?
– Все должно быть чинно и благородно, несмотря ни на что, война – не повод отступления от принятых правил. А если вы допускаете подобные вольности по отношению к своим коллегам, то это может свидетельствовать о низком уровне вашей личной культуры.
Сидевшие за столом офицеры недоуменно переглянулись. Волков поморщился, словно у него заболели зубы.
– Прапорщик, эта военная кампания у вас первая? – поинтересовался я, разливая остатки коньяка по рюмкам.
– Первая. Но это не дает вам право унижать нас своим невниманием к традициям.
– Упаси Боже, и в мыслях не было кого-то унизить, если вы приняли мои скромные угощения унижением, то прошу меня извинить. В следующий раз, специально для вас припасу лимон.
– Да, как вы смеете, мужлан, мне, графу, такое говорить?! – вспылил Шереметьев.
– Смею, потому-что я тоже ношу графский титул.
– А если я вас вызову на дуэль? Не струсите?
– Не советую. Стреляю я лучше вас со всех видов оружия. Бой на саблях и шашках у меня исконные казаки редко выигрывали. Без оружия драться вы не станете, да, и шансов у вас против меня никаких. Я вас просто убью, за два-три удара сердца. Оно вам надо? Живите и радуйтесь. Вы уже не юнкер училища, вы офицер оперативного отдела корпуса, пожалуйста, соответствуйте. Детство осталось в Санкт-Петербурге, здесь война, грязь и кровь. Не дай Бог, вам оказаться под серьезным артиллерийским обстрелом, когда на вас сверху падает земля и куски человеческих тел. Тогда точно из вашей головы выветрятся все эти ненужные мысли.
– Можно подумать, вы все это видели и испытали.
– Вы, Аркадий Всеволодович, еще в гимназии счету учились, а я воевал с японцами, командуя батареей. Все перечисленное видел своими глазами.
– Где же в таком случае ваши награды, если вы такой герой?
– Оставил в столице. Они мне здесь не нужны.
– Господа, давайте сменим тему, – предложил подполковник. – Нам надо подумать, как организовать работу отдела в сложных погодных условиях.
– Я носа не покажу на улице, – заявил прапорщик, – пока не спадут морозы. – У меня на лице кожа нежная, и так шелушиться начала.
– Вашему рапорту о переводе я дал ход, не сегодня-завтра, вас отзовут в Управление фронта, вы этого добивались, такая возможность подвернулась.
– Хочу, чтобы капитан дал мне урок фехтования, – капризно произнес Шереметьев.
– У нас Аркадий Всеволодович, учебного оружия в наличии не имеется, а боевое я применяю только по прямому предназначению. Прошу вас успокоиться, и больше к этому вопросу не возвращаться, – спокойным тоном я попросил Шереметьева.
Не понравился мой ответ этому графскому сыночку, вскочил из-за стола, и, не прощаясь, покинул столовую. Тем лучше, и так в воздухе носилась угроза дуэли, а мне не хотелось лишать жизни или калечить бестолкового молодого человека. Не хотелось мне начинать службу с выяснения отношений. Тяжело ему придется в жизни, если она у него будет, с таким характером нарваться на пулю или на клинок немудрено.
С Дороховым довелось встретиться через два дня. Встреча была неожиданная, и для меня и для Дорохова. Столкнулись с ним в штабе армии. С полковником не только пожали руки, но и расцеловались по славянскому обычаю троекратно, чем вызвали улыбки у многих офицеров. Дорохов представил меня офицерам, своим давним знакомцем, с которым в столице осваивали премудрости сабельного боя.
Пока было время до совещания, пообщались с Дороховым – давненько не виделись. Полковник передал мне поклон от моего наставника Прохора, жив еще старый казак, проживает в станице, и продолжает понемногу учить молодых казачат, не может усидеть спокойно на одном месте. Затронули вопрос о полке казаков-пластунов. Дорохов о его создании задумывался сразу после окончания войны с Японией. Очень ему понравилась тактика японских солдат, проводивших диверсии на складах и похищения офицеров на наших позициях. Год назад удалось создать один полк. Военный министр Сухомлинов решил убедиться в его эффективности. Пока казаки-пластуны направлены в распоряжение командующего Юго-западным фронтом генерала Иванова. По словам Дорохова, пластуны есть и в других частях российской армии, но с таким высоким уровнем подготовки, только его подчиненные. Я взял и понаглел, попросил у Дорохова десяток, для сопровождения моей личности на территорию противника. Да, за эти годы полковник стал хитрее, не отказал, и добро не дал. Сказал, что после совещания станет ясно, когда отправлять группы в поиск.
Если честно, то придумал я себе задачу довольно авантюрную. Найти в 4-й Австро-Венгерской армии генерала Иосифа Фердинанда своего агента «Артура». Я с ним перед похищением встречался, обозначили способ связи через Цюрих. Но все изменилось, Цюрих остался на той стороне, а я в действующей армии на этой. После бесед с Волковым я понял, что наши войска испытывают серьезный информационный голод по достоверной информации. Разведки дивизий доставляют только текущие сведения по расположению полков и дивизий, а о действиях противника на перспективу, мы понятия не имеем. Вот «Артур» очень бы помог в этом вопросе.
Уже к вечеру в маетке прорабатывали с Дороховым и Волковым детали предстоящего выхода. По информации Дорохова, штаб 4-й австрийской армии находится в пригороде Ужгорода в селе с названием Дубовая роща, если правильно перевели название. Десяток казаков будет сопровождать надежный проводник, без него нечего соваться в горы, все основные перевалы перекрыты австрийскими войсками, плюс ко всему снежный покров в некоторых местах выше человеческого роста, легко сорваться в пропасть. В село я пойду один, переодевшись в крестьянскую одежду, благо австрийцы пока не препятствуют передвижению местных жителей. Правда, за местного жителя я не сойду, языка не знаю, но на смеси немецкого и чешского говорю сносно.
Перед выходом посмотрел, как оснащаются казаки. У каждого карабин, пистолет «Маузер С 96», три ручные гранаты РГГ- моего отца творения, вместо шашки, приличных размеров кинжал. В вещевых мешках запас продовольствия на десять дней, в виде сушеного мяса, сала и сухарей. У каждого металлическая фляжка с водкой, для согревания, если понадобится, а так только для медицинских целей – для обработки ран, а также несколько мотков белой материи для перевязки. Сверху пластуны укрывались большими белыми балахонами – на фоне снега это делало их незаметными. Я оделся почти также, только в мешок положил поношенную одежду местного крестьянина. Вооружился двумя пистолетами «Браунинг» и небольшим кинжалом. Старшим группы Дорохов назначил хорунжего Скорика. В ходе всей операции я в строгости должен выполнять все его приказания.