Всячина

Заграница _{(добрая сказка)}

Какой воздух! Это пахнет морем, горами, яркой южной зеленью…

— А раньше, представь, мы сюда просто электричками добирались. Долго, с кучей пересадок — но добирались!

— Как — электричками? А граница, таможня?

— Так ведь не было тогда никакой границы.

Иногда Виктор Петрович (для Маши — просто «Витечка») чувствовал себя невообразимо старым. Не в том смысле, что дряхлым или там с головой что… Нет, с головой и с остальным у него было все в порядке. Спортзал, утренние и вечерние пробежки — все это держало в тонусе. Вот, Маша опять же. Тут никакого лишнего веса не будет. А старым он себя чувствовал, когда вспоминал, как и где жил, что в своей жизни видел и что слышал. Как в фантастическом романе, однако!

Словечко это — «однако» — тоже из тех лет. Сейчас-то анекдоты совсем о другом. А раньше округлишь губы, выкатишь глаза, руки в стороны, присядешь на полусогнутых:

— Однако-о-о…, — и все сразу смеются.

— А как же тогда без границ? Это же просто анархия какая-то была, выходит?

Вот как объяснить симпатичному человечку — и ведь не дурра, совсем не дура! — что могло быть и без границ, и не анархия никакая… И везде — примерно одинаково. И в другом городе зачастую чувствуешь себя совсем как дома. А теперь вот граница, проверка, таможня, паспорта, собаки…

— Ой, море!

Вот это ее «ой», и руки прижатые к щекам по-детски, и искреннее восхищение в глазах… Сначала думал — притворяется. Потом думал, что это она играет в детство. Или, наоборот, детство в ней играет. Еще думал, что блондинка такая-растакая, такая уж совсем-совсем блондинка. И пока все это думал — влюбился по уши. Втрескался. Хотя, ему влюбляться было еще можно. По возрасту — можно.

Виктор Петрович хмыкнул — «еще можно». А хотя, чего там хмыкать и притворяться самому себе? Еще лет пять — и все. Спасибо Машке, она просто вытащила его из этого паршивого периода увядания и «никомуненужности». А теперь, выходит…

— Море. Побежали, да?

— Побежали!

Вниз по крутой тропинке, подпрыгивая и срывая на ходу странные гладкие листья незнакомых деревьев. Узкий галечный пляж. Как тут у них чисто! Правильное место выбрали по карте. Слетают на ходу с ног тапочки, летит парусом скинутый халатик — Машка уже прыгает по мелководью, брызгая во все стороны морской водой и счастливо хохоча. Вот как мало надо человеку для настоящего счастья.

— Иди сюда, иди скорее!

Виктор Петрович подобрал халат, подобрал ярко-зеленые тапки, уложил рядом, туда же в кучку стянул широкие легкие джинсы, в карман рубашка опустил часы на тяжелом браслете, сложил привычно — карманом вниз, накрыл джинсами. Сверху камень положил, чтобы не раздуло и чтобы — на всякий случай. Пошлепал, неуверенно пробираясь между валунами навстречу мелкой волне.

Вода была…

Ну, вот как идешь летом по городу, обливаешься потом. Впереди твой офис, блестящий окнами. И такой он на вид прозрачный, такой весь жаркий. Прямо вот встать на месте, передохнуть, и уйти домой. Страшно даже заходить в прозрачный стеклянный параллелепипед. Но пересиливаешь себя, тянешь тугую дверь, входишь… А там — кондиционеры. И всего двадцать градусов. И чистый воздух, профильтрованный системой. Вдыхаешь во всю грудь, и сразу такая довольная улыбка на пол лица.

Вот такая же была вода.

Он постоял с минуту, привыкая, потом зашел по грудь, подняв руки над собой. Лег аккуратно на волну и поплыл мощным брассом вперед, к горизонту, к солнцу, слепящему и жаркому.

— Витечка…

И такая растерянность была в ее голосе, такой вопрос невысказанный, что он, молча, даже не смотря ни на что и никуда, крутнулся, нырнул, и пошел вразмашку к берегу, поднимая буруны ногами. Что там у нее случилось? Что?

Вот Машка. Стоит на месте. С ней все в порядке. И не порезалась, и не захлебнулась. Да и большая она уже, черт побери. Скоро тридцатник девчонке, а он все, как с маленькой — сюсюкает в уме. Что тут опять такое?

По той же крутой тропинке спускались к пляжу гуськом пятеро крепких коротко стриженых местных пацанов в шортах и бейсболках. А больше и не было ничего на них. Широкие длинные шорты по колено и черные бейсболки, прячущие глаза в тени.

Вот ведь, выходит, как неудачно…

Виктор Петрович посмотрел налево, потом с безнадежностью уже посмотрел направо. А нет больше никого. Пусто на берегу совершенно. И думал же еще, что тропинка — значит, здесь ходят. Ходят, значит, местные. Местные, значит… Отойти надо было на километр в сторону! Подальше отойти. Но Машка впервые на море. Кинулась так, что… Да-а…

Дела.

— Ты купайся, купайся, — бросил он ей через плечо.

А сам начал выбираться на сушу, разводя воду руками и шагая широко, насколько позволяло море. Пятеро — это уже перебор, пожалуй. Ну, один, даже два — еще куда ни шло. На равных можно разговаривать. Или почти на равных. А пятеро… И пляж пустой. Никто и не увидит, если что. Вода вдруг показалась холодной и какой-то противной. По спине, в которую жарили солнечные лучи, побежали мурашки. Эх, черт. Вот Машка-то здесь и сейчас совсем лишняя. Без нее было бы все гораздо проще. А так…

— Дывысь, Мыкола, шмаття!

— Доброго ранку, — сказал Виктор Петрович, с шумом выходя из воды и делая два шага к кучке одежды.

Теперь все пятеро смотрели на него. На него и на Машку, которая тоже побежала к берегу. Крепкие, плечистые, загорелые дочерна. Такие руки, Виктор Петрович знал, без спортзала «не сделать». Значит, «качалка». Значит, команда. Ой, как же все плохо.

— Хе, вбачай, дивчина!

Виктор Петрович уже подошел к одежде и с тоской рассматривал свои легкие сандалии. Ботинки бы сейчас… Тяжелые ботинки со сталью в носах… А так, босиком — что он, каратист киношный что ли? Полтинник уже скоро, где уж тут соревноваться в резкости движений.

— Я вижу, вы не местные? — спокойно спросил тот, что шел впереди.

До него уже было шага три, не больше.

— Приезжие, — хмуро подтвердил Виктор Петрович.

— Приезжие — они всегда правил не знают, — вмешался один из тех, кто шел сзади.

Фигурами они были совсем одинаковы, а вот голоса рознились. Только мягкость в произношении отдельных согласных были одинаковыми, как фигуры.

— А что за правила? Что мы нарушили? — подбежала, запыхавшись, Машка.

Обняла мокрыми холодными руками, выглядывает сбоку.

— Может, ты пойдешь пока домой? Завтрак приготовишь? — спросил Виктор Петрович, не отрывая взгляда от пятерки, которая постепенно аккуратно рассредоточивалась вокруг приезжих.

— А вы уже накупались, что ли? — удивился один.

— Так быстро? — еще сильнее удивился другой.

— Вы бы хоть обсохли в таком случае. Утреннее солнышко — оно же самое полезное!

Тут уже Машка что-то тоже стала понимать.

— Вы нас, что, держите здесь, что ли?

— Миш, ты их держишь, нет? А ты, Петро? Ну, и я, вроде, не держу… К чему вы так спросили? Да странно так?

Издеваются, ясное дело. Играют, как кошка с мышкой.

Виктор Петрович снова посмотрел налево, направо, вверх на крутой откос.

Ни-ко-го… Плохо.

— Вы не будете против, если мы тут вот неподалеку разместимся?

— Что?

— Вот тут мы ляжем, рядом — вы не будете на нас ругаться?

Ну, что же. Кошка решила поиграться с мышкой подольше. Можно подыграть, и хоть какое-то удовольствие «напоследок»…

Виктор Петрович взял Машку за руку и пошел снова в волны. Там он кидал ее вверх, а она, рыбкой блеснув на солнце, с брызгами и визгом падала в соленую воду. Иногда он посматривал в сторону берега: парни сначала размялись, покрутились всяко, потом поотжимались на кулаках, отчего стали еще больше на вид, будто подкачали им мышцы насосом, и поплыли вдоль берега, далеко не уходя. Вот если бы они поплыли от берега, думал Виктор Петрович, улыбаясь Машке, то можно было выйти быстро, выскочить, как ошпаренные, подхватить одежду — и вверх. Но они все время были рядом, неподалеку. Тут не уйдешь.

— Витечка… А я уже есть хочу!

Ну, конечно. Они же не завтракали с утра, а побежали сразу на море — нагулять аппетит. Он тоже чувствовал сосущее чувство голода, но ждал, когда и она поймет, что пора собираться.

Пока выбирались на берег, там же оказались и все пятеро местных.

— Ну, — выдохнул Виктор Петрович. — Хорошего вам отдыха. А мы пошли, значит…

Вернее, получилось так: «А мы — пошли, да?».

Только пятерка пацанов уже стояла в шортах и бейсболках и смотрела опять так… Ну, как смотрит воспитатель детского сада на неразумного младенца. Как милиционер — на школьника.

— Куда пошли? Нет, так у нас здесь не делается.

Пауза была достаточно коротка, но ее хватило, чтобы Виктор Петрович отодвинул за спину Машку и чуть присел, напружинив ноги. Смешно? Ему вот смешно не было.

— Мы, пожалуй, вас проводим. А то, неровен час, случится вдруг что — приезжих идиотов тут много бывает… Так, мужики?

— Отож! Заодно глянем, что там за дом… Что там за двор — надо посмотреть. Пацанов проверить местных. Ага…

Двое тут же зашагали вверх по тропинке, а трое, как конвоиры — остались чуть сзади. А посередине пошли приезжие, переглядываясь иногда и касаясь рукой руки. И наверху, среди деревьев и кустов, ничего не изменилось. Двое шли впереди, трое — чуть сзади. Конвоировали.

«Весь город — их», — понял Виктор Петрович. — «Не уйти».

— Где остановились-то? Сюда по центру шли? Тут же дворами ближе.

И завели во дворы. Как-то так получилось, что первые свернули, Машка с Виктором Петровичем следом, и трое сзади, чуть не подталкивая. Ну вот, начинается…

— О! Пацаны! — раздалось из беседки, густо увитой диким виноградом. — Кого ведете?

— Да вот, приезжих нашли. Представь, никого на море — они одни на берегу.

— Ого! Наверное, боксеры-каратисты-самбисты? — к ним присоединились еще трое.

А вот и их двор, зеленый и тенистый, накрытый ветвями огромных платанов и коренастых орехов. На корточках у стены сидела троица таких же местных парней, которые встали неспешно, при виде процессии.

— Ну, и как это понимать? — накинулся на них один из сопровождавших. — Это ваш двор или уже не ваш?

— Так мы, это, думали — спят еще…

— А они уже спозаранку на море сбегали! И что было бы, если бы? Га?

— Если бы, да кабы… Ну, виноваты, чо. Надо было, конечно, вчера еще познакомиться.

Один из них подошел и протянул руку:

— Я Витек, значит. А это вон Руслан и Тимур. Мы тут с вашего двора.

Виктор Петрович осторожно пожал крепкую пятерню, сказал:

— Виктор Петрович. А это Мария.

— О! Витек, тезка твой! А ты еще, блин… Ну, ладно, мы пошли.

И вся куча народа как-то очень быстро рассосалась в зеленой тени, исчезла из двора. Кроме троих местных.

— Вы понимаете, — сказал Витек. — У нас тут такой, значит, будет порядок. Так вы, как, если на море, или, если там по городу вдруг погулять, нам свистните на всякий случай. Чтобы мало ли что… Ну, для порядка, типа. А то мне, если вдруг что, так от тренера нашего попадет. Он у нас стро-огий…

…

Отпуск получился хоть и короткий, но насыщенный. Городок Машке понравился. Понравилось до визга, до детской восторженной истерики, до слез — море. Море, море и еще раз море — вот маршруты их походов. И всегда где-то неподалеку были видны новые знакомые. С ними потом уже и в кафешках местных сидели, и по городу медленно и лениво бродили, слушая рассказы о древностях, найденных неподалеку, об истории, да о местной жизни. Встреченные совершенно бандитского вида пацаны кивали одобрительно, хлопали ладонями по протянутым рукам, здоровались вежливо с приезжими.

В магазинах им подробно объясняли, что стоит покупать, а что не стоит. Жалели Машку, что такая худенькая, пытались положить лишку во взвешенное и уже оплаченное.

Приезжих тут было немного. И как-то даже не тянуло разговаривать с ними, узнавать, кто, что и откуда. Не так, как раньше.

До вокзала Витек и Руслан помогли им тащить сумки. А там уже Машка чуть даже слезу не пустила. Стала им телефон записывать на каких-то клочках. Звать в гости. Парни отнекивались, предлагали лучше приезжать еще.

— Спасибо, — отвечал Виктор Петрович сразу за двоих, потому что Машка убежала в вагон плакать. — Мы подумаем, и, может быть, снова соберемся. Тихо у вас тут. Спокойно.

— Отож! — кивали парни. — Да вы, как приедете, сразу нам звоните. И устроим в лучшем виде, и поможем, если что.

…

…Когда они, прожаренные южным солнцем, все еще в запахах морской соли и южной зелени, дотащили чемодан и сумку Машке до самого крыльца, от детского городка в центре двора раздалось гнусавое:

— А кто это тут нашу Машу гуляет?

Уже у Машки дома, умываясь в ванной, смывая кровь с разбитой губы и держа с шипением и руганью сбитые кулаки под струей холодной воды, Виктор Петрович подумал, что слегка отвык за отпуск. Расслабился. Все же заграница — это тебе не родной город. Тут надо быть хитрее. Тут надо наглее. Ну, и осторожнее, что ли.

Тут ты не приезжий. Не иностранец какой. И отношение к тебе соответствующее.

А на море они решили с Машкой ездить регулярно.