Всячина

Ссылка

— Нет, — сказала мама. — Больше ты меня не обманешь. Я сегодня звонила твоим друзьям. А вчера я была в университете…

Мишка с выражением мировой скорби на лице закатил глаза, а потом посмотрел на папу, слегка ему подмигнув — мол, женщины, они такие нудные, правда? Но папа смотрел строго и одновременно грустно. Он как будто поддерживал все сказанное. И еще будто прощался. Такое было странное ощущение.

— В общем, чтобы порвать все эти связи и хоть немного заставить тебя трудиться — вот.

На стол шлепнулся конверт.

— Тут билет. Поедешь к дедушке. Ему все равно нужна сиделка, так вот ты и поработаешь до лета. А то здесь тебе, оказывается, нигде мест нет.

— Но, мам, — попытался возразить Мишка. — Я же ходил к тебе на работу. Но там и правда нет мест. Совсем нет.

— Сынок, — сказал папа. — Ты и ко мне на работу ходил, я узнавал. А что, в городе нет других мест? Только с родителями? Только с их авторитетом? Тебе уже не десять лет, за руку водить тебя просто некому. И потом, деньги потрачены, билет куплен, дедушка предупрежден. Помнишь дедушку?

Мишка дедушку практически не помнил. Помнил только, что городок там небольшой. Что у деда — большая белая борода. И еще сад помнил и яблоки, которые можно было рвать прямо с веток.

Впереди была унылая осень и такая же унылая зима, когда каждый день родители будут спрашивать, нашел ли он себе работу, ищет ли он работу вообще, есть ли какие-то подвижки… Ну, раз не сдал сессию, раз выкинули из университета, так надо же работать! Ага, а родители тогда — зачем? Ну, это так, для смеха, конечно. Мишка и сам понимал, что просто нужны деньги. Без денег в современном мире — никак. Даже просто играть в правильные игры стоило денег. А если ставить на футбол, или еще можно в карты играть… Или вот, скажем, лотерея — но лотерейные билеты опять же стоили денег. А денег, сказала мама, давать не будут. Сколько заработает, столько и получит.

И так — до самой весны. Или даже дольше. Тогда, выходит, лучше уехать. Лучше еще и тем, что в провинции он, Мишка, будет просто как король — столичный житель, а не всякий там деревенский.

Поэтому он еще поломался для виду, одновременно обдумывая, что и как взять с собой, кого предупредить, что связь только в Интернете, с кем созвониться. А потом взял конверт, достал билет…

— Это как? Завтра? Завтра утром?

— А ты бы хотел через месяц? Или, может, через два?

— Но у меня могут быть свои дела…

— Какие у тебя могут быть дела? Из университета выгнали. Книги ты сдал — я проверяла. На работу не устроился, то есть отрабатывать две недели не надо. Какие еще у тебя дела?

Мишка мог бы, конечно, порассказать о делах. Но лучше не надо. Не поймут они, что надо появиться в тусовке. Надо всех заранее предупредить. Надо сделать суровый вид уезжающего в далекую Тьмутаракань. Надо, чтобы девчонки жалели, а пацаны жали руку и наливали пиво и вино и водку, и вообще всякие разные вкусные напитки. И это, конечно, не две недели, но…

— Ну, ладно, ладно, — примиряюще забормотал папа. — Сегодня у тебя еще половина дня целая. Позвони, напиши, наконец, предупреди как-то. А утром я тебя сам провожу. Завтра же суббота.

Завтра была суббота. Был поезд. И почти сутки неторопливой езды среди серых унылых своим однообразием полей и желтеющих рощ. Потом темный лес. И еще лес. И снова лес. Редкие полустанки и переезды, на которых стояло просто смехотворное количество автомобилей. Они, наверное, это называют тут пробками. Какие-то босоногие мальчишки, бегущие вдоль насыпи и машущие руками. Дачники на высоких асфальтированных платформах, ожидающие своей электрички. Рыбаки в неизменных грязных брезентовых плащах и с удочками разного размера. Скучные дома чуть в стороне. Иногда вдруг яркий купол церкви на пригорке. И снова лес, лес, лес.

Мишка засыпал и снова просыпался. Делать в поезде было совершенно нечего. Интернета тут не было. Есть не хотелось. Хотелось лежать и дремать под монотонный перестук колес, иногда прислушиваясь к разговорам внизу.

Вдруг мужики, соседи снизу, обсудившие уже все подряд, от стран и политики до мест, кто и где бывал, переключились на США.

И там — наши! Нет, представь, их штрафанули в первый же день! Стояли на разгрузке в порту. Отошли за гаражи — чисто перекурить. Ага. Гаражи — контейнеры. Вот, отошли, откинулись — полиция летит. А там у них сверху летает вертолет и всех вот таким (показывает руками) объективом снимает. И их, выходит, сняли, как они там закурили на солнышке. Полиция приехала и молча всем штраф выписала. Всем сразу. Это в первый же день, представь!

Но это только поначалу. Потом была, считай, настоящая уже встреча, все такое. Сели они пить водку. А водка у них не как у нас — по пол-литра или по ноль-семь. Там литр с чем-то в каждой бутылке. Ну, мужики у нас крепкие — все, что было, выпили. И стали собираться еще за водкой. А как? Пешком, что ли? Ну, взяли ключи у нашего переводчика. Тот пытался что-то сказать, что нельзя и что всем хватит уже. Но ребята — они же такие могутные, шо ты — его усадили, налили, а ключи силком забрали. Сели в его древний фордик и помчали. Почти ночь на дворе, дальний загород. Движения практически никакого. Они раз на красный проехали. Два — проехали. ну, за водкой же, не так просто! А никого ведь и нет. Чего стоять? А там, оказывается, закон такой, что раз-два, вроде, как и не считается за нарушение. А на третий раз — ого-го! И тут — как раз третий красный перед ними. Они и его — на скорости, не тормозя. За водкой же, там же ждут! Тут их и встречает черный такой полицай. Палкой машет, свистит, все как положено. Ну, у них же какой закон? Тебе свистнули — сиди, значит, и не дергайся, пока не попросят. Но наши же ничего не знают! Наши и по-английски не понимают. Им — за водкой! Они вывалились разом из машины и пошли с негром обниматься. Объяснять черному брату, что за водкой едут, не просто так. А у них, у полицейских, вот тут справа пистолет с пулями, а слева револьвер с резиной. Он им кричит, руками показывает, мол, стоять! А они — обниматься. Ну, вызвал он по рации подмогу. Перессал же. Наши такие — любой их напугается. А они же — за водкой! Радостные такие. Выстрелил. Этому в ногу, тому — в жопу… Сорок восемь часов на то, чтобы покинуть США и больше не появляться. Вот и поработали они, ага. А переводчик-то, переводчик! Он же там за триста долларов купил себе машинку — дряхлую, лишь бы как возила. А теперь ему штраф платить! Потому что он владелец. А эти — в сорок восемь часов, да… Нога вот до сих пор болит.

Мишка, смеясь, полез вниз, готовиться к выходу.

— Что, парень, не уснешь никак? — тут же озаботились соседи. — Это просто поезд такой — старый, трясучий, шумный.

— Да мне на выход скоро. Приехал уже.

— Куда приехал? Тут же остановок долго еще не будет!

И тут поезд начал плавно тормозить, а в коридоре появился проводник, молча проверяющий, что все в порядке, и купивший билет оттуда и досюда никуда дальше не поедет, потому что, типа, проспал и не слышал.

От станции Мишка шел пешком. Заранее по карте посмотрел маршрут — тут идти-то было минут тридцать нескорым шагом. Заодно город посмотрит.

Город был скучный. Ни больших ресторанов, ни казино или иных интересных мест. И ни одного новомодного высокого и стеклянного торгового центра. Вот и выходит — как в ссылку.

Дедов дом стоял не как все остальные на улице, не окнами прямо на дорогу, а в глубине старого запущенного сада. От калитки к крыльцу вела дорожка, выложенная плиткой. Между плитками торчала неаккуратно трава и всякие прочие растения, названия которых Мишка не знал. Значит, редко тут ходят.

Встреча получилась сумбурной.

Дед и внук долго не могли прийти к единому — как кому кого называть. Да, и еще дед катался по первому этажу на коляске. Объяснял, что старость это, а не болезнь никакая. Вот только жаль, говорил, что на второй этаж теперь не подняться — а там вся его библиотека. Так что, внучек, тебе теперь туда лазить и приносить деду книжки. И читать, если попросит. А больше-то, говорил дед, почти ничего и не надо: соседка захаживает насчет приготовить поесть, девчонки знакомые прибегают насчет уборки. А уж сам с собой дед может справиться. Он и пешком может. И постирать, если что. Просто в коляске — легче. Ну, все тебе понятно?

— Все понятно, дед Дим, — солидно отвечал Мишка, уже заранее прикидывая, как и что можно будет делать в свободное время.

А сам все удивлялся деду. Такая же белая длинная борода, как помнил. Такое же красное, как обожженное солнцем лицо. Такие же ярко-синие глаза под седыми бровями. Ничуть не изменился. Ну, кроме этой коляски — чуда заграничной техники.

И еще: было в доме очень чисто и совсем ничем не пахло. А должно было, по идее. Старость пахнет затхлостью и плесенью. Старость — душная. Тут же была чистота, и как будто только что проветрили весь дом, настежь отворяя окна и двери осеннему ветерку.

Утро начиналось с кофе. Потом Мишка спрашивал, не надо ли деду чего и шел гулять по городу. Старые детские знакомые оказались на месте. И Васька остался в своем городе, тут и работал. Пацаны, с которыми вместе играли в песке у речки десять лет назад — тут.

А кроме восстановленных знакомств появлялись и новые. Девчонки в магазине. Официантка в кафе — тут было кафе! И цены, позволяющие Мишке считать себя практически иностранным богатым туристом. Денег, что сунул, отворачиваясь, папа, хватало по местным меркам на многое.

Правда, выпить пока было не с кем. Васька все время на работе. Да еще и за рулем. И у других как-то все так. Все работают или учатся весь день, или даже — семейные уже. Ни потусоваться, ни погулять с приезжим… Вот, только Наташка оказалась, как он сам. Не пришей, не пристебай. Не поступила в институт. На работу не пошла, жила пока с матерью и думала, как там дальше. Вот и Мишка как раз к этим думам подошел. Столичный мальчик. С какими-то деньгами. А по разговору — и со связями. «Марь Ванна» такое знакомство вполне поддерживала, и Мишке днем теперь было не скучно. Даже домой приводил Наташку. Ну, раз все равно пока поручений никаких — так чего бы и нет?

А потом дед вручил ему ключ от библиотеки.

Вот тут-то Мишка и задумался.

Библиотека оказалась просто роскошной. Не так, чтобы подписные издания строем и одним цветом, а разные старые тома в коже и металле. Желтая от старости бумага. Старые буквы. Старые шрифты. Вот там, в библиотеке, пахло правильно — старыми книгами.

Он сбегал в свою комнату за блокнотом, а потом устроил внимательное перебирание книжного богатства, с записью всех данных. Некоторые тома еще и фотографировал на смартфон.

Вечером после ужина сидел у себя и листал страницы в Интернете. Сверял названия с тем, что было в блокноте. Строил таблицу, в которую вписывал цифры. Подсчитывал итоги.

Бинго! Лотерейный билет в кармане! Да еще и такой выигрышный…

— А дедушка-то старенький, тра-ля, ля-ля, ля-ля! — мурлыкал Мишка, так и этак перенося строки в таблице.

Наконец, выбрав одну строчку, закинул в Интернет удочку. И стал ждать. Совсем не долго. Почти сразу начались ответные контакты. Он и фотографию выслал по просьбе. И уже сговорился о цене.

На взгляд, без пересчета, в библиотеке деда было тысяч пять книг. Редких и очень дорогих книг. Библиотека занимала весь второй этаж дома. Проходы между полками были запутанными, как в лабиринте. Книги стояли в совершенном беспорядке: не по имени автора, не по разделам каким-то, даже не по году издания. Просто, видимо, как купил, как поставил — так и стоят.

Утром он забежал на почту и получил заработанные деньги. Это были солидные контрагенты — и очень солидные деньги. Тут же, не отходя далеко, завернул томик в пленку, потом в бумагу, написал адрес и отдал пожилой усталой тетке за толстым стеклом. Там, на почте, практически все были пожилые и усталые.

А потом — к Наташке сразу. И в кафе ее сводил, и сам чуть-чуть расслабился. Это были уже не те копейки, что подкинул отец. Тут — настоящее. А если посмотреть итог таблицы…

Утром дед встретил на кухне и сказал:

— А что это ты, унучек (специально так говорил, под старика косил) совсем со мной ничем не занимаешься? Ты же не отдыхать приехал, верно? Ага, вижу явное согласие и непротивление. Ну, тогда начнем мы с тобой день с чтения солнца нашей поэзии. Доставай Пушкина, Миша. Очень мне интересны некоторые места.

Мишка сбегал наверх и принес томик Пушкина. Дед поморщился:

— Не этот. Там было первое издание, без исправлений. Вот его и неси.

Мишка замешкался, ворочая книжки и думая, что и как теперь сказать. Нашел самый старый том из оставшихся, принес.

— Не то, Мишенька, не то. Как поднялся, так справа такая длинная полка. Ну, ты ее уже нашел, раз эти экземпляры таскаешь. И вот в самом конце, возле этой вот, стоит первое издание. Старое такое, понимаешь? Ну, тащи. Марш-марш.

И отвернулся к столу, принимаясь за свою кашу.

Мишка полчаса провел наверху. Что теперь делать? И не выйти же потихоньку. Кухня как раз у двери. Мимо деда не пробежать. И — зачем?

— Мишенька, — встретил внизу дед. — Ты только не придумывай ничего лишнего. Потому что у меня там свой порядок, и никто не поднимался кроме меня, да теперь вот — тебя. Лучше сразу скажи — нашел книгу?

— Нет, — честно сказал Миша.

— Жаль… А где же она тогда?

— Да, вроде, Ваське давал почитать, — брякнул Мишка первое, пришедшее в голову.

— Ваське? Очень жаль…

Загрустил дед, повернул коляску, покатил по коридору в свою комнату.

Да уже и вечер был — может, просто спать поехал.

А Мишка с самого утра понесся к Ваське, чтобы договориться, поделиться может быть даже, но чтобы он, Васька, подтвердил, если что. Ну, мало ли там что могло быть с книгой.

— Где же ты был? — спросила заплаканная Васькина мать. — Сынок-то мой разбился. А ты и не знаешь, выходит?

Нехорошо вышло.

Мишка вернулся домой. А дома — дед с теми же вопросами:

— Миша, внук, ты уж лучше мне честно скажи: куда делась книга? Васька твой, выходит, просто никак не мог….

И Мишка опять, совершенно не думая, ляпнул:

— Прости, дед. Это местные на меня наехали. Я в кафе ходил, а они…

— Так это же совсем другое дело! Ну-ка, тащи мне телефон.

Дед бодро потыкал в кнопки:

— Алё! Коля? Коля, что за дела в этом городе? Что за беспредел, в натуре? Узнал, да? Ну, давай, колись, кто и что тут мутит…

Мишка потихоньку ушел к себе. Еще раз посчитал сумму. Итог ему нравился. Но как же быть с дедом? К нему никто не входил, а на ужин Мишка специально не пошел, чтобы не встретиться. Зато утром вскочил с самого, как говорила мама, с ранья, и тут же кинулся на улицу, пока дед не остановил.

Прямо у калитки стояла красная «нива» и за ней старый потрепанный фордик, у которых о чем-то негромко разговаривали два мужика. Один длинный и сухой, какой-то крученый весь, как старый канат. Он заулыбался, увидев Мишку. И рот его был полон золотых зубов. Второй — молодой, невысокий и очень широкоплечий, смотрел хмуро.

— В машину! — сказал он, не здороваясь и не представляясь.

— А вы, собственно, кто? — осторожно спросил Мишка.

— Ну, считай, мы местный арбитраж. Давай, давай, не буди деда, не беспокой.

Потом было больно, стыдно и очень обидно. Хотя, на кого обижаться? На себя? Николай, как он представился, был уже не молодым, сильно за сорок. Он спрашивал коротко и требовал ответа. Мишка юлил. То есть, пытался юлить. А тот, что крепче, лупил по животу и по почкам. Умело, больно и очень сильно. Хорошо, что Мишка не успел позавтракать.

— Лучше бы тебе пока на улицу не показываться, — сказал на прощание Николай. — Мало ли какие могут быть эксцессы…

А дома ждал дед. Прямо у двери ждал.

— Вот что, внучек, — сказал строго он. — Ты мне тут всяко рассказываешь, а ведь книжка та дорогая. Очень дорогая. И не только деньгами, но и памятью. За нее, знаешь ли…

— Брал я, брал, — повинился Мишка. — Наташке показывал, хвастался. Там и оставил, наверное.

Вот же вляпался! Как теперь вывернуться?

— Наташке? Так позвони, пусть принесет.

Наташка ответила на звонок сразу, будто ждала. Сказала, что уезжает из города. Совсем уезжает. И что не надо им больше видеться. И во всем виноват он, Мишка, который впутал ее не понять во что. В трубке слышался голос ее матери:

— Ты ему скажи, скажи… Пусть только появится! Уж, я ему!

И Мишка сдался.

— Дед, продал я ее. Взял и продал. Деньги мне были нужны. В кафе сходить. С девушкой погулять. С друзьями посидеть. В магазине купить что-нибудь. Не подумал просто.

И что теперь, убьет?

— Да ты же внук мне, Миша! Что ли я не понимаю! Ну, украл — это плохо. Врал — еще хуже. Но ведь признался! Я теперь поспокойнее буду. Проживу чуть подольше. Жаль книгу, очень жаль. Но ведь вернуть уже не сможешь?

— Не смогу, — честно сказал Мишка.

— Тогда придется что-то другое читать…

Дед задумался, перебирая в уме свою библиотеку, а Мишка вдруг тронул его за руку и спросил срывающимся голосом:

— Дедушка, а как же Васька? Наташка — как? И эти, с золотыми зубами?

— Что? — встрепенулся дед. — А-а-а… Ты вон, что. А все так теперь и останется, Мишенька. Я тебе тут не Дед Мороз и не волшебник какой, чтобы взад переигрывать. Так что неси ты мне Тургенева. Есть там старый томик — вот его и неси. Почитаешь. Отработаешь.

Сверху Мишка выглянул на улицу. Красная «нива» стояла прямо у калитки.

В кармане были деньги. Хорошие деньги. Только вот — куда с ними теперь. И главное, а как же с Васькой так вышло? И Наташку жаль…

А еще жальче было самого себя. «Ссылка», шутил? Ну, вот она — ссылка. Как есть. Дошутился.

— Миша-а-а! — раздалось снизу. — Ты там не пропадай! Тургенева тащи, полистаем вместе!