Сила Прометея

ГЛАВА 29

— Что вы хотите этим сказать? — с недоумением спросил Храменко. — Что означают ваши слова о том, что я остался человеком? Вы имеете в виду мое внутреннее состояние, решимость бороться с этими палачами?

— Вовсе нет, — ответил Танаев, невесело усмехнувшись. Он уже вынул руку из лужи, неприятное покалывание в пальцах исчезло, и огонек немедленно погас. Так что его усмешка осталась не замеченной собеседником. — Я имею в виду именно то, что сказал. Существа, которые сейчас захватывают по-средние остатки еще свободных территорий Земли, умеют воплощаться в тела людей, полностью подав-ляя их сознание, и обделывать свои делишки с их помощью. Именно этим и объясняются их потрясающие военные успехи. При желании они могут использовать в своих целях любого нашего военачальника.

— И вы хотите сказать, что я… Что я был подчинен одним из этих существ?

— Вполне возможно. Кто-то же все-таки оформил для меня патент на участие в имперском турнире! А учитывая его колоссальную стоимость, вряд ли этим человеком мог быть никому не известный Краус, чья подпись стояла на переводе. Но не беспокойтесь, если они и использовали вас для своих целей, сейчас это существо ушло. А чтобы вы не мешали осуществлению их дальнейших планов, вас изолировали от общества.

— Откуда вы все это знаете?

— Ну, мне не раз приходилось сталкиваться с этими монстрами. — И вновь Танаев порадовался полной темноте, которая не позволяла Храменко увидеть выражение его лица. Он вспомнил Леону, и если бы сейчас Глеба увидели его враги, они бы пожалели о том, что связались с ним в своей тайной борьбе за власть в империи.

— Но если все обстоит именно так, как вы говорите, тогда у людей нет ни малейшего шанса отстоять родную планету! Ведь наши враги могут использовать в собственных целях кого угодно, даже самого императора! — В голосе Храменко чувствовался неподдельный ужас.

— Ну, все не так просто… На нашей планете они чувствуют себя… как бы это сказать: не слишком Уверенно, а перенос сознания в чужое тело обходится им недешево, так что они пользуются этим способом в исключительных случаях. Да и пребывание в чужом теле возможно лишь на ограниченный срок. Рано или поздно сознание хозяина выбрасывает их, а с некоторыми людьми, обладающими достаточной степенью самоконтроля, подобный фокус вообще невозможен.

Разговор в полной темноте, когда не видно лица собеседника, не слишком комфортен. Большую половину информации мы получаем не из слов, а из мимики, хотя и не всегда это осознаем. Ночное зрение позволяло Танаеву видеть лишь общие контуры фигуры Храменко, и он не спешил задавать вопросы, которых у него после появления полковника возникло великое множество. Для этого имелась и еще одна, гораздо более важная причина. Если тюремщики, подбросившие к нему Храменко, могли наблюдать за камерой, следовало придумать способ, чтобы заставить их наведаться сюда еще раз. К их следующему визиту он подготовится и не упустит своего шанса.

Вряд ли они собирались уморить Храменко голодом, хотя вполне могли сделать это, если он не добудет нужную им информацию.

— Вы говорили, что тюремщики могут наблюдать за тем, что происходит в нашей камере, а могут ли они нас слышать?

— Этого я не знаю.

Танаев надолго замолчал, обдумывая свои дальнейшие действия. Даже если он сумеет обмануть тюремщиков и заставит их открыть дверь в камеру еще раз, это мало что изменит в его положении.

Путь наверх, в помещения императорского дворца, наверняка хорошо охранялся, и чтобы сразу же вновь не попасть в подземелье, следовало действовать продуманно. Конечно, теперь, когда на нем нет золотого доспеха, весившего сотню килограммов, одолеть его будет намного сложнее. Но при достаточном количестве хорошо вооруженных охранников ему не прорваться наверх и уж тем более не удастся осуществить свои далекоидущие планы мести, которые он долго вынашивал в этой камере, лежа на гнилой охапке соломы. Все опять упиралось в отсутствие оружия. Но ведь принес же он из подземного мира меч, способный разрубать скалы и свергать тиранов! Так где же он?

— Ты совсем забыл обо мне? Забыл, что я освободил тебя и вынес из нижнего мира? — в сотый раз обратился Глеб к мечу в ментале и, естественно, не получил никакого ответа.

Но зато в его памяти встала картина хрустального саркофага в тот момент, когда из него рвался на свободу меч Зевса… Что он сделал тогда, чтобы пробудить меч? Чтобы заставить его самостоятельно вырваться на свободу? Нужны все мельчайшие детали этого события, каждый ничтожный штрих, каждая мимолетная мысль могли иметь решающее значение…

Но почему-то сейчас безотказная память Глеба не могла восстановить это событие таким, каким оно виделось ему в подземном мире. Промучившись с полчаса, он оставил это бесполезное занятие и обратился с новым вопросом к молчавшему все это время Храменко:

— А как в империи становятся канцлером? Его выбирают или на эту должность он назначается императором?

Храменко спал или слишком долго обдумывал ответ. Танаев совсем было тоже собрался уснуть, когда прозвучали его слова:

— Уж не собираетесь ли вы занять эту должность?

— Я как раз обдумываю подобную возможность.

— Весьма перспективное занятие для человека в вашем положении.

— Положение может измениться, причем совсем скоро… — Глеб не закончил фразу, потому что перед его глазами, именно сейчас, когда он перестал вспоминать подробности освобождения меча, встала короткая надпись, начертанная на древнегреческом в самом низу постамента. Стараясь разобрать малознакомый язык, он пробормотал ее вслух… И лишь теперь понял, что это и был ключ к вызову меча.

— Вообще-то канцлера назначает император своим указом, но в нашей истории бывали и исключения… — пробормотал Храменко, с некоторым опозданием отвечая на вопрос Танаева

— Помолчите! — резко оборвал его Танаев, и Храменко обиженно умолк.

— громко произнес Глеб.

И тут же на всякий случай перевел эти слова с древнегреческого на латынь: «incorporalis infinitus, aum necessitas, atis», лишь краешком сознания улавливая далеко не полный смысл этой фразы на родном языке: «Не имеющий тела, беспредельный, незыблемая власть, дружба и родство связали нас!» Затем в наступившей тишине Глеб услышал, как Храменко едва слышно произнес:

— Похоже, он рехнулся, бедняга! Это неудивительно. Столько дней провести в этом подвале! — Продолжение этого бормотания Танаев уже не слышал, потому что перед его глазами вспыхнуло цветное изображение меча, и далекий, слышный только ему голос спросил:

— Чего ты хочешь, друг-носитель?

— Явись ко мне! Выйди в реальность! Нам предстоит большое дело.

— А ты напоишь меня кровью врагов?

— В этом можешь не сомневаться! Крови будет достаточно!

И тотчас в темноте камеры вспыхнула ослепительная радуга волшебного лезвия, а в ладонь Танаева увесисто и ладно легла такая знакомая и желанная рукоятка оружия.

Свет от меча был настолько ярок, что высветились все темные уголки их небольшой камеры, все грязные разводы на потолке, все трещины в стенах. И сверкнувшие отраженным светом линзы на потолке.

Храменко в ужасе забился в самый дальний угол камеры, не осмеливаясь задать ни одного вопроса. Фигура Танаева, освещенная светом меча, вытянулась. Казалось, его голова касается потолка, а плечи упираются в противоположные стены камеры.

— Ты демон! — стуча зубами, выдавил из себя Храменко.

Не отвечая и не обращая на несчастного старика никакого внимания, Танаев приподнял меч, направил его лезвие в сторону входной двери и лишь слегка, на ничтожную долю мгновения, коснулся красного рубина на рукоятке меча.

Тотчас же в дверь ударила ослепительная голубая молния, а от грохота энергетического разряда ходуном заходили стены подвала. На месте стальной двери теперь зияла дыра, значительно превосходившая размерами ее бывший проем.

— Возможно, ты бог, и я, недостойный, посмел Разговаривать с тобой так непочтительно, прости меня, о могущественный! — Храменко попытался отбить земной поклон, но Танаев жестом остановил его.

— Прекрати. Я не бог и не демон. Я всего лишь человек, который собирается покончить с канцлером и заставить империю обратить свои войска против черных орд! Следуй за мной и не отставай! Как говорилось в одной древней книге: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!» Я потерял в этой проклятой камере слишком много времени и, возможно, уже опоздал! А в том, что я задумал, мне понадобится надежный помощник.

Они перелезли через груду оплавленных небесным жаром камней, все еще нестерпимо горячих, и очутились в коридоре, под потолком которого висела завеса дыма.

От светлевшего впереди выхода к ним бежала стража, на ходу взводя арбалеты.

Танаев повернул лезвие в их сторону и, вспомнив силу предыдущего разряда, лишь едва коснулся желтого камня. Однако на этот раз никакого разряда не последовало. Зато лезвие меча удлинилось, вытянулось на десятки метров вперед, превращаясь в желтоватый луч. На долю секунды луч уперся в тела несущихся к ним стражей, небрежно перечеркнул их наискось, и люди, секунду назад невредимые, полные жизни и неосуществленных желаний, превратились в куски расчлененного мяса.

Храменко, окончательно добитый этой жуткой картиной, застыл у стены неподвижным изваянием.

— Следуй за мной! — рявкнул Танаев и сам удивился незнакомым властным нотам, прорезавшимся в его голосе.

Они миновали коридор и через несколько секунд оказались во внутреннем дворе императорского дворца. Здесь уже вовсю разворачивалась операция по задержанию непонятным образом освободившихся преступников.

На стенах появились арбалетчики, во дворе напротив парадного входа выстраивалось каре закованных в сталь всадников. Откуда-то сверху, из дворцовой башни, раздался пистолетный выстрел, пуля прошелестела слишком близко, и Танаеву на несколько секунд пришлось уйти в боевой режим, чтобы избавиться от этого не в меру ретивого стрелка.

Потом он полоснул лучом по стенам. Многоголосый вопль боли долетел сверху, во двор посыпались куски человеческих тел.

Слегка опустив лезвие и направив его острие в сторону всадников, перегораживавших вход во дворец, Танаев коснулся красного камня.

Удар был такой силы, что казалось, стены дворца не выдержат. На том месте, где только что стояли всадники, осталось лишь черное пятно, а вместо обитых бронзой парадных дверей императорского дворца теперь чернел огромный провал.

Вообще-то это можно было и не делать, деморализованные зрелищем мгновенно уничтоженных арбалетчиков всадники не представляли никакой угрозы и не посмели бы преградить ему путь.

Но какая-то дьявольская сила, идущая от меча, требовала все новой крови. И, кажется, Глеб начинал понимать, какова цена обладания этим оружием. Волна разрушения и мщения подхватила Глеба и понесла вперед на своих невидимых крыльях.

Уголком сознания он понимал, что необходимо как можно скорее избавиться от меча, но не мог этого сделать. (Или все-таки не хотел, испытывая непонятное наслаждение от каждого вопля боли, от каждой прерванной человеческой жизни?) Ведь он не знал, сумеет ли вновь вызвать меч, когда это понадобится, а начатое дело необходимо было довести до конца. Эта мысль показалась ему вполне здравой, вполне оправдывающей лужи человеческой крови, заливавшей поверхность двора. «Цель оправдывает средства! Цель оправдывает средства!» — вновь и вновь звучали в голове Танаева знакомые слова. Слишком хорошо знакомые.

— Веди меня к палатам канцлера! — приказал Танаев Храменко, в глазах которого остался теперь только ужас и не было уже ничего человеческого. Он последовал за своим новым господином походкой манекена, которого тащат на веревке.

Они миновали огромный холл со множеством дверей. Ковры, древние скульптуры и драгоценные вазы украшали помещение, в котором проходили официальные императорские приемы. Сейчас здесь не было ни одного слуги и ни одного стражника. Казалось, дворец полностью вымер.

Остановившись около небольшой дубовой двери, возле которой тоже не было стражи, Храменко едва слышно произнес:

— Это здесь…

Толчком ноги Танаев распахнул дверь с такой силой, что задвижка, вырванная из дубовой притолоки, улетела куда-то внутрь помещения.

За небольшим рабочим столом, заваленным бумажными папками, среди которых высились два компьютерных терминала, сидел высокий худой мужчина в домашнем халате и старательно делал вид, что его не касается все происходящее за пределами этой комнаты. При появлении Танаева он вытащил из-под груды бумаг серебряный обруч с крупным брильянтом в центре и водрузил его на голову.

— Что вам нужно? — обратился мужчина к Танаеву таким властным тоном, что тот на мгновение растерялся. Хотя вся эта демонстрация уже утраченной власти выглядела теперь довольно глупо.

— Мне нужен человек, при содействии которого инопланетные пришельцы захватили половину империи. Ввергнувший в нищету жителей этой страны, разрушивший ее армию и растранжиривший ее богатства, — наконец справился с собой Глеб, нашел достойный ответ и сразу же понял, что фраза прозвучала слишком напыщенно и витиевато.

— Вы пришли, чтобы убить меня? — неожиданно спокойно, с легкой улыбкой спросил канцлер. — В таком случае, если можно, давайте обойдемся без громких слов.

— Вы так легко к этому относитесь? — поинтересовался Танаев, приводя меч в боевое положение. Что-то крылось за этим показным спокойствием канцлера, и он не собирался больше рисковать.

— Пробыв столько лет канцлером, устаешь от постоянного ожидания подобного визитера. И в конце концов его визит становится почти желанным.

— Вы хотите умереть?

— Разумеется, нет, но сие от меня не зависит, вы ведь все равно меня убьете.

— Почему вы так думаете?

— Потому что вы пришли сюда за властью, и поскольку сумели войти в эту дверь невредимым, то не уйдете отсюда с пустыми руками.

— Почему вы разорили эту страну? — спросил Танаев довольно неожиданно для себя. Секунду назад он поймал взгляд канцлера и понял, что его разум свободен от внешнего влияния, — взгляд был чист и почти безмятежен. Глебу действительно хотелось понять, какие цели преследовал этот человек, облеченный властью, помогая захватчикам оккупировать свой родной мир.

— Когда вы окажетесь на моем месте, то поймете что любая власть вынуждена прежде всего заботиться о себе самой. А в нынешних условиях не оставалось другого пути, кроме медленного отступления. Все ресурсы сгорали в топке бесконечной войны, ее следствием стали постоянные предательства, коррупция, разруха. И во всем этом вы обвиняете меня одного?

Танаев подумал, что если он и дальше будет слушать канцлера, который вел себя слишком странно и слишком мужественно для человека, обреченного на смерть, то может отказаться от намерения покончить с ним, и тогда это обернется неисчислимыми бедствиями для миллионов жителей этой огромной державы, некогда простиравшейся от северных морей до южных окраин…

Он обернулся, словно искал поддержки, подтверждения своей правоты у Храменко, но тот остался снаружи, будто хотел отгородиться от всего, что здесь должно произойти. Чтобы вернуть себе почти утраченную уверенность в собственной правоте, Танаев спросил:

— Это по вашему приказу меня заманили на так называемый имперский турнир, а затем бросили в подземелье подыхать от голодной смерти?

— В этой стране ни одно важное событие до сих пор не обходилось без моего приказа. Так что вы правы. — Этот человек удивлял Танаева все больше.

— Зачем вы это сделали?

— Мне давно известно, кто вы такой на самом деле, господин Танаев, и какую опасность представляете для империи. От вас необходимо было избавиться.

— Допустим, но в этой истории оказалась замешанной ни в чем не повинная женщина. Что вы с ней сделали?

— Если вы имеете в виду Леонарду Квинкадзе, то

с нею все в порядке. Ей даровали звание императорской фрейлины. Она жива и здорова.

Императорская фрейлина… Глеб хорошо знал, что это означает. Ее принудили стать дворцовой проституткой, сделали игрушкой в руках лощеных дворцовых щеголей!

Гнев, вспыхнувший в нем в ответ на это известие, подавил остатки внутреннего сопротивления, которое до сих пор еще удерживало меч, и тот словно сам собой нащупал очередную жертву…

Когда верхняя, отсеченная часть туловища канцлера, залив стол кровью, рухнула, обруч, символизирующий собой канцлерскую корону, сорвался с головы мертвеца и подкатился к самым ногам Танаева.