Всячина

Смерть вампирам!

Лязг подкованных тяжелых сапог по мостовой был слышен издали. Наверное, даже искры во все стороны летели, когда кто-то из стражников поскальзывался на повороте на круглом булыжнике. В темноте — разноцветные искры. Красиво, наверное. Только вот очень они сейчас не вовремя. Не искры — стражники.

— Быстрее! Не успеваем!

— А как тут — быстрее? Это же физиология… Ну, чуток давление понизить если на выходе — так ведь все равно не успеваем, а сосуды порвать запросто можем…

— А постараться если? У тебя есть еще две минуты. Всего две минуты. Я их слегка придержу вон там, за углом.

Две минуты? Две минуты — это все равно, что почти ничего. Полностью выкачать кровь, очистить в компактном аппарате, насытить полезными веществами, снова закачать в уже почти мертвое тело. Нет, две минуты — это мало даже для войскового специалиста в разгар боя. А мы же тут не в армии все-таки, хотя почти в бою. За каждого бьемся.

За углом сначала замолк топот, теперь слышалось лишь шумное дыхание толпы, шорох одежд, деревянный стук, который бывает, когда опускаешь алебарду или копье, ставишь со стуком на твердое.

— Стоять, бар-раны, — сухой шелестящий голос. — Куда это вы так разогнались? Кто вас сюда звал? Назад, быдло!

Это он зря, конечно. Толпу так не остановить.

— Да он же сам такой, смотрите! Он из этих!

Опять лязг и стук. Перестраиваются. Те, кто с копьями и алебардами, выстраиваются в шеренгу, упираются. Сейчас начнется. Сейчас кто-нибудь первым шагнет, а за ним и все остальные разом кинутся. И тут уже не поможет ни реакция сверхбыстрая, ни сила. Один на один… Да что там, один против троих-четверых — и никаких бы у них не было шансов. Но вот так, толпой, да с копьями… Забьют ведь. Не сдюжит.

Что с клиентом? Кровь — вся. А вот обратно — уже никак. Нет времени. Совсем нет времени. Пора уходить.

— Уходим, — кричу во весь голос, и припускаюсь по темному переулку к реке.

…

Темны и холодны подвалы башни смерти. И хотя не называет ее никто так вслух, но все знают, там — смерть. Очищающая, освящающая, облегчающая посмертное существование, но — смерть.

— Так в чем же проблема, дон Алонсо? Или вы не знаете их гнездовищ? Или нет этих вот рапортов, что получаю я чуть ли не каждый день? Вот, смотрите, смотрите! Сколько мы еще будем терпеть этих кровопийц? Или вы с ними заодно, дон Алонсо? Может, если вас раздеть, и у вас найдутся следы…

— Вы забываетесь.

Голос начальника стражи столицы был холоден до ледяного хруста. Сам он сидел в неудобном кресле прямо, как будто на боевом коне в рыцарской атаке.

— Обиделись на меня? Прошу прощения, благородный дон. За себя прошу прощения и за всю нашу службу. Вы должны и меня понять: что я смогу ответить людям, когда меня спросят? Простым нашим людям, подданным нашего короля, что скажу? Сколько еще обращенных окажется на службе кровопийц? Как скоро весь наш город станет таким? А? Вот вы молчите, и правильно делаете, потому что вы умный человек, дон Алонсо. А мне вот мои арифметики уже подсчитали все, промерили, можно сказать, на ближайшие годы. И если мы их не остановим сейчас, то через пять лет нас, настоящих людей, просто не будет. Вы понимаете, дон Алонсо? Нас с вами не будет! А будут — только они.

— Я все понимаю. И вы знаете мое отношение ко всему этому. Моя дочь… Вы же знаете. Но чем-то ведь руководствовался король, когда разрешал им поселиться в городе? Королевская грамота — это вам не просто так, знаете ли! А мы, в отличие от вас — солдаты короля. И действуем исключительно по его приказу.

— Грамота бывшего короля, дон Алонсо. Бывшего. И мы не знаем сейчас, после сожжения его тела, не был ли наш король, да будет к нему милостив всевышний, обращенным?

— Я не ослышался? — рука начальника городской стражи скользнула под плащ. — Вы что-то только что сказали о короле?

— Вы не ослышались. Именно о короле. Вот грамота, подписанная собственноручно его величеством. Нашим королем. Читайте же и исполняйте, как велит вам присяга.

Теперь лязг холодного металла слышался в голосе лысого инквизитора.

Прочитано было стоя. С оказанием полного почтения к подписи и печати, как положено.

— Приказ его величества будет исполнен. Но нам надо подготовиться.

— Совершенно правильно. Вам надо подготовиться. И нам надо подготовиться. Слово короля должно дойти до всех городов. Начнем же мы одновременно. Ровно через неделю. Днем.

…

— Мы ничего не успеваем, учитель! Они заражаются быстрее, чем мы их лечим!

Миссия работала буквально на износ. Никто не спал днями и ночами. Ночью — поиск зараженных и гемодиализ буквально на ходу, в походных условиях, с риском для здоровья и даже жизни, днем — отработка технологий и создание вакцины. Если сначала были желающие сами поучаствовать в проекте, или не желающие, но направленные королем, тем, что недавно умер, то теперь больных приходилось буквально ловить на улицах. Ловить и лечить. Ловить и лечить. Но с некоторых пор и этот метод стал отказывать. Раз за разом вмешивалась городская стража, которой, кажется, стало вдвое, а то и втрое больше на улицах столицы.

— Учитель!

Вот он снова зовет. Как там их обзывают эти темные горожане? «Обращенные»? Ну, в принципе, совсем ведь не плохое слово. Да, мы их, можно сказать, обратили в свою веру. Научили многому. Очень многому. Разъяснили, что и как происходит на самом деле. И теперь они — наши первые помощники.

— Учитель!

Ну, что там еще такое случилось? Что за паника в голосе и в глазах ученика? Ну, продлим мы работу миссии, раз эпидемия растет и ширится. У нас ведь много времени. И нам нужно еще много помощников, чтобы спасти эту цивилизацию от полного вымирания.

— Учитель!

— Я слушаю тебя, мой ученик.

— Учитель! Они… Они…

— Ну, что еще страшного случилось в этом самом страшном из городов вселенной?

— Они убивают тех, кого мы вылечили! Всех, кого мы вылечили!

Ну, вот. Вот оно. Это все темнота, идущая от незнания, от полной неграмотности населения. Это страх перед теми, кто сильнее и здоровее тебя. Надо, выходит, снова идти к королю. Надо объяснять, доказывать. Надо, чтобы король — нынешний король — теперь дал охранную грамоту не только нам, но и всем, кого мы вылечим и кого успели вылечить. Кстати, надо бы и королю сделать прививку и полный гемодиализ.

Они должны жить двести лет. Просто обязаны. Это без всякой медицинской поддержки — просто на ресурсах собственного организма. А уж с нашей-то медициной — пятьсот лет не покажутся долгими. Но живут — всего сорок-пятьдесят. Потому что грязь. Зараза. Болезни. И самое главное — эта вот страшная эпидемия. Она ползет неторопливо и верно по всей планете, она старит людей, она сокращает срок их жизни, ослабляет кости и мышцы. А ведь совершенно здоровый человек, тот, кого мы уже вылечили, сегодня запросто справится с тремя-четырьмя больными. Вот чего они и боятся. Они боятся, что выздоровевшие, «обращенные», как они говорят, это уже не люди. Они слишком сильны, слишком быстры, слишком долго живут… Нет-нет. Надо обязательно идти к королю. И не в одиночку. И аппаратуру сразу тащить с собой. Если король лично почувствует разницу — он подпишет любую бумагу.

— Приготовь аппаратуру. Позови еще двоих — пусть готовятся. Сегодня же вечером мы пойдем к королю. Король должен знать правду!

— …Учитель!

— Ну, что там еще? Вот как мне работать в таком шуме?

— Учитель, они ломают ворота!

…

— Ну, вот мы и встретились наконец-то лицом к лицу. Вам удобней действовать ночью, как я слышал. Вот, сейчас как раз ночь. Вам удобно?

Инквизитор смотрел с торжествующей улыбкой на истерзанное тело, подвешенное на дыбу.

— Вы ничего не понимаете! Что же вы творите? — хрипел сквозь разбитые губы тот, кого называли еще вчера Учителем.

— Я-то? — удивление было не показное, самое настоящее. — Я как раз очень даже понимаю все. Все, что сказано его величеством и святой церковью. То, что говорит их враг — я не понимаю, да.

— Но мы же не враги вам. Мы могли вас всех спасти! Вы жили бы долго и счастливо!

— Да, да, да. Это мы знаем. Слышали не раз. Именно так, долгой жизнью, соблазняет слабых мира сего дьявол. А что вы еще можете предложить, темные слуги его?

— Но вы же все больны! Идет страшная эпидемия! Вы просто умираете!

— Чума, слава всевышнему, обошла нашу страну. Я был в тех краях, видел настоящую эпидемию и пустые города. У нас же все здоровы, и границы на замке.

— Вы уже больны… Вы все — больны. А-а-а!

По знаку инквизитора палач приложил раскаленное клеймо ко лбу пытаемого.

— Вот ведь, как корежит дьявольское семя от простого креста. Это — крест. И если бы были вы настоящими слугами господа нашего, то и не почувствовали бы никакой боли, а только райское наслаждение. Потому что он спас бы вас от боли и дал силы. Но вы кричите. Вы дергаетесь. Вам страшно и больно. И это значит, что вы — не спасители. Вы — губители. Продолжай, — махнул рукой палачу, и крик вдруг резко оборвался.

— Прошу прощения, мессир, пытуемый потерял сознание.

— Отдохнем и мы, как отдыхает сейчас он. Нет тех мук, которые моги бы возместить ему потерянную душу. Подождем. У нас еще есть время.

Времени было много — до самого полудня. Ровно в полдень, как и приказано его величеством, во всех городах будут казнены те, кто еще остался жить после кровопролитного штурма миссий, представительств и лабораторий. А после казни специальные поисковые отряды отправятся по следам каждого из сожженных, чтобы разыскать гнездовища кровопийц и уничтожить саму память об этом ночном ужасе.

Король повелел, и церковь освятила.