Всячина

Рай

Главная трасса шла выше, в горах. А сюда спускался узенький асфальтовый аппендикс, упирающийся в короткую набережную, прямо на камнях которой купались «дикие» отдыхающие. Не дикие, культурные, покупали путевку и купались поэтому в специально огороженном месте, на чистом пляже старого санатория за высоким бетонным забором.

Местные в море здесь просто не купались. Шутили, по той причине это, что прямо поперек пляжа протекал ручей, по весне превращающийся в бурный поток. В поселке ручей был заключен в бетонный короб трехметровой глубины. И на стенках этого короба все приезжие могли видеть, докуда доходила вода в прошлый паводок. Местные не смотрели на метки зеленых водорослей на сером бетоне. Они и так знали, что и куда течет, откуда вытекает и чем пахнет.

Алина была местная. Самая коренная. Она в этом году смогла устроиться в новый пивной ресторан. Официант в ресторане — хорошая должность. Во-первых, это деньги. Заработная плата. Во-вторых, опять же деньги, если посетители останутся довольны и накинут чаевые за обслуживание. А в третьих, можно еще и питаться прямо тут, в ресторане. Пища чистая, привезенная из областного центра. И пиво всегда свежее. Его возят в больших алюминиевых кегах прямо с пивзавода. Только вот привезли-то его уже давно, а никто не берет. Май выдался ненастным, начало сезона отодвигалось.

Сезон. Это слово было у всех в голове и на устах. Дома говорили о том, как там все будет в этот сезон. На рынке, уже открывшем все свои лотки и киоски, тоже говорили о надвигающемся сезоне. В ресторанах — опять о сезоне. Сезон год кормит — это как раз об их поселке. Зимой зарплату получают только те, кто «на окладе». Так что Алине, считай, повезло.

Дверь широко распахнулась, в зал шумно ввалилась заезжая компания. Приезжие почему-то все говорили громко, как будто перекрикивали какой-то шум. А шума здесь не было. Поэтому приезжих сразу вычисляли. А еще они были все очень вежливые. Обязательно здоровались. Уважительно спрашивали обо всем, будто сами ничего не понимают. Но главное — приезжие платили. Некоторые из них еще, мечтательно закатывая глаза, говорили иногда, что надо бы купить тут квартиру, поселиться и гулять каждый день к морю. Но потом они все равно уезжали. В поселке чужие не жили.

Эти тоже сразу стали шумно здороваться со всеми, кого видели, радостно рассматривать интерьер.

Интерьер — великое слово. В него вмещается все сразу. Скажешь так в разговоре, что интерьер под старую Англию, и всем понятно: значит, темное дерево, черные столы и стулья, темным лаком промазанные потолочные балки. И еще интерьер был связан с едой и напитками. То есть, раз черные столы и стулья, значит, обязательно есть темное пиво и жареное мясо. Это уже просто такое ресторанное правило.

Вот и эти сразу, даже еще в меню не заглядывая, заказали себе темное пиво, острое перченое мясо и еще свиные уши. Местные-то такое не едят. А приезжие — с удовольствием хрустят шипящими на сковородке порубленными соломкой и вымоченными в остром соусе хрящями.

Алина напоказ гостям радостно улыбалась, как положено, говорила все четко и вежливо, объясняла, что у них и как, а также, что и где. Вон там, в конце зала и направо, если кому надо. Потом пошла исполнять заказ.

Пустой зал резонировал. Музыка была приглушена, и так получилось, что громкий разговор заезжих туристов был слышен почти полностью. Шумели три мужчины и женщина так, будто ругаются. А прислушаешься — просто они так разговаривают. Вот сейчас о ней, об Алине:

— Хорошая девочка, — это чуть в нос сказала женщина, не снимавшая даже в сумрачном зале своих темных очков.

— И умненькая, судя по речи, — кивнул длинный с унылым гладким лицом.

— И ноги, еще и ноги какие! — весело заорали похожие, как близнецы, два невысоких крепыша. — Нам тоже нравится!

— Может, возьмем с собой?

Тут Алина получила поднос с кружками — она еще не научилась носить по две в каждой руке — и понесла гостям пиво.

Потом она еще отходила за салатом. Потом — эти самые свиные уши. Странные люди — как такое можно есть? Потом — мясо. Еще и еще пиво. Сколько его вообще может выпить человек, не вставая с места? Вот ведь вопрос.

А эти все говорят и говорят. Что жаль им девочку. Что глаза у нее умненькие. Что и на мордочку… Тьфу!

— Ну, так что?

— Придется ведь тогда две машины брать.

— Две машины — чепуха. Поедет ли она?

Алина как раз принесла кофе — они еще и кофе пили в конце всего после такого количества пива!

— Алина, — строго сказала женщина, так и не снявшая темных очков. — Девочка. Поедемте с нами. Думаю, мы сумеем устроить ваше будущее.

Алина, конечно, уехала с ними, бросив фартук с фирменным беджем на стол, как в американском кино, и даже не взяв расчет.

— Ты куда? — растерянно кричал вдогонку веселый и загорелый Вася-бармен.

— В столицу!

Потом действительно была столица.

Алина жила с этой женщиной и унылым, как настоящая дочка почти. Или, может, как племянница. А они были очень богаты, но уже пожилые, поэтому своих детей у них не было. По вечерам в гости заглядывали крепыши, которые и правда оказались братьями. Помогали всякими советами и своими знакомствами.

Алина поступила в хороший институт.

На пятом курсе получилось очень удачное замужество. Жених был из богатой семьи, которая просто купила молодым дом. Просто так, в подарок.

Красивый дом в три этажа и совсем недалеко от центра города. Еще у них было две машины, чтобы у каждого — своя. И еще приходящая уборщица, и кухарка. И садовник.

Были частые поездки за границу.

Только вот в свой поселок Алина больше никогда не приезжала. Даже проститься с матерью, когда та умерла. Потому что в это место нельзя было возвращаться. Так ей сразу сказали те, с кем тогда уехала. Они ей тогда много всякого разного сказали.

Дети.

То есть, не дети, а дочка. Одна любимая дочка, так похожая на Алину. Очень красивая и очень умная.

— Мама, ну почему ты не ходишь курить на балкон?

— А мне, может, холодно там! — вяло отругивалась Алина.

На самом деле, она не ходила на балкон, потому что бутылка оставалась на столе на кухне. Балкон же был старый, узкий, не благоустроенный по-нынешнему. Там висели растянутые веревки, на которые вешали сушиться постельное белье, закрывая стыдливо женские предметы. И четыре этажа до серого пыльного асфальта внизу. Прямо у подъезда росли две раскидистые пальмы с жесткими глянцево-зелеными листьями, гремящими на ветру. Справа за домом круто поднималась гора, по облакам над которой предсказывали погоду. А на кухне у Алины стояла полторашка вкусного сладкого красного вина.

Тут все пили вино. Водка, конечно, выгоднее по цене. Но вино можно не покупать, а менять как-то или просто договариваться на будущее. Типа в долг. Ведь у него, у вина, тоже есть срок. У этого, которое на розлив.

— Как же мне все это надоело! — кричала дочь, так похожая на нее. — Когда же ты уже сдохнешь, что ли! Алкоголичка! Ненавижу!

— Да, — тяжело кивала Алина. — Алкоголичка. И что? А что мне еще делать тут? Сезон, вон, только через месяц. Что мне пока делать?

— Да ты и в сезон-то…

— А что не так? Я все места обошла. Меня возьмут, вон, в «Подсолнухи» посудомойкой. Нормально. И подкормиться можно будет. И теперь я имею полное свое право выпить чуток винца.

— Напиться! И накуриться! Все же провоняло твоим табаком!

— Не ругайся, дочка, все будет хорошо… А если табаком воняет, так ты просто сама посиди со мной, да покури. Вот и не будет тебе вонять.

Алина пьяно смеялась и грозила дрожащим пальцем. Она уже была старой. Сорок пять — это вам не в столицах каких-нибудь.

— Да ты, да ты…, — задыхалась дочь.

— Все будет хорошо. И приедет к тебе из столицы красавец-мужчина. И увезет нафиг из нашего ссаного поселка. Думаешь, сказки? Вон, у меня же было — могла поехать. Запросто. Но ведь не поехала!

— А я все равно уеду, уеду, уеду! Дождусь, когда ты умрешь, и уеду!

Алина продолжала, как не слышала ничего:

— …Потому что мать у меня была. Квартира опять же. Работа какая-никакая. Все ведь было. И вот еще ты теперь у меня есть. Ты теперь просто дождись принца своего.

— Какого, нафиг, принца? О чем ты? У нас тут зимой за простые кроссовки удавят запросто. За деньги — сожгут!

— Да, это они могут. Легко. Но ведь как-то надо жить людям зимой?

Дочка садилась и плакала в бессильной злобе.

Алине становилось жаль ее, она прислонялась к дочкиному плечу и тоже плакала.

Конечно, никаких принцев в жизни не бывает. Конечно, никто никуда и никогда не уедет. Потому что есть вот у нее мать, есть квартира, есть работа какая-никакая. Да и вообще — кто же из курортного поселка уезжает? Это же вам не «севера»!

Алина как раз принесла кофе — они еще и кофе пили в конце всего после такого количества пива!

— Алина, — строго сказала женщина, так и не снявшая темных очков. — Девочка. Поедемте с нами. Думаю, мы сумеем устроить ваше будущее.

— Да, да, — уныло кивал тот, что и был унылым.

И при этом слегка улыбался. Как бы стеснялся предложения.

А крепыши просто смотрели нагло и смеялись в открытую. И вот главное, что тут смешного? Пришли, нашумели, наели тут на целую тысячу. И смеются еще.

— Вот ваш чек, — вежливо ответила Алина, поставив декоративный сундучок перед унылым — он выглядел старше всех. Вроде как главнее.

Приезжие переглянулись как-то, а потом попросили заказать им такси. Да, одну машину минут через пятнадцать.

И уехали.

А в сундучок положили сверх чека почти ровно пять процентов. Жлобы.

Бармен Вася спросил, чего они хотели. Удивлялся бровями и всем лицом — вот же скоты, чего надумали нашей девушке предлагать! Потом позвонил кому-то. Сказал, что друзья на трассе разберутся. Мы, сказал он, своих в обиду не даем.

А Алине отчего-то было горько, и она даже плакала. Но уже глухой ночью, чтобы мать не видела. Спрятала часы, которые Вася подарил — сказал, что «в компенсацию». И немного поплакала, зажав в зубах уголок пододеяльника.

Она никогда и никому не говорила, что унылый, выходя последним, прошептал ей, смотря в сторону:

— Бегите отсюда, девушка. Бегите на севера. Тут не жизнь.

Господи, да куда отсюда бежать?

Тут же рай!