Да, были люди в иное время!

Глава 44

Зимний Цюрих встретил меня умеренными морозами. Улицы были засыпаны хрустящим снегом. Проезжая часть дорог, и большинство тротуаров от снега были очищены, в отдельных местах скопились настоящие снежные горы.

На вилле все без изменений – порядок и чистота. По телефону доложил Штайнлицу о готовности продолжить работу, и был срочно вызван в Вену.

– Надеюсь, отдохнули хорошо? – безразличным тоном осведомился начальник.

– Замечательно, и погода не помешала.

– Компанией молодых и страстных особ женского пола, наверное, себя окружили на весь отпуск? Надо вам, Генрих, задуматься о постоянной спутнице жизни, нехорошо офицеру разведки пользоваться услугами доступных женщин.

– Не выбрал пока для себя ту самую женщину, с которой хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь.

– Если хотите, могу познакомить с девушками из уважаемых семейств.

– Давайте отложим это до лучших времен. Уверен – вызвали вы меня не для простой беседы.

– Именно. У наших коллег в Германии случилась трагедия. В канун Рождества в Потсдаме был организован бал для высшего генералитета империи. Туда пригласили видных германских ученых и промышленников. Кайзер Вильгельм II с супругой тоже был в списках приглашенных.

Когда большая часть гостей прибыла во дворец Шарлоттенхофф, и собралась в зале, ожидая прибытия Кайзера, прогремел взрыв чудовищной силы. Потолок дворца во многих местах обвалился, погребя людей под своими обломками. Пожара не случилось, но от этого легче не стало. Холодная погода, вернее мороз, убивал не хуже взрывчатки. Раненные и обессиленные люди замерзали еще до их обнаружения. Погибших пятьдесят пять человек. Среди них знаменитый химик Фриц Габер, владелец сталелитейных заводов Густав Крупп, всех перечислять не буду. Пострадал начальник Генерального штаба Мольтке, ему сделали сложную операцию на ноге, но, говорят, была не операция, а ампутация.

На сегодня сто двадцать человек находятся на излечении в разных лечебных учреждениях Германии. Все службы, в том числе разведка, подняты по тревоге для выявления лиц, совершивших террористический акт. Полковник Ронге отправил в Германию специалистов из нашего ведомства. Вот я решил и вас тоже отправить на время в Германию.

– В расследовании подобных случаев я никогда не принимал участия.

– Вы будете вести работу в иной плоскости, используя свои связи среди банкиров и промышленников. В обломках дворца пусть копаются криминалисты. Ваша задача: попытаться среди гражданских лиц найти ниточку, ведущую к участникам и организаторам этого акта.

– С трудом представляю, с какой стороны подступиться к решению проблемы. Так понимаю, с материалами расследования мне ознакомиться не позволят.

– Естественно, не позволят. Материалам присвоен высший уровень секретности. Была попытка не допустить утечки информации по данному факту, однако из-за больших масштабов трагедии, это сделать не удалось. Некоторые горячие головы утверждают, что к взрыву причастны русские, поскольку им выгодно ослабление Германии.

– Так у Германии отношения с Россией вроде бы не обострены.

– Скажу вам так, мы и наши союзники, я имею ввиду Германию, проявляем интерес к ресурсам России. В банке для вас подготовлены все необходимые документы. Вы под видом сверки платежей и поставок объезжаете фабрики, мануфактуры и предприятия, и в беседах пытаетесь что-то выяснить. Даже самое незначительное упоминание о взрыве не должно оставаться без внимания. Доклад от вас ожидаю каждые два дня. Используйте телефоны или телеграф. Если появятся конкретные лица, не принимайте мер к их задержанию. Лучше сообщите о них полицейским, они найдут способ сделать это правильно. Эта работа не на один день, и даже не на один месяц, но мы должны попытаться выявить хоть что-то. Средства на ваше путешествие у финансистов приготовлены. В таком случае, я вас не задерживаю, завтра же отправляйтесь.

Расписавшись в ведомости о получении кругленькой суммы в десять тысяч крон, я отправился домой готовиться к вояжу. Ситуация – хуже некуда. Пойди туда, не знаю куда, найди хоть что-то.

Домой попал не сразу, завернул в гости к супругам Леманн, в надежде от них услышать о трагедии в Потсдаме.

Гер Леманн и фрау Гертруда были рады моему появлению. Усадили за стол, и как обычно обильно накормили. Затем последовало традиционное питие кофе с коньяком.

Леманн в течении получаса рассказывал об обстановке, сложившейся в Европе. Он оперировал фактами, полученными из разных источников, включая информацию от агентуры, газет и журналов Австро-Венгерской империи. Впечатление от сказанного было удручающим, аналогичным тому, когда кто-то держит зажженный факел у бикфордового шнура, соединенного с горой пороховых бочек. Рано или поздно рука с факелом устанет, и тогда полыхнет, а затем рванет очень сильно.

Герт считает, что война будет однозначно, и вести ее будет Германия, сражаясь на западе с Францией, а на востоке с Россией. Австро-Венгрия, верная союзническому долгу, тоже ударит по России. Нас ожидает нелегкое время.

О взрыве в Потсдаме достоверной информацией супруги не располагали, их германская агентура передала только слухи.

А вот о полковнике Терехове знакомая фрау Гертруды отписалась. У нашего куратора очень серьезные проблемы. К нему заместителями назначили иностранных офицеров: один британец, второй француз. С момента их назначений случилось несколько провалов русских разведчиков, даже среди тех, кто отработал за рубежом более двух десятков лет. Во всех бедах обвиняют Александра Петровича, хотя прямых доказательств нет. Он пока занимает свой пост, однако в полной мере не руководит закордонной работой офицеров разведки. Знакомая фрау Гертруды не уверена, но, похоже, Терехов переправил жену и дочь за границу, предположительно в Японию. Сын продолжает служить в Москве. После получения этих сведений Леманны прекратили отправку сведений Терехову, опасаются последствий для себя. Мой пакет отправили, но кружным путем. Герт надеется, что Александр Петрович успел убрать подальше его документы.

Неплохо было бы узнать, как обстоит дело с моими бумагами, а то не ровен час, начнут разматывать клубок, и доберутся до моей семьи.

Вену покинул на следующий день. Перво-наперво заехал в Тарасп, запретил Анне отправлять сведения в Россию до прояснения ситуации, вкратце рассказал о случившемся.

В банке забрал документы и отправился сначала во Францию, после встреч с агентурой поеду в Германию. Полковник, сам того не подозревая, помог мне в работе с агентурой. Я готовил её к работе в военное время, уточнял способы связи, выплачивал авансом деньги для заготовок продовольствия.

Будучи в Париже, встречался с агентом «Жиль». В ходе инструктажа, так, наудачу сообщил приметы Леклерка, и был несказанно удивлен. Поль Леклерк агенту знаком в качестве помощника военного атташе посольства Франции в России. По словам агента, Поль страстный любитель женщин. На этой почве у него возникали серьезные трения с сослуживцами. Его родитель, довольно влиятельный промышленник во Франции, походатайствовал о посылке наследника в холодную Россию, в надежде, что там он не найдет себе приключений. В настоящий момент Поль отбыл снова в Россию, перед этим навещал родителей на Рождество.

Кое-что начинает проясняться. Если сопоставить информацию знакомой фрау Гертруды о наличии в окружении Терехова иностранцев, то почему нельзя предположить, что в Генеральном штабе России находится офицер союзной Франции. Не нравится мне вся эта ситуация, серьезные ведомства становятся «проходным двором», информация утекает с быстротой горной реки, но без ее характерного шума, по-тихому.

Встречался с большим количеством людей в разных странах. Мои усердные копания и задушевные беседы с банкирами, инженерами и управляющими заводов пока не дали никакого положительного эффекта. Четыре месяца провести в дороге – это, я вам скажу, нелегкий труд. Пришлось покупать новые туфли, потому что на старых подошва стерлась, опасался пятки стереть о мостовые. Штайнлицу я докладывал о своей работе в оговоренные сроки. Кстати, он тоже ничего вразумительного сообщить не мог. По его словам, следствие пока топчется на месте, причастных к взрыву лиц не обнаружили. Для публики арестовали нескольких германских социалистов, этим и ограничились.

Покидая гостиницу «Веселая Гретхен» в Мюнхене, я услышал слово «бунд», оброненное молодым иудеем в беседе со своим соплеменником на пороге здания. Моментально сработала память.

В беседах на пароходе, когда я возвращался из Аргентины, мой собеседник, раввин Ицхак Шимон упоминал о каком-то всеобщем молодежном еврейском рабочем союзе, носившем такое название. Якобы молодые иудеи части восточных земель Германии, Литвы, Польши и России создали этот союз для защиты своих прав. А не воспринял ли Ицхак, сказанные тогда мной слова буквально, на что я глубоко в душе во время того разговора и надеялся, организовав террористический акт? Значит, таки взошли семена, посеянные мною в благодатную почву!!! А я думал, что планы мои были неосуществимыми. Интуиция меня не подвела. Очень полезно в нужный момент поиграть на религиозных чувствах фанатика.

В принципе все логично. Во дворце собирается элита Германии, в руках которой сосредоточена вся власть и все деньги, веселится в свое удовольствие. В это время еврейские рабочие гнут спины, теряют здоровье, чтобы это веселье удалось. Восстановить справедливость каким-то путем необходимо, их гибель, лучший способ избавиться от угнетателей. Взрыв – неплохой выход. Значит, направим свои стопы в Берлин, там должен проповедовать Ицхак Шимон, если не ездит с проповедями по всему миру.

Наблюдение за центральной синагогой Берлина я вел третьи сутки, стараясь выявить связи Ицхака. Его я опознал в первый же день слежки – повезло, он никуда не уехал. Этот пожилой еврей знал толк в конспирации – каждый день менял маршрут движения, ни разу дважды не прошел по одной и той же улице. Изображая праздно следующего по своим делам обывателя, Ицхак раскланивался со знакомыми людьми, слегка приподнимая шляпу, и незаметно осматривался по сторонам. Да, дедушка Шимон не прост, и навыки выявления наблюдения у него имеются и очень неплохие. Но меня тоже профессионалы учили – посмотрим, кто кого переиграет.

В сгущающихся семерках Ицхак привел меня на окраину Берлина, где располагался поселок добротных одноэтажных кирпичных домиков, проживание в которых могли позволить себе нестесненные в средствах люди. Похоже, Шимон был из таких. Понаблюдав за домом около двух часов, я убедился, что это место обитания Ицхака: в окно видел, как он переодевался в домашнюю одежду. Ладно, на сегодня достаточно, наведаюсь сюда завтра днем, в отсутствие хозяина.

На следующий день с девяти часов утра я занял наблюдательный пост в недостроенном доме, неподалеку от жилища Ицхака. Хорошо, хоть здесь удалось расположиться – других мест, для организации поста просто не было, везде стояли аккуратные домики и ни единого магазина или кафе.

В десять часов Шимон покинул дом. Я даже обрадовался: смогу попасть в жилье в светлое время суток и провести тщательный осмотр. Не тут-то было. Буквально через полчаса во дворе дома появилась женщина, а спустя короткое время к ней присоединился мужчина. Вместе они наводили порядок во дворе, а через некоторое время я заметил дым из печной трубы: похоже, женщина готовила пищу для Ицхака. Пришлось дожидаться, пока работники окончат заниматься хозяйством.

Попасть в дом было несложно. Простенький замок не был серьезным препятствием, соответствующими навыками я обладал, правда, не на уровне матерого профессионала.

Начал осмотр, как учили, тщательно проверяя каждую комнату, стараясь оставлять на своих местах все предметы. Благо комнат было немного. Мебели в жилье откровенно мало, но она отличного качества.

В кабинете располагался небольшой письменный стол, два стула и одна полка с книгами. К сожалению, названия и содержание книг мне было недоступно, они написаны на идише, им я не владею.

В спальне: узкая кровать, низкий прикроватный столик и мягкий пуфик.

Ванная комната с унитазом и душем не впечатлила – стены, выкрашенные в темно-синий цвет, вызывали давящее чувство.

Гостиная тоже обставлена по минимуму: два кресла и круглый столик.

В целом, для себя, я понял, что Шимон не беспокоится о создании себе особо комфортных условий проживания. Есть где поспать и покушать, и этого достаточно. На кухне я обнаружил еще теплую пшенную кашу, хотя в этом не уверен, и несколько кусков жареной рыбы.

Повторный осмотр был проведен с целью поиска тайников и оружия. Под матрасом кровати обнаружился пистолет «Браунинг». Столик в гостиной под крышкой имел удобные ножны для стилета, а у входной двери стояла трость, в рукоятке которой, имелся длинный и острый клинок. Если это оружие есть в доме, то Шимон однозначно умеет им пользоваться, надо с ним быть особенно осторожным. Хотя я и обыскал весь дом, но уверенности в том, что обнаружил все оружие, у меня не было. Никто не мешал Ицхаку замаскировать его под предметы мебели. Решил Шимона оглушить, связать, а уже потом вести беседу. На всякий случай выкрутил все электрические лампочки в комнатах – в темноте будет удобней общаться.

С наступлением сумерек занял место в прихожей таким образом, чтобы было удобно нанести удар в область шеи Ицхака, когда он потянется рукой к выключателю освещения. Ожидать прихода Шимона пришлось долго. Когда на моих часах было около десяти часов вечера, услышал шаги на пороге дома, и скрежет ключа в замочной скважине.

Все прошло, как я и предполагал. Почтенный раввин тихо опустился к моим ногам после щадяще-аккуратного, почти ласкового, удара по шее. Убедившись, что Ицхак пришел один, я закрыл на ключ дверь, а бесчувственное тело перенес в гостиную, где вставил Шимону кляп в рот, основательно связал шнуром, я заранее его взял с собой на всякий случай. Плотно закрыл шторы во всех комнатах. Усадил Ицхака в кресло, завязал глаза простынею, сложенной в несколько раз. Полюбовался своей работой. Ицхак встать или оказать мне сопротивление не мог. Ну, что же, приступим к беседе.

– Вы меня, уважаемый, разочаровали, – произнес я, применив язык Шекспира. – Разве можно так, по своему усмотрению трактовать полученное задание?

Умышленно заговорил на этом языке, опасался, что Шимон мог помнить интонации моего голоса, когда мы с ним общались на пароходе по-немецки. Да, и что греха таить, надеялся, что, испугавшись, Ицхак будет более говорливым, услышав британскую речь.

– Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, – спокойным тоном, на том же языке ответил мне Шимон. – Кто вы? И развяжите меня, наконец, неприлично обращаться с духовным лицом таким способом.

– А предавать людей страшным мукам прилично?

– Человек рождается в муках, в муках умирает, а если в муках живет, то значит он великий грешник, и недостоин хорошей жизни. Подозреваю, вы в своей жизни достаточно нагрешили, если подняли руку на священнослужителя, пусть и иудея. Кары падут на вашу голову.

– С карами подождем. Расскажите, как вам удалось провернуть дельце в Потсдаме?

– Какое дело? Какой Потсдам? Я иудейский проповедник, раввин, чтобы вам было понятно. Нет мне никакого дела до каких-то гоев, своих проблем предостаточно.

При упоминании Потсдама, в голосе Шимона появились иные интонации, я бы сказал, уверенности поубавилось. Неужели я на верном пути? В общем-то «ткнув пальцем в небо» попал на нужного мне человека? Если это так, то госпожа удача сегодня явно на моей стороне. Это просто замечательно!

– Вы уже достаточно пожилой мужчина, – продолжил общение с Ицхаком, – здоровье надо беречь. – А поскольку, как вы утверждаете, являетесь раввином, то вам нужно иметь хорошее духовное здоровье, чтобы воспитывать молодых иудеев. О каком духовном здоровье может идти речь, если ваши руки обагрены кровью невинных жертв?

– Ни о каких жертвах я ничего не знаю, – нервно произнес Ицхак.

– То есть вы утверждаете, что не имеете никакого отношения к взрыву во дворце Шарлоттенхофф?

– Ничего и ни о чем я не знаю, – почти прокричал Шимон.

– Не надо так громко говорить, я вас хорошо слышу, и думаю, вы говорите неправду. Будете вести себя подобным образом, к вам придет в гости боль. Нешуточная. В ваших же интересах, в отличие от жертв взрыва, остаться целым и невредимых, чтобы в дальнейшем доставлять радость окружению своими проповедями. Итак, кто надоумил совершить террористический акт в Шарлоттенхофф? Кто финансировал? Кто исполнял?

– По перечисленным вопросам ничего не знаю. Отпустите меня, я ни в чем не виноват.

– У нас другие сведения, – продолжал я изображать из себя британца. – Вы неглупый человек, проявите благоразумие, избавьте меня от необходимости применения силы.

Для обозначения своих намерений, я несильно ударил своими ладонями в область ушей Шимона. Никаких болезненных ощущений раввин не получил, уши хорошо прикрыты простыней, но негромко зашипел.

– Это я обозначил место, по которому в скором времени, если вы внятно не будете говорить, последуют удары, – нагонял страху на иудея. – Вы оглохните на некоторое время, также у вас пойдет из носа кровь, и если ее вовремя не остановить, то я затрудняюсь предположить, чем все закончится. Давайте говорить откровенно. Рано или поздно вы заговорите, но одно, когда говорит нормальный человек, и совсем иное, когда пытается произносить слова кусок отбивного мяса. Не уверен, что вы сможете долго упорствовать.

– Вас ввели в заблуждение, я простой раввин.

Ну, сколько можно талдычить одно и то же? Времени у меня не так много, надо, наверное, перейти к более жесткому разговору. Нанес пару несильных ударом по мышцам бедер Шимона. Когда он открыл в крике рот, быстро вставил ему кляп, и приложился еще пару раз по тем же местам, только сильнее. Не понравилось это Ицхаку, он извивался и подвывал. Удары по мышцам ног действительно вызывали очень болезненные ощущения.

– Наступило желание нормально общаться? – осведомился я. – Если да, то мотните головой.

Ицхак быстро закивал головой.

– Я не знаю, кто вы, но хочу сказать, что вы изувер. Мне очень больно.

– Будет еще больнее. Меня интересует не ваше мнение обо мне, а ваши ответы на мои простейшие вопросы. Ответьте на мои вопросы, и все закончится.

– Вы мне гарантируете жизнь?

– Это я могу вам обещать, если поверите мне на слово. Гарантийное письмо из синагоги, к сожалению, предъявить сейчас не могу.

– Я скажу все, что знаю. Подготовку акции в Шарлоттенхофф проводил Шульц Крамер, владелец двух бакалейных магазинов, проживающий в Берлине на улице святого Карла, дом пятнадцать. Я знаю, что он давно сотрудничает с британской разведкой. Его завербовали лет пятнадцать тому назад, когда он поставлял оружие бурам в Африку. Руководил всей операцией капитан О’Беннон. Он – кадровый сотрудник британской разведки. Конечная цель операции – устранение Кайзера Вильгельма II. К сожалению, она не достигнута, и поверьте, я очень сожалею, что пострадали невинные люди.

– Каково ваше участие в акции?

– Через своего знакомого Леви Даяна нанял за плату молодых людей из радикального крыла Бунд. В ходе подготовки к балу, они смогли занести достаточное количество взрывчатки во дворец.

– Неужели никто не проверял, что заносится во дворец?

– Не знаю, бал готовился в спешке, возможно, меры безопасности были снижены.

– Где сейчас Даян?

– Он привел в действие адскую машинку, возникли проблемы с часовым механизмом, пришлось включить все вручную. Леви погиб.

– Кто, кроме Леви, знает о вашей причастности? Подозреваю: проблем с часовым механизмом на самом деле не было – но это я так, к слову.

– Никто, я старался действовать только через него.

– А кто осведомлен о вашем сотрудничестве с британской разведкой? Когда вас завербовали?

– Почему вы так думаете?

– И все же.

– Завербовали меня в тридцатилетнем возрасте. Я тогда еще был несмышленым евреем, смотрел на мир широко раскрытыми глазами. Слаб я оказался, влюбился в прекрасную девушку. Денег для удовлетворения ее запросов у меня не было. Откуда они возьмутся у нищего еврея? Но я был вхож в общество промышленников и политиков Германии и Пруссии, а также возглавлял общество по изучению Торы в Берлине. Вот и появился тогда в моей жизни господин Джонатан, которому я написал обязательство. За деньги я собирал для него различную информацию. Думал, накоплю достаточно и смогу привести девушку в свой дом. Обманулся в своих мечтах, девушка ждать не стала, а вышла замуж за более успешного еврея. Я остался один. И семьей не обзавелся, посвятив жизнь служению Богу, еще и агентом британским стал…

– Достойно служили?

– Служил по мере сил. С возрастом, меня все меньше привлекали к работе, может, из доверия вышел, или не было заданий, подходящих для меня.

– А как на вас вышел капитан О’Беннон?

– Обычным способом. Пришел в синагогу и назвал пароль. Дал денег на наем людей. О’Беннон больше работал с Крамером – он моложе, и связями среди торговцев и бакалейщиков располагает.

– Крамер располагает информацией о вас?

– Если ему ничего не сказал О’Беннон, то вряд ли, мы не знакомы.

– Откуда вам известен его адрес?

– О’Беннон дал на случай срыва операции. Крамера я должен был устранить.

– Устранили?

– Такого указания я пока не получал.

– Где найти капитана О’Беннона?

– Из Берлина он уехал сразу же после акции. Некоторое время жил в Дюссельдорфе, что-то выяснял на заводах Круппа. Последний раз я его видел две недели назад. Он говорил, что отправляется на границу с Россией в городок Черновицы. Туда, на почтамт, я обязан отправлять сообщения о ходе расследования взрыва.

Далее Ицхак составил подробный словесный портрет капитана, рассказал о его привычках и предпочтениях в еде. Отметил, что обычно капитан выбирает недорогие гостиницы, но с обязательным наличием ванной. Самой яркой приметой капитана являлось наличие курительной трубки из бриара с меленькими накладками слоновой кости. По словам Шимона, с ней он никогда не расстается, и курит трубочный табак «МакБарен».

По большому счету я узнал достаточно, тормошить Ицхака дальше не видел смысла. Крамера однозначно надо сдавать германцам, естественно, получив согласие своего непосредственного начальства. А вот господин О’Беннон мне интересен самому, надо попытаться насесть на него, и если получиться придавить фактами, перевербовать. Заявление, конечно же, самоуверенное, но попытаться нужно. Предполагаю, что капитан в разведке проработал прилично, значительно больше меня, опыта хоть отбавляй, и поэтому задача у меня очень сложная.

С Шимоном поступил гуманно, убивать не стал. Оглушил. Навел идеальный порядок в доме, раздел Шимона и уложил в постель. Каюсь, вколол ему дозу морфия, пусть подольше поспит. Химией меня снабдил Леманн, сказал, что случаи бывают разные, вот и пригодилось зелье.

Утром позвонил Штайнлицу, доложил о наметившемся успехе, и назвал конкретного участника. Фердинанд обрадовался, и дал мне адрес своего коллеги из германской разведки, которому я могу сообщить, полученную информацию. Подозреваю, что некий Клаус Белофф, тот самый таинственный германский друг, владелец второго счета в нашем банке. Мне сейчас это не важно, главное заработать некоторое уважение, а там посмотрим. Получил от Штайнлица разрешение на проверку информации в отношении О’Беннона.

Полковник Белофф не стал меня расспрашивать о происхождении информации. В разговоре я дал ему понять, что источника расшифровывать не намерен, что им, как профессионалом, было воспринято с пониманием. Через двадцать минут аудиенция закончилась, и я был совершенно свободен.

Вечером встретился с «Юргеном», время и место были оговорены заранее. Уточнил у него планы германского командования в отношении наступления на Россию. Существенных изменений не намечается. Окончательные сроки пока не определены. Концентрация войск у западных границ России происходит по плану. Я это и сам видел: в восточном направлении воинские эшелоны пропускаются вне очереди. «Юрген» точно всего не знает – западное направление не входит в его компетенцию, но предполагает, что Германия вначале начнет войну с Францией, а потом займется восточными землями.

Выдал агенту денежное содержание на полгода вперед, сказал, что возможно буду серьезно занят. Встреча с «Юргеном» оставила некий неприятный осадок, не совсем искренен со мной агент. Странно. Вроде нормально с ним общаемся, без проблем. О приобретении новой квартиры не рассказал, о переселении Йошки в пригород Берлина умолчал. На подобные «шалости» укажу на последующих встречах, сейчас не до этого.

Спустя трое суток я прибыл в Черновицы. Снять приличную гостиницу не удалось, все занято господами офицерами, да и войск в округе множество. Воочию убедился, какая силища собрана для агрессии против Отечества. Честно скажу, руки зачесались, хотелось учинить на позиции противника хороший такой артиллерийский налет.

Потыкался по разным доходным домам, и там свободные комнаты отсутствуют. Официально я не офицер австро-венгерской разведки, я на сей счет никаких документов специально с собой не брал. А кто будет обращать внимание на просьбы жалкого банковского служащего, хотя и прилично одетого. Правда, в одном доходном доме надо мной сжалились, определили на постой к приличным людям. Дом оказался добротным, и хозяева, средних лет супружеская пара, приветливы. За небольшие деньги обещали нормальное условия проживания и питание. Меня все устраивало. Намеревался пробыть в городе не меньше недели, предполагал, что за это время смогу обнаружить О’Беннона.

Два дня потратил впустую, слоняясь по городу, постоянно натыкаясь на военных разных чинов. На третий день была назначена встреча с агентом «Вадимом» надеялся привлечь его к поискам британского капитана.

Встретился с агентом у него дома – мы же с ним официально знакомы. Этот контакт не мог вызвать настороженности у его коллег. Естественно «Вадим» с женой угостили меня превосходным ужином. Когда Милица нас покинула, я рассказал агенту о причине своего появления, подробно описав О’Беннона, чем вызвал улыбку на лице «Вадима». По словам агента человек с такими приметами уже неделю находится в городской тюрьме за драку с офицером. В списке изъятых у него вещей упоминается курительная трубка с накладками из слоновой кости.

По словам агента, курительная трубка считается по настоящему ценной, когда она совершила кругосветное путешествие. Поэтому знающие люди передают трубку моряку, который курит ее во время кругосветного плавания. После возвращения в руки хозяина она приобретает коллекционную ценность. Но, сейчас не до трубок. Это «Вадим» так, вспомнил рассказ одного своего знакомого – коллекционера курительных принадлежностей.

Так вот, по документам он не О’Беннон, а Родриго Васкес, по происхождению испанец, но гражданин Германии. Только «Вадим» не верит его рассказам, и продолжает с ним работу. Моя подсказка очень кстати, его отделение тоже ориентировали на поиск террористов, совершивших взрыв в Шарлоттенхоффе. На завтра «Вадим» пригласил меня на беседу с Васкесом, посмотрим, что он запоет, когда я начну его понемногу поджимать фактами.

Довольный собой я вернулся на квартиру. Хозяева угостили превосходным чаем и вкусными пирогами с творогом. Затем я помылся, и улегся в мягкую и удобную постель. Сон пришел ко мне быстро.

Пробуждение было не самым приятным. Во рту стоял какой-то отвратительный привкус, глаза не хотели раскрываться, казалось мышцы, совсем куда-то пропали. С большим трудом все же открыл по очереди оба глаза. Совершенно не узнал место, где произошло пробуждение. Вместо удобной и мягкой постели с белыми наволочками и простынями, какая-то серая и жесткая кровать, вернее лежанка. Куда подевалась комната, которую я снимаю? Где хозяева с вкусными пирогами? Мне нужно к «Вадиму» у меня с ним встреча, мы должны потрясти капитана. И что вообще все это значит? Кто и когда переместил меня сюда? Почему мою комнату освещает электрическая лампочка? Куча вопросов на мою больную голову, она действительно болела, казалось, что я пропустил в нее десяток полновесных ударов. Не поднимаясь с постели, попытался осмотреть себя. Руки и ноги я хорошо чувствовал, даже подвигал ими для проверки. Все нормально. Одежда на мне была какая-то неизвестная, серая и грубая, напоминающая арестантскую мешковину. А куда подевался мой приличный костюм?

Попытался подняться. Моментально закружилась голова, отозвавшись сильной болью, появилась тошнота. Неприятные ощущения. Со второй попытки принял сидящее положение, опираясь рукой на холодную стену. Посидел немного. Ко всему прочему, меня внезапно начала мучить жажда, казалось я готов выпить ведро воды. Постепенно ко мне вернулось обоняние, уловил запах нечистот. Исследовал глазами комнату, понял, что запах исходил от емкости, находящейся у входной двери. Похоже, ее использовали для отправления естественных надобностей. Уж я точно ей не пользовался.

Еще раз оглядел комнату, и сделал вывод, что она представляет собой обычную тюремную камеру, почти под потолком имелось крошечное окошко с решеткой. Неужели «Вадим» решил меня сдать властям? Хотя, вряд ли. Он заверил, что относится ко мне с благодарностью, даже сына, с согласия Милицы, назвал в мою честь. Кстати вчера он об этом говорил. Тогда можно этот вариант отмести.

«Юрген» однозначно не побежит в контрразведку на меня жаловаться, такой поступок мог стоить ему жизни, он порядочно уже увяз во взаимоотношениях с русской разведкой. Вряд ли он захочет подвергать опасности своего «сердечного друга» Йошку, к которому питает чувства и терять побочный, весьма существенный доход. Если я попаду в руки германских следователей, то они смогут выбить из меня много информации, как бы я не сопротивлялся, ведь есть же предел человеческим возможностям.

Штайнлиц или Клаус Белофф тоже не могли упрятать меня в тюрьму, я для них связующее звено в доступе к деньгам. Уезжая в командировку, я добился от управляющего банком Клаузевица введения к счетам полковников дополнительных паролей. Без моего личного пароля теперь деньги снять невозможно. Вопросы и снова вопросы. Кто мне на них сможет ответить?

Пока сидел и размышлял, весь покрылся потом, показалось, что с потерей организмом влаги, уходят остатки сил, а еще я намеревался встать с лежанки, и пройтись по камере. Но видно сил у меня на это уже нет. Улегся на постель, и моментально уснул.

Разбудили меня невежливо, больно ткнули под ребра чем-то твердым.

– Вставай, чего разлегся? – услышал я вопрос, произнесенный по-русски. – Не вздумай баловать, а то враз получишь.

Спросонок, я с трудом соображал, но огромного человека с винтовкой в руках увидеть смог. На нем была одета обычная солдатская форма русской армии. Я, кряхтя, сел, а потом попытался встать. Меня шатало, голова еще кружилась. Солдат не дал мне возможности окончательно прийти в себя, толчком винтовки в спину направил к открытой двери камеры.

– Шевели копытами, нечего заставлять ждать их благородие, – напутствовал меня солдат.

В коридоре, я, опираясь рукой на стену, медленно шел, чем вызывал недовольство конвоира. В выражениях он не стеснялся, применяя матерные слова. Таким порядком мы поднялись на этаж выше.

– Упри рожу в стену и стой, – скомандовал конвоир, – я доложу его благородию. – Дернешься, поучишь прикладом.

Мог бы и не говорить ничего, у меня сил совершенно нет, ноги дрожат, по всему телу пот градом катится, мучает жажда.

Солдат заглянул в дверь и, получив разрешение, завел меня в камеру, похожую на мою, только вместо лежанки посреди размещался стол, а рядом с ним табурет. За столом сидел поручик в повседневном мундире. Возрастом около тридцати, хорошо выбритое лицо. Аккуратные усы, на конце немного завернуты вверх. Серые глаза внимательно следили за моими движениями.

Солдат подтолкнув меня к табурету, усадил на него, резко нажав на плечи. Я не сопротивлялся, ноги были, как ватные.

– Я – следователь поручик Семенов, – произнес офицер по-русски, – ко мне следует обращаться «гражданин следователь». – Понятно?

Повертел головой, посмотрел на конвоира, а затем на следователя, изображая непонимание русской речи.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал я по-немецки хриплым голосом, сухость во рту не давала возможности нормально говорить.

Тогда офицер произнес ту же фразу на хорошем немецком языке. Уже хорошо, можно продолжать беседу на удобном мне языке, знание русского, до поры до времени нужно скрывать. Неизвестно куда и к кому я угодил в руки, вдруг мне устроили какую-то проверку.

– Кто вы такой? – последовал вопрос.

– Гер офицер, не могли бы распорядиться дать мне немного воды, пить хочется сильно, – придал я своим словам максимум просительных интонаций.

– Ахрименко, принеси кувшин с водой и кружку не забудь, – приказал солдату поручик.

– Пока несут воду, ответьте на поставленный вопрос, – вновь обратился ко мне офицер.

– Генрих Вольф, служащий банка «Кредит сьюит экспорт групп».

– А почему паспорт у вас аргентинский?

– Я гражданин Аргентины.

Семенов не задал следующий вопрос, появился солдат с водой. Пить пришлось из кувшина, кружку найти солдат не смог, если верить его словам. Я выпил примерно половину кувшина, вода вливалась в меня, и казалось, сразу же испарялась. Мог легко выпить весь кувшин, но остановился, опасался, что может стошнить.

– Так поведайте мне, как вы, гражданин Аргентины, оказались в Европе? – поинтересовался поручик.

С легкостью рассказал свою легенду, она у меня за столько лет замечательно отшлифована, зацепок найти невозможно, а на проверку уйдет уйма времени. Естественно, я опустил сведения о нахождении в британском плену, как мне казалось, это будет излишним.

Семенов внимательно меня слушал, делая, иногда какие-то пометки на листе бумаги карандашом. Интересное дело, следователь, а не ведет, положенный в таких случаях протокол, да и письмоводителя для фиксации моих показаний не привлекает.

– Хорошо. Тогда объясните свое появление в Черновицах. Ваш банк, как я понял, находится в Цюрихе, а вы едете за сотни верст в Богом забытый городок.

– Банк дорожит каждым клиентом. Поступило прошение, управляющий отправил меня.

– Вы давно знаете капитана Дёрде Цепеша?

– Познакомился с ним два дня назад. Это он отправил прошение к нам в банк, хотел получить солидный кредит под залог своего дома. Жена ему недавно родила сына, и он хотел приобрести ей драгоценное колье.

– Вы так хорошо с ним познакомились, что он вас пригласил к себе домой?

– Господин Цепеш показывал мне свой дом, ведь он являлся предметом залога, так сказать обеспечивал возврат предполагаемого кредита.

– Почему вы не удивляетесь беседе с вами русского офицера?

– Мне доводилось беседовать с людьми из разных сословий. Поскольку гер офицер уделил мне внимание, значит, его может заинтересовать получение от нашего банка кредита под выгодный процент.

– Вы так и не поняли, что находитесь на территории Российской империи?

– Какая Российская империя?! Я вчера был в Черновицах, мой будущий клиент офицер Австро-Венгерской армии!

– Вы находитесь в пределах России уже шестой день.

– Как такое может быть? Вчера я обговаривал с капитаном условия кредитования. Договорились встретиться сегодня для составления договора. У меня все документы были с собой. Да, а где мои вещи? – я уверенно играл ничего не понимающего и возмущенного банковского служащего без особого труда ибо таковым себя реально и считал.

– Вам лучше отвечать на мои вопросы, а не задавать их. Еще раз спрашиваю, как давно вы знаете капитана Цепеша?

– Два дня назад я приехал в Черновицы по указанию своего управляющего. Цепеш прислал прошение о кредите. Вот тогда я с ним познакомился. Вечером, за ужином, Цепеш представил меня своей жене Милице.

– Цепеш говорил вам, в каких войсках он служит?

– Мне это не интересно. Для принятия решения о предоставлении кредита достаточно знать размер его жалования и наличие предмета залога. Все это я установил в ходе нашей встречи. Планировал завтра подписать все документы, и отбыть в Цюрих с докладом.

– В вашем багаже мы обнаружили большое количество ведомостей и актов. Вы посетили много стран?

– Был с проверкой платежей во Франции, в Германии, и естественно в Австро-Венгрии. Руководство банка следит за использованием выделенных денег.

– С Россией ваш банк поддерживает отношения.

– Среди наших клиентов русских компаний нет.

– Почему?

– Этот вопрос лучше задать владельцу банка, господину Ротшильду.

– И все же. Вы давно поддерживаете отношения с капитаном Цепешем?

– Если для вас, два дня давно, тогда да.

– Не советую вам запираться. У нас достаточно сведений о вас и о вашем знакомом Цепеше.

– Гер офицер, я себя не очень хорошо чувствую, дайте мне возможность прийти в себя окончательно. Тогда я с радостью отвечу на все ваши вопросы.

Недовольно посмотрев на меня, Семенов отдал команду конвоиру доставить меня в камеру.

Мне нужна была пауза в беседе, чтобы проанализировать сложившуюся ситуацию. Предполагаю, что где-то произошла утечка, или в австрийской разведке сидит хорошо информированный русский агент.

До самого вечера я припоминал все свои действия, искал возможные промахи. Если бы произошла утечка из ведомства Терехова, то меня бы прихватили австрийцы или германцы, но такого не случилось. В Вене я не частый гость, примелькаться не успел, у меня иное направление работы, правда, не разведывательной, а зарабатывания денег для узкого круга лиц. Разведку в пользу России я вел под прикрытием компании «Леманн и сыновья», а затем от имени банка. Везде и всюду тщательно проверялся. Никто из моих агентов предать не мог, по крайней мере, я на это надеялся. О моей поездке в Черновицы знал только Штайнлиц. Цепеша он не предупреждал, Дёрде был удивлен моим появлением.

Если верить словам Семенова, то я в России уже шестой день. Куда-то перевозить меня могли только в бессознательном состоянии. Осмотрел свои руки. На изгибах обнаружил следы от уколов, значит, мои предположения верны.

Что имеем? Меня выкрали в Черновицах, скорей всего со съемной квартиры. Допустим, хозяева дома были в сговоре с похитителями, вернее сказать, работали на русских. По всей видимости, в чай, который мне любезно преподнесли вечером, подмешали какую-то гадость, усыпили. Потом дело техники. Через окно на границе мое бессознательное тело, как мешок картошки, перевезли в Россию. Следователь усердно пытается связать меня с Цепешем. Для русской стороны не является секретом род деятельности капитана. Поскольку я у него побывал, то русские предполагают, что я привез начальнику отделения какие-то важные указания. Предположим, что все так, как я мысленно изложил. Выходит отделение и дом Цепеша под неусыпным контролем русской разведки. Кто-то глазастый опознал меня.

В Черновицах я был всего один раз, при мундире и в сопровождении лейтенантов. Круг общения был мал. Стоп. Мы выявили недостатки в работе финансиста отделения, я ему пригрозил на всякий случай серьезными последствиями. Лейтенант был любителем легких денег. На этом его могли завербовать русские, и он, отрабатывая гонорар, мог сообщить о моем визите. Кстати я его мельком видел, когда заходил в кабинет Цепеша.

Ну, вот незадача, из-за какого-то гаденыша меня прихватили соотечественники, и все усилия, по моему внедрению пошли коту под хвост. Вот так так. Дикий случай. Столько усилий уже затрачено для того, чтобы стать своим во многих странах, столько реальных планов по проведению серьезных мероприятий, ближайшее из которых связано с англичанином – перспективным кандидатом на вербовку. Вот что происходит, когда работают без согласования с центральным руководством. Доложили бы наверх об интересном иностранце, а меня скорее всего рассматривают как кандидата на вербовку, – не произошло бы все так бесталанно. Хуже провала, очень обидно. Свои же все и сломали.

Правда, есть вариант на крайний случай, нужно назвать соответствующий пароль. По нему русские контрразведчики должны опознать во мне своего. Шесть дней, это не так много, смогу Штайнлицу объяснить отсутствие, попаданием в цепкие руки очаровательной красотки. Получу выволочку, не без этого. Решено, на следующем допросе скажу пароль.

Вечером покормили. Через окошко в двери передали алюминиевую миску с пшеничной кашей, сдобренной каким-то маслом и ломтиком селедки. В кружке из того же металла подали чай, сунули в руку кусок ржаного хлеба. К моему удивлению, ложкой обеспечили. Угощения проглотил за считанные минуты, почти неделя без пищи сказалась.

После ужина улегся на лежанку и повторно мысленно проанализировал ситуацию. Ничего нового не надумал, с тем и уснул.

На следующий день поднялся самостоятельно. Общее самочувствие у меня улучшилось, видно постепенно химия выходила из организма. Сделал легкую зарядку. Дверь открыл конвоир, потребовал выносить «парашу» для опорожнения. Пока вели к выгребной яме, пытался определить место нахождения. Коридор тюрьмы был пуст, говорить не с кем, к тому же я «не владею» русским языком – хоть бы не забыть об этом в окружении своих, не проколоться. Единственное, что удалось увидеть, так это высокий дуб за оградой тюрьмы. Это мне, естественно, ничего не дало.

Утреннего туалета, как такового, не предусматривалось. В смысле нормальной помывки и бритья. Плеснул в лицо пару пригоршней холодной воды, и растер давно не стиранной тряпкой, заменяющей полотенце, и на этом все.

Завтрак ничем не отличался от ужина, только селедку не давали.

Спустя час вновь отвели на допрос.

В допросной камере посетителей прибавилось. За столом сидел неизвестный мне молодой человек в чине зауряд-прапорщика, разложив на столе писчие принадлежности. Поручик Семенов предпочел находиться на ногах. Вчерашние вопросы повторились, только теперь все записывал зауряд-прапорщик. Ответы я давал те же. Удалось в ходе разговора произнести пароль: «Я очень люблю свою Родину-мать», однако отзыва – «Родина-мать ценит любовь своих детей» не услышал. Это несколько меня озадачило. Неужели пароль, произнесенный по-немецки, существенно отличается по содержанию от пароля, произнесенного по-русски. Может и отличается, кто его знает? А может, поручик просто не посвящен в эти хитросплетения разведывательной работы, и не знает о существовании подобного пароля. Если бы пароль сменили, то меня бы обязательно об этом известили. Опять загадка. Еще одна и, чувствую, не последняя.

– Вы будете говорить правду? – почти кричал Семенов, – сколько можно слушать ваши бредовые ответы?

– Ничего, кроме правды, я вам не сообщаю. Какую правду вы хотите услышать от меня?

– Являясь офицером разведки Генерального штаба Австро-Венгерской империи, вы подозреваетесь в шпионской деятельности на территории России, – чеканя каждое слово, произнес поручик. – Через своего подчиненного капитана Цепеша управляете агентурной сетью в приграничном районе. В Черновицы прибыли для получения важных разведывательных данных от своих агентов. Что на это скажите?

– Никогда в армии не служил, а тем более в разведке. Ни о каких агентах и представления не имею. Я банковский служащий, мое дело бумажки, отчеты, ведомости и счета. Кто-то вас обманул, назначив меня шпионом.

– Не служили! А откуда у вас на теле появилось ранение от удара штыком.

– Не штыком, а рыбацким ножом. Заполучил его в молодые годы, еще в Буэнос-Айресе, когда сопровождал грузы в морской порт. Много тогда было охотников за чужим добром.

– Ладно, ранение, но осанку и выправку никак не спрячешь. У вас она отменная.

– Регулярно занимаюсь физкультурой. Приходится много ездить, поэтому здоровью уделяю должное внимание.

До самого обеда, несмотря на усилия поручика, шпионом и разведчиком я себя не признал, но еще раз повторил пароль.

На обед был густой суп, я предположил, что из остатков пшеничной каши приготовили это варево. Для поддержания жизненных функций и эта пища пойдет.

После обеда вновь допрос с самого начала, с требованием ответов на ранее поставленные вопросы.

Второй месяц меня мучают ежедневными допросами. Следователи и писари меняются, а перечень вопросов остается прежним. Я тоже старался не отходить от выработанной линии поведения, давал прежние ответы, неизменно произносил пароль. Обидно, но ни один следователь не обратил на него внимание.

Вечернее время я посвящал тренировкам. Несмотря, на не очень вкусное питание, я хотел находиться в хорошей форме, поэтому не менее двух часов посвящал отработке приемов. Конечно боя, как такового в реальности не было, конвоира не позовешь ведь в камеру. Удары ногами и руками приходилось только обозначать, но отрабатывал их с особой тщательностью.

Раз в две недели арестантам, вроде меня, дозволялось помыться в теплой воде, сменить провонявшееся тюремное рубище на свежее. Цирюльника никто не предоставлял, поэтому бороду отрастил приличную, да и грива на голове уже основательно покрывала шею. Постепенно превращался в бородатое и лохматое чудовище.

На последнем допросе следователь ротмистр Назаров сказал, что отправит меня в места, где живо научат правильно отвечать на поставленные вопросы. Ну, хоть какое-то разнообразие, думал я про себя, а то уже надоели, хуже горькой редьки.

Затем было десятидневное путешествие в арестантском вагоне. Жара и вонь сопровождали меня в поездке. Хорошо хоть кандалы на меня не одевали, другие арестанты в соседних клетках ими звенели.

Ночью нас доставили на какую-то станцию. Определить место невозможно, окна вагона заколочены, охрана ничего не говорит. Начали выводить арестантов. Слышал, что грузят их по пять человек. Интересно с кем мне доведется ехать, было бы неплохо узнать, куда завезли. Меня везли одного. Глухой деревянный ящик, поставленный на колесный ход телеги- вот такой достался мне дилижанс.

Определили снова в одиночную камеру. Начал внимательно осматривать новое жилище, и впал в ступор. Подобные камеры мне доводилось видеть, когда я был юнкером Михайловского артиллерийского училища. Нас водили в Петропавловскую крепость для ознакомления с фортификационными сооружениями. Вот не ожидал, что доведется здесь оказаться в качестве арестанта. Слава Богу, с местом заключения определился. Теперь попробую подать весточку Крестному. Только как это сделать без своей полной расшифровки пока не придумал. Посмотрю, как со мной будут работать столичные следователи. Начну с пароля, а там видно будет.

Завтрак был скудным. Порция надоевшей пшеничной каши, была в два раза меньше прежнего места заключения. Чай вообще похож на теплые помои. А черный хлеб имел твердость булыжника. В принципе все укладывается в рамки оказания угнетающего воздействия на арестованного. Главное – сломить человека, а потом он будет более податливым. Несмотря на свое хорошее здоровье, я не был уверен, что смогу очень долго протянуть в таких условиях. Отощаю, ослабею, чего доброго говорить правду начну. Надо, пока есть силы, решительно действовать.

Первый допрос следователь поручик Климов, начал с угроз и матерщины. Я проигнорировал его крик, и спокойно по-немецки ему сказал, что не понял ни одного его слова. Следователь несколько опешил, а потом выскочил в коридор. Вернулся в сопровождении двух крепких солдат и одного щуплого субъекта в студенческом мундире. Как потом оказалось, студента поручик взял в качестве переводчика.

Посыпались вопросы вперемешку с матерщиной. Климов не разговаривал, он орал. Я попытался давать ответы в прежней, спокойной манере, но видно мне достался неуравновешенный следователь. Он отдал команду солдатам дать мне в ухо. Совершенно неправильное и незаконное решение.

Первый солдат получил удар в кадык, а затем кулаком в висок. Второго от души приложил по причинному месту и коленом в голову, когда он начал оседать. Климова засветил кулаком прямо в лоб, он улегся рядом с подчиненными. Студенту хватило легкого удара по шее.

Быстро задвинул внутренний запор камеры, и начал связывать противников их же ремнями, затыкая рты кляпами из фуражек. Все проделал очень быстро, за дверью никакого шума не слышно, значит, никто не всполошился.

Похлопал по щекам студента, приводя в сознание. Юноша глядел на меня перепуганными глазами.

– Я не причиню тебе вреда, не бойся, – как можно спокойней сказал студенту по-немецки. – Ты арестант?

– Нет, – дрожащим голосом ответил парень. – Я прихожу сюда работать переводчиком, деньги на учебу нужны.

– Тогда сделаем так. Я тебя отпускаю, а ты со всех ног бежишь в контрразведку. Найди начальника, не ниже полковника, и приведи сюда. Скажешь, что у меня есть сведения государственной важности. Понял?

– Д-да-а.

– В камеру пусть не рвутся, у меня в руках поручик и солдаты. Попробуют взломать дверь, получат троих мертвецов. Все ясно?

– Да-да, конечно, как не понять – закивал головой студент, демонстрируя готовность выполнить поручение этого страшного человека.

– Учти, обманешь, я отсюда выйду, и примерно тебя накажу.

Выпроводив за дверь парня, проверил надежность запора. Снаружи его открыть невозможно. Ломать толстую, обитую железом дверь – дело хлопотное и долгое. Взорвать можно, но тогда пострадают в камере люди. Буду надеяться, что студенту поверят.

Буквально через десять минут в дверь попробовали стучать, с требованиями отворить. Пришлось пригрозить, что прибью следователя и солдат, если не уйдут, требовал полковника контрразведки. Поняли меня или нет, ведь говорил я по-немецки.

Долго ждал. Наверное, кто-то у кого-то что-то выяснял, а может, знакомились с протоколами моих допросов, но стук в дверь повторился примерно часа через три, по моим ощущениям.

– Отворяйте, здесь полковник Синицын, – донеслось из-за двери по-русски.

Ага, сейчас, я на такой фортель не покупаюсь.

Спустя минуту, я услышал голос студента, произнесшего фразу по-немецки.

– Полковник остается перед дверью, остальные отходят на десять шагов, в случае невыполнения моих требований, открываю огонь на поражение, – последовала моя команда. У поручика я наган уже изъял и проверил.

Некоторое время за дверью шушукались, я не мог разобрать слов. Затем послышались удаляющиеся неспешные шаги.

– Ваше требование выполнено, – прокричал студент.

Через смотровой глазок двери, я постарался убедиться в правдивости слов студента. Кроме человека в полковничьем мундире рядом никого не наблюдалось.

Тихо, чтобы не создавать шума, отодвинул запор. Правой рукой резко открыл дверь, левой поймал полковника за мундир, и втащил его в камеру. Засов занял прежнее место.

– Вы что себе позволяете? – взревел полковник.

– Извините за бестактность, Павел Иванович, по иному нельзя было, – спокойно сказал я по-русски, рассматривая злое лицо знакомого мне ротмистра Синицына, извините, уже полковника.

А язык-то родной, ты, Генрих, стал забывать, с трудом подбираешь некоторые слова, которые ранее из тебя лились как песня – с грустью быстро подумалось мне. Ох, ты, да и имечко-то свое назвал по легенде, а не данное родителями при рождении. Так вжился, с таким трудом и внутренними мучениями и, что, все – конец карьере разведчика? Нет, я еще послужу Отечеству. На незримом фронте.

– Извольте объясниться. Я с вами знакомство не водил.

– Я очень люблю свою Родину – мать.

– Не понял?

– Я очень люблю свою Родину – мать, – повторил я пароль. – Павел Иванович, произнесите отзыв.

– Мил человек, ваш пароль давно устарел. Отзыв на него звучал так: «Родина – мать ценит любовь своих детей».

– Давно устарел?

– Больше года назад. Давненько вы с родиной связи не имели.

– Все больше за пределами Отчизны. А здесь появился совершенно случайно.

– Вы откроете свое инкогнито?

– Павел Иванович, мы с вами давние знакомцы, правда, прошло много лет, и вид у меня, скажем так не очень. Дело Лейбы Бронштейна помните?

– Станислав Владимирович, вы, неужели!? – воскликнул полковник, широко открыв от удивления глаза и рот. – Вы после нашего знакомства куда-то пропали. Я пытался навести о вас справки, но вас услали служить за Урал. Подождите, это, что же тогда получается. Вы после Академии уехали работать за границу?

– Примерно так.

– Как оказались здесь, да еще в арестантской робе.

– Предполагаю, произошла неприятная случайность. Нашим людям в Черновицах сообщили, что я австрийский разведчик. Те, не разобравшись, усыпили меня, и перетащили в Россию. Два месяца пытались от меня добиться правды о связях с капитаном Цепешем из Черновицкого отделения разведки.

– А вы с ним не связаны?

– Боже упаси. Я работал в банке Цюриха, у меня несколько иное направление.

– А почему не назвали новый пароль?

– Я его не знаю.

– Надо было сослаться на наше знакомство.

– Откуда мне известно о вашем нынешнем положении? Называть имена и фамилии российских граждан опасался, чтобы не накликать беды. Да и внеочередной проверки опасался.

– Тогда поступим следующим образом. Я вас отвезу на конспиративную квартиру. Там вы приведете себя в нормальный вид. Не беспокойтесь, ваши вещи, одежда и деньги в полной сохранности – я проверил по описи, когда готовился с вами встретиться. Я приеду к вам вечером, и возможно приеду не один.

– Я вас не обременю?

– Не каждый день офицеры разведки возвращаются в Отчизну подобным образом. Это ж уму не постижимо. Да, что с поручиком?

– Думаю, что уже оклемался и внимательно прислушивается к нашей беседе. Натравил на меня своих костоломов, пришлось успокаивать. У Климова явные проблемы с лексиконом, он не знает нормального языка, а вот с матерным у него отлично.

– Что молчите, поручик? – обратился к Климову полковник, – стыдно что-то сказать?

– Павел Иванович, ему кляп мешает, – вступился я за поручика.

– Тогда пусть лежит, и думает, где лучше служить, в окопах или на Камчатке, – улыбнулся Синицын. – Пора вам покидать стены этой негостеприимной крепости, да и люди в коридоре в волнении, успокоить надобно.

Полковник Синицын вышел первым. Быстро отдал распоряжения. Пока мы спускались на первый этаж, все моё имущество загрузили в пролетку. В сопровождении унтер-офицера отбыл на конспиративную квартиру.

Пока ехал, любовался Санкт-Петербургом. Узнавал знакомые улицы, дома и мосты. За время моего отсутствия город не изменился, центральная часть, так точно.

Унтер-офицер, доставив меня в адрес, и передав в руки немолодой хозяйки, укатил. Женщина представилась Зинаидой Кондратьевной, предложила мне воспользоваться ванной комнатой. Когда я освежусь, она отправит истопника за цирюльником, чтобы привести мой внешний вид в порядок. Только после этого хозяйка пообещала накормить обедом.

Полная ванная горячей воды – это замечательно, это здорово – просто фантастично!!! Я уже забыл, как нормальные люди принимают ванную, а всего-то два месяца прошло. Представляю, до какого скотского состояния опускаются люди за годы пребывания за решеткой. Брр-р, как вспомню, аж дрожь идет по всему телу. Так это со мной еще обходились гуманно. Не знаю, сколько времени я потратил на мытье, но старался оттереть каждый сантиметр своего тела, мне казалось, тюремные запахи въелись в кожу навсегда.

Цирюльник – настоящий мастер. Постриг по последней моде голову, убрал совсем бороду, оставил только усы. От всяких там закручиваний и напомаживания я отказался, не мое это – небольшие и аккуратные усы в самый раз.

Обед – это настоящий удар по моему истосковавшемуся по нормальной пище желудку. Куриный суп с грибами, свиная отбивная в томатном соусе, стерлядь холодного копчения, нарезка буженины, салаты из свежих огурцов и помидоров, ароматный ноздреватый белый хлеб. От одного перечисления блюд слюной подавиться можно. Глаза разбегались в разные стороны от этих кулинарных изысков. Я держал себя в руках, кушал не спеша. Вот кофе я выпил две чашка, и полностью очистил тарелку с булочками. Зинаида Кондратьевна, составившая мне компанию за столом, понимающе и грустно улыбалась…

– Я прошу прощения за бестактность, но хочу сказать, что вечером ожидаю прибытие гостей, не могли бы вы, Зинаида Кондратьевна, помочь мне в этом деле, – попросил хозяйку.

– Не стоит беспокоиться. Пока вы принимали ванну, мне была доставлена депеша и провизия. Кухарка приготовит ужин на три персоны к восьми часам вечера. Вам я рекомендую вернуться в свою комнату и хорошо выспаться, вид у вас очень уж усталый. Ни о чем не переживайте. За час до приезда гостей я вас разбужу.

Спорить не стал, потому что понимал, права Зинаида Кондратьевна.