Всячина

Гарри

Мама держала его за руку и умирала. Ну, а что тут притворяться и говорить что-то еще? Сожаления, разные слова… Умирала просто от старости. Восемьдесят лет, да по местному климату, да с воздухом местным — это она, выходит, просто долгожитель.

— Сынок, — распахнулись широко, как будто вдруг вспомнила что-то, ее глаза. — Я должна тебе сказать. Признаться должна…

— Тише, мама, тише, не напрягайся! Я слышу, слышу.

Он вытер глаза, чтобы она не заметила ничего, с напряженной улыбкой наклонился ухом к еле шепчущим губам.

— Сынок. Ты уж прости нас с отцом. Прощаешь?

— Да за что же, мама? Все у нас было хорошо! Вот, на пенсию в будущем году выйду. Отработал свое тоже, как и вы с отцом. И детство у меня было хорошее. И вообще — за что? Вы же мои родители!

— Нет, сынок. Мы не твои родители. Мы твои воспитатели. А твои родители погибли давно, очень давно.

Отец, когда умирал, никого уже не узнавал. Звал сына, но и его не узнавал, ругался, буянил, требовал настоящего, а не поддельного. А мама была в памяти все время. рассказывала про детство. Спрашивала о жизни, узнавала, улыбалась. И вот, выходит, у нее тоже началось…

— Мама, ты только не волнуйся. Я здесь, все в порядке.

— Я уже не волнуюсь, сынок. Пришло мое время. Вот поэтому не могу врать — ты не наш. Пойми… Мы должны были хранить тебя от врагов, поэтому и увезли так далеко от места, где ты родился. И никто-никто не знал об этом. Кроме тех, кому положено знать. Но мы тебе никогда не говорили. Понимаешь, время здесь такое было…

Она помолчала, отдыхая. Потом медленно высвободила свою руку из его, показала сухим дрожащим пальцем.

— Там, в секретере — письма.

— Я знаю, мама.

— В самом низу… Там пачка — тебе. Ты поймешь.

Она устало прикрыла глаза и с удовлетворенной улыбкой задремала.

А он, пожав плечами, полез, покряхтывая от боли в спине, в секретер. Вот они, письма. Много разных писем. Есть и его, из армии. Тогда писал каждую неделю. Их просто усаживали, давали тетрадный лист, и под наблюдением ротного замполита все разом писали письма домой. Вот эта пачка, перевязанная бечевкой — это папины, старые. Когда он мотался по командировкам. Вот эти — опять из армии. Свежих писем не было. Потому что вышло из моды писать письма. Так легко включить телефон и поговорить. Или компьютер — там даже можно в лицо друг другу поглядеть. Великая вещь — цивилизация.

Так, вот эти, наверное. Ого, какая пачка! Раз, два, три… Пятьдесят два письма. Точно, раз в год. Последнее, выходит, пришло только месяц назад. Как раз на его день рождения.

С хрустом развернулся лист толстой мелованной бумаги. Буквы, написанные переливающимися разными цветами чернилами на неизвестном языке, сложились вдруг сами в ясное и понятное:

— Дорогой Гарри! Мы ждем тебя первого сентября в Хогвартсе…