Сила Прометея

ГЛАВА 11

Роман лежал, неподвижно уставившись в потолок. Разговаривать не хотелось — да и о чем можно разговаривать с людьми, с трудом передвигавшимися по камере и едва ли способными произнести больше Двух слов подряд. Какие-то зомби, такие же обреченные, отравленные, как и он сам. Его палачам зачем-то понадобилось перевести его в эту общую камеру. Она была просторней и удобней прежней. Койки здесь не убирались в стены, и свет никогда не гас, но все это теперь не имело для него ни малейшего значения.

Сколько ему еще осталось провести в этом мире и насколько мучителен будет конец? Этого он не знал и не хотел думать о том, что его ждет в будущем. Ничего, кроме новых мучений, он и не мог ожидать, так какая разница, какими именно они будут?

Полное равнодушие к своей собственной судьбе и к окружающей обстановке, скорее всего, было вызвано действием яда, который ему ввели во время очередной «процедуры» на дыбе.

Ключник сказал, что яд необходим для того, чтобы порученная ему миссия выглядела естественно. Он не должен ничем выделяться среди остальных пленных. Если ему удастся выполнить поручение Некса, то он получит противоядие. Вот только Роман не собирался ничего выполнять. Его мучители плохо знают человеческую психологию. Неужели они действительно надеются на то, что он добровольно вернется в эти застенки, даже если ему отведут здесь должность главного палача? Роману много чего обещали, и, кажется, ему удалось убедить своих мучителей в полной покорности. Или не удалось?

Что-то они слишком нервничали и слишком спешили, словно это им самим прижигали пятки раскаленным железом невидимые духи возмездия.

И вот теперь он лежит в общей камере, среди таких же обреченных, как и он сам. Здесь была даже одна женщина, красивая женщина, надо признать, или, вернее, она была красивой до того, как попала в эти застенки… Но даже этот факт не мог заинтересовать Романа, хотя он не видел женщин с того самого момента, как отправился в свой последний бой там, на Земле…

Кажется, ее зовут Карин, и на ней почти не осталось одежды. Жалкие обрывки тряпок не способны скрыть ее наготу и хорошо сложенную фигуру, сохранившуюся, несмотря на постоянные пыточные «процедуры».

Романа удивляло целомудренное и даже заботливое отношение к этой женщине его сокамерников. Существовала какая-то причина, объединившая этих людей в одну команду, но для Романа ничего хорошего в этом не было. Команда представляла собой надежно замкнутый круг и не допускала посторонних в его пределы. Даже теперь, когда всем им осталось жить строго отмеренное ядом время, они держали Романа на расстоянии и с подозрением наблюдали за каждым его шагом, особенно если замечали его интерес к Карин.

Роман надеялся, что по отношению к ней палачи были менее жестоки, хотя боль жертв доставляла Ключнику и Обезьяноподобному явное наслаждение, которое они охотно демонстрировали перед пытаемыми, скорее всего, для того, чтобы еще больше усилить их мучения. Нет ничего отвратительнее вида палача, жадно впитывающего каждый твой непроизвольно вырвавшийся вопль боли…

Если бы только он мог отомстить! Если бы у него сохранилась хоть малейшая надежда сделать это! Но яд каменного скорпиона поставил крест на всех его планах, и теперь даже скорое появление их освободителя не волновало Романа.

Ему поручено убить этого человека. Что ж, хоть таким образом он сможет отомстить. Он притворялся достаточно искусно, и, кажется, в конце концов, они ему поверили. Поверили в то, что его воля окончательно сломлена и он готов выполнить любой приказ гнусных тварей. Это давало ему надежду на то, что зловещую миссию не поручат никому другому, и именно он сможет предотвратить убийство человека, столь ненавистного прислужникам темного царства.

В первые часы после перевода в новую темницу Роман попытался установить контакт со своими сокамерниками, но ничего хорошего из этого не получилось. Тогда они еще не были столь заторможены и равнодушны ко всему, яд каменного скорпиона действует медленно, и он хотел воспользоваться этим обстоятельством. Возможно, вместе они смогли бы придумать, как бежать из этих застенков, и пусть ненадолго, перед самой смертью, подышать воздухом свободы. Но эти люди встретили все его попытки заговорить угрюмым молчанием и потом долго шептались о чем-то в своем углу.

Вероятно, они принимали его за провокатора, подосланного их врагами. Да и чего еще они могли ждать в этом месте от человека, которого неожиданно втолкнули в их камеру! Одно он знал совершенно точно: отрава не будет действовать до того, как он приступит к выполнению порученной ему миссии, а значит, у него еще есть время…

И Роман решил в последний раз попытаться использовать это время для того, чтобы расколоть лед отчуждения, отделивший его от товарищей по несчастью непреодолимой стеной.

— Вы хоть знаете, что все мы отравлены? Чувствуете, как по жилам у вас растекается огненный яд, сковывая ваши движения и убивая мысли? Неужели вы не видите, что я страдаю так же, как вы! Всем нам осталось жить несколько часов, не хочу умирать в одиночестве! Хотя бы поговорите со мной!

— Кто ты? — Вопрос был задан высоким жилистым человеком, по остаткам полуистлевшей одежды которого можно было заключить, что он имел в недавнем прошлом какое-то отношение к лесу… Хотя откуда взяться лесу в этом мире?

— Меня зовут Роман Усердов.

— Ты помнишь свое земное прошлое?

— Конечно, я его помню!

— Этим даром здесь обладают далеко не все. Но если так, расскажи, почему ты здесь очутился?

— Откуда я могу это знать? После смерти я очнулся в вашем мире. Меня подобрал какой-то «встречающий» и притащил в эти застенки. Потом была процедура суда. «Стандартная», как сказали они, хотя в ней было немало странного, как мне показалось, и для самих судей. Вы-то хоть знаете, что собой представляет этот мир? Это ад?

— Никто не знает этого в точности. Но, думаю, есть миры и намного хуже. Так что скорее это преддверие. То, что земная церковь называет «чистилищем». Но это всего лишь мое предположение. Однако ты не ответил на мой вопрос. Сюда не попадают без причины. В твоей прежней жизни наверняка имелись серьезные преступления. На суде тебе должны были о них рассказать.

— Вы называете это судом? Разве палачи бывают судьями?

— Здесь бывают! Ты, парень, не юли и, если хочешь говорить с нами, сначала выложи свою историю! — пророкотал самый высокий и широкоплечий из четырех его товарищей по несчастью, друзья называли его Фавеном.

Несмотря на свою незаурядную силу, он не был в этой четверке главным, скорее эта роль отводилась высокому и худому человеку, который первым заговорил с Романом.

— Моя история довольно проста, и в ней нет ничего примечательного, если не считать того, что на Земле меня подло убили выстрелом в спину во время атаки батальона «Изюбрей», в котором мне довелось служить.

— Без причины людей не убивают.

— Возможно, причина имелась, только я о ней не знаю. Конечно, у меня не со всеми сослуживцами складывались дружеские отношения, но оснований убивать меня из-за угла ни у кого не было.

— В таком случае причина твоей смерти может быть связана с какой-то очень важной миссией! — неожиданно вступила в разговор женщина, впервые взглянув прямо в глаза Роману, и он невольно похолодел от ее проницательности и от этого взгляда. Вот только об этом он не мог говорить. Не было дано ему такого права, и он пожалел, что вообще затеял этот разговор. Чтобы как-то выйти из неловкого положения, он перевел разговор на более важную для всех присутствующих тему:

— Я не знаю, почему здесь очутился, но зато знаю, что мне поручено убить человека, который собирается нас освободить.

— И кто же этот человек?

— Мне известно только его имя. Его зовут Глеб Танаев!

Молчание, последовавшее вслед за этим заявлением, показалось Роману угрожающим. Все четверо вскочили со своих лежанок и окружили его плотным кольцом, словно собираясь немедленно разорвать на части.

Неизвестно, чем бы закончилась эта немая сцена, если бы каменный блок, закрывавший вход в камеру, со скрипом не сдвинулся со своего места.

Существо, появившееся на пороге их камеры, мгновенно заставило забыть о назревающей ссоре. В дверь с трудом протиснулась небольшая башня на коротких ножках, под вращающейся крышей которой сверкала гирлянда разноцветных огней, словно на рождественской елке. А когда вслед за нею в камеру вошел человек, чье имя только что чуть не вызвало расправу над ничего не подозревающим Романом, вопль восторга и радости доказал ему, что ядовитые миазмы проникли в жилы его сокамерников еще не слишком глубоко.

Первой пришла в себя Карин.

— Но это не можешь быть ты! Ты же улетел отсюда, вырвался из этого проклятого мира!

— Не мог я улететь один, оставив вас на растерзание врагу, которого сам же и освободил. Так что можешь поверить — это я и есть. — Секунду Карин колебалась, а затем, забыв о присутствующих, бросилась на шею вошедшему.

— Кто это? — наконец осмелился спросить Роман у стоявшего рядом с ним Бартона.

— Тот самый Танаев, которого тебе поручено убить. Мы были уверены, что его нет в нашем мире, и решили, что ты выдумал это специально, чтобы втереться к нам в доверие. Но мы ошиблись. Так что добро пожаловать в нашу компанию, если ты, конечно, не собираешься и в самом деле убивать нашего друга.

Теперь уже и Танаев обратил внимание на Романа, и едва их глаза встретились, как Роман неожиданно ощутил легкое жжение в правой половине груди, в том месте, к которому прикоснулся монах, проводивший его в этот мир. Не тот ли это человек, которому он должен передать послание Александера? Но полной уверенности у него еще не было. Имя принадлежало тому самому человеку, которого он должен был отыскать в этом мире, но его именем мог назваться кто угодно. И Роман решил не спешить с признанием. Он знал, что подручные Арха умеют подделывать внешность человека. Так что и восторг друзей Танаева может быть результатом обмана или инсценировки. «Никому не верь в том мире, в который ты вскоре попадешь», — сказал ему Александер на прощание. Он и не верил.

Когда улеглись первые восторги от встречи и состоялся обмен самыми важными новостями, Танаев отозвал в сторону Литлбаша и на языке, понятном только им двоим, спросил:

— Что ты обо всем этом думаешь?

— О чем именно, навигатор? За последний день произошло столько событий, что мне трудно решить, какое из них имеет для тебя большее значение.

Постороннему наблюдателю могло показаться, что эти двое, такие не похожие друг на друга, играют в молчанку. Губы Танаева оставались неподвижными, только лампочки под крышей Литлбаша иногда вспыхивали разноцветными огоньками.

— Почему Арх решил отдать нам своих пленников?

— Ну, это мало похоже на подарок. Мы ворвались сюда силой, искрошив по дороге его лучшую гвардию. Помнишь тех скелетов?

— Это так. Но я имел возможность познакомиться с Архом достаточно близко и знаю, что он не отступил бы так просто. За всем этим кроется какая-то ловушка, и чем скорее мы разберемся в этой загадке, тем больше у нас появится шансов выбраться из нее невредимыми.

— В жизни часто возникают очень сложные, запутанные и опасные ситуации, и наибольший шанс выбраться из них с честью появляется у того, кто следует своему предназначению.

— А ты, оказывается, философ, мой друг. И если я правильно тебя понял, нам следует забрать наших друзей и возвращаться к кораблю?

— Именно этого и добивается наш враг. И в обычных обстоятельствах я бы тебе посоветовал поступить в точности наоборот. Но мне кажется, Арх недооценивает расу людей. Вы умеете находить выход из любого положения. Выяснить, как вам это удается, — одна из главных задач моей миссии.

— Так ты поэтому советуешь мне возвращаться на корабль?

— И поэтому тоже.

— Ну, так подскажи для начала, как нам отсюда выбраться? Двери ловушки захлопнулись. Идти обратно тем же путем мы не можем: если ты еще не забыл, в интерферентном защитном поле двигаться можно только в одну сторону. Если мы попробуем вернуться тем же путем, с нами случится то же самое, что случилось с надумавшими нас нагнать скелетами.

— У тебя есть два пути. Попытаться вернуться знакомым путем, а вдруг поле не сработает, не сможет действовать на человека, так же как подействовало оно на скелеты. Или, в надежде найти другой выход, идти в глубь крепости Арха, туда, где нас поджидают подготовленные засады и ловушки.

— Что значит «в надежде»?! Ты знаешь план крепости, так перестань вещать и лучше подскажи, куда именно мы должны идти?

— Но, если я это сделаю, я нарушу приказ своего Совета и не смогу наблюдать за тем, как ты справишься с безвыходной ситуацией, в которой сейчас находишься. Тем более что я предупреждал тебя о том, что Арх готовит нам ловушку, и тем самым уже частично нарушил приказ. Но ты меня не послушал, упрямо попер вперед, вот теперь и выбирайся.

— Ах, ты, тупая башня! Так ты вознамерился наблюдать за нами? А тебя самого это уже не касается? Не кажется ли тебе, что Арх в первую очередь разберет тебя самого на винтики, или кирпичики, или из чего там сделаны твои «непробиваемые» стены?

— Это не имеет значения. В любом случае я успею передать Совету результаты своих наблюдений.

По опыту своих предыдущих общений с Литлбашем Танаев хорошо усвоил, что спорить с ним бесполезно. Если уж под его упрямую крышу втемяшилась какая-то мысль, он будет следовать ей неукоснительно, особенно в тех случаях, когда это касается предписаний Домсовета.

Неожиданно для остальных окружающих Танаев разразился длинной тирадой, состоящей из междометий и отборных ругательств, которые он произнес уже не в ментале, а предоставил, так сказать, слуху всех присутствующих.

Они смотрели на него в полном изумлении, поскольку, на их взгляд, он вел себя достаточно странно. Минут пятнадцать молча стоял перед живой башней, которую сам же и привел, а затем ни с того ни с сего попотчевал ее отборной руганью.

— Тащите сюда эту мумию, этого «посланника», который завел нас в ловушку! — наконец обратился Глеб к друзьям.

— Ты думаешь, он так и ждет нас в коридоре до сих пор? — не без ехидства осведомился Литлбаш.

И действительно, в гостеприимно распахнутом проеме входа никого уже не было. В обе стороны на сотни метров просматривался лишь пустой коридор, по которому они пришли. Стены его слегка свети_лись под воздействием силового поля, а пол выглядел девственно чистым, даже обломки скелетов куда-то исчезли.

— Чуть подальше по этому коридору, если идти _Б глубину цитадели, находятся пыточные камеры. И мне почему-то кажется, что там мы найдем двух тварей, хорошо знакомых с этим подземельем, — произнес Бартон, стоявший за спиной Танаева, и, помолчав секунду, добавил: — Мне бы очень хотелось поменяться с ними ролями.

— Вас пытали?

— А ты думал, мы находились на курорте? Сейчас это уже не имеет значения. Раны на наших телах заживают в течение суток, и лишь память о перенесенной боли надолго остается с нами. Я хочу посмотреть, будут ли испытывать эти существа такое же наслаждение от собственной боли, какое они испытывали, издеваясь над нами.

— Давайте проверим, не сбежали ли они вслед за «посланником», и, если мы их поймаем, я не стану вам мешать. Любой ценой нам нужно узнать, как выбраться из крепости.