Удовлетворить свое любопытство Глебу удалось лишь после часа напряженной работы. Несмотря на прохладную атмосферу зала, ворочая тяжеленные каменные обломки, он покрывался потом и непроизвольно думал лишь о том, как из него одна за другой уходят такие драгоценные сейчас капли влаги.
Но зато в конце, отвалив очередной плоский обломок, закрывавший бок саркофага, он замер, как пораженный громом, — и было от чего.
В саркофаге лежал меч такой неописуемой красоты, какую могли создать только древние боги.
Прежде всего в глаза бросалось его лезвие, словно выкованное из жидкого золотистого огня. Время от времени оно слегка меняло свою форму, а иногда и цвет, переходя от застывшего золота к ярко-алому цвету зари, а затем представляя изумленному взору Танаева глубокую синеву неба…
Да что там лезвие! Гарда восхищала не меньше, и не потому, что была украшена тремя искусно ограненными драгоценными камнями. Алый рубин, зеленый изумруд и желтый топаз притаились на ее внутренней стороне, поближе к руке воина, которому некогда принадлежал этот изумительный меч — кстати, она была не такой уж огромной, эта рука, если судить по рукоятке длиной всего в полметра.
— Для титана маловата, а для человека слишком велика. Кто же был твоим хозяином? — прошептал Танаев, вплотную приникая лицом к прозрачной поверхности саркофага, скрывавшего в своей глубине дивный меч.
Линии резьбы на его причудливо выделанной рукоятке переплетались в две перекрещивающиеся спирали, чем-то напоминая рисунок, который Глеб увидел на дверях первого зала.
Танаеву казалось, что, если не отрывать взгляд от этих спиралей достаточно долго, они начинают вращаться, и тогда он слышал у себя в голове странную далекую музыку, похожую на звук арфы, которую ему довелось услышать в замке Прометея. Эти звуки не оставляли его безучастным. Они рождали в его душе какой-то неясный отклик и острое желание взять в руки чудесный меч, словно это сам меч звал его и хотел ощутить на своей рукоятке живую человеческую ладонь.
— Сколько же лет ты лежишь здесь в одиночестве и ожидании? Сколько лет мечтаешь о новом хозяине?
Ответа не было, да он ему и не требовался. Танаев уже знал, что сделает все, от него зависящее, чтобы взять этот меч в свою руку, и не имеет значения, что случится потом.
А то, что случиться может нечто весьма опасное, он почувствовал, взглянув на вытянутые и обращенные вперед концы гарды, заканчивавшиеся раструбами непонятного назначения. Они не были украшением меча. Их вид противоречил первоначальному замыслу художника, ковавшего этот меч в неземном пламени…
Медленно, словно во сне, Танаев протянул руку к мечу и вздрогнул, коснувшись стеклянной преграды, о которой забыл, всматриваясь в зачаровывающий облик меча.
Это было не стекло. Совсем не стекло отделяло его от желанного предмета.
Когда рукоятка короткого меча Танаева ударила в поверхность саркофага, та отозвалась звонким певучим гонгом, словно была выкована из первоклассной стали. И, разумеется, ни одной трещинки не появилось на ней даже после того, как Танаев со всего размаха рубанул ставший вдруг ненавистным ему саркофаг.
«Грубой силой его не возьмешь, надо искать способ, с помощью которого прежние хозяева добирались до содержимого саркофага. Прежде всего поищем запор или устройство, которое его заменяет».
Для этого Глебу пришлось очистить весь саркофаг, который теперь он предпочитал называть ларцом.
Меч стал лучше виден. Он покоился на двух подпорках, слегка приподнимавших его над дном ларца, и порой казалось, что никаких подпорок там нет, а меч просто свободно висит в пространстве, презрев законы притяжения.
Но ничего, кроме улучшившегося обзора желанного предмета, добиться Танаеву не удалось. Днище ларца оказалось вплавленным в поверхность камня, служившего ему постаментом, и никаких трещинок, швов или намеков на заклепки на ларце не было.
Может быть, запирающий механизм скрыт в самом постаменте? Чтобы добраться до него, Танаеву пришлось перевернуть очередную груду обломков, и все напрасно. Поверхность каменного параллелепипеда выглядела идеально гладкой, даже надписи никакой не было.
Отчаявшись и окончательно вымотавшись от напряженной работы, Танаев присел в двух шагах от ларца, с тоской глядя на волшебный меч и осознав наконец всю тщетность своих усилий. Воистину «близок локоть — да не укусишь!». В древних пословицах и поговорках всегда скрыто много мудрости, а иногда в них таится незаметный с первого взгляда, но очень важный смысл.
Существовали люди, которые могли укусить свой локоть. Их называли йогами. С помощью специальных тренировок они делали свое тело гибким, а мозг способным к полному очищению и растворению в нирване мира. Они умели разговаривать с деревьями и камнями. Все предметы были для них живыми, поскольку они считали, что все на свете объединено великим космосом и является его продолжением… Они были способны уловить и понять эту связь. Танаев чувствовал, что где-то здесь, внутри этой мудрости, таился ответ на то, как решить вставшую перед ним проблему…
Прикрыв глаза и слегка расслабившись, не уходя полностью в ментал, он прошептал, не размыкая губ: «Иди ко мне!» — и меч слегка шевельнулся. Глеб знал это, хотя и не видел самого меча, вернее, видел его не глазами, а своим мысленным взором.
— Иди ко мне! Ты ведь хочешь обрести хозяина! А мне ты нужен для праведного дела. Я никогда не обагрю твое лезвие кровью невинного — обещаю! — Глеб вложил в эти слова всю свою ментальную силу, и меч шевельнулся вновь. На этот раз он приподнялся и слегка развернулся в сторону Танаева, словно желал получше рассмотреть дерзнувшего обратиться к нему человека.
— Иди ко мне! — властно приказал Танаев, вложив в этот мысленный приказ всю свою незаурядную волю. Меч дернулся и ударился о поверхность ларпа-Раздался звон, и по прозрачной преграде пробежали трещины.
— Не делай этого, — послышался шепот еще не проявившегося в реальности виртуального кота, — это слишком опасно! Этот меч принадлежал когда-то самому Зевсу, и у него есть страж. Мне бы не хотелось потерять своего должника до того, как ты полностью расплатишься со мной! И даже если тебе удастся победить стража, владение этим мечом само по себе смертельно опасно!
— Исчезни! Не мешай мне! — рявкнул Танаев на кота, и шепот Йоркширца немедленно растворился в сгустившемся в плотный комок пространстве.
Что-то происходило. Что-то очень опасное рождалось в глубине этого пространственного кокона. А меч между тем, раскачиваясь внутри своего саркофага, как на качелях, наносил по его поверхности все новые удары. Трещин становилось больше, и постепенно они углублялись, покрывая уже всю поверхность ларца.
Вскоре неизбежно должен был последовать завершающий удар, который сметет преграду, столько лет державшую меч в заточении.
Однако прежде, чем это произошло, Танаев увидел, как пол в десяти шагах от него разверзся, образовав многометровую дыру, из которой наружу метнулись языки багрового пламени. Пахнуло жаром, от которого затрещали волосы на голове и задымилась одежда. От сжавшего сердце ледяного ужаса, волной хлестнувшего из огненной ямы, хотелось закричать и броситься бежать отсюда без оглядки. Но Танаев не сдвинулся с места и через несколько мгновений увидел, как в образовавшийся провал откуда-то снизу, из самого центра огненного ада, просунулась чудовищная морда пса.
Сначала одна, и сразу же за ней последовала вторая и третья. Зверь приподнялся, и теперь можно было увидеть, что все три морды соединялись с туловищем короткими толстыми шеями.
Размерами монстр был раза в два больше слона, но пока что над поверхностью дыры была видна лишь верхняя треть этого чудовища. Лапы скрывались внутри огненной дыры. Но этих трех морд было достаточно, чтобы Танаев прошептал побелевшими губами имя чудовищного пса: Цербер, страж ворот древнего ада. Бессмертный пес, убить которого невозможно… Так вот кто был хранителем меча, вот о ком пытался предупредить его Йоркширец.
Несколько раз лапы, вооруженные кривыми когтями, показывались над краем огненной пропасти, скрывавшей туловище, и, опираясь на ее край, пытались приподнять тело Цербера. Но каждый раз края отверстия, не выдержав чудовищного веса, обламывались, и тогда над поверхностью пола оставались лишь три оскаленные морды, все шесть глаз которых, обведя зал, сфокусировались наконец на Танаеве.
— Что ты здесь делаешь, смертный?! — голос пса был подобен грому, от которого с потолка посыпались каменные глыбы. Членораздельная речь давалась Церберу с трудом и прорывалась сквозь хрипы и завывания.
Но уже сам факт, что Цербер мог говорить и, следовательно, понимал человеческую речь, дал Танаеву проблеск надежды.
С трудом преодолев спазму, сковавшую горло, Танаеву удалось выдавить из себя пару коротких фраз:
— Я пришел за оружием! За силой, способной остановить Аристарха! — На секунду Танаеву показалось, что во всех шести глазах пса, размером с боль-шую тарелку каждый, на секунду промелькнул неожиданный интерес.
— Кто такой Аристарх?
— Новый хозяин тьмы и повелитель нечисти, подчинивший себе сотни миров. Ты ведь не служишь ему?
— Я никому не служу. Мой хозяин покинул меня тысячи лет назад, но и сегодня я выполняю его последний приказ. Этот меч останется на своем месте до тех пор, пока не появится человек… — неожиданно пес умолк и с заметным удивлением уставился на ларец, который весь сотрясался от яростных ударов рвавшегося на свободу меча.
— Продолжай! — попросил Танаев. — Что же ты замолчал?
Преодолевая непонятное внутреннее сопротивление, пес явно против собственного желания закончил фразу:
— Пока не появится смертный, способный заставить меч разрушить ларец, и затем сумеет удержать священное оружие в своих руках!
— Ну, так считай, что этот человек появился!
— Я не вижу в твоих руках меча Зевса!
— Сейчас увидишь! — пообещал Танаев и еще раз напряг всю свою волю, посылая призыв мечу. От завершающего удара меча, последовавшего за его призывом, ларец треснул и рассыпался на тысячи осколков, а секунду спустя правой руки навигатора коснулась невесомая рукоятка, которая на глазах уменьшалась и изменяла форму, приспосабливаясь к размерам ладони своего нового хозяина.
Затем меч сам собой развернулся, направив светящееся острие и оба раструба гарды на хранителя адских ворот.
— Теперь ты можешь убить меня, — совершенно
спокойно, даже с какой-то непонятной радостью произнес Цербер.
— Но ведь ты бессмертен!
— Только не для этого меча!
— Я не собираюсь тебя убивать!
— Тебе придется. Иначе ты не сможешь покинуть этот зал смерти, в котором покоятся останки тысяч искателей власти и богатства. Они шли сюда, ведомые алчностью, и остались здесь навсегда, а их души и по сей день стонут за моей спиной, мечтая вернуться в верхний мир.
Танаев опустил меч, направив раструбы гарды и острие лезвия в пол у своих ног, а затем решительно повторил:
— Я не стану тебя убивать!
— Тогда мне придется убить тебя! — Рыканья и завывания прекратились, пес перешел на ментальный диапазон, разобравшись в том, что Танаеву понятен мысленный язык. В ментале его голос звучал едва слышно и походил на легкий шелест ветерка. Было заметно, что мысленная речь стоит Церберу немалых усилий.
— Но ведь можно договориться! Мне кажется, что в последнем приказе твоего хозяина речь шла именно обо мне!
— Возможно. Только в этом приказе ничего не было сказано о том, что мне с тобой делать после того, как меч окажется в твоих руках.
— Вероятно, ты должен решить это сам!
Танаев чувствовал, что эта странная отрывочная беседа, больше похожая на торг, в котором на кону стояла его жизнь, помогает тем не менее избавиться от ледяного ужаса, сковавшего его после появления чудовищного пса. И еще — во время этого странного диалога Танаев ощущал непонятное тепло, исходившее от меча, и силу, идущую через рукоятку в его руку, заставляя ее приподняться. Меч не хотел больше ждать, он жаждал действия и пытался навязать СВОЮ волю новому хозяину.
— Ну уж нет! Это у тебя не получится! — стиснув зубы, прошептал Глеб и вновь обратился к Церберу: — Пропусти меня! Ведь были же смертные, проходившие через врата, которые ты стережешь! — Он старался вложить в свои слова убежденность, кото-рой не испытывал.
— Им удавалось это с помощью хитрости и обмана.
— Значит, ты не пропускаешь меня только потому, что я не хочу тебя обманывать? Или потому, что не собираюсь тебя убивать?
Этот простой вопрос заставил Цербера надолго задуматься. Две его головы повернулись к центральной и, казалось, что-то шептали ей в оба уха.
Чем дольше Танаев общался с Цербером, тем менее ужасным тот ему казался. Глеб с трудом сдержал улыбку, представив на минуту, как выглядел этот пес, когда Геракл приволок его во двор своего царя.
Мысли Танаева, завершив круг, вновь вернулись к чудовищу, преградившему ему путь домой, и к мечу, который, если верить самому Церберу, мог уничтожить стоявшего перед ним стража. Так почему же Даже мысль о таком на первый взгляд очевидном решении проблемы вызывала в нем волну протеста?
У древних богов была серьезная причина, заставившая их создать этого пса. Возможно, именно благодаря ему Земля на протяжении долгих тысячелетий была избавлена от вторжения адских чудовищ. Не мог смертный вмешиваться в решения древних богов, не имел на это никакого морального права, несмотря на то что сами эти боги давно исчезли из земного пантеона, остался разве что Прометей…
— Что мне делать, Пром? — спросил Глеб в мен-тале, почти не надеясь получить ответ. Но ответ пришел:
— Иди вперед. Не останавливайся и ничего не бойся. Пока в руках у тебя этот меч, Цербер не сможет причинить тебе никакого вреда.