Всячина

Аттракцион

За окном гостиницы плыл туман, сквозь который смутно просвечивались высокие деревья старого запущенного парка внизу у гостиницы. Парки сейчас как-то везде запущены и не ухожены. Да и никто туда уже не ходит, кажется.

Туман растекался тонкими ручьями, спускался с высоких холмов, рассеивался под встающим солнцем. Было все за этим окном ново и красиво. Жаль, что не было с собой фотоаппарата. Хотя, если бы и был — все равно никакого умения нет. Тут надо, как картину художник пишет. Чтобы не просто туман и просто деревья, а утреннее настроение, свежий ветерок, легкий шум со стороны недалекой дороги, металлическое поскрипывание старых заброшенных аттракционов. Всяких там цветных каруселей и качелей.

Командировка в далекий город была ожидаемой. Давно туда надо было слетать. С одной стороны — работа. Она требовала побывать в дальнем филиале, настроить все, как надо, как положено, поучить местных специалистов. С другой стороны — не каждый мог похвастаться, что был на самом краю страны. Там дальше — только океан. Все, конец нашей земли.

Тут даже в ванной возле зеркала над розеткой, висели объявления на трех языках — и ни одного на русском! Все иероглифами. Не считать же русской надпись красной краской по плитке «220V».

Евгений Васильевич Косогоров очень любил такие командировки. Он и работу свою любил. В понедельник никогда не жаловался, что выходные слишком быстро закончились. А уж когда выпадало работу совместить с новыми местами, с прогулками по вечерам, с фотографированием того и сего налево и направо — о-о-о!

Восемь часов на самолете — это трудно. Вечером вылетаешь, а прилетаешь уже после полудня. К обеду фактически. Глаза не смотрят на солнце, слезятся. Общее состояние, как будто отсидел себе все на свете. Но это только в самый первый день. Потом все налаживается. Евгений Васильевич быстро и легко акклиматизировался во всех своих поездках. Это другие могли стонать, что время слишком сдвинулось, что не спится, что сердце — бу-бух, бу-бух. А он спал хорошо и дома, и тут, «у самой дальней гавани Сою-у-за» — пропел мысленно, выходя из ванной.

За окном вдали сквозь редеющую дымку тумана виднелось большое колесо обозрения. Кажется, или действительно немного повернулось? Вот же странно. Разве в провинции парки еще работают? Это только в столице все вылизано и смазано. И деньги они приносит хозяевам. А тут…

Он заметил ярко-красную кабинку, потом отвернулся от окна, одеваясь. Повернулся — точно, двигается. Не быстро, но заметно. Вот уже и синяя поднимается вверх. А за ней тянется зеленая, потом желтая. Яркое колесо, веселое. И даже, кажется, музыка с той стороны доносится.

После работы Евгений Васильевич прошел вдоль изгороди. Парк был окружен высоким забором из крепких стальных прутьев толщиной в два пальца, заостренных кверху. Если сам парк выглядел совершенно диким и неустроенным, то трехметровый забор, наоборот, блестел свежей черной краской.

— А где у вас тут вход в парк? — спросил он у девушек в холле гостиницы, забирая свой ключ.

Они очень удивились странному вопросу, но потом дисциплинированно долго вспоминали, даже звонили кому-то, чтобы выяснить. Все же гость спросил — надо реагировать. Ответили в конце концов, что в парк вход закрыт, потому что в парк никто не ходит. Там теперь все аварийное. И поэтому строго запрещено. Вот когда деньги будут, город парком займется. А пока — извините.

Ну, в принципе, понятное и знакомое дело. Да и не нужен ему этот парк — что он, ребенок, что ли? Подавай ему качелей-каруселей, что ли?

Вот только, поднявшись в номер, даже не разуваясь еще, Евгений Васильевич прошел к окну и увидел на самой верхней точке колеса обозрения желтую кабину. Тумана вечером уже не было — все было видно исключительно четко и хорошо. На яркой зелени соседнего холма — желтая. А утром там была красная. Это точно, он же запомнил!

Поискал, как открыть окно — там все же звучала музыка. Там, вдалеке, звучала, хоть и негромко совсем — но пластиковые окна были наглухо закрыты, все ручки и запоры сняты, а вентиляция шла только через решетку воздуховода под потолком.

На другой день он спросил о парке в офисе, на работе. Тут тоже все удивились, долго сами пытались вспомнить, потом созванивались, искали в Интернете что-то, но ничего добавить не смогли. Да, парк очень давно закрыт. В парк доступ запрещен. Поэтому и забор такой высокий и крепкий, чтобы никто не пострадал. А то, мало ли, дети вдруг туда полезут. Или вот еще приезжие, кто не знает, что нельзя. А — нельзя. Понимаете, да?

Ночью снились странные сны. Спалось легко и просто — зря пугали долгой акклиматизацией.

На работе было все странно и зыбко. То есть, служебное задание вроде как есть. И вот есть то место, где надо что-то делать. Но — зачем? Все чем-то заняты, все как-то работают свою повседневную работу. Так что он уже сам находил, что еще надо бы исправить, сам исправлял, сам потом показывал сделанное, выслушивая благодарности и постоянное:

— Что бы мы без вас делали!

А что бы делали… Работали бы, как и без него работали. Ну, поправил мелочи. Ну, облегчил немного работу. Но ведь работали как-то до его приезда. И неплохо, кстати, работали. В отчетах этот дальний филиал хвалили.

С работы пошел пешком. Предлагали подвезти — тут никто почти не ходит пешком. Не принято у них ходить пешком. Но он всегда гулял по новым городам. Вот и тут. Отказался с улыбкой. Что тут идти? Двадцать минут? Полчаса — это если стоять на каждом перекрестке и в местные красоты всматриваться.

Но не по центральной улице пошел, а узенькой двухэтажной Курильской. Мимо старой школы, пахнущей краской после недавнего ремонта, мимо детского сада, где как раз родители разбирали детей, и машины стояли плотно, подмигивая друг другу, мимо березок. Улица упиралась прямо в решетку парка.

Евгений Васильевич остановился и посмотрел вправо и влево. Вправо дорога шла, никуда не сворачивая, а забор парка упирался точно в угол гостиницы. Это, выходит, где-то там на седьмом этаже его окно, и из него как раз парк виден и колесо обозрения. Он прислушался. Но шум проезжающих машин перебивал все другие звуки. Никакой музыки или детских криков слышно не было. Хотя, если парк закрыт, так и не должно быть ни музыки, ни криков.

Евгений Васильевич посмотрел на часы. Потом задумчиво оглянулся на заходящее солнце. До темноты еще два часа. Это, как минимум.

И он пошел налево вдоль решетки, трогая иногда крепкие стальные прутья.

Забор тянулся и тянулся. За ним было темно и зелено. Трава там стояла высокая, и никто ее не косил, жужжа оранжевыми косилками на широких ремнях. Иногда в просветы между кустами просматривались старые серые асфальтовые дорожки, засыпанные прошлогодней полуистлевшей черной листвой.

Евгений Васильевич посмотрел вперед, дальше — там улица переходила в настоящую дорогу, уходя за холм. Местные называли эти холмы сопками. Забор так и тянулся вдоль дороги.

Пора было возвращаться. Пора было ужинать.

Ночью уже, хорошо перед тем поужинав и крепко выпив — так-то он почти не пил, но в командировке себе позволял — Евгений Васильевич вышел на высокой бетонное крыльцо. Глубоко дышал. Смотрел на луну. Вслушивался, затаив дыхание. Снова дышал свежестью, зеленью и немного солью недалекого океана. Откуда-то из-за стены деревьев все-таки слышны были обрывки какой-то музыки. Иногда вроде бы даже хоровое пение. Там, в парке, за деревьями что-то происходило. Там, где сегодня утром на самом верху колеса обозрения была уже зеленая кабинка.

Днем специально спросил в офисе, где у них тут еще горы, о которых слышал, и где море. Они опять все ему мило улыбались (они тут все были очень милы и улыбчивы), а потом говорили, что и море есть, но туда ехать надо, а времени просто совсем нет, и горы есть, но просто их из центра города не видно. У нас тут, говорили, природа просто уникальная. Тут и зимы самые настоящие, с сугробами до третьего этажа. И лето — настоящее. С жарой и зноем. А если циклон, так почти тропические ливни — подвалы заливает, машины на улицах глохнут. Они даже гордились таким климатом и такой погодой.

Но гор действительно видно не было. А море все же далеко. Это если перед самолетом специально съездить посмотреть, с самого утра, что ли. Но надо рассчитать, иначе можно опоздать на регистрацию.

Вообще странное дело: на работе не знают, например, какие тут есть рестораны в единственной в городе высотной гостинице. Удивляются, что именно ее ему выбрали для проживания. Все, мол, обычно в другой живут — ближе к офису. А рестораны? Ну, не знаем, мы тут по ресторанам не ходим. А куда ходите? Опять улыбаются, переглядываются: мол, что ему тут рассказывать. Приехал и уедет. А мы тут живем.

Он теперь пошел в гостиницу по центральной улице. Опять предлагали подвезти на машине. Тут, похоже, вообще никто не ходит пешком. Странное дело. Город маленький, зеленый, уютный, но все только ездят. Маршрутки, автобусы, свои машины. Вот и тут — что вы будете ноги бить? Сейчас подвезем! А тут идти всего полчаса. Или даже двадцать минут. И вообще — ходить полезно.

Зашел по дороге в магазин и купил там самый дешевый фотоаппарат. Теперь вечером ходил и все вокруг щелкал: забор этот черный. Гостиницу. Высокие деревья в парке за стальной оградой.

Сегодня хорошо — солнце. До этого был сплошной туман и сумерки туманные. При солнце видны сопки вокруг города. Очень далеко и очень красиво. Они обрисованы четко, как тушью на старинных японских картинах. Сделал несколько кадров с высокого крыльца. Снизу на него внимательно смотрел охранник в черном. Смотрел долго и как-то запоминающе.

А колесо все же крутится. Сегодня оно не стоит, а именно поворачивается. Сменяются кабинки. Поднимаются и опускаются. Оттуда, наверно, не только весь парк видно, но и весь город. Сам-то город низкий. Старые улицы — в двухэтажных шлакоблочных домах пятидесятых лет. Центр — пятиэтажный. Сейсмические требования у них такие, говорят. Хотя, в самом центре строят две башни — уже довели до двенадцатого этажа. Да и гостиница в девять высоких этажей.

Похвалил местным эти новые дома. Удивились, переглядываясь. Что, у нас строят высотки? Странно, странно. А где, говорите? В самом центре? Вот прямо около нас?

Окна выходят на другую сторону, поэтому показать пальцем не получилось.

Но все равно осталось ощущение, что говорят, как с малым ребенком. Мол, придумывай, что хочешь, говори, только не плачь и не хулигань.

Да что они, издеваются все, что ли?

Уже сами предложили съездить на море. Тут далеко, конечно, но на машине за полдня можно обернуться. Правда, никто там не купается, потому что вода холодная. А зачем тогда ехать? Ну, посмотреть на море. Неуверенно отвечают, будто сами не знают, зачем предлагали.

Вечером Евгений Васильевич снова ходил вдоль ограды парка. Прошел туда и сюда, не жалея времени и ног. Ну, нет никакого входа. Будто и не было его никогда. Ни арок никаких, ни ворот на замке — нет ничего. Может, стоит обойти вокруг? Музыка-то слышна. Колесо, так его, вращается. Как же туда ходят люди?

Девушки в гостинице делали большие глаза, удивлялись вопросам. А никто туда не ходит. Очень старый парк. Это же еще довоенный. Так вот и стоит заброшенный. Какая музыка? Какое колесо? Да вы шутите, правда?

Ну, а как же раньше в парк ходили? А? Раньше-то — как? Пусть даже и до войны.

Утром договорился на работе и пошел по городу гулять. Зашел в большой краеведческий музей. Потолковал со старенькой сотрудницей.

А никто не скажет, как оно было раньше с этим парком. Город приезжих. Весь город — приезжих. Местных тут никого и нет. Никаких вообще местных нет и не найти. После войны всех выселили, а потом заселили приезжие. Вот и эта старенькая музейская Маргарита Павловна — она тоже из приезжих. Тут давали такие подъемные, да еще с жильем было легче. Потом, надбавки разные — народ-то и потянулся.

Ну, и климат еще, да. Вы знаете, у нас тут даже виноград по распадкам растет! И вызревает, что интересно. А вон та роща, что при въезде в город, зовется грушевым садом. И груши там есть. Только мелкие, одичали.

Парк? Какой парк? У нас в городе?

Дальше Евгений Васильевич слушать ее не стал. Раз уж и тут ему начинают открыто врать и издеваться… Ушел из музея и пошел опять к парку.

Вот же — парк. Вот забор в три метра. Вот деревья в парке. А там, дальше, километрах в двух-трех — огромное колесо обозрения. Работающее.

Вот, блин… Действительно, как маленький ребенок! Вот же в голову вперлось!

Он оглянулся по сторонам, поплевал на ладони, подпрыгнул, зацепился и стал медленно и аккуратно карабкаться вверх, упираясь ногами. Сзади стали тормозить машины. Кто-то кричал, что сейчас позовет полицию.

— Тьфу на вас! — громко сказал Евгений Васильевич, мягко спрыгнув в кусты.

И тут же шагнул в густую тень деревьев. Ну, кто за ним кинется? Как у них тут за нарушителями в парк ходят? А? Если входа никакого нет?

Шум сзади сливался в непонятное шуршание на самом краю слуха, потом совсем стало тихо. Евгений Васильевич шел и шел вперед сначала по высокой траве, потом по заметенному старой листвой потрескавшемуся асфальту. Потом асфальт стал чистым. Потом — новым. Черным и пахнущим гудроном. Музыка звучала все громче.

Вот оно — колесо. Небольшая очередь к кассе. Медленное движение кабинок по кругу. Вверх — вниз, вверх — вниз. Вот же!

На скамейках сидят старушки. Молодые мамы возят туда и сюда разноцветные коляски.

Да что же это — как они все сюда попали? В запретное место? Тоже через забор, что ли?

Евгений Васильевич стоял посреди центральной площади парка у работающего красивого фонтана, облицованного полированным красным гранитом, смотрел по сторонам и ничего не понимал.

А потом к нему подошли двое полицейских в новенькой черной форме, представились по всем правилам и потребовали предъявить документы. Рассмотрели с интересом командировочное удостоверение, вложенное в паспорт. Полистали привычно, проверив прописку. То есть, теперь это называлось регистрацией. Спросили как-то скучно и уныло:

— Нарушаем, гражданин?

Он все еще не понимал.

— Просим вас покинуть территорию парка культуры и отдыха. Во избежание.

Евгений Васильевич покорно повернул обратно, откуда пришел, но его цепко прихватили за локти, развернули и повели по широким людным аллеям мимо пруда с утками и лебедями, мимо шумных смуглых шашлычников, мимо скульптур и скамеек. Выход был роскошный, под старину. Высокие ворота. Арка. Колонны.

— Сюда, пожалуйста.

Аккуратно вывели и оставили.

Слева знакомый мост висел над Москвой-рекой. Сплошной поток машин сверкал на солнце, как стальная змея.

— Крымский мост, — сказал он вслух сам себе.

— Да. А вы приезжий, наверное? — поинтересовался кто-то сзади.

Евгений Васильевич даже не оглянулся. Он слушал знакомый шум машин. Вдыхал знакомый воздух. Смотрел вокруг удивленно.

Это как же — телепорт какой-то, что ли? Фантастика в действии?

— Никакой фантастики, гражданин.

Опять он вслух говорил? Вот же — как приезжий какой-то, действительно. Просто обалдел от всего увиденного.

— Но как же это? — обернулся он.

— А так. Это Москва. Это река. Это Парк Горького. Какие еще у вас вопросы?

— А моя командировка? Восемь часов в самолете? Провинциальный город на краю страны?

И тут он сам все понял. Щелкнуло как будто. Встали шестеренки в нужное положение. Вот оно, в чем дело…

Нет никаких провинциальных городов. Давно уже нет. И страны этой нет, что за восемь часов не пролететь из центра к окраине. Есть только одна Москва. А чтобы народ не волновался, ему в этой Москве устроены разные парки и аттракционы. И работа его, никому не нужная в самом деле — это самый настоящий аттракцион, и командировка эта дурацкая — тоже аттракцион. И самолет — аттракцион. Могли и сутки внутри держать, показывая кино. И тот город странный — он тоже всего лишь аттракцион. Вся жизнь, выходит…

— Ну, вот вы уже все и поняли, правда? — спросил высокий человек в черном костюме, медленно надевая темные очки. — А теперь, пожалуйста, посмотрите сюда.

Сверкнула вспышка.

Очистилась память.

Перезагрузилась система.

Начался новый аттракцион.