Да, были люди в иное время!

Глава 41

Банк «Кредит сьюит экспорт групп» за очень короткое время смог восстановить свою прежнюю работоспособность и вернуть слегка пошатнувшийся авторитет и репутацию.

С каждым днем размеры финансовых операций росли, объемы поставок военной продукции увеличивались. Мой личный банковский счет рос, как на дрожжах. Это с одной стороны радовало – укреплялось мое финансовое положение, а с другой стороны огорчало – каждый поступивший на мой счет франк свидетельствовал, что противники Отчизны пополнили свои ресурсы.

С недавних пор начал замечать, что продукция химических производств Германии пропала из перечня поставок, проходящих через наш банк. Довольно странно, раньше мы сопровождали закупки каучука, сажи и многого другого, а сейчас, как обрезало. Мощная, я бы сказал лучшая в мире химическая промышленность, и вдруг выпадает из круговорота торговых сделок, тем более, накануне возможной войны. Неспроста это, что-то меня настораживает в этой ситуации.

Надо сказать, что с одобрения Крестного я полностью восстановил взаимоотношения со своей агентурой, частично задействовал агентуру любимой жены, и запустил в работу каналы связи.

Агент «Юрген» был поставщиком отменной информации из Генерального штаба Германии, особенно касаемо захватнических планов в отношении России. С ростом качества информации агента, рос размер его гонораров. Несколько раз встречался с «Юргеном» на конспиративной квартире в Берлине, передавал деньги, хотя канал передачи через ячейку Венского вокзала работал отлично. Обучал его также обращению с фотографической техникой, изготовлению оттисков ключей, работе с отмычками и прочим полезным премудростям. Он схватывал все налету, очень способным человеком оказался. «Юрген» ничего существенного о химической промышленности Германии сообщить не мог, не его сфера интересов.

Кстати, через наши оперативные возможности поместили в постоянно читаемую им газету статью о финансовых вливаниях банком Ротшильда в промышленность Германии, которые позволили значительно обновить станочный парк многих машиностроительных и металлургических предприятий, уменьшить безработицу и так далее. Изготовил я и еще одно письмо от Ротшильда – на этот раз благодарственное, с весьма серьезным денежным приложением в качестве премии за эффективную работу и верность данному обещанию. Агент был вне себя от счастья и высказал несколько идей по созданию новых каналов добычи информации для банка. Что ж, не буду мешать ему в этих инициативах, контролируя, однако, процесс в целях обеспечения безопасности.

Для уточнения причин странностей с химической промышленностью Германии пришлось ориентировать другую агентуру, в том числе задействовать возможности тетушки Франчески. В последнее время мы с ней видимся нечасто, все заняты работой с утра до вечера, а в Швейцарию тетушка выбирается редко. Появляясь в Вене, я стараюсь нанести ей визит, родственники мы и родственные души – этим все сказано. У Герта и фрау Гертруды я тоже нечастый гость. Даже в доме на улице Желтых акаций бываю редко, но взял в аренду этот дом еще на пять лет, будет, где голову преклонить в случае необходимости. Тем не менее, попросил Леманна помочь разобраться с химиками Германии. Получил от него обещание принять посильное участие в решении данной проблемы.

Спустя два месяца агент «Рейн» сообщил, что вся химическая промышленность Германии переподчинена военному ведомству. Работники производств переведены на казарменное положение. Выпускается в основном продукция военного назначения, в частности, возросло в несколько раз производство масок для защиты органов дыхания от различных газов. Большая часть кожи и резины уходит на производство этих масок. С чем это связано «Рейн» не знает.

Более детальную информацию предоставила Франческа Колетти. Ей удалось пообщаться с членом немецкого химического общества химиком-органиком Адольфом Байером.

Престарелый ученый с упоением рассказывал Франческе, что члены общества, представители «чистой» и прикладной химии, имеют возможность обмениваться мнениями, что помогает науке укреплять сотрудничество между наукой и промышленностью. Байер рассказывал о своих учениках Эмиле Фишере и Генрихе Отто Виланде, которые должны внести весомый вклад в науку.

С некоторым сарказмом Байер отметил выскочку, сына еврейского коммерсанта из Вроцлава – Фрица Габера, который занимается больше экспериментальной химией и электрохимией, и ушел от настоящей науки. Правда, достижения у Фрица имеются. По словам Адольфа, Габеру, образно говоря, удается создавать дешевые азотные удобрения из воздуха. Теперь сельское хозяйство Германии не зависит от поставок нитрата натрия из Южной Америки. Используя достижение Габера, Германия не знает слова «голод». Также неплохие успехи у Габера в области изучения химических и физических свойств газов. По словам Байера, на работы Фрица обратили внимание представители военного ведомства Германии, открыли приоритетное финансирование его работ.

Понемногу информация накапливалась. Очень сожалел, что не имею агентуры в научных кругах. Чтобы в эти круги попасть, нужно неплохо соображать в химии и физике, а у меня уровень образования – университет, без особого уклона на эти предметы.

Помощь пришла, откуда не ждал. Мы с Давидом Шукером работали в Кёльне, завершали сделку поставки брезентовой ткани. Пока привели в соответствие все бумаги, наступил вечер. Мы собирались отбыть вечерним поездом в Берлин, а дальше, после встречи с партнерами, выехать в Берн. Ничего не поделаешь, дело превыше всего, пришлось отменить бронь билетов, и оставаться в гостинице еще на сутки.

Ужинали мы в ресторане при гостинице. Нам еще не принесли салаты, а Давид оказался в объятиях родного дяди по материнской линии – Йогана Винтербаума. Естественно, дядя Йоган занял место за нашим столом и, естественно, мы этого уважаемого еврея щедро угощали. Надо сказать, Винтербаума любил покушать. Несмотря на свою принадлежность к иудейскому племени, позволял себе серьезные послабления в питании. По его словам, с такой нервной работой питаться исключительно кошерной пищей не представляется возможным. «Приговорив» поданную говяжью отбивную под грибным соусом, вкупе с приличной тарелкой салата, и все это запив отменным красным итальянским вином, дядя Йоган подобрел, начал рассказывать о своей сложной, но очень ответственной работе.

А работал Йоган поверенным. Но не простым – он помогал разным изобретателям и ученым оформлять авторские права на свои работы, и если дело доходило до внедрения работ в производство, то заключал договоры на использование технологии или изобретения промышленниками. Долго перечислял фамилии своих клиентов, честно сказать, надоел. Но когда прозвучала фамилия Габер, я стал очень внимательно его слушать.

Оказалось, Винтербаум принимал непосредственное участие в оформлении авторских прав на изобретение Фрицем Габером азотных удобрений. По словам Йогана, Фриц родился в нормальной еврейской семье, его отец вначале был мелким торговцем красителями и различными химикатами. Пока Фриц подрастал, дела отца пошли в гору, да так, что хватило денег для поступления сына в университет Берлина. Потом Фриц учился химии в Бреслау, Гейдельберге и Йене. Видно, общение с химикатами в детстве положительно сказалось на его дальнейшей судьбе. Получившего докторскую степень Фрица без проблем взяли на работу в Высшую техническую школу в городке Карлсруэ. В этом городке Габер разработал полезный процесс производства аммиака, который в свою очередь позволил создать удобрение для сельского хозяйства. Дядя Йоган очень горд тем, что ему Габер поручил подготовку документов на соискание Нобелевской премии. Даже несмотря на то, что Габер в молодые годы перешел в протестантство, Винтербаум сделал свою работу качественно, документы приняты к рассмотрению и признаны неоспоримыми.

Подливая понемногу вина Йогану, я, как бы между прочим, поинтересовался перспективой их совместной дальнейшей работы.

Винтербаум отметил, что не прочь бы и дальше сотрудничать с Габером. У него бессрочный договор на руках, и ему регулярно переводят немного денег, но в последний год Фриц посвятил себя работе с взрывчаткой и какими-то газами, полезными для армии. Газы образуются якобы попутно при производстве взрывчатых веществ, и на них раньше никто не обращал внимания. А вот умный клиент дяди Йогана понял их особенность и ценность. К сожалению, оформлять изобретение не планируется, на него наложило лапу военное ведомство. Йоган расстроен, он не получит свои комиссионные, да и контакты с Фрицем теперь невозможны, его охраняют подобно национальному банку Германии.

Поговорив с тетушкой Франческой, отправил в городок Людвигсхафен-на Рейне к химическому заводу «БАСФ», где по моим данным чаще всего бывал Фриц Габер, начинающего художника Имре, пусть там запоминает всех богатеньких и представительных дядек, а потом по памяти рисует. По некоторым данным, на этом заводе помимо красителей и соды, производят компоненты взрывчатки и собирают в емкости какой-то газ. Жители городка неоднократно жаловались на завод в городской совет, слишком удушливым иногда становился воздух в округе, но положительных результатов не добились.

Инструктировал я Имре особо тщательно, объяснив, что на заводе может работать человек, задолжавший банку приличную сумму денег. Имре не должен привлекать внимание. Выдал молодому человеку приличную сумму денег, чтобы он мог менять гардероб ежедневно, в течение двух недель. Надеюсь, за это время он накопит достаточно информации. Рисковал я очень сильно – если Имре возьмут контрразведчики, то мне несдобровать.

Волновался я зря. Как я узнал позже, Имре устроился разносчиком бутербродов и кофе в ближайшей к заводу таверне, и на протяжении месяца кормил техников и инженеров сосисками, ветчиной и салом. Этому мальчишке удалось установить точное место жительства Габера, выяснить количество охраны и график ее работы. Естественно, были представлены рисунки, вернее сказать, портреты руководящего состава «БАСФ». По итогам работы выдал Имре приличную премию, на хорошие краски и холсты хватит с лихвой.

Герту Леманну тоже не удалось добыть существенной информации по германским химикам. Правда, до ушей одного из агентов Леманна дошли высказывания Фрица Габера: «В мирное время ученый принадлежит миру, а во время войны он принадлежит своей стране». Честно сказать они меня насторожили. Если ученый с мировым именем, начнет трудиться над созданием серьезного оружия, то можно предположить, что его эффективность и смертоносность вырастет многократно. На этом неприятной ноте я отправил сообщение Крестному и потребовал срочной личной встречи.

Встреча состоялась в Марселе, сему факту я был удивлен. Мне ничего легендировать не пришлось, через этот порт мы часто получали грузы, и город я посещал довольно часто. А вот с выдвижением на явочную квартиру было непросто. Портовый город просто кишел разного рода уголовным отребьем, приходилось постоянно быть готовым дать отпор особенно наглым грабителям. Даже нахождение на многолюдных улицах не исключало возможного нападения. Огнестрельное оружие я не брал с собой в поездку, а двумя хорошими кинжалами обзавелся. Хорошо хоть у Крестного явочная квартира не в самом бедном районе города, а то бы вообще с боем пришлось прорываться. Надо будет обязательно обратить на это внимание своего старшего товарища – безопасность не терпит того, что на Руси издавна вкладывалось в смысл интересного и короткого слова «авось».

Условный сигнал о готовности встречи я заметил возле двери питейного заведения с оригинальным названием «Спрут». Теперь проведу на всякий случай проверку, и отправлюсь в адрес.

Нормальный такой ухоженный трехэтажный дом. Поднимаюсь на второй этаж по лестницам видавшим виды и стучу в дверь квартиры под номером семь, три удара, пауза и еще два удара. Дверь открыла женщина лет пятидесяти, обмен паролем и отзывом на французском языке, опознание произошло, и меня впустили в квартиру. В одной из просторных комнат меня поджидал Крестный. Традиционно встреча началась с дружеских объятий.

– До нас доходили сведения о попытках Германии разработки боевых газов, – рассуждал Александр Петрович, после моего обстоятельного доклада, – но это все больше теория, на практике никто газы в войне применять не станет. Не забывайте, Станислав Владимирович, Гаагская конвенция 1906 года категорически запрещает применять в ходе боевых действий разного рода отраву.

– Не согласен я с вами – для достижения победы в бою все средства хороши. Если все так секретится, если всех ученых взяли под надежную охрану, если все поставки химических элементов на заводы осуществляют военными грузовиками и под надежной охраной солдат, то наверняка создают что-то такое, что может перевернуть все наши представления о ведении боя на полях сражений. Не зря мои агенты упоминают о каких-то газах, может, все дело в них.

– Хорошо, я проработаю со своей агентурой это направление, – с явным неудовольствием, произнес Терехов. – Вам, Станислав Владимирович, мне кажется, следует озаботиться повышением качества вашей работы. С вашим внедрением в Австро-Венгерскую разведку я надеялся на поступление информации другого качества, больше ориентированной на разработку шпионской сети австрияков в России. К моему большому сожалению это не произошло.

– Вы хотите сказать, что эффективность моей работы низкая и качество представляемой информации отвратительное?

– Я этого не говорил.

– Не говорили, но интонации ваших слов говорят об обратном. Я не знаю, какие сведения, вам поставляют мои коллеги, но почему-то уверен, что объем, достоверность и полнота, а также своевременность моей информации достаточна для принятия серьезных решений. Что касается непосредственной работы в разведке. Изначально Штайнлиц не планировал меня подключать к работе с агентурой. Как я полагаю, у группы лиц стоит главная задача – личное обогащение. Я для этой цели подходил отлично, имея наработанные коммерческие связи, и к тому, вхож в дом к одному из влиятельнейших в Европе банкиров. Об этом я вам докладывал, и получил ваше одобрение работать в этом направлении. Тем более что под таким прикрытием, мои разведывательные возможности выросли.

Я бы серьезно обдумал возможность сыграть на компрометирующих материалах, имеющихся на руководство австрийской разведки. Или вы считаете, что созданная ими система личного обогащения будет приветствоваться высшими кругами империи? Такая информация дорогого стоит. Это я для примера говорю. Можно не вербовать их, так как основа подобная не является эффективной, а просто, в конце концов, скомпрометировать дельцов от разведки и обезглавить разведку противника после начала военных действий, которые не за горами! У меня такое ощущение, что вся с таким трудом добываемая мною информация идет прямиком в корзины высокопоставленных начальников нашего военного ведомства. Почему такая информация пропадает зря, кто за это в ответе?!

– Но вы за все время работы не разоблачили ни одного шпиона!

– Неужели вы полагаете, что я каждый день буду по несколько вражеских шпионов разоблачать, выпытывать у них все тайны, а потом заставлять их строем отправляться на расстрел или на виселицу? А вы, Александр Петрович, как-то быстро забыли, что благодаря моим трудам, удалось прихватить нескольких австрийских разведчиков на юге империи. Также я нашел и нейтрализовал предателя, узнал о судьбе пропавших наших разведчиков.

– Вы обещали его передать мне в руки в целости и сохранности. Однако же поступили по-своему, провели допрос и убили.

– Из Константинополя до Санкт-Петербурга как мне было доставить Игнатьева, на себе тащить?

– Могли бы что-то придумать. В посольство России, в конце концов, могли бы обратиться с запиской.

– Александр Петрович, послушайте себя, что вы говорите? Что с вами случилось? Здоровье у вас в порядке?

– Рассудок мой не помутился, уверяю вас, а на самом деле, издергался весь за последние полгода. Руководство требует непонятно чего. Я дважды в неделю делаю доклад по анализу обстановки в странах возможного противника. Но у меня интересуются только количеством разоблаченных и расстрелянных шпионов, а какие меры приняты по нашей информации, проходят мимо высокопоставленных ушей. Поверите, Станислав Владимирович, иногда не сплю по несколько дней. Стал раздражительным и резким, что заметили мои родные и коллеги по работе. Да и общая обстановка в стране очень настораживает.

– Опять проснулись революционные настроения в массах? Куда жандармы смотрят?

– У Отдельного Корпуса жандармов работы много, не поспевают везде. Забастовки, саботажи, охрана посольств иноземных государств, домашние революционеры и революционеры-легионеры, желающие помочь делу победы революции в свержении ненавистной власти императора. Драки и перестрелки легионеров между собой, так как работают они не за спасибо, а за приличное денежное вознаграждение. Денежки любят все, и желательно, чтобы их было больше. Большевики, эсеры и анархисты объединились в одну силу, и теперь диктуют свою волю другим партиям. С несогласными разбираются радикально: пулей или ножом.

– Все так плохо в России?

– Очень плохо. На каждом военном производстве созданы подпольные комитеты рабочих, которые в определенное время по сигналу вышестоящих комитетов, должны взять под контроль предприятия. «Комитетчики» проникли везде, сковырнуть их уже невозможно, время упущено. В деревнях тоже хватает бузотеров и вдохновителей. Можно подумать в других странах обстановка лучше?

– Австро-Венгерскую империю периодически потряхивает. То чехи со словаками хотят свободы, то в Карпатах неизвестные лица армейские гарнизоны травят. В Трансильвании румыны открыто выступают против господства Вены. Пока силой армии и жандармов удается придавить выступления, но вечно это длиться не может, терпение когда-то у кого-то окончится, и тогда на улицах городов начнет литься кровь. Османская империя с большим трудом отбивается от Балканского союза, но, по-моему, в ближайшие год-два распад ее на множество независимых государств неизбежен.

– А нам что предрекаете, Станислав Владимирович? – скептически заметил Терехов.

– Оракулом и гадалкой не подрабатываю, и в связи с длительным отсутствием в России достаточной информацией по обстановке и по настроениям в массах не владею. Могу сказать, что если случиться война между названными в нашей беседе странами, то следует ожидать усиления революционного движения в Отечестве. Может, на начальном этапе войны, еще по инерции мы будем успешно сопротивляться и отбивать атаки противника, не зря же вам, Александр Петрович, регулярно передается информация о мобилизационной готовности Австрии и о планах наступления Германии. Надеюсь, хоть какие-то меры уже приняты. Спустя полгода, максимум год, следует ожидать удара революционеров в спину сражающимся солдатам. Революционеры парализуют работу военных заводов, оставят воюющие полки без боеприпасов и, по всей вероятности, без продовольствия, смутив и обманув крестьян. Фронты развалятся, начнется всеобщий хаос. А дальше сказать трудно, думаю, начнется война всех со всеми, и каждого самого за себя. Выжить в этом аду не все смогут.

– Называется: обрадовали и успокоили, спасибо вам, Станислав Владимирович, – картинно над столом наклонил голову полковник. – Хотел услышать что-то приятное, а вы рисуете мрачные картины будущего. Ладно, время покажет, кто прав. Вернемся к основной теме встречи. Поскольку вы, Станислав Владимирович, лишили нашу разведку ценного сотрудника, уложив его в свою постель, то надлежит принять под свою руку агентуру в Великобритании. Язык знаете преотменно, а жена вам подробно охарактеризует каждого агента. Нас интересуют последние разработки британцев в области создания самоходных орудий, или снаряжения орудиями тракторов. Точнее сказать не могу, поскольку информация по этой теме отрывочная. По заключению наших научных светил, британцы смогли продвинуться в создании какой-то сложной и мощной машины. Так это, или выдумка – надлежит разобраться на месте. Надеюсь в скором времени получить от вас доклад.

– Кавалерийским наскоком такую информацию не получить. Агентуру вначале нужно прибрать к рукам, а потом выдавать задание. Вы сами знаете, что к каждому агенту нужен индивидуальный подход. Они не солдаты, им приказывать бесполезно.

– На вашем месте я бы не разглагольствовал, а занялся делом, и принял все меры, чтобы в кратчайшие сроки получить информацию. Привыкли работать неспешно, а изменившаяся ситуация требует принятия быстрых решений! – сорвавшись, возмущенно выдал свою тираду Крестный, хлопнув при этом по столу, накрытому красивой ажурной скатертью.

– Не узнаю я вас, Александр Петрович. За короткое время вы так изменились, и прошу меня покорнейше простить, не в лучшую сторону. Если я попал под подозрение, и мне нет более веры, то скажите прямо, я подам в отставку, и не буду вам мешать в работе. Поверьте, прокормить свою семью я смогу.

Крестный ничего вразумительного мне не ответил, но дал понять, что встреча подошла к концу, встав из-за стола. Пожав руку на прощание, чуть ли не вытолкал взглядом из комнаты.

Возвращался в Цюрих с тяжелым сердцем. Думал о Крестном. Я не мог понять, куда подевался уравновешенный, хладнокровный, думающий и жизнерадостный офицер. На встрече в Марселе присутствовала внешняя оболочка Терехова, а внутреннее ее наполнение, какой-то невообразимый коктейль эмоций, желчности и непонятно откуда взявшейся злости. Крестный пытался держать себя в рамках приличия, хотя не всегда это удавалось. Пока ехал в поезде, мысленно перебрал все события, происшедшие с момента нашей последней встречи. Проанализировал каждый свой шаг, вспомнил все сообщения агентуры. Своей расшифровки я не допустил, сведения сообщал регулярно, и больше чем уверен, они достоверны и ценны для России. Оговорить меня никто не мог, потому-что с бывшими сослуживцами контакты не поддерживаю. Может, полковник не может мне простить замужество Анны, хотя он вроде бы, поостыв, отнесся к этому нормально, правда, на встрече напомнил об этом с некоторой издевкой. Да, чужая душа потемки. Надеюсь, со временем разберусь с недоразумениями.

Возвратившись в Швейцарию, два дня провел в замке Тарасп, вытрясал из любимой всю информацию по ее агентам в Великобритании. Анна рекомендовала установить связь только с двумя, в надежности которых она не сомневалась. Еще двое агентов работали исключительно на платной основе, с каждым разом требуя повышения гонорара.

Агент «Виктор», сорока лет, женат, имеет двоих детей, владелец небольшой адвокатской конторы в Лондоне. Среди его клиентов довольно много влиятельных обитателей столицы. Своей репутацией дорожит. Сотрудничать с русской разведкой согласился осознано. Его дядю, по материнской линии, незаслужено обвинили в преступлении, которого он не совершал, и казнили. По мнению Анны, если ему правильно отработать задание, то он сможет собрать интересующие меня сведения.

Молодой агент «Трубадур», двадцати пяти лет от роду, контактный, имеет атлетическое сложение, довольно симпатичное лицо, является представителем лондонской богемы. За счет своих внешних данных смог стать ведущим актером театра герцога Йоркского, расположенного в переулке Святого Мартина на западе Лондона. «Трубадур» пользуется успехом у женщин, иногда находится на их содержании. Младшая дочь владельца театра Вайолета Мелнота, безумно влюблена в «Трубадура» и пытается получить разрешение отца на брак с ним. Якобы чувства молодых людей взаимны. «Трубадур» любитель острых ощущений, сотрудничает из интереса, так как ему нравится испытывать чувство опасности. Может через обширные связи получить нужную информацию.

Тщательнейшим образом Анна провела мне инструктаж по способам связи с агентами. Несколько раз, по требованию жены повторял вслух пароли и отзывы, рассказывал о местах размещения театра и адвокатской конторы. Пришлось несколько раз мысленно проложить безопасные маршруты к ним. Особо Анна обратила мое внимание на снятие номера в «Гранд Лондон отеле». Номера стоят дорого, но предоставляются все виды услуг отменного качества. Отель расположен недалеко от офиса агента «Виктор», имеет несколько удобных подходов. Остановившись в этом отеле, я, по словам драгоценной супруги, буду в полной безопасности, богатых клиентов никто не беспокоит.

Также по требованию жены подробно описывал места расположения явочных квартир, пароли и отзывы, для вступления в контакт с содержателями. Наша совместная работа напомнила мне учебу в Фоминово, Анна была очень строга и требовательна, все мои попытки скрасить работу поцелуями пресекались.

Детям смог уделить очень мало внимания, торопился. Степан, по словам мамы, с каждым днем становиться все больше похожим на меня в этом возрасте. Много времени ребенок уделяет гимнастике и занятиям со шпагой. Учеба дается старшему сыну легко. Софии нравится вязание, вышивание – они с Анной постоянно придумывают новые узоры для вышивки ночных рубашек. Стас пока особо хлопот не доставляет, постепенно осваивает немецкий и русский язык. Лидочке пока до учебы и остальных забот еще далеко, основное ее занятие кушать, спать и подрастать.

Возвращение на загородную виллу прошло обыденно.

Везде был полный порядок, мажордом Карл за этим следил строго, у него не забалуешь. Ужин мне подали в гостиную.

Хорошо прожаренные ломтики свинины в чесночном соусе с грибами таяли во рту. Картофель, запеченный в духовке с добавлением сыра, подошел в качестве гарнира к мясу. Свежая петрушка и лук вообще был выше всяких похвал. Смакуя кофе с бисквитом, я завершил ужин, чувствуя, что организм наконец-то насытился.

Если верить докладу Карла, за время моего отсутствия никто меня не искал, и обитателей виллы не беспокоил. Кому я нужен был или буду, узнаю завтра в банке.

Телефонный звонок, прозвучавший внезапно утром, заставил меня немного дернуться. Нельзя беспокоить людей своей громкой трелью, особенно в момент бритья лица опасной бритвой, возможны серьезные последствия. У меня к счастью, они не случились.

В трубке послышался взволнованный голос Штайнлица. Начальник сообщил о своем прибытии завтра. Честно сказать, я терялся в догадках. За столько времени ни разу не был в гостях, а тут вдруг решил, да еще таким странным голосом сообщил о визите.

Какая-то неудачная полоса в моей жизни образовалась. Терехов сам не свой, Штайнлица что-то гонит в Швейцарию. Неужели тучи над Европой сгущаются, скоро грянет гром и полыхнет война? Не хотелось бы, тогда с семьей я буду видеться намного реже. Еще неприятней может оказаться мой визит в тылы наступающих войск для работы с пленными солдатами противника.

Мысли-мысли, от них никуда не денешься. Немного избавился от них, когда составлял отчет по поездке в Марсель. Помимо встречи с Крестным, я успел сопроводить сделку с египетским хлопком для французских мануфактур. Как говорятся, мелочь, но несколько тысяч франков пополнили мой банковский счет.

Штайнлиц появился на вилле ранним утром. В таком виде я его никогда не видел. Щеки запали, лицо приобрело серый оттенок, глаза красные от недосыпа и безостановочно бегают по сторонам. Изо рта Фердинанд не выпускал папиросы, курил одну за другой. Трясло моего начальника основательно.

Предложенный завтрак полковник проглотил, даже не обратил внимания, что ему подали. Горячий кофе выпил залпом, и снова закурил.

– Вы не можете себе представить Генрих, какая случилась трагедия в Вене, – бегая по моему кабинету, сообщил Фердинанд. – Никто не мог себе даже в страшном сне такое представить! Это просто немыслимо, это настоящая катастрофа! У нас в разведке разоблачили русского шпиона!

– Позвольте поинтересоваться его персоной.

– Это мой друг – Альфред Редль.

– Не может быть! – непроизвольно вырвалось у меня.

– Я тоже так думал поначалу, а потом полковник Ронге мне рассказал, что случилось. Мой друг работал на русскую разведку почти десять лет. Если так рассудить, то у него русские корни, он родился в Лемберге, а там народов намешано много. Мне Альфред рассказывал, что его отец был пехотинцем в чине капитана. Много времени проводил на маневрах. Но это не помешало ему заиметь семерых детей. Всю семью обеспечить за счет офицерского жалования не получалось, потому отец подал в отставку и занялся коммерцией. Дела понемногу наладились, и семья Редлей стала жить в достатке. Все дети получили хорошее образование, кто-то работал адвокатом, кто-то доктором. Девушки удачно вышли замуж с хорошим приданым. Альфред с младшим братом выбрали военную стезю. За счет своей хорошей памяти, усидчивости и ответственности, Альфред успешно окончил военное училище, очень быстро стал продвигаться по служебной лестнице, и в чине расти.

Точно неизвестно, но полковник Ронге полагает, что Альфреда завербовали русские, когда он ездил в Самару, где обучался русскому языку. Что он успел передать русским одному Богу известно, но его личный счет в банке вырос многократно. Если в начале службы он с большим трудом откладывал в год полторы-две тысячи крон, то в этом году у него за два месяца образовалась сумма в пятьдесят тысяч.

Наши контрразведчики совместно с германской разведкой вычислили Альфреда, он засыпался на получении денег от противника. Конверт с деньгами на подставное имя, под которым скрывался Альфред, был отправлен из крохотного немецкого городка. Когда проверили обратный адрес, то установили, что такой не существует.

В ходе задержания, Альфред, поняв, что полностью разоблачен, застрелился.

Но самым неприятным известием для меня стало то, что Альфред являлся гомосексуалистом, у него был любовник офицер-улан.

Генрих, я жал руку Альфреду, а он продавал секреты империи, я хлопал дружески его по плечу, а он свой зад отдавал для получения любовных утех! Поверьте, Генрих, у меня сейчас так гадко на душе, я даже руки, после сообщения Ронге мыл целый час.

Начальник генерального штаба империи маршал Конрад фон Хётцендорф отдал приказ провести всестороннюю проверку всех офицеров разведки. Попавших под подозрения офицеров – из разведки гнать.

– Вы хотите сказать, что подготовили документы на мое увольнение? Сами говорили, что у меня не все ясно с пребыванием в плену у британцев.

– Нет, это преждевременно, к вам ни вопросов, ни претензий не имеется, вы работаете далеко от Вены. Я для вас подготовил медицинское заключение, согласно которому вам необходимо длительное лечение, желательно в горной местности, не менее трех месяцев. Швейцария подходит для этого вполне.

Также я хотел бы с вами посоветоваться. Как мне лучше поступить с накопившимися на моем счете средствами? Ведь если в ходе проверки это всплывет, то меня однозначно погонят со службы, а то и вовсе расстреляют, посчитав русским шпионом.

– Вы же таковым не являетесь?

– Побойтесь Бога Генрих, мне жить не надоело, тем более сотрудничать с варварами не намерен.

– Судя по вашему рассказу, деньги русские платят большие, а много денег не бывает. Может, стоит задуматься?

– Мне не до шуток, Генрих, хватит! Все мое управления трясут как яблоню с перезревшими плодами. Некоторые офицеры поддаются панике и оговаривают себя. Майор Радзиховски вообще в бега ударился, у него карточный долг в семь тысяч висит. Реально ли что-то предпринять, чтобы мое имя нельзя было связать деньгами?

О карточном долге Радзиховски я знал, лично приложил к этому руку. Не смог удержаться, когда этот растяпа размахивал пачкой ассигнаций. У меня в голове, как будто бы что-то переключилось, я поставил себе цель, раздеть майора до исподнего. И это мне удалось, совесть меня не мучила нисколько.

Особенно приятно мне в этой ситуации было то, какими картами мы играли. Радзиховски похвастался подаренной ему колодой карт с приятным для моего слуха названием – «Русский стиль».

Прототипы особ, изображенных на картах этой колоды, танцевали на костюмированном балу, который состоялся в Зимнем дворце Санкт-Петербурга во время празднования Масленицы в 1903 году. Сей бал был, как и костюмы его участников, шикарным. Его изюминкой стала придумка покойной ныне императрицы Александры Федоровны. Она пожелала сфотографировать на память участников, облаченных в исторические костюмы 17 века. А в связи с подготовкой к широкому празднованию 300-летия Дома Романовых, и появилась эта самая колода игральных карт, с изображенными на них участниками костюмированного праздника, случившегося за десять лет до этого. Эскизы карт разрабатывались художниками за много лет до юбилея.

Не знал несчастный Радзиховский, кто играл на моей стороне, кто обеспечил в этой игре победу офицеру своего генштаба – теперь я прилагаю все усилия для обеспечения победы в боях, планируемых российским генеральным штабом. Эта удивительная история несколько меня отвлекла от панического рассказа австрияка.

– Это очень непросто, – сказал, очнувшись, я начальнику, – там есть определенные требования, могут возникнуть трудности. – Не проще ли вам, напрямую обратиться к Ротшильду?

– Я сократил до минимума все контакты. Начальники управлений Генерального штаба под плотным наблюдением. Общаться к Людвигу не имею возможности, чтобы не навлечь беду на него, он и так помогает мне, доставлять излишнее беспокойство ему не следует.

Штайнлиц мог особо не волноваться. Счет в банке открыт на предъявителя, доступ к средствам осуществляется с использованием пароля, известного Фердинанду и мне. Но полковник был уверен, что его фамилия при открытии счета фигурировала. Разубеждать его не стал, пусть некоторое время боится, может, я из этого извлеку пользу. Обязательно заверю «любимого» начальника, что приложу все силы, чтобы сохранить его инкогнито, и не потерять средства. Удивительно, но о своем германском партнере полковник не упомянул, похоже, создалась ситуация, когда спасается, кто может, и как получится.

Немного успокоившись, Штайнлиц отобедал в моем обществе и отбыл в Вену. За ним следом я отправился через два дня. Я давно уже работал самостоятельно, но пообщаться с умудренным опытом и умным разведчиком, никогда лишним не будет. Я ехал к Леманну.