Да, были люди в иное время!

Глава 12

Долгожданный отдых, как это заманчиво звучит и как это происходит на самом деле в армии, может понять только тот человек, который хоть на короткое время окунулся в армейскую жизнь.

От передовых позиций мы удалились на пять верст, развернули огромный палаточный город. Никакого частокола и колючей проволоки не строили и не натягивали. Но караулов назначили множество по причине наплыва большого количества представителей местного населения. Китайцы хотели нам что-то продать, а что-то купить. Устраивать базары командование запретило. Казаки при помощи крепкого слова и нагаек разогнали непрошеных гостей на удаление более версты.

Пополнение мы действительно получили. Я впервые смог укомплектовать батарею офицерами, унтер-офицерами и нижними чинами согласно штатному расписанию. С позволения командира бригады моя батарея в качестве эксперимента формировалась из трех взводов трехорудийного состава. Один взвод комплектовался трофейными орудиями. Унтер-офицеры достались мне обученные, в смысле знали, что такое артиллерия и для чего она предназначена. На должности командиров взводов назначили офицеров из пополнения. Взводами командовали: первым – прапорщик Переметов, вторым – прапорщик Иванов, третьим – прапорщик Улыбин. Всех их призвали из запаса, до этого по разным причинам они были отставлены от военной службы. Немолодые, имеющие приличный жизненный опыт, новые офицеры включились в работу с подчиненными. Прапорщика Митрохина я перевел старшим офицером батареи, на него возлагалась координация действий всех взводов в бою, разведка новых целей. Архипыч стал у меня помощником по вопросам тылового обеспечения, то есть под его руку отошли все хозяйственные и транспортные роты. А потом я начал тренировать батарею. Все же хорошо, когда с пополнением приходят настоящие артиллеристы. Времени на сколачивание нормальных огневых взводов я потратил меньше, всего три дня. Да и новые офицеры нормально втянулись в процесс обучения. Были кое-какие вопросы, но мы их решали быстро.

Глядя на мои занятия, учебой «заразился» весь дивизион. И никто из господ офицеров не пришел ко мне с предъявлением претензий об излишнем служебном рвении. Понимали, что с обученными солдатами воевать легче.

По вечерам я писал письма любимой жене. Боже, как я соскучился по ней! У нас все так быстро произошло. Я в полной мере не успел насладился нежностью и красотой своей Любочки. Кажется, я и сейчас ощущаю на своих губах ее страстные и неумелые поцелуи. Да, были у нас несколько ночей безумства любви. Двое молодых и здоровых людей любили друг друга до потери сознания. Вспомнил и сердце сжалось от тоски по жене. Как там сейчас она? Беременность хоть и носит временный характер, но длительна по времени и тяжело переносится многими женщинами. В последнем письме Любочка написала о своем положении, но сообщила, как мне показалось, как-то стыдливо. А чего стыдиться, замужняя женщина имеет полное право рожать детей от законного супруга. Это внебрачные связи и дети могут навредить репутации, но у нас с этим все в порядке.

– Вы дадите мне возможность присесть в вашей палатке, Станислав Владимирович? – спросил разрешения подполковник Терехов. – Я к вам обращаюсь, а у вас такое умиротворенное лицо и вы меня совершенно не слышали.

– Извините, ваше высокоблагородие, жене письмо писал, о ней думал.

– Жена это хорошо, даже замечательно. А молодая и красивая жена, замечательно вдвойне. Наладилась у вас переписка?

– Да, письма поступают регулярно.

– Вот и славно. А чего это вы на меня так пристально смотрите, Станислав Владимирович?

– Обычно вы внезапно появляетесь. Вы словно предвестник каких-то важных событий. Я, честно сказать, никак не привыкну к этому. И не могу взять в толк, за какие такие заслуги я удостоен чести общаться с вами.

– Я вам уже говорил, что вы мне симпатичны как грамотный и думающий офицер. Вы склонны к проведению анализа обстановки, умеете ориентироваться в сложной ситуации. Принимаете верные решения. О вашей храбрости я наслышан. Вступить в рукопашную с превосходящими силами противника на батареи не каждый сможет. К тому же вы не болтливы.

– Отступать было поздно и я не хотел, чтобы моя батарея потеряла вооружение. Так я не ошибся в своих предположениях?

– Не ошиблись. Я уже вторую неделю состою при штабе генерал-лейтенанта Линевича, занимаюсь той же работой. Сбор, анализ и передача высшему командованию информации о противнике, о возможных его действиях и замыслах. Недавно присутствовал на совещании в ставке главнокомандующего. Много там собралось генералов и адмиралов, наместник адмирал Алексеев присутствовал. Основной вопрос, поднимаемый на совещании – способы ведения войны с японцами. Генерал Линевич предлагает нанести по японцам удар всеми тремя армиями одновременно. Сконцентрировать на небольшом участке артиллерию. С ее помощью пробить брешь в оборонительных порядках противника. В прорыв ввести конницу, дав ей возможность посеять панику в тылах. Тем временем пехотные части устремятся за конницей в прорыв, постепенно его расширяя и расчленяя оборону врага на несколько частей. Затем разбитые части окружать и принуждать к сдаче в плен или уничтожать.

– Пока будут поступать подкрепления к японцам морем, мы их не сможем быстро опрокинуть и сбросить в море. Насколько я осведомлен, правда, мои сведения уже устарели, японцы на море чувствуют себя вольготно.

– Вы совершенно правы. До этого совещания о событиях на море я также думал. Однако контр-адмирал Витгефт, командующий военно-морским флотом, доложил, что нашим морским силам удалось существенно проредить японский флот. В мае удалось загнать на мины два мощных эскадренных броненосца японцев «Хацусэ» и «Ясима». Эти два судна, получив серьезные повреждения, затонули. Наш флот занял пассивную позицию, не предпринимал никаких серьезных действий до создания группировки подводных лодок. Оказалось, контр-адмирал Витгефт очень давно занимался вопросами освоения подводного флота. Сейчас в его распоряжении девять лодок, создалась эдакая стая акул.

Японцы, блокируя Порт-Артур, расположили группировку кораблей вне досягаемости крепостной артиллерии, встав на якоря. Наши моряки все судоходные фарватеры засыпали минами. Траление мин японцами предпринимается, но наши миноносцы успевают вовремя пресечь их действия. Получается, что японцы не могут приблизиться к Порт-Артуру для обстрела внутреннего рейда, а мы не можем выйти в открытое море всей эскадрой, так как можем попасть под огонь неприятельских кораблей.

Пока японцы отвлекались на мины, контр-адмирал Витгефт приказал подводным лодкам скрытно зайти японской группировке в тыл и нанести удар. Подводники – молодцы. Потопили эскадренный броненосец «Микаса» двумя торпедами, а броненосные крейсера «Касуга», «Ниссин» взорвались от попадания торпед в район артиллерийских погребов. Через пару дней остатки группировки ушли на временную базу в порт Дальний. Естественно их там никто в покое не оставил. Вся акватория бухты, имеется в виду глубокие места, была заминирована. Подводные лодки продолжив скрытно наносить удары, утопили эскадренный броненосец «Асахи». Сейчас его кормовая часть, по словам адмирала, торчит посреди бухты.

Надводные корабли нашей эскадры броненосцы: «Цесаревич», «Ретвизан», «Пересвет» и броненосные крейсеры: «Баян», «Рюрик» и «Россия» в сопровождении нескольких бронепалубных крейсеров и эскадренных миноносцев несколько раз подходили на дальность уверенного поражения противника. Пользуясь данными корректировщиков, скрытно высаженных на побережье, сильно повредили броненосные крейсеры «Идзумо», «Ивате», «Асама». Кстати, крейсер «Идзумо», получив повреждения, спасаясь от затопления, попытался выйти на мелководье. Выйти удалось, но по неизвестной причине он завалился на левый борт. От падения взорвались котлы, образовав огромную пробоину в кормовой части.

Минные транспорты «Енисей» и «Амур» произвели дополнительное минирование подходов к Дальнему со стороны открытого моря. Точных данных нет, но, по словам контр-адмирала Витгефта, японцы потеряли на минах несколько миноносцев и сильно поврежден бронепалубный крейсер «Такасаго».

Посильный вклад в борьбу на море вносит Владивостокская эскадра. Она учиняет настоящий террор вблизи японских берегов, отправляя на дно большинство транспортов, которые не успели укрыться в портах. Были случаи, когда под горячую руку наших моряков попадали транспорты иностранных государств. Досмотровые команды такие суда осматривали и если там находился военный груз, экипажи интернировали, а транспорты отправляли на дно.

– А у японцев нет подводных лодок?

– По утверждениям контр-адмирала Витгефта японцы делают ставку на надводный флот. У них новые и мощные корабли, построенные с использованием передового опыта и новых технологий на верфях Великобритании и САСШ. Скажу откровенно, море не моя парафия, я больше по сухопутным делам.

– Хорошие новости, очень хорошие.

– Конечно хорошие, наконец-то наш флот начал вести боевые действия на море. Сейчас штаб командующего занят разработкой плана масштабного наступления силами армии и флота. Предполагаю, что таковое случится не ранее конца июля, начала августа сего года. К этому времени прибудут необходимые войска и артиллерия. Генерал Линевич в конце совещания отметил, что в сентябре надо планировать высадку на японских островах, чтобы к зиме покончить с войной.

– Александр Петрович, а вы думаете это все реально, о чем вы мне поведали?

– Одновременная атака противника с суши и с моря это очень хорошо. Японцы не будут знать, куда им больше направить сил. Атаковать мы на суше сможем, через пару недель общая численность войск трех армий достигнет двухсот пятидесяти тысяч. Сколько стволов артиллерии прибудет, не знаю, ее выгребают везде. Если все пойдет нормально, то, думаю, одолеем японцев.

– У меня на родине есть поговорка – дай, Боже, нашему теленку волка съесть. Полагаю, бои будут очень тяжелыми и кровопролитными.

– Войны без крови не бывает. Я очень прошу вас, Станислав Владимирович, уцелейте обязательно.

– Сам этого хочу. Ждем с женой прибавления в семействе.

– Поздравляю. Вы хорошо воюете и на семейном фронте не отстаете, молодец.

Подполковник пожал мне руку и покинул палатку.

Два дня мы нормально отдыхали и готовились. Мне сняли швы. В зеркало рассмотрел на рубец. Ничего так, ровный и аккуратный получился шов, правда, пока еще розовый. Думаю, к моему возвращению домой он станет менее заметным.

Вернувшись на позиции, начали вновь строить укрепления для орудий. Наши прежние- заняты другими артиллеристами.

Каждый день прибывали свежие пехотные части. Они в основном располагались в нашем тылу, развернув палаточные городки. Вместе с пехотой подходили артиллерийские части. Такого разнообразия конструкций и калибров орудий мне ранее не приходилось видеть. Были даже дульнозарядные старые бронзовые пушки, стреляющие ядрами. Где их интересно нашли?

Как-то возвращаясь из штаба дивизиона, обратил внимание на разворачивающийся в нашем тылу дивизион пушек неизвестной мне конструкции. Среднего размера орудия, калибром пять-шесть дюймов, с довольно длинным стволом, имели какую-то непонятную конструкцию на конце ствола, и самое главное, были снабжены металлическими щитами для защиты расчета. Любопытство взяло верх. Решил подойти поинтересоваться. Командовал этими орудиями немолодой подполковник.

– Ваше высокоблагородие, подпоручик Головко, разрешите обратиться? – представился я подполковнику.

– Подполковник Лебедев, слушаю вас подпоручик, – уставшим голосом ответил подполковник.

– Я командую батареей, которая перед вами занимает позиции. Вот, увидел орудия незнакомой конструкции и решил посмотреть. Разрешите? А лучше расскажите, если не затруднительно.

– Это, молодой человек, гаубица модели С 5 калибром почти в пять дюймов. Выпускалась до середины прошлого века. Неплохая, хочу сказать, гаубица. Довольно мощный фугасный снаряд, есть к ней и зажигательный боеприпас. Дальность почти десять с половиной верст. В общем мощная и надежная гаубица.

– Я таких раньше не видел и в училище с такой конструкцией нас не знакомили.

– Её сняли с вооружения более сорока лет назад. Много ушло в переплавку, а много поставили на длительное хранение. По моему мнению, предание забвению этой гаубицы ошибочно.

– Если сняли с вооружения, значит, есть недостатки.

– Существенный недостаток этой гаубицы – малый ресурс ствола, всего до тысячи выстрелов. В остальном, гаубица превосходная. Лафетная часть хорошо продумана, прицельные приспособления, хоть и примитивны, но надежны. Противооткатные устройства пружинного типа просты, имеют хорошую ремонтопригодность. Как по мне, эту гаубицу надо было модернизировать немного, и она бы показала все свои отличные качества. Если есть интерес, приходите ко мне в гости, чуть позже, когда мы обустроимся.

– С вашего разрешения, ваше высокоблагородие, я могу поверхностно осмотреть орудия?

– Смотрите. За просмотр денег не берем, – усмехнулся подполковник.

Не мешая расчетам, я стал осматривать орудия. Отличная, по моему мнению, конструкция. Все продумано и рационально. Надо будет у подполковника попросить описание сего чуда. Странно, почему такую красавицу сняли с вооружения? Еще раз осмотрел орудие. Невольно потряс головой. На затворе гаубицы красовался герб графа Головко. Вначале я подумал, что ошибся. Присмотрелся внимательней, ошибки нет, это герб моей семьи. Загадка, однако, и кто мне поможет ее разгадать? Простившись с подполковником, побрел в свою палатку. Всю ночь ворочался, думал о гаубице и о гербе семьи на ней. Завтра, если получится, схожу к Лебедеву, расспрошу более подробно.

С утра началась сплошная круговерть. Поступил приказ о наступлении. В полосе нашей обороны развернули несколько артиллерийских дивизионов. Орудия стояли друг от друга на удалении четырех-пяти метров. Сколько орудий приходилось на сто шагов фронта затрудняюсь ответить, но думаю, очень много. И вот по общей команде орудия открыли огонь одновременно. Моя батарея обрабатывала передовую линию окопов, выпуская снаряды с максимальной скорострельностью. Дивизион гаубиц С 5 стрелял реже, но звук выстрела был громким и хлестким. Перед позициями поднимались клубы пыли. У нас пыль тоже была, но у гаубичников её значительно больше.

Наблюдал в бинокль результаты стрельбы. Честно сказать, рассмотреть что-либо тяжело, везде сплошной стеной встают разрывы. На вражеских позициях видны ярко оранжевые вспышки, похоже, что-то загорелась. Вносить коррективы в стрельбу моих орудий было трудно.

После часовой канонады вперед устремилась кавалерия, а за ней следом двинулись пехотные полки. Мне поступил приказ осуществлять прикрытие нашего старого знакомого – 137-го Нежинского полка.

Продвигаться по перепаханным снарядами вражеским позициям было практически невозможно. Повсюду зияли разной глубины воронки, валялись ошметки человеческих тел, земля казалось, горела. Примерно три версты преодолевали около двух часов. Третью линию обороны японцы оборудовали, похоже, давно. Наших пехотинцев они встретили плотным пулеметным и артиллерийским огнем. Раздумывать некогда. Орудия привели в боевое положения, и начали вести огонь по противнику. За нами подтянулся дивизион гаубиц С 5, также включились в борьбу с артиллерийскими батареями. А спустя полчаса вновь позиции японцев стали походить на вспаханное поле, где уцелеть чему-либо живому – не дано.

К исходу дня вышли к поселку Футдзяо. Сам поселок и его окрестности японцы превратили в мощный узел обороны. В несколько линий вырыты окопы, на господствующих высотах расположены артиллерийские батареи. Большое количество пехоты противника заняли пустующие траншеи.

От командования XVII корпуса поступил приказ временно стать в оборону. Ожидали сведений о боях на флангах. По моим прикидкам, мы вклинились во вражескую оборону верст на десять. Врежут японцы нам по флангам, окажемся в окружении. Чуть погодя, в двухстах мерах в тылу моей батареи начал окапываться дивизион подполковника Лебедева.

Архипыч дело знал хорошо. На батарею вовремя были доставлены снаряды и питание, обед, совмещенный с ужином.

До наступления темноты поступили сведения, что фронт врага прорван по всей линии соприкосновения. Противник спешно отводит войска и закрепляется на новых рубежах. Нам приказано не допустить контрнаступления всеми доступными средствами.

Получил доклады от командиров взводов. Ранеными в общей сложности потеряли шестнадцать человек, тяжелораненых и убитых, слава Богу, нет. Всех раненых отправили в тыл.

Прапорщика Митрохина царапнул вражеский осколок по правой руке. В лазарете рану обработали и перевязали. Мой старший офицер батареи службу нести способен. Всем офицерам батареи приказал усилить бдительность на позициях. Японцев мы разозлили сильно, могут рискнуть провести ночную атаку.

Уже в сумерках я отправился на позиции 137-го Нежинского полка, для уточнения обстановки и дальнейших планов действий. Из дивизиона приказы запаздывали прилично. В палатке штабс-капитана Корде встретился с командиром полка Истоминым.

– Здравия желаю, выше высокоблагородие, подпоручик Головко, прибыл к штабс-капитану Корде для координации дальнейших совместных действий, – четко отрапортовал полковнику.

– С памятью и со зрением у меня, Головко, все в порядке, – улыбнулся Истомин. – Хорошо ты сегодня японцев поджарил, горели отлично.

– Извините, ваше высокоблагородие, жег не я, нет у меня зажигательных снарядов, это дивизион подполковника Лебедева постарался.

– Юрия Васильевича дивизион?

– Имя отчество подполковника я не знаю, не успел, как следует познакомиться, началось наступление.

– Ну, такой, с пшеничными усами, примерно моего возраста, на голову вас подпоручик ниже, глаза темно карие.

– Похож подполковник по вашему описанию.

– Вот свезло, свояка встретил. Проводите меня, Головко, к нему в дивизион. Когда еще доведется свидеться?

Я, Корде, полковник и адъютант командира полка гуськом отправились к позициям гаубиц. Способ передвижения диктовала наступившая ночь. Пришлось выступать в качестве проводника. Встреча родственников прошла в теплой обстановке. Мы с Корде, чтобы не мешать общаться Истомину с Лебедевым, ушли в мою палатку.

Штабс-капитан рассказал, что по сведениям, полученным из штаба дивизии, завтра ожидается наступление. Мы должны утром овладеть Футдзяо и закрепиться на этих позициях. Через этот поселок проходят три главные дороги провинции. Одна из них ведет к морю, к городу Такушан. По этим дорогам, предположительно будут отступать японцы, разбитые у нас на флангах. По словам Сергея Петровича, нам может завтра достаться и очень сильно. Неизвестно, сколько войск японцев бросится в сторону Футдзяо, а потом на Такушан.

Проводив Корде, пришлось поднимать Архипыча и отправлять на дивизионные склады за снарядами. Пусть лучше будет два комплекта, чем остаться без снарядов вообще.

Спал я плохо, часто просыпался и прислушивался. Мне почему то казалось, что японцы, пройдя окопы пехоты, приближаются к нашим позициям. Не выспался толком, и рассвет встретил на ногах. Архипыч контролировал выдачу завтрака личному составу батареи. Я ограничился чашкой горячего чая и галетами.

Пожаловал подполковник Лебедев, я ему предложил чаю.

– Как, подпоручик, планируете организовать поддержку пехотного полка? – поинтересовался подполковник, отхлебывая из чашки чай. – Японцев в поселке многовато.

– Думаю, главное сбить японскую артиллерию на высотах, чтобы они не смогли наносить по нашим пехотинцам удары. Затем переключиться всей батареей на поселок. Там в основном глиняные дома, крытые камышовыми матами, что-то обязательно загорится.

– Давайте я займусь батареями на сопках, есть у меня в достатке зажигательных снарядов. Затем переключусь на поселок. Вы тем временем в максимальном темпе накрываете позиции пехоты.

– Ваше высокоблагородие, а если одну вашу батарею сразу нацелить на поселок и пожечь все, что может гореть. Думаю, японцам такой расклад не понравится.

– Тогда первая и вторая мои батареи бьют по сопкам, а третья накроет поселок. Окопы, молодой человек на вашей совести. Истомин подготовится к атаке и даст нам знать.

– А другие полки 35-й пехотной дивизии далеко от нас?

– Связь налажена только с 139-м пехотным Моршанским полком, он в пяти верстах справа от нас вышел к деревушке Чутантау. Где остальные неизвестно. Посланные Истоминым гонцы еще не вернулись или сгинули, или не нашли свои полки. Будем воевать, как договорились с полковником. У вас связи со своим дивизионом нет?

– Вчера вечером мой унтер-офицер побывал на складах. В последний момент вырвал снаряды. Штаб дивизиона снимался с места, направляясь на юг. Никаких приказов я до сегодняшнего утра не получал.

– Тогда открываем огонь в восемь тридцать и кидаем снаряды полчаса. По результатам, если кого не добьем, вновь бить начнем. Смотрите свою пехоту не бейте.

Быстро собрал своих офицеров, распределил между взводами основные цели. Приказал беречь людей и вести прицельный огонь.

В назначенное время начали обстрел вражеских позиций. Фугасные снаряды моих трехдюймовок ложились кучно по окопам японцев, а одна батарея Лебедева жгла поселок. Наблюдал в бинокль мощные оранжево-красные взрывы среди строений поселка. Видел множество людей, пытающихся спастись от пламени, некоторые убегающие пылали. Гражданские это люди или японские солдаты- разобрать было трудно из-за большого расстояния.

Затем в атаку пошел 137-й Нежинский полк. Японцы встретили наступающих пехотинцев слабым огнем, похоже, противнику здорово досталось от нашей артиллерии.

Оставил третий взвод Улыбина прикрывать, а взводы Переметова и Иванова отправил ближе к захваченным японским окопам – вдруг японцы где-то окопались и усиленно обороняются. Свой наблюдательный пункт перенес в первый взвод, а Митрохин обосновался во взводе Иванова.

Дома в Футдзяо прогорели быстро, дым от них нам не мешал, его сносило к югу северным ветром. Пока перемещались, по нам ни разу не выстрелили японские артиллеристы с сопок. Лебедев их видно сжег основательно. Жаль, конечно, могли бы обзавестись еще несколькими орудиями. Если нам предстоит отбиваться от бегущих японцев, то лишними орудия не будут.

Спустя час остатки поселка были заняты пехотой. Слабое сопротивление отдельных групп японских солдат было жестко подавлено. Пленных никто не брал, за исключением двух офицеров, доставленных на допрос к полковнику Истомину.

Меня и подполковника Лебедева пригласили на совещание в штаб 137-го Нежинского полка.

– По сведениям, полученным от пленных японцев, мы знаем, что сегодня ночью японская пехота, численностью до полка с обозами и артиллерией, покинула поселок Футдзяо, – доносил нам информацию Истомин. – Отступление прикрывали три роты пехоты и четыре орудия. Вот потому мы так легко взяли позиции. Но японцы утверждают, что ближе к полудню следует ожидать подхода с северо-западного направления не менее двух полков пехоты. Сколько будет с ними артиллерии, японские офицеры не знают. Предполагается, что с пехотой будет большой обоз с ранеными и имуществом. Наша задача не изменилась. Необходимо закрепиться на отвоеванных позициях и не дать противнику уйти без боя к порту Такушан. Поэтому приказываю занять круговую оборону. Все окопы обновить, при необходимости отрыть новые. Подполковник Лебедев, подпоручик Головко, вам надлежит расставить орудия таким образом, чтобы обеспечить надежное прикрытие полка во всех направлениях. Если вопросов нет, прошу приступить к оборудованию позиций.

С Лебедевым мы решили вопросы быстро. На сопках разместили каждый по одной батарее. С 5 будут громить середину колон противника, а мои взводы- головную часть. В поселке тоже разместили по взводу, это уже непосредственная поддержка пехоты.

Меня не оставляла мысль о нашей коннице. Ведь я отчетливо видел, как в прорыв входили кавалеристы. Не могли их всех выбить японцы, слишком подвижные подразделения. Наверное и на других участках кавалерия ушла в прорыв. Тогда где эти мужественные воины? Больше чем уверен, что в массе кавалерии были казачьи части из Приамурья. Вот они к этой местности привычны и должны знать, как выходить из сложной ситуации. Мыслительный процесс не мешал мне обойти все позиции батареи и проконтролировать качество подготовки огневых рубежей.

В поселке прапорщик Улыбин предложил укрыть трехдюймовки в разрушенных зданиях в центре. А затем, в случае возникновения опасности на каком-то участке, перекатывать в том направлении орудия. В принципе мысль здравая, не сразу можно будет обнаружить, откуда японцам прилетают гостинцы. Дал разрешение.

Архипыч, как всегда, своевременно организовал питание батарейцев. Он мне доложил, что продовольствия у нас припасено всего на пять суток, если кормить солдат согласно нормам. Я приказал кормить людей, как следует, не экономить, надеялся, что в скором времени соединимся с основными силами.

К полудню основной объем работ по оборудованию позиций закончили, сейчас занимались маскировкой. Солнце уже в зените, а противник не появился, даже не видно пылевых столбов, поднимаемых тысячами ног и копыт. Неужели японские офицеры соврали?

В три часа по полудню с северо-запада появились японские войска. Мне показалось, что к нам ползет очень большая и толстая серо-зеленая змея, а на самом деле, по узкой дороге шла неприятельская пехота плечо к плечу. На подходах к Футдзяо дорогу стискивали в объятиях гряды сопок, не позволяя пехоте маневрировать. Другого нормального пути в округе не было. Тропы, конечно, были, но протащить по ним артиллерию и обозы невозможно, пехота и та с трудом пройдет. По этой причине противник использовал единственно доступный путь. Сколько же этих гадских японцев идет к нам в гости, задал я себе мысленно вопрос? А сколько бы ни было, воевать придется, также мысленно ответил себе.

Улетел в сторону противника первый пристрелочный снаряд гаубицы С 5. Я невольно посмотрел в направлении предполагаемого разрыва снаряда. Разрыв был. Но в небо поднялось какое-то красно-зеленое облако и немного земли. О Боже! Облако, это же останки человеческих тел! Снаряд не успевает достичь земли, взрывается в строю японских солдат, разбрасывая в разные стороны их останки. Эмоции в сторону. Отдал приказ взводам открыть огонь по голове колоны. Поднес бинокль к глазам. Результаты разрывов шрапнельных снарядов в плотном строю японских солдат выглядели еще страшнее. Обезображенные шрапнелью солдаты валились под ноги своих товарищей. Их никто не поднимал, их просто перешагивали, строй вновь становился монолитным. Два взвода трехдюймовок вели огонь с предельность скорострельностью. Канониры-подносчики с трудом успевали подносить снаряды. Японцы нам отвечали только стрельбой из винтовок. Но расстояние не позволяло уверено поражать наших солдат. Мы уже закупорили дорогу между сопками, японцам приходилось перелезать через завалы из человеческих тел, но они продолжали медленное продвижение к нашим позициям.

Гаубичники положили серию из десяти-двенадцати зажигательных снарядов в голову колоны. Пылающие солдаты, сжимая в руках винтовки, продолжили наступление. Через несколько шагов они падали, обмундирование продолжало гореть.

Теперь по передовым шеренгам били все орудия моей батареи и дивизиона Лебедева, смешивая то, что было солдатами Японии с землей.

На некоторое время нам удалось остановить передовые шеренги, перенесли огонь дальше вглубь колоны.

Наблюдая в бинокль, я видел, как вражеские солдаты пытались спастись, карабкаясь по крутым склонам сопок вверх. Успеха достигали единицы, остальные катились к подножью, попадая под ноги своих сослуживцев или под наши снаряды.

Японцам удалось на правую возвышенность вытащить пару орудий и открыть огонь по русским войскам, в том числе по позициям моей батареи. Гаубицы подполковника Лебедева заставили замолчать японские орудия в считанные минуты. После этой попытки пехота вновь пошла в наступление. Около получаса стреляли со всех стволов. А потом ко мне на наблюдательный пункт прибежал посыльный от полковника Истомина с приказом о прекращении огня, так как с тыла колонну противника атаковали части нашей кавалерии. Одновременно со мной, стрельбу закончил дивизион Лебедева.

Интересно, где конники нашли среди сопок лазейку, чтобы атаковать японцев? Позже я узнал, что кавалеристы, взяв местных проводников, по тропам вышли во фланг японской колоны и сходу атаковали. Да так рьяно, что чуть не попали под наши снаряды. Поэтому поспешили послать гонца к нам с просьбой прекратить огонь. Примерно через час колонна японцев была полностью уничтожена. В плен взяли три сотни живых и здоровых солдат и офицеров. Захвачен обоз с имуществом, боеприпасами и провизией.

Я прошелся по вражескому обозу, выискивал исправные орудия и снаряды. Всего одно исправное орудие удалось найти. А со снарядами повезло – семь сотен снарядов переправил на позиции батареи. Надо сказать, что добраться до обоза и вернуться обратно на батарею было непросто. С близкого расстояния я увидел результаты стрельбы трехдюймовок и гаубиц. Страшное зрелище. Я повидал многое, но такого видеть не приходилось. Море человеческой крови и горы человеческого мяса, одним словом – жуть. Какой-то адский, дьявольский фарш. Захоронением погибших солдат противника занимались плененные сослуживцы.

Мою батарею тоже не минули скорбные события. Хоть японские пушкари сделали всего несколько выстрелов, но один снаряд все же разорвался на позициях взвода прапорщика Иванова. Материальная часть не пострадала, а прапорщик погиб, тяжело ранен командир орудия и наводчик, легко посекло осколками двух канониров. Я понимаю, что война не бывает без потерь. Но когда гибнут люди, к которым уже привык и которым доверяешь, всегда становится не по себе и больно. Второй взвод возглавил прапорщик Митрохин.

На следующее утро нашу группу разыскал посыльный из штаба корпуса. Доставил приказ о наступлении по направлению к порту Такушан.

Две недели, вступая в ежедневные стычки с отступающими японскими войсками, пробивались к порту. У японцев уже не хватало сил на создание сплошной линии фронта, поэтому организовывали отдельные опорные пункты. Мы, за счет большей численности пехоты и превосходства в артиллерии, били противника нещадно. Но как говорят, раненый зверь всегда опасен, нам тоже доставалось. Я лишился еще одного прапорщика – Улыбина. Он, правда, остался жив, но лишился правой ноги, осколком снаряда, её, словно ножом, отрезало ниже колена. Унтер-офицеров и нижних чинов потерял убитыми и ранеными пятьдесят девять человек. Сейчас во всех взводах ощущается нехватка опытных командиров орудий и наводчиков.

Остался один бросок и мы скинем японцев в море. Это тех, которые не захотят сдаваться. Что примечательно, японцы сдаются с большой неохотой, предпочитают драться и умереть. Мы им предоставляем возможность умереть, снарядов не жалеем.

На подступах к Такушану мое дивизионное начальство почтило меня своим присутствием. Подполковник Григорович лично осматривал позиции батареи, остался доволен. Моя просьба о пополнении была отклонена. Я обратил внимание на перевязанную бинтами голову командира, но спросить постеснялся, зачем беспокоить человека, может у него рана сильно болит. Вот вечером, в узком кругу, по секрету, Шестернев поведал, что Григоровичу разбила голову китайская девчонка, с которой этот немолодой ловелас попытался развлечься.

Наступление началось утром следующего дня. Как обычно первую скрипку играла артиллерия. Ох, постреляли мы от всей души. Высшее командование приказало беречь пехоту, поэтому артподготовка длилась почти час. Нашу пехоту, атаковавшую первую линию окопов, встретил довольно плотный ружейный огонь. Где эти желтолицые воины прятались? Наверное, закопались в землю по самые ноздри. Стрелять мы не могли, была опасность зацепить своих. До второй линии неприятельских окопов русские пехотинцы добежали вместе с японцами. Началась кровавая рукопашная схватка. За счет большей численности японцев размазали по окопам тонким слоем. С третьей линией пришлось повозиться. Это у японцев был последний рубеж обороны. Они его построили и укрепили на совесть. Попытался своими трехдюймовками выковырять противника из укреплений, но существенных результатов не достиг. Маловат калибр против укрепленного противника.

Подполковник Лебедев со своими гаубицами находился в резерве, поэтому командир 137-го Нежинского полка обратился к вышестоящему командованию и затребовал на свои позиции крупнокалиберные гаубицы. Вот это мощь, вот это я понимаю стрельба, вот это настоящий результат! Я мог бы еще долго восхищаться гаубицами, они в щепки разносили блиндажи, позиции батарей и другие земляные укрепления противника. И это снятые с вооружения орудия творят такие чудеса! Дивизион выпустил по врагу не менее четырех десятков снарядов на орудие, в том числе зажигательных. Что могло, горело, а что не горело, уже умерло. Пехота прорвала третью линию обороны и погнала неприятеля к порту. Артиллерия двинулась следом.

Выйдя к окраине города, вся артиллерия заняла открытые позиции и начала обстрел судов, эвакуирующих вражеские войска. Я для себя отметил, что в порту Дунгань, который мы брали ранее, порядка и судов для солдат было больше. Сейчас же отходящие пароходы напоминали виноградную лозу, обильно увешанную гроздьями. Гроздьями на пароходах были неприятельские солдаты. Мы, артиллеристы, подобно сборщикам винограда, точными выстрелами, срезали висевшие гроздья в большую чашу моря. Вдалеке раздался мощный взрыв, наверное, ушедший ранее пароход нарвался на русскую мину. Пусть теперь японцы с Посейдоном общаются. Пушкари Лебедева удачно подожгли большой пароход, а я туда отправил с десяток шрапнельных снарядов для общей суматохи. Пароход некому тушить, солдаты и матросы сами горят.

Тем временем пехота добивала остатки сил неприятеля, пытающихся оказать организованное сопротивление в городе и в порту. Русские солдаты действовали быстро и слажено. Оставив позиции, уцелевшие японские воины в беспорядке отступали к морю, в надежде успеть на отходящие суда или найти какие-либо плавсредства, чтобы покинуть негостеприимный Такушан, где их ждала только смерть. Единицам удавалось попасть на борт парохода, остальные со слезами на глазах, оставались на берегу и гибли от шрапнельных выстрелов или от русских штыков. Сдаваться не желал никто.

Когда пароходы вышли из зоны поражения, мы прекратили стрельбу. Поступил приказ отойти от города на пять верст, оборудовать временный лагерь и заняться обслуживанием орудий. Я отдал необходимые распоряжения, оставил старшим на батарее прапорщика Митрохина. Сам же в компании с капитаном Шестерневым, отправился осматривать город Такушан.

Разоренный город не произвел на меня впечатления. Большинство зданий были разрушены, насладиться архитектурой китайского города не удалось. Величественный буддистский храм в центре города наполовину выгорел, его обитатели исчезли. Вполне вероятно, что японцы в период оккупации разогнали всех монахов, а может они сами покинули опасное место – спросить не у кого. Местное население было мобилизовано для уборки улиц от тел погибших японцев. Рикши свозили трупы за город, где пленные копали огромные могилы. Погибших русских солдат собирали наши похоронные команды, это я так для себя их окрестил. В реалии, сбором занимались санитары. Побродив по городу около часа и набравшись только отрицательных эмоций, вернулся в расположение батареи.

Неделю занимались приведением в порядок вооружения, пополняли боезапас. Мне удалось у командира дивизиона «вырвать» себе пополнение из двадцати человек и одного офицера – прапорщика Парамонова Викентия Венедиктовича. Парамонов – мой ровесник, только в июне окончил Константиновское артиллерийское училище. Впечатлительным оказался прапорщик, на все смотрел широко открытыми глазами. Для ознакомления с уровнем его знаний в своей палатке погонял по специальности. В целом, багаж знаний достаточен, но практики нет совершенно, просто в училище не успели полноценно готовить офицеров, армия требовала все больше кадров, сокращая сроки на учебу. Ничего страшного, общими усилиями организуем Викентию Венедиктовичу претворение в практику теоретических знаний.

Внезапно от командования дивизиона поступил приказ подготовиться к длительному маршу на Ляоян для погрузки на железнодорожные платформы. Куда нас повезут – никто сообщать не стал. Я переговорил с капитаном Шестерневым. Он тоже терялся в догадках. Наш коллега – поручик Николаев – командир пятой батареи, после выздоровления как-то дистанционировался от нас и от своих офицеров, больше времени проводил у себя в палатке, очень часто в компании горячительных напитков. Вот сейчас не была бы лишней встреча с Тереховым, но, к сожалению, его поблизости не наблюдается.

Покидал пригород Такушана со смешанным чувством. Я уже в полной мере овладел искусством командования артиллерийской батареей. Умею быстро и безошибочно производить необходимые расчеты, вносить коррективы в стрельбу орудий в ходе боя. Научился по звуку различать калибр вражеских орудий. Обучил качественно свои расчеты, что помогало избегать лишних потерь. Без потерь естественно не обошлось. За время командования батареей я в общей сложности потерял до половины личного состава. Много это или мало? Сказать сложно. Если сравнивать с другими батареями дивизиона, то не очень много. А если посмотреть с другой стороны, то смерть отца, мужа, брата или сына, очень больно отзовется в далеких семьях. Мы все, присягнувшие Государю, выполняли приказ, бились с сильным и жестоким врагом. Правда, вели бои вдали от родной земли. Китайская территория никогда не принадлежала России, а мы ее обильно полили кровью наших солдат. Побили мы войска генералов Куроки и Нодзу, многих японских воинов приняла земля, но и русских солдат потеряли немало. Стоило ли оно этого? Наверное, такие мысли лучше держать при себе. Я офицер, и обязан выполнять приказы командиров, что собственно и делаю неплохо.

По прибытии в Ляоян нас снова удивили. Мы не отправились к Порт-Артуру, вся 3-я армия направлялась во Владивосток. И снова никакой ясности, одни лишь предположения. Переправить такую массу войск удалось только через три недели. Наша 35-я артиллерийская бригада размещалась в десяти верстах от Владивостока. Естественно налаживание быта и снабжения батареи пришлось начинать с нуля. Интендантская служба всей группировки русских войск на Дальнем Востоке работала медленно, а интенданты дивизиона, выйдя из зоны боевых действий, откровенно расслабились. Подполковник Григорович проявил недюжинную активность в комплектовании дивизиона личным составом. Я заполнил все вакансии в батарее и, не дав солдатам возможности разгильдяйничать, начал учебу. Естественно, проводил занятия с офицерами, чтобы значительно поднять их профессиональный уровень, а прапорщика Парамонова – обучить настоящей боевой работе.

Что-либо узнать о действиях 1-й, 2-й армии и флота не представлялось возможным, ставка главнокомандующего генерала Линевича располагалась в Мукдене. Доходили разрозненные слухи об успехах, но насколько они правдивы, судить было трудно. Я рассуждал так. Если нас, имеется в виду 3-ю армию, отправили во Владивосток, то, значит, ситуацию в театре военных действий России удалось склонить в свою сторону. Следует ожидать в скором времени каких-то изменений во всей кампании. Загадывать не стоит, поживем – увидим.

В последнюю субботу сентября вместе с капитаном Шестерневым выбрались во Владивосток, решили немного развеяться, посетить ресторан, откушать местных разносолов.

Город был наполнен множеством войск. Честно сказать, у меня устала рука, постоянно отдавать приветствия. Ничего не поделаешь, устав требует.

Пришлось поколесить по городу в поисках свободных мест в ресторанах. Свободные места нашли в ресторане «Золотой рог». Интерьер заведения, конечно, золотым не был, но выглядел очень приличным. Желтые обои на стенах с цветочным орнаментом, нежно зеленые занавески на окнах, вся мебель из темных пород дерева, бронзовые подсвечники на столах. Я заметил несколько картин с изображением животных и птиц. На самой большой картине была изображена золотая жар-птица. Никакого намека на «золотой рог» не видно, да и от бухты с таким названием ресторан находится на приличном расстоянии. Это дело хозяина, захотел такое название, пусть такое носит.

Столик на двоих официант нам определил возле большой кадки с экзотической пальмой в дальнем углу помещения. На маленькой сцене стоял черный рояль, на котором играл молодой человек во фраке. Какое музыкальное произведение он исполнял, я не определил, поскольку не очень прислушивался. Ознакомившись с меню, сделали заказ. На горячительные напитки решили не налегать, а вот отведать по порции жареного индюка и фаршированной кеты не отказались. Запивать еду решили «Миланским мускатом».

Публика в ресторане веселилась, казалось, что Россия не ведет тяжелую войну с Японией, здесь все было мирно и спокойно. Нам, офицерам, видевшим смерть очень близко, эта мирная жизнь была в диковинку.

– Стас, я смотрю, ты сподобился выбраться в люди, – услышал я знакомый голос графа Бестужева.

Перед нашим столиком стоял прапорщик в мундире лейб-гвардии Семеновского полка граф Бестужев, а за его спиной маячил прапорщик его же полка, но в разговоре не участвовал и не представлялся. Я познакомил Шестернева с моим бывшим соучеником по училищу. Предложил графу отобедать вместе. На лице Романа появилась пренебрежительная гримаса.

– Знаешь Стас, гвардия ест, когда хочет, где хочет и с кем хочет, – небрежно сказал прапорщик.

– Вам, граф, не подходит наша компания?

– От тебя за версту несет окопами и внешний вид соответствующий. Ты с быдлом постоянно общался и, похоже, набрался у них всякой заразы. Да и твой товарищ не лучше.

– Я бы вас прапорщик попросил, – переменившись в лице, начал подниматься Шестернев.

Но я удержал его за рукав. Капитан опустился на стул.

– Меня, командир быдла, да еще такой уродливый, ни о чем просить не может, – с апломбом ответил Бестужев, – мы – гвардия, и этим все сказано.

Шестернев вновь дернулся, однако вырвать рукав мундира из моей руки не смог. Просто зло посмотрел на Бестужева. Казалось, из глаз капитана сейчас полетят искры.

– Да, граф, вы во время учебы не могли адекватно оценивать реальную действительность, имея мизерные познания о жизни и сейчас, я заметил, умом и тактом не блещите, – сказал я, глядя в глаза Бестужеву. – Очень жаль.

– Ты хочешь сказать, что я дурак и невежда?

– Заметьте, граф, эти слова произнесли вы.

– Стас, ты меня очень сильно оскорбил. Я, как гвардейский офицер, не прощаю обид никому. Вызываю тебя на дуэль. Оружие, так уж и быть, я позволю тебе выбрать.

– Я как вызываемая сторона, выбираю саблю. Укажите, граф, место и время поединка. Надеюсь, вам первой крови хватит?

– Что, струсил? За нанесенную мне обиду, будем биться до смерти одного из поединщиков.

– Не струсил, просто уточнил, в какой степени серьезно вы оскорбились. Мой секундант – капитан Шестернев.

– Антипчик, – обратился Бестужев к своему спутнику, – согласуй с этой окопной швалью время и место, неуместно мне с ними вести дальнейшую беседу.

– Граф, послушайте моего совета, – обратился я к Бестужеву, – доложите о поединке своему командиру – генерал-майору барону Лангофу, озаботьтесь местом на местном кладбище и договоритесь со священником, раз уж решили биться насмерть.

Произнеся несколько ругательных фраз, Бестужев покинул ресторан. Шестернев и Антипчик обсудили условия поединка.

Пока происходила перебранка с Бестужевым, два официанта, стоя по стойке смирно, держали в руках подносы с заказом, боялись приблизиться к нашему столику. По моему кивку закуски и вино моментально оказалось на положенном месте.

– Станислав Владимирович, неужели нужно было все так обострять? – озабоченно спросил капитан Шестернев, когда мы немного утолили голод. – Прапорщик специально искал ссоры, ему совершенно без разницы, с кем. Вы подвернулись ему под руку, и он, несмотря на то, что вы – соученики, бросил вам вызов.

– Я этого графа знаю давно и пытался даже подтянуть по наукам в училище. Однако к учебе он не способен, туп, как бревно. Не думаю, что за год он смог научиться обращаться с саблей, ранее успехов у него не наблюдалось.

– В своем мастерстве вы уверены?

– Есаул Дорохов, обучавший юнкеров владению саблей, в конце моего обучения мне проигрывал шесть из десяти схваток. И прошу заметить, есаул – боец отменный, из донских казаков, науку прошел отличную и в боях участие принимал.

– Так, то учебные поединки, а это бой до смерти.

– Мой первый наставник по сабельному бою Прохор, кстати, тоже из донских казаков, учил меня биться сразу насмерть, а не потехи ради. В училище с есаулом я оттачивал и совершенствовал свое мастерство. Смею вас заверить, Иван Модестович, легкой добычей для Бестужева я не стану.

– Он же граф, в гвардии состоит! Могут возникнуть недоразумения.

– У нас конфликт не служебный, а бытовой, и хочу заметить, я тоже граф. Поединок будет равного против равного.

Вернувшись в расположение батареи я качественно побрился, проверил заточку сабли. Пошел к командиру дивизиона с докладом о предстоящей дуэли. Подполковник меня естественно отчитал. Если бы я сказал командиру всю правду о поединке, то вероятней всего, он бы орал в три раза дольше и громче. В своей палатке попил чаю и улегся спать. Удивительно, но я совершенно не волновался перед дуэлью. Наверное, за период боев чувство страха притупилось. Завтрашний поединок я воспринимал, как обычный ратный труд, который я должен сделать хорошо.

К десяти утра следующего дня я с Шестерневым на извозчике прибыл к месту поединка, в березовую рощу на окраине Владивостока. Осень уже вступила в свои права, окрасив листья берез желтым цветом. Солнце светило ярко, но с каждым днем грело все меньше и меньше. Хорошо, что ветра не было, а то в одной белой рубахе было не очень тепло.

Бестужев появился в сопровождении своего секунданта и полкового врача. Разделся подобно мне, до нательной рубахи.

На формальное предложение о примирении обе стороны ответили отказом.

– Стас, посмотри в последний раз на эту замечательную природу, какая прекрасная осень наступила, – скалился Бестужев, обводя вокруг руками, – больше ты ее не увидишь. – Ты хоть бабу успел попробовать?

– Граф, я вас расстрою, я даже успел жениться.

– Взял в жены какую-то зачуханную провинциалку, подобную себе?

– Прапорщик, вам не удастся меня спровоцировать на гнев, не трудитесь. Вы меня уже вызвали на поединок. Что вы еще хотите? Просто поговорить или все же решились принести мне извинения? Если так, то я ваши извинения отвергаю.

– Не дождешься от гвардейца извинений. Прощайся с жизнью.

– Прощайте, граф, вы действительно полный дурак.

Секундант Бестужева дал команду к началу поединка.

Бестужев нанес удар саблей сверху, справа налево. Я не стал принимать этот удар на клинок сабли, просто отвел его в сторону, немного сместился назад, приглашая противника к атаке. Прапорщик показал все, на что был способен. Удары посыпались на разных уровнях, но они какие-то не четкие, вялые, смазанные, без акцентированного завершения. Видно Роман прогулял большинство занятий у Дорохова. Каких-то пару минут поединка, а лицо Бестужева уже покрыто капельками пота и дышит он как загнанная лошадь. Отведя очередной выпад противника, я перешел в контратаку и через пару ударов нанес сокрушительный косой удар в основание шеи слева. Клинок, круша кости, связки и сухожилия, проник в тело Бестужева примерно до середины груди. Я выдернул саблю и разорвал дистанцию, мне не хотелось отстирывать кровь графа со своей рубахи. Отсалютовал саблей противнику.

– Как это? – были последние слова прапорщика.

Бестужев упал на спину, широко раскинув в стороны руки. Саблю он выпустил сразу же после моего удара.

Полковой врач констатировал смерть Бестужева, а капитан Шестернев и секундант прапорщика уладили все формальности. Ко мне претензий не было.

По возвращении доложил Григоровичу о результатах поединка. По словам командира, драться на дуэли с гвардейскими офицерами не желательно, они почти все принадлежат к высшим сословиям. Убив графа Бестужева, я накликал на свою голову беду. Пришлось напомнить Григоровичу, что я тоже ношу графский титул. Эти мои слова несколько успокоили командира дивизиона. Он сказал, что два графских сынка выяснили кто их двоих отважней и у кого сабля лучше, а рука тверже. Григорович заверил, что рад моей удаче.

Вечером меня навестил Шестернев. Капитан молча поставил на стол бутылку коньяка. Достал из небольшой кожаной сумки хлеб, мясной балык, небольшой колобок твердого сыра и начал все нарезать тонкими ломтиками. Я не мешал капитану заниматься приготовлением стола, просто молча выставил на стол две кружки. Иван Модестович разлил по кружкам немного коньяка.

– Я только сегодня после поединка осознал, от какой беды вы меня удержали в ресторане, Станислав Владимирович, – грустно сказал капитан. – Я мог не совладать со своими эмоциями и врезать кулаком по лицу, царство ему небесное, графу Бестужеву.

– Он сам провоцировал нас на скандал, Иван Модестович. А то, что случилось, уже вспять не повернешь. О какой беде вы говорите?

– У вас состоялся поединок равных, вы из одного сословия. Я же выходец из помещичьей семьи. У нас ранее в роду военных не было, я первый. Был в моей биографии один очень неприятный случай, когда я пустил в ход кулаки и внес изменения в физиономию некоего барона.

– О! Так вы, Иван Модестович, любитель французского бокса?

– Положим, я боксом не очень увлекался, но около года брал уроки у француза, во время англо-бурской войны. Кстати там я получил украшения на свое лицо.

– Так, Россия вроде бы не принимала участия в этой войне.

– Официально не принимала, но наши офицеры там были в качестве консультантов. Я обучал артиллеристов. Не хочется мне вспоминать те времена, тяжело. По возвращении я был назначен в одну артиллерийскую бригаду командиром дивизиона. Номер бригады и место дислокации не называю умышленно, там еще остался служить мой недруг. Опыт, полученный в англо-бурскую войну, я перенес на свой дивизион. Мои пушкари стали показывать отличные результаты в стрельбе и в общей выучке. В ходе проверки готовности бригады вышестоящим начальством мой дивизион занял первое место, а мой коллега был посрамлен. У него даже одно орудие развалилось после выстрела. Меня похвалили в присутствии всех офицеров бригады. И вот мой коллега, барон, уязвлённый неудачей, позволил бестактное высказывание в адрес меня и моей жены. Барон сказал, что мне следует больше смотреть за женой, а не мотаться по миру. По его словам, от такого урода, как я, жена не захотела рожать ребенка, а завела его от другого. Не сдержался я, нанес несколько ударов барону в голову, да так удачно, что переломал ему нижнюю челюсть в трех местах, и мозгам тоже видно досталось, он три недели потом провалялся без памяти.

– Барон вам завидовал?

– В том то и дело, что завидовал. Он пытался в прошлом ухаживать за моей Оленькой, но она отвергла его внимание, отдав мне руку и сердце. Мы были счастливы. Перед моим отъездом в командировку Оленька мне сказала, что находится в тягости. Представляете мою радость!? Я настоял, чтобы она уехала к моим родителям в Ярославль. Когда я вернулся домой израненный, жена меня приняла таким, каким я есть, ни разу не упрекнула. Доченька подрастала настоящим ангелочком, вся в свою маму. Красавица, одним словом. И вдруг такое высказывание барона…

– Нужно было вызвать этого барона на дуэль.

– Вызов от меня последовал, но только после работы кулаков.

– Неужели никто не возмутился словам барона?

– Возмутились моими действиями. Среди проверяющих и наших сослуживцев были графья и бароны. Они-то сразу же встали на сторону пострадавшего. Решением офицерского собрания бригады в дуэли мне было отказано, ввиду беспомощного состояния оппонента. На меня быстро состряпали документы на увольнение из армии. Не могу сказать, в каком из штабов рассматривали мои бумаги, но решение получилось неожиданным. Меня понизили в звании и должности, отправили служить командиром батареи в 35-ю артиллерийскую бригаду. Такая вот у меня история. В ресторане, после слов Бестужева, во мне все закипело, я был готов растерзать графа. Мы с вами под пулями и осколками ходим, а этот франт позволил себе нас и наших солдат обозвать быдлом.

– Покойный прапорщик еще в училище не блистал умом.

– Хотелось мне его поставить на место, но ваша железная хватка меня остановила. Я не подозревал, что у вас такая силища, хотя, глядя на вашу фигуру, можно было это допустить. Ваше спокойствие в некоторой степени передалось и мне. А от поединка, вернее от его результата, я до сих пор нахожусь под впечатлением. Мне не приходилось видеть такой уровень фехтования саблей, который вы продемонстрировали. Создалось впечатление, что со своим противником вы забавлялись, дали ему возможность продемонстрировать свое умение, а потом, когда вам наскучило, вы завершили дуэль точным, мощным и хорошо отработанным ударом. Я прав?

– За период учебы я неплохо изучил Бестужева. Нерадивый, заносчивый и чванливый субъект. Господи прости, что так говорю о новопреставленном. Знал, что Бестужев почти не посещает занятия по фехтованию. Риска получить ранение, не совместимое с жизнью, у меня не было, я с малых лет не расстаюсь с саблей и казацкой шашкой, учителя у меня были отменные. Открою вам секрет. Когда только Роман заговорил с нами, я имел намерение его спровоцировать на скандал, с последующим вызовом на дуэль. Предполагал, что заносчивость Бестужева сыграет мне на руку. Как видите, не прогадал. То, что он решился драться до смерти, было для меня неожиданностью. Поединок прошел по моему плану. Мог я, конечно, поразить противника в первые секунды схватки, мне не составляло труда, но тогда бы секундант графа мог высказать претензии. Можно подумать, что я совершил убийство. Это будет категорически неверно, я избавил нашу армию от ненужного балласта, который прорвавшись к высоким постам, мог нанести ущерб войскам, как высокопарно это ни звучит.

– Понял я вас, Станислав Владимирович. Хочу вас поблагодарить за все, вы спасли мою карьеру. Если бы я надавал Бестужеву по лицу, мне повторного проступка не простили. Лишился бы погон. Спасибо вам и примите мою дружбу, Станислав Владимирович.

– Дружбу вашу, Иван Модестович, я принимаю, – поднял я кружку с коньяком.

До позднего вечера мы сидели в моей палатке. Капитан рассказывал о своей Оленьке, о дочке Наталье, показывал фотокарточки. Я видел, как этот человек любит свою семью. Старался не перебивать капитана, похоже, ему нужно было выговориться, так сказать излить душу. О своей любви к Любочке я тоже рассказал капитану, отметил, что ожидаю в ноябре рождение ребенка. Шестернев заверил меня, что все будет хорошо. Дай-то Бог.